— Зачем ты это делаешь? — спросила я.
— Машины должны знать, что здесь живут люди, — ответил он.
Я стала помогать ему дежурить у окна: полночи — он, полночи — я.
Грохот шоссе усиливался, машины множились, размножались.
Наш ребенок тоже боялся машин.
Объявили продажу дома, но покупателей не нашлось.
Машины размножались, грохот усиливался, шоссе расширялось, вплотную подошло к окнам.
Муж отменил ночные дежурства.
— Это бесполезно, — сказал он. — Нужно их полюбить, и тогда все устроится.
Вечерами, когда солнце бросало прощальные лучи в наши грязные окна, он вынуждал нас опускаться на колени лицом к шоссе и повторять:
— Мы вас любим… мы любим вас…
Февральской ночью в наш домик врезался самосвал, они погибли, а я выжила.
Собственно говоря, они не погибли, а только видоизменились, снова став облаками.
Весело резвятся они в голубом небе, то совсем близко опускаясь ко мне, то улетая, исчезая…
А сегодня я наконец-то завершила свой многолетний труд, свою «Песнь о машинах»…
Петь в любом темпе.
Кармен-сюита
С. Беринскому
Посмотрев фильм-балет «Кармен-сюита» (постановка кубинского балетмейстера Алонсо, музыка Бизе — Щедрина), сцепщик вагонов станции Дебальцево Виктор Дудкин решил познакомиться с Майей Плисецкой.
Какими должны быть манеры, одежда, речь — проблем и вопросов перед поездкой в столицу было немало.
Дудкин волновался.
В поезде так часто ходил курить, что проводница сказала:
— Ходит и ходит, бенера.
В Москве было сыро, холодно, срывался снег, Плисецкой нигде не было, к вечеру Дудкин совсем позеленел, ночь провел на вокзале, а утром уехал домой.
Жизнь пошла прежняя, обычная: вагоны, рельсы, стрелки, автосцепки, рукава, колеса, башмаки, но Плисецкая не забывалась.
Как-то ночью, вися на подножке осаживаемого вагона, Дудкин задумался о ней, зазевался и сбил вагоном деповские ворота. Сварили и повесили новые ворота — он и новые сбил.
Нужно было уходить с железной дороги.
Дудкин рассчитался и уехал в Москву — теперь уже навсегда.
В поезде он случайно разговорился с пожилым человеком по имени Арнольд Вятич.
— Плисецкая? — усмехнулся Арнольд Вятич. — Зачем она тебе? Ты лучше сходи на ВДНХ, посмотри наши достижения и возвращайся домой — так будет лучше.
Но Виктор смотрел в окно и думал о своем.
С помощью Арнольда Вятича он устроился дворником, получил лимитную прописку и служебную комнату.
Плисецкая была в Японии.
Стояла осень, желтые листья медленно кружились в прохладном северном небе, сливаясь с золотом маковок и крестов.
После работы Дудкин шел гулять.
«Падает снег, — напевал он, — ты не придешь сегодня вечером. Падает снег… я умираю…»
Снег действительно все чаще и чаще выпадал — надвигалась зима. Здесь она начиналась значительно раньше, чем там, дома, в Дебальцеве.
После ноябрьских праздников ЖЭК возглавил новый начальник — майор в отставке Петр Степанович Стучик.
Новый начальник круто развернул жэковскую жизнь в сторону дегазации, ракетно-ядерных инсценировок, родственных чувств к далекой партии МПЛА и любви к известному поэту-горцу, которого Стучик почему-то именовал Ганзапом.
Умер Арнольд Вятич.
Из Японии Плисецкая уехала в Италию.
Зима выдалась капризная: то страшные морозы, то неожиданные оттепели, то бесконечные снегопады.
Дудкин был переброшен на участок, где жили иностранные специалисты, — убирать снег и скалывать лед там приходилось особо тщательно.
К вечеру от лопаты и лома дрожали руки и ноги.
В январе Дудкин простудился, но температуры не было.
Больничный не дали.
Простуда тянулась весь январь, а в феврале он заметил, что стал хуже видеть, слышать и произносить слова, к тому же на животе стал расти какой-то коричневый гребень.
— Ничего страшного, — ответили в поликлинике.
По дороге из поликлиники его забрали в вытрезвитель, где ночью он был избит каким-то пьяным.
Он стал еще хуже видеть и слышать и уже совершенно не мог на жэковских политзанятиях произнести слово «МПЛА» или слово «Зимбабве».
— Что-то ты, брат, совсем запаршивел, — говорил ему начальник ЖЭКа Петр Степанович Стучик.
Гребень на животе рос, выпирался под бушлатом.
— Скоро наш Дудкин рожать будет! — смеялись дворничихи.
