Я слегка тяну за колечко, прикасаясь к нему, и проверяя его, словно ребенок с новой игрушкой в рождественское утро.
— Это чертовски сексуально. Но мне любопытно, почему ты не сделала себе тату?
Она тушит бычок в пепельнице.
— Тату — это надолго. А я не люблю, чтобы что-то было на моем — или в моем — теле, от чего я не могла бы избавиться.
Я тушу свою сигарету и убираю пепельницу на прикроватную тумбочку. Потом поворачиваюсь на бок, лицом к Ди-Ди.
Она опускает руку ниже и обхватывает своими пальчиками вокруг моего члена, большим пальцем поглаживая крайнюю плоть.
— А у тебя откуда это? Я думала, всем католикам делают обрезание?
— Думаю, это Иудаизм.
Потом объясняю:
— Я родился слабым — нечего страшного, но достаточно, чтобы моя мать переживала обо всем, что могло бы доставить ненужные проблемы.
По какой-то безумной причине, мои родители решили, что через обряд обрезания я пройду, когда стану сильным, здоровым мужчиной. Я не позволю — никогда — скальпелю приблизиться к своему члену, если от этого не будет зависеть моя жизнь.
А, может, даже и тогда не позволю.
Да, на случай, если вам интересно, было несколько девчонок в старших классах, которые слегка… сомневались на счет того, как все пройдет с неподрезанным членом. Но стоило им лишь попробовать, и понять, что это работает так же, как и все остальные модели, это пользовалось большим спросом.
Она продолжает водить рукой по всей длине, пока я не становлюсь твердым и горячим в ее руке. Потом она смотрит вниз и говорит:
— Мне нравится. Он милый.
Хватаю Долорес за бедра, перекатываюсь на спину и понимаю ее над собой, так что, она оказывается сидя на мне верхом.
— Да уж, теперь у тебя официально проблемы с прилагательными. Это киски милые, но не пенисы.
Ее халат полностью распахивается, и я облизываю свой большой палец, а потом прижимаю его к ее клитору, чтобы показать ей, какой милой я считаю ее киску. Охрененно шикарной.
Ди начинает с хихиканья, но заканчивает стоном с придыханием.
— Просвети меня. Какие прилагательные подходят для такого мужественного могущественного члена?
Ее бедра повторяют движения моего пальца, который вращается по кругу.
— Могущественный — хорошее начало. Жуткий тоже подойдет. Сильный, впечатляющий — всегда выигрывают.
Я начинаю вращать пальцем сильнее. Она движется быстрее. И бормочет:
— Учту на будущее.
Потом она прикусывает губу и смотрит мне прямо в глаза.
— Люблю трахаться, когда я под кайфом.
Она поднимается выше на своих коленях.
— У меня такое чувство, что я тоже это полюблю.
* * *— Черт, это было замечательно, — восклицает Ди в подушку, куда она только что уткнулась своим лицом.
Стоя на коленях позади нее, я стягиваю презерватив номер два и падаю рядом с ней.
— Это да!
Поза раком никогда не разочаровывает.
Она поднимает голову и смотрит на часы.
— Черт. Через четыре часа мне надо вставать на работу.
Чтобы вам было ясно — это намек на то, что мне пора уходить. Это такой способ сказать Спасибо за секс. Прощай. Большинство моих девиц на одну ночь не для ночевки вместе. Только если я не уставший в конец, я предпочитаю спать в своей постели.
Я встаю и начинаю одеваться. Застегиваю штаны, но все еще без рубашки, говорю Ди:
— Я сегодня отлично провел время.
Она переворачивается на спину, даже не пытаясь скрыть свою нагую прелесть.
— Я тоже.
Мой взгляд гуляет по ее блестящей от секса коже, задерживаясь на соске с пирсингом, который молит о том, чтобы с ним поиграли еще.
— Я хочу увидеться с тобой снова.
Ди улыбается.
— Хочешь сказать, что хочешь трахнуть меня снова.
Натягиваю на себя рубашку и признаюсь:
— Малыш, это само собой, — подбираю с пола пачку сигарет и запихиваю ее в карман. — Я тебе позвоню.
Она отвечает коротким смешком и закатывает глаза. Берет шелковый халат и встает рядом со мной.
— Что? — спрашиваю я, слегка смущаясь.
Она надменно качает головой.
— Тебе не обязательно это делать. Я не та женщина, которой ты должен давать обещания, которые ты не собираешься сдержать. Было весело, давай так это и оставим. Если больше никогда тебя не услышу, это нормально.
Не такой реакции я ожидал от женщины, которую подверг множественным оргазмам за последние несколько часов. В большинстве случаев они просят проверить мой телефон, чтобы убедиться, что их номер сохранен у меня в контактах. Требуя подробностей — дату и время, когда их телефон будет звонить.
Отношение Ди — что-то новенькое. И интригующее. И определенно вызывает интерес.
Когда мы идем по ее коридору, я настаиваю:
— Это было бы ужасно… вот только, ты услышишь меня опять.
Она хлопает меня по плечу.
— Конечно. Но если для тебя это не имеет никакого значения, я тоже не собираюсь ждать, затаив дыхание.
Убираю ее руку со своего плеча и целую ее пальцы. Она смотрит на меня. А потом улыбка на ее лице сменяется… удивлением. Тоской.
— И не нужно, — подмигиваю я, — просто жди, сидя у телефона.
Потом она снова улыбается. Открывает дверь, но прежде, чем переступить порог, я наклоняюсь ближе и целую ее в щеку.
— Спокойной ночи, Ди.
Ее ладонь накрывает то место, к которому я только что прикоснулся губами. А ее медовый взгляд встречается с моим. Со слабым оттенком печали в голосе, она говорит:
— До свидания, Мэтью.
Когда она закрывает за мной дверь, я жду, когда щелкнут все замки на ее двери. Потом я иду домой, чтобы хорошенько выспаться.
ГЛАВА 5
Вечером в четверг в отеле Waldorf Astoria Университет Колумбия проводит благотворительный ужин. Как правило, я просто посылаю чек и пропускаю ужин. Но Александра — одна из организаторов, так что присутствие в обязательном порядке. Хотя воспитание Маккензи — это полный рабочий день, Александра всегда стремилась к работе и выполняла кучу всяких дел. Как и многие женщины в ее положении — сидящие дома Манхэттенские мамаши с кучей денег — ей хочется отдавать себя обществу. К тому же, мне кажется, что благотворительная деятельность помогает чувствовать ей связь с внешним миром, когда ее повседневная жизнь превратилась в черную дыру из мультиков, бус из макарон и детских праздников, которые с легкостью могли бы превратить ее исключительные мозги в кашу. Стивен говорит, что она намного сговорчивее, когда планирует какое-нибудь событие, но когда наступает непосредственно день Х, она обычно становится раздраженной. Сучкой… если хотите.
Я вас предупредил.
Я стою рядом с Дрю и Лекси, разглядывая элегантно украшенный зал, заполненный смокингами и коктейльными платьями, которые надеты на выпускниках университета Колумбия. Кажется, это будет успех — полно закуски, выпивки, повсюду разговоры и смех. Несмотря на ее спокойный вид, взгляд Александры бегает по всему залу с точностью, как у опытного снайпера, сканируя потенциальную мишень.
— Можно мне уже пойти? — спрашивает Дрю свою сестру.
— Нет, — и по тому, как она выплевывает эти слова, я понимаю, что Дрю спрашивает об этом не в первый раз. — Это вечеринка — ешь, пей, тусуйся.
Дрю скалится.
— Ты точно давно не была на вечеринке. Это не она. Это так, всего лишь повод для старых теток выгулять свои расшитые бисером платья и померяться каратами в своих брильянтовых кольцах. — Он делает глоток вина. — Хотя вино — превосходное. Хороший выбор.
Лекси отпивает из своего бокала.
— Вино развязывает языки… и кошельки.
— А текила сбрасывает одежду, — говорю я, водя туда-сюда бровями.
И тут же к нам подходит ну очень большая женщина с черным «улеем» на голове и боевым раскрасом на лице, в зеленом, как бильярдное сукно, платье.
Еле слышно Дрю отпускает колкости:
— Будем надеяться, что текила здесь надежно запрятана.
— Александра, дорогуша, — кудахчет она. — Ты превзошла сама себя! Об этом вечере еще не скоро забудут!
Лекси скромно прижимает ладонь к белому платью у себя на груди.
— Вы слишком добры, Миссис Синклэр.
Синклэр. Я знаю это имя. Она старая наследница — ее дед сколотил состояние на стали во время бума строительства в начале века. А ее племянник, ее прямой наследник, убогий директоришка, сидящий на кокаине. Вот вам урок: Деньги не могут дать вам статус, но они могут принести вам кучу бед.
Александра переводит внимание Миссис Синклэр на меня.
— Вы знакомы с нашим дорогим другом Мэтью Фишером?
Общество Нью-Йорка сильно походит на банду — если ты нам не друг, или не являешься частью нашего дела, они не хотят иметь с тобой ничего общего.
— Ах, да, — говорит она. — Ты мальчик Эстель.
Я почтительно киваю.
Я почтительно киваю.
— Приятно познакомиться с Вами, Миссис Синклэр.
Александра продолжает:
— А с моим братом, Эндрю?
Дрю, всегда джентльмен, приветствует ее с улыбкой.
— Приятно познакомиться.
Глаза Миссис Синклэр сверкают, когда она приветствует его. И она обмахивает себя своей пухлой ручонкой.
— Нет, мы не встречались… но я наслышана о вас.
— Злостные сплетни, — подмигивает Дрю, — которые оказываются правдой.
Судя по ее учащенному дыханию и румянцу на ее щеках, я бы сказал, что велика вероятность, что Миссис Синклэр сейчас грохнется в обморок. Это бы точно прибавило веселья этому вечеру. Но — она держится. Тут мимо ковыляет ее какой-то старый друг, с которым они давно не виделись, и утягивает ее за собой.
Опять оставшись одни, Дрю делает очередную попытку:
— Ну, теперь-то я могу уйти?
— Прекрати меня об этом спрашивать. Мы еще даже не сели за стол, — шипит Александра.
Дрю молчит… но он близок к тому, чтобы начать выть. И когда он снова начинает говорить, то делает это за нас обоих:
— Но я не хочу здесь находиться. Я пришел, поулыбался, выписал чек. И в отличие от некоторых, мне есть чем занять свое время.
И прежде чем ссора успевает стать слишком жаркой, кто-то в зале привлекает внимание Александры. Ее глаза расширяются, а на лице… разочарование. Она игнорирует своего брата и продолжает таращиться. Дрю и я следим за ее взглядом.
И вот, когда я вижу ее.
Практически у каждого парня есть такая женщина, из прошлого. У некоторых печальных сукиных сынов, даже не одна. Девушка, которая его использовала, разбила ему сердце, разрушила его самооценку. Говорят, первый порез — самый глубокий… и она порезала меня прямо до кости.
Шекспир писал: «Цветущее лицо — и сердце змея!» И если бы я не знал лучше, я бы поклялся, он написал это, думая о Розалин Николетте Дю Буа Каррингтон.
Мы повстречались на втором курсе Колумбийского Университета, и серьезно встречались два года. Розалин умная очаровательная опытная наездница. Ее не интересовали вечеринки братства или походы в бар. Вместо этого она предпочитала проводить свое время в интеллектуальных беседах об искусстве и путешествиях. Я думал, она была идеальной: женщина, на которой я бы женился, завел бы детей — девушка, которую бы я любил, когда она была вся в морщинах и седая, и которая любила бы меня в ответ.
Салли Дженсен могла быть первой девчонкой, в которую я влюбился, но Розалин… она была последней.
Я не видел ее с выпускного. Шесть лет. Но она выглядит в точности так же — лицо в форме сердца; классическое, но с высокими скулами, которые заставляли выглядеть ее как умудренной опытом, так и невинной; кристально-голубые глаза, экзотически-суженные; пухлые улыбающиеся губы; густые распущенные волосы; и высокое стройное тело, которое любого мужчину поставит прямо на колени. Я смотрю, как она идет через зал, с каждым ее шагом развивается ее платье цвета розовой карамели.
— Какого хрена ты ее пригласила? — спрашивает Дрю.
— Я не приглашала ее — Джулиан в составе членов правления. Я не думала, что они объявятся.
Джулиан — это муж Розалин. Он на десять лет старше и в десять раз богаче любого из нас.
— Я думал они в Европе.
— Они вернулись в город на прошлой неделе.
Когда Розалин подходит к нашему трио, Дрю и Александра встают передо мной — как телохранители. Розалин сверкает обворожительной улыбкой — той самой, с которой я так хорошо знаком.
— Александра, Дрю, так приятно вас встретить. Как давно мы не виделись?
— Не достаточно давно, — отвечает Александра, обманчиво улыбаясь.
Вот она Сучка, во всей своей красе. Для внешнего мира, Александра — утонченная леди. Но внутри нее медленно закипает свирепый человек, готовый защищать близких; который отбросит свои волосы назад, вытащит из ушей сережки и надерет задницу любому, кого она посчитает угрозой для ее любимых людей. И она питает особую ненависть к моей бывшей.
Я не знал, что Розалин меня обманывает до тех пор, пока она меня не бросила. Когда тебя посылают — это тяжело, но обнаружить, что все это время она трахалась с кем-то еще… это просто раздавило меня. В последующие дни — это был Дрю, который вытащил меня из дома, напоил меня и убедился, что я с кем-нибудь пересплю. Но Лекси — она была той, кому я плакался. Я не чувствую себя бабой от того, что признался, что я плакал — пустить несколько слез — это вполне допустимо, после того, как мне разорвали душу, а сердце порубили, как картошку.
Следуя по стопам своей сестры, Дрю говорит:
— Читал, что в Европе вспышка листерии. Кажется, ты успела ее избежать. Какая жалость