Так вот, о лицах. У Вадима черты правильнее, а голубые (насколько можно понять в сумерках) глаза широко раскрыты, словно он все время чего-то от тебя требует. Андроидное личико. У Лёхи физиономия посложнее: прищур, упрямо и насмешливо выдвинутая нижняя губа, нос чуть вздернут, но простоватости это Алексею ничуть не придает. Да, такому индивиду прикинуться роботом, я думаю, куда труднее.
И характеры у них, наверное, несхожие. Мягко говоря…
— Так, девушка! — сказал Алексей. — По-моему, ты уже второй глоток пьешь. Володе передай…
— А надо ли?.. — усомнился я. — Вызовут на работу — я поддатый…
На меня посмотрели — каждый по-своему.
— Вот! — воскликнул Вадим. — Первый порядочный человек прибыл!
— А ты? — с интересом осведомился Лёха.
— Н-ну… — замялся тот. — И я тоже… — Вдруг разгорячился, возвысил голос: — Честно надо деньги зарабатывать! Честно!.. Неважно, чем занимаешься, главное — душу вкладывать!..
Такое впечатление, что спор на эту тему они вели постоянно.
— Вложи душу, а то сами вынут… — изрек Алексей. — Когда на жулика работаешь, тоже вкладывать?
— Почему на жулика?
— А Обмылок тебе кто?
— А вот это меня не касается! — вспылил Вадим. — Скажем, шеф у тебя взяточник — ты что, за него в ответе?
— Смотря по обстоятельствам, — резонно заметил Алексей. — Если ни о чем не знал, то нет. А ты все знал с самого начала. Мало того, согласился участвовать в обмане…
— Это кого я обманываю?
— Лохматых, — невозмутимо отозвался Лёха. — По предварительному сговору разводишь кузенов по разуму, выдаешь себя за то, чем на самом деле не являешься. И ладно бы еще лицензионного корчил! Ты подделка подделки, Вадик! Контрафакт контрафакта…
— Ну, я долго ее держать буду? — очень вовремя вмешалась Лера. — Сейчас ведь еще отхлебну!
Спор прервался.
— Дай сюда, — буркнул Вадим и забрал фляжку. — Как там недвижимость? — хмуро спросил он. — Дешевеет? Дорожает?
— По-моему, дорожает, — не слишком уверенно ответил я.
— А инфляция как?
— По-моему, растет…
— И ведь не прикидывается Володечка, — чуть ли не с гордостью сообщила Валерия. — В самом деле такой…
Зеленоглазый Лёха смотрел на меня — и любовался.
— Истинный россиянин, — с удовольствием выговорил он. — Вот на ком государство держится… Кстати, держится еще?
— Держится, — сказал я. — А вы здесь давно?
— Здесь — недавно, — как-то странно ответил Алексей, особо выделив слово «здесь». Не исключено, что он был из числа тех таинственных всезнаек, для которых главное — многозначительность. Спокоен, самоуверен, слегка насмешлив, загадочен. Спроси такого, много ли у него при себе денег, скажет: «Сейчас — немного». Вот и гадай: то ли потратился, то ли ему вот-вот долг принесут.
А я-то думал, он тут ветеран.
Послышалось слабенькое мышиное попискивание — и правая половина лица Вадима вспыхнула синим бьющимся пламенем. Это сработала заложенная за ухо спичка. Владелец немедленно ее вынул — и голубоватые отсветы затрепетали теперь сразу на трех безбровых бледных лицах.
— Ну? — Лера с вызовом повернулась к Вадиму. — Поднялся — и честно бегом на работу! За язык никто не тянул…
Тот нахмурился, закряхтел.
— Ну… не сегодня же… — проворчал он. — Можно подумать, к нам тут каждый день люди прибывают…
И сунул фляжечку Алексею.
Потом ожила Лерина спичка, потом Лёхина. Мымра молчала. Казалось, лица нынешних моих сослуживцев светятся и мелко помигивают в сумерках сами по себе, словно испорченные неоновые лампы. Удивительные люди! Я бы уже извелся, издергался, а им хоть бы хны.
— А у Володи владелица — дама, — в очередной раз заложила меня Валерия. — Сам, говорит, проверял… Зовут Мымрой.
Лёха закудахтал. На редкость неприятный смех.
— Она что, еще и представилась?
Вадим обиделся.
— Бесполые они! — возмущенно сказал он. — И потом… как это можно проверить?
— А подходы знать надо, — поддела его Лера. — Это ты у нас валенок, а Володя куртуаазен… Как он тут меня без вас обхаживал!
— Шутит она так… — с неловкостью объяснил я.
Три спички пищали, как выводок мышат. Светились и помигивали голубовато-мертвенные лица, голубовато-мертвенные тела… Призраки мы, братцы, призраки… Потом я обратил внимание, что Лёха смотрит на меня с нескрываемым любопытством.
— Да почему же непременно огромное?.. — ни с того ни с сего вкрадчиво осведомился он, хотя я вроде ни о чем огромном слова не проронил. — Одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, по всем углам пауки. Вот и вся вечность… А почем знать, может, это и справедливо?..
Похоже, кого-то цитировал. Да-да-да, где-то я что-то подобное встречал… В любом случае, невразумительной своей фразой Алексей привел меня в смятение. Уж больно совпадала она с моим строем мыслей. Слушайте, да он опасный человек…
Собеседники наши тоже слегка опешили. Опомнились лишь миг спустя.
— Идиот!.. — искренне сказала Валерия Алексею.
— Преступление и наказание, — спокойно уточнил тот и снова повернулся ко мне. — Ругачки еще не читаешь?
— Ругачки?..
— Значит, еще нет… — кивнул он. — Как бы тебе объяснить? Приказы — это для тупых…
— Для тупых?..
— Для нас, — сухо пояснил Лёха. — Для андроидов. Приказ он и есть приказ. Тут все, сам понимаешь, упрощено до примитива, как в армии: вольно, смирно, налево, направо, кругом… А вот когда твоя Мымра бушевать начинает, то это она уже лопочет по-своему. Мысли вслух. И нам этого понимать не положено…
— Так… — с замиранием выдохнул я, предчувствуя, что услышу сейчас нечто крайне важное.
— Не положено, но можно… — с ленцой продолжал Алексей. — Поэтому, как начнет щупальцами мельтешить, не отвлекайся, попробуй подстроиться. Поначалу ни черта не понятно, а потом мало-помалу кое-что, глядишь, и вылупится… Массу интересного о себе узнаешь. О себе, о роде людском…
— А при чем здесь род людской? Мы же андроиды!
— В смысле — о тех, кто нас якобы изготовил…
— И почему обязательно ругачки? — не выдержала Валерия. — Мой, например, старикан от меня в восторге…
— Вранье! — угрюмо подвел черту Вадим. — Не слушай их, Володька! Мозги пудрят. Я сюда раньше всех прибыл — я-то знаю… На вот лучше, допей. Как раз на глоток осталось…
На этом увлекательнейшая наша беседа была прервана появлением Обмылка.
— Чо, алкаши? — укоризненно прогнусил он. — Совсем уже оборзели, да?
Удивительный у него все-таки скафандр — гладкий, словно мыльный пузырь, а ничего не отражает. Даже синие вспышки наших спичек от него не отскакивали.
— Подумаешь, сенсация!.. — недовольно пробормотал Вадим. — Повод был, новичка обмывали…
Обмылок не стал с ним разговаривать и растаял в сумерках. Делать нечего, поднялись с колкого мха.
— Ладно, пошли, — сказал Лёха. — Хорош наглеть. А то на свалку отправит.
Я счел его последнюю фразу шуткой, а вот Вадим, кажется, нет. Резко обернулся, и мне почудилось, что лицо у него испуганное.
— Слышь! — плаксиво выкрикнул он. — Пургу-то не гони! На свалку он отправит… Я свои права знаю!
* * *И остался я, братцы вы мои, один в полной растерянности посреди невразумительного серенького мирозданьица. Встреча с товарищами по несчастью должна была обрадовать меня и действительно обрадовала. Приняли радушно, да и сами по себе люди оказались приятные: умница Лёха, трудяга Вадим… Что до Леры, то она меня и раньше восхищала. Поймите, другие бы давно озверели от такой жизни, а они людьми остались. Несмотря ни на что. Ну дурачат друг друга, разыгрывают… Но это ж хорошо!
Однако вилась в душе некая червоточинка. Как всегда. Потрясающий ты человек, Володя Турухин: все бы тебе холить и лелеять какое-нибудь несчастье… А нету несчастья — так выдумаем.
Коротко говоря, опять не обошлось без разочарования, вроде того, что я испытал, очутившись впервые на Карининой даче, когда наивные мои страхи и не менее наивные надежды разбились вдребезги о кирпичную сторожку. Так и тут. Раньше в моей истории присутствовала трагическая нотка: одинокий человек, олицетворявший собою весь род людской, пытался противостоять абсурду здешнего мира. Окружающее представлялось чуть ли не кругом ада, затем, с приходом Леры, стало казаться подобием Эдема… А теперь появились сослуживцы. Трагедия исчезла, начался быт: мелкая ревность, подначки, склоки местного значения.
Кроме того, мне очень не понравилось упоминание свалки. Ни о какой свалке мы с Кариной Аркадьевной, помнится, не договаривались. Надеюсь, что это тоже местный прикол…
А вот совет Алексея меня, честно сказать, поразил. Неужели и впрямь можно проникнуть в мысли негуманоида? Правда, Вадим говорит: вранье… Может быть, и вранье. Но надо попробовать. Обязательно надо попробовать…
А вот совет Алексея меня, честно сказать, поразил. Неужели и впрямь можно проникнуть в мысли негуманоида? Правда, Вадим говорит: вранье… Может быть, и вранье. Но надо попробовать. Обязательно надо попробовать…
Глава 8. Страхи
Она меня не любит. Мало того, она меня, оказывается, боится до судорог. Пока просто командует, этого не заметно. Но потом ее пробивает — и начинается пресловутое кипение рыбьей стаи: лианы бурлят, отсверкивают тусклым серебром, шарообразность утрачивается — мечется моя Мымра и приседает, как дерево под ветром…
Сначала грешил на собственную впечатлительность: мы ведь очень сильно зависим от чужих слов. Лёха наплел, я поверил — и, глядишь, взаправду померещилось. Однако потом мало-помалу в истериках Мымры стали угадываться некие вполне конкретные образы. Когда такое произошло впервые (с седьмой или с восьмой моей попытки вникнуть), я по привычке принял эти образы за приказы. Нечеткие, невнятные, почти нечленораздельные. Но дело было даже не в нечеткости их, а в самой сути. Мне предлагалось (а может, и запрещалось) сделать что-то страшное: сжечь Мымру, например… Аж мороз пробрал — вдоль голого хребта.
И лишь потом я сообразил, что никакие это не приказы и не запреты, а просто страхи. Она меня боится. Оказывается, Володенька Турухин смертельно опасное существо!
Зачем тогда покупала? Зачем выводит из себя дурацкими своими причудами? Адреналину не хватает?
Собирался спросить у Лёхи, однако не случилось. Каждый раз когда мне выпадал досуг, зеленоглазый коллега, как нарочно, был при исполнении. И я подошел к Вадиму.
— Слушай, — сказал я ему. — У тебя с лохматым твоим отношения нормальные?
Он чуть не вздрогнул и посмотрел на меня с подозрением.
— А в чем дело?
Я растерялся. Уж больно агрессивно это прозвучало.
— Так… интересуюсь…
Секунды две Вадим проедал меня глазами, потом, видно, понял, что издевки в моем вопросе никакой не содержится, и малость расслабился.
— Н-ну… непросто… — уклончиво ответил он. — Придирчивый очень, требовательный…
— А я думал, Мымра у меня придирчивая…
— Сравнил! — Вадим высокомерно усмехнулся. — В каком-то смысле с Мымрой тебе повезло. Четкости исполнения не требует, повторять не заставляет. Отработал абы как — и гуляй…
В голосе старожила слышались покровительственные нотки.
— Знаешь, — признался я. — Пугливая она у меня какая-то.
Не понял, уставился.
— А кого ей пугаться?
— Меня.
— Тебя? — переспросил он. — А ты кто такой, чтобы им тебя пугаться? Это высший разум! Мы для них все равно что букашки… Для них Обмылок — букашка!
— Да видишь ли… — И я имел неосторожность поделиться недавними своими впечатлениями. С кем-то же надо было поделиться! Вадим глядел на меня, словно прикидывая, кто перед ним: лжец или псих? Третьего варианта, я так понимаю, было не дано.
— Ты… завязывай с этим… — выдавил он наконец. — Лёха тебе такого наврет… Мозги вспотеют!
— При чем тут Лёха? Я собственными глазами видел! То есть не глазами, а… Ну, понятно, короче! Что ж это, глюки?..
— Глюки, — уверенно подтвердил Вадим. — И чем больше будешь приглядываться, тем больше будет глюков…
Может, он и прав. Было у меня в детстве такое развлечение: уставишься на пятнышко или на сучок в доске — и рано или поздно вытаивает из него человеческое лицо, птичка, словом, что-нибудь вполне постижимое рассудком. Случалось мне встречать людей, утверждавших, будто знают, в чем смысл жизни. Жутко представить, сколько времени пришлось им точно также пялиться на окружающую действительность, пока этот смысл не возник.
— Вообще осторожнее с ним, — предупредил Вадим. — Он тебе насчет свалки не впаривал еще?
— Нет…
— Не верь. Свалка — это не для нас. Это для настоящих андроидов!
— А не перепутают?
Старожил разволновался, В широко раскрытых глазах его проглянуло беспокойство, а то и страх.
— Как перепутают? — закричал он. — Как вообще можно перепутать?
— Как-нибудь… — пробормотал я, оробев.
— Это высший разум! — несколько даже угрожающе повторил Вадим. — Как он тебе перепутает?
— Да я не про лохматых, я про Обмылка. На свалку-то, наверное, наладчик отправляет…
При упоминании имени наладчика мой собеседник скривился. Не ладили они с Обмылком.
— Хрен он меня отправит, — мрачно сказал Вадим. — Я свои права знаю…
Да, такой человек, наверное, и в аду будет знать свои права. Такого не наколешь. Восемь часов на раскаленной сковороде — и ни минутой больше.
— Ты настоящего андроида хоть раз видел? — спросил я.
— Откуда?!
— Они вообще бывают?
Вадим моргнул несколько раз подряд. Впервые на моей памяти.
— Н-ну… а как же?.. Это в нашей мути их нет, а так… Конечно, бывают! Мы ж под них косим…
Да, пожалуй, именно Вадим первый произнес при мне это слово. Муть. Так, оказывается, мои сослуживцы именовали меж собой наш сумеречный мирок.
— Короче, я тебя предупредил, — хмуро подвел он черту. — Уши с Лёхой не развешивай…
А я думал, здесь одна Лера взахлеб завирается…
— Вадик, а как на твой взгляд… Что мы тут делаем?
Он покосился на меня, как на идиота.
— Работаем.
— Я понимаю… Но делаем-то мы что?
Совсем оторопел.
— Ты что, сам не знаешь, что делаешь?
— Да знать-то знаю… Зачем?!
— Свихнуться хочешь? — грозно спросил Вадим. — Так тут это запросто! Если каждый будет спрашивать зачем, это что будет? Приказали — выполнил! Зачем… Изучают нас, понял?
— Кого нас? Мы же не андроиды, мы даже не контрафакт!
— Ну и что? Они-то этого не знают…
— А зачем андроидов изучать? Возьми инструкцию, прочти — все дела!
— Да, может, они только прикидываются, что не знают…
Так. По-моему, разговор пора прекращать. О чем свидетельствуют истово раскрытые глаза собеседника? О том, что собеседнику все в этой жизни понятно и, стало быть, не о чем толковать. Ну, подумаешь, каждая последующая фраза противоречит предыдущей… Это, братцы вы мои, чепуха. Лишь бы голос уверенно звучал…
Потом его вызвали на службу, и я, поколебавшись, последовал за ним — посмотреть, настолько ли строг его лохматый, как о нем недавно говорилось.
Муштровали Вадима долго. Знаете, по-моему, или он сачкует, или просто не слишком сообразителен. Приказы ему лохматый выдавал едва ли не по складам — я, во всяком случае, читал их с легкостью, хотя и находился в двадцати шагах от негуманоида. Между прочим, очень терпеливый и выдержанный дядечка — ни разу из себя не вышел. А за Вадима просто неловко. Велят присесть — встает, велят встать — ложится.
Не зря на него Обмылок бухтит.
* * *Я лежал на спине в предназначенной не для меня выдавлине и, откинув до предела крышку футляра, созерцал низко нависшую пухлую муть, где подобно бабочкам играли в чехарду две небольшие медузы. Думал о Мымре. Может, она действительно женщина? Мне ее жалко уже становится — до того боязлива. Но и я тоже хорош!.. Это же надо было такое отколоть: там лианы вовсю бурлят, страхи мерещатся, а мне взбрело в голову успокоить, чуть ли не по щупальцу погладить. Сделал, короче, шаг вперед. Без команды. Вмиг исчезла. Тут же появился Обмылок, отчехвостил на все корки. Оказывается, подходить ближе положенного расстояния — ни-ни! Спросил почему, услышал в ответ «по кочану» и был отправлен на нечестно заслуженный отдых. Вирусы щелкать. Надо полагать, Мымра после такого потрясения не скоро еще в себя придет…
Вскоре задремал. Я уже привык к здешнему режиму: часа четыре спишь, часа четыре бодрствуешь. А может, и не четыре, может, пять — какая разница!
Разбудил меня хорошо поставленный мужской голос, неистово и самозабвенно скандировавший:
Толпами автоматы
топают к автоматам,
сунут жетон оплаты —
вытянут сок томатный…
Ошалев, я вскинулся над бортом своего футляра и увидел Лёху. Тот простер руку и продолжал с еще большим надрывом:
Некогда думать, некогда!
В офисы, как вагонетки!
Есть только брутто, нетто —
быть человеком некогда!..
Замолчал, одарил насмешливым взглядом.
— Андрей Вознесенский, — пояснил он. — Доброе утро…
Должно быть, у него было два совершенно разных голоса: одним он говорил, другим декламировал.
— Привет… — отозвался я и выбрался из футляра.
— Мне сказали, ты меня искал.
— Искал… — Я провел ладонью по голобровому лицу и проснулся окончательно. — Короче… сделал, как ты говорил…