В конце февраля его из ЖЭКа уволили, но еще весь март использовали для вывозки льда и снега.
А в конце марта вместе с последними глыбами льда и снега его вывезли за город, больше его никто не видел.
Чемоданчик
Серым ноябрьским вечером слесарь службы сжиженного газа Николай Могильный вышел из автобуса «Драмтеатр — Известковый» и пошел домой.
При нем было шестьдесят рублей получки, бутылка вина и кусок колбасы.
Он шел и думал: сейчас приду домой, растоплю печь, нагрею воды, искупаюсь, простирну белье, поужинаю и лягу спать, а завтра утром позавтракаю и поеду на демонстрацию, а после демонстрации, если ничего непредвиденного не случится, приеду домой, пообедаю, посмотрю телевизор и лягу спать.
Он оглянулся и увидел, что за ним идут поселковые хулиганы.
Он пошел быстрее — они тоже.
Он побежал — они побежали.
Тогда он сдернул с головы свою зеленую шляпу и еще более припустил. Он уже подбегал к своей калитке, как вдруг его слесарный чемоданчик распахнулся и на землю с грохотом посыпался инструмент.
Наверное, нужно было продолжать бежать, но Николай остановился, замешкался и был настигнут, избит и ограблен.
Когда все кончилось, он собрал инструмент, приполз в землянку, заполз на диван и натянул на голову одеяло.
Лежал, стонал, уснул…
Проснулся, посмотрел в мутное зеркало, выключил свет и снова лег.
В землянке было сыро и холодно, за кривым окошком дрожала голая вишня и были видны далекие, дрожащие, предпраздничные городские огни…
— С наступающим праздником, чемоданчик, — сказал Николай, обращаясь во тьму. — Молодец, удружил, спасибо… то тебя не откроешь, то ты сам открываешься… Зачем открылся? Нашел где открываться! Ты здесь пять лет живешь, а я, слава богу, сорок пять, и я, наверное, получше тебя знаю наш Известковый! Тут всегда известь висела, тут никогда не знаешь, когда, за что и от кого получишь! Не так сказал — по мусалам, не так посмотрел — по мусалам, молчишь — по мусалам…
Открылся он! А я бы убежал! А где вино, колбаса, деньги? А как я завтра с такой рожей на демонстрацию пойду? А мне нельзя не пойти, я флаг записан нести, и у меня есть прогул в октябре и свежая жалоба от абонента, которому я плохо устранил утечку газа!
Надо же думать немного! Нашел где открываться! Тут разговор короткий: открылся — получи!
Молчишь, фибровый? Что тебе нужно? То тебя не откроешь, то ты сам открываешься! На отдых захотел? Рано — мне тебя на десять лет выдали! А может, тебе надоело быть чемоданчиком слесаря жидкого газа? А что тебе хочется? Может, тебе хочется быть чемоданчиком техника жидкого газа? Инженера? Управляющего? А на свалку тебе не хочется — к дохлым собакам и кошкам?
Молчишь? Может, я к тебе плохо отношусь? А ты видел, как по утрам избивает свой чемоданчик Вашура? А в лучшем ли положении чемоданчик Жижомы? А где они были, что они видели? Нигде и ничего! А ты со мной в Горловке побывал, и в Дебальцеве! Не каждый чемоданчик бывал в других городах. Ты со мной и в пансионате жидкого газа отдыхал! Не каждый чемоданчик отдыхал в пансионате!
Молчишь? Стыдно? А может, тебе надоело быть чемоданчиком Могильного? Может, тебе скучно с Могильным? Может, тебе хочется разгульной жизни? Может, тебе хочется быть чемоданчиком Вашуры или Жижомы? Так иди к ним! Иди — я не держу! Иди к Вашуре, иди к Жижоме! Иди, вымогай с ними деньги у абонентов, пей, гуляй, веселись, но учти — наступит похмельное утро, и ребра твои затрещат!
Может, и мне тебя бить по утрам? Зачем открылся? Дать тебе сейчас?
Молчишь? А может, ты презираешь меня? Может, и ты считаешь меня гнидой и недоноском, которого можно гонять по улицам, бить и грабить?
Молчишь? А может, ты тоже боишься? Может, ты тоже дрожишь? Так ты скажи — вместе будем дрожать и как-нибудь додрожим остаток своей недоносной жизни…
А может, нам уехать отсюда? Может, нам продать нашу землянку и уехать куда-нибудь, где нас еще не знают? Может, нам переехать с тобой в поселок Шлаковый или Кирпичный? Может, там у нас будет другая жизнь?
А может, ты нуждаешься в дамской сумочке? Так ты скажи, и я тебе ее куплю! Займу у Жижомы или Вашуры — и куплю! Какую скажешь — такую и куплю! Я видел в уцененном приличные дамские сумочки — вот и сходим туда!
Молчишь? Или ты хочешь, чтобы я завтра вечером вышел на улицу Резервуарную с ножом? Но что это изменит, чемоданчик? Разве от этого наш Известковый станет лучше?
Молчишь? Презираешь?
…В землянке было сыро и холодно, за кривым окошком дрожала голая вишня и были видны дрожащие предпраздничные городские огни…
Николай натянул одеяло на голову и закрыл глаза…
Что делать?
Да, скоро все кончится: и диван, и газеты, и телевизор, и часы, и телефон, и потолок, и стены, и окно… Ничего не попишешь — пора. Закон отрицания отрицания, закон перехода количества в качество…
Свезут на кладбище, где завод и свинарник, — и все, конец.
А все друзья, жена, родственники — на старом кладбище, где благородство вековой зелени, мрамора, тишины…
Не успел на старое, опоздал…
Конечно, там еще хоронят, но кто походатайствует за одинокого старика?
Ни особых заслуг, ни блата…
Придется тащиться на новое…
Телефона там, конечно, нет… в гости никто не придет…
Дым завода и рев голодных свиней…
И этот Иисус, если он существует, вряд ли туда придет… не захочет тащиться…
Все встанут, а мы будем заседать в каком-нибудь могилкоме… Пусть себе заседают, скажет он, не буду отрывать их от важных дел.
А вдруг он придет и спросит с усмешкой: ну, как вы тут заседаете? По какому принципу определяете праведных и грешных? Как тут у вас относительно законов отрицания отрицания, перехода количества в качество, борьбы и единства противоположностей?
Может, отказаться от всех этих законов?
Может, еще не поздно?
Но что в них плохого, несправедливого?
А вдруг ему эти законы не нравятся? А вдруг он спросит: зачем не отрекся от того, в чем сам ничего не смыслил да еще и другим навязывал?
Да я и не навязывал их никому… Только однажды в споре с Пашпадуровым на философские темы и прибегнул к помощи этих законов и выиграл спор…
А вдруг он спросит: зачем же было отрекаться уже в конце?
А вдруг его нет?
А вдруг он есть?
Нет доказательств, что он есть, но и доказательств, что его нет, тоже нет…
Потолок…
Мухи…
Что делать?
Из телеграфной переписки Казановы
Выездом задерживаюсь обстоятельствам, целую, твой Казанова.
Уточните срок реализации. Казанова.
Только закрытых помещениях. Казанова.
Квартальный план нереален. Прошу корректировки. Казанова.
Поездка Дебальцево откладывается связи поездкой Нарьян-Мар. Казанова.
Решайте сами на месте. Казанова.
Ни за что! Казанова.
Тогда все трое. Казанова.
Прошу рассмотреть вопрос оплаты северных надбавок и коэффициента. Казанова.
Не морочьте голову! Казанова.
По скользящему графику. Казанова.
Ни в какие контакты Угрехелидзе не вступаю. Казанова.
Высылайте товарняком. Оборудуйте вагоны нагревом продуванием. Казанова.
Претензии отклоняю. Обращайтесь райсобес. Казанова.
Замените армейской смазкой. Казанова.
Поездка Дебальцево откладывается неопределенный срок. Казанова.
Это не моя функция. Казанова.
Уточните норматив. Казанова.
Только наличными. Казанова.
Понял. Казанова.
За откорм молодняка отвечаете головой. Казанова.
Симинькове слышу впервые. Казанова.
Отходы спрессовывайте. Казанова.
Не понимаю смысла командировки Азербайджан. Используйте Угрехелидзе. Казанова.
Понял. Будем действовать через райком. Казанова.
Угрехелидзе больнице тяжелом состоянии. Казанова.
Я предупреждал! Казанова.
Гарантируйте оплату суточных. Казанова.
Группу из республик Прибалтики встретил. Казанова.
Арматура не выдерживает. Жду экспертов документацией. Казанова.
Не понял. Казанова.
Иск объединения «Большевичка» отклоняю. Казанова.
Отчетность выслал. Казанова.
Продувайте вагоны. Казанова.
О каких приписках говорите? Прошу разъяснить. Казанова.
Условия проживания питания Козельска не соответствуют моему статусу. Казанова.
Степень износа выше нормы. Продувайте вагоны. Казанова.
При чем здесь племсовхоз? Это аморально. Казанова.
Симиньков мне не конкурент. Казанова.
Показухе не участвую. Казанова.
Санитарная служба проявляет преступную халатность. Усильте контроль. Казанова.
Это исключено. Казанова.
Субботник не вышел состоянию здоровья. Казанова.
Категорически возражаю против назначения Угрехелидзе курортную зону. Вспомните Азербайджан. Казанова.
Повторный выезд Иваново отклоняю. Я не поденщик. Казанова.
Кровотечение остановить не удалось. Угрехелидзе под следствием. Казанова.
Контингент из Нарьян-Мара не соответствует ГОСТу. Работа теряет всякий смысл. Угрехелидзе еще под следствием. Взятие его поруки не поддерживаю. Казанова.
Квартальную премию прошу перечислить фонд здравоохранения. Казанова.
Партия товаров прибыла слипшейся. Продувайте вагоны! Казанова.
Господину Генеральному секретарю ООН Пересу де Куэльяру. Прошу срочно созвать Совет Безопасности для рассмотрения вопроса моей миссии под флагом ООН на Ближнем Востоке и Никарагуа. Казанова.
Хорошо. Казанова.
Да. Казанова.
Нет, не могу. Казанова.
Не морочьте голову! Казанова.
Готов встретиться представителями Камеруна и Шри-Ланки. Казанова.
По вопросу переброски поворота рек обращайтесь Симинькову. Казанова.
Общество «Память»? Не знаю. Казанова.
Я уже сказал. Казанова.
Нет. Казанова.
Но при чем здесь я? Казанова.
Готов принять участие подготовке женской сборной. Казанова.
Категорически возражаю против назначения Угрехелидзе Трускавец. Вспомните Азербайджан и курорты Крыма. Казанова.
Партию контингента из Нечерноземья отклонил. Это по линии ВЛКСМ. Впредь не присылайте. Казанова.
Бесконечные комиссии сбивают ритма. План угрозой срыва. Казанова.
Стимуляторах не нуждаюсь. Казанова.
По вопросам опыления обращайтесь Агропром. Казанова.
Загазованность и пестициды резко снижают качество работы. Казанова.
Если вы так настаиваете. Казанова.
Противогаз получил. Казанова.
При чем здесь овощехранилища? Используйте Симинькова. Казанова.
Продувайте вагоны! Казанова.
Господин президент. Полностью разделяю Вашу озабоченность. Готов принять участие любом мероприятии, способствующем действительному решению проблемы. Казанова.
Партия солидола оказалась песком. Прошу разобраться. Казанова.
Баллотироваться отказываюсь. Обращайтесь Симинькову. Казанова.
Да, пестициды. Казанова.
Прошу дать мне плановый отпуск. Казанова.
Хорошо. Казанова.
Но не далее октября! Казанова.
Повышении квалификации не нуждаюсь. Предпочитаю традиционную методику. Приглашайте Симинькова и Угрехелидзе. Казанова.
Не понял. Казанова.
Продувайте вагоны! Казанова.
КТУ? Прошу разъяснить. Казанова.
Группу стажеров из Азербайджана принять не могу связи несовместимостью методов и цели. Казанова.
Готов принять представительницу дзен-буддистов города Воронежа. Казанова.
Отчетность выслал. Казанова.
Сто пятьдесят процентов. Казанова.
Нет. Казанова.
Перегрев. Казанова.
Квартальную премию прошу перечислить фонд пострадавшим от Симинькова и Угрехелидзе. Казанова.
УВД. Прошу разобраться фактом задержания двумя пьяными сотрудниками при исполнении мной служебных обязанностей. Казанова.
Но при чем здесь пятый пункт? Казанова.
Хорошо. Казанова.
Да. Казанова.
Но я выслал! Казанова.
Прошу оформить путевку скидкой пансионат «Петушки». Казанова.
Но я отдыхе! Казанова.
Если вы так настаиваете. Казанова.
Предложение выхода пенсию не принимаю. Симиньков — авантюрист. Проверьте диплом высшем образовании. Продувайте вагоны. Спрессовывайте отходы. Это вопрос себестоимости. Казанова.
Травму все же считаю производственной, поскольку работал счет плана. ВТЭК разберется. Медицинское свидетельство прилагаю. Казанова.
Назначение должность Симинькова и Угрехелидзе сводит на нет все мои усилия. Последствия непредсказуемы. Особенно пострадает молодняк из Нечерноземья. Казанова.
Не прикрывайтесь перестройкой. Казанова.
Газету «Правда». Копия — Федерико Феллини. Как ветеран труда и борец за чистоту идеи, считаю своим долгом заявить, что Угрехелидзе несет ответственность за человеческие жертвы в Азербайджане, Крыму, Трускавце, а Симиньков довел Нечерноземье до критического состояния. Их выдвижение нанесет непоправимый ущерб экологии континента. Перестройку нужно делать чистыми руками. Казанова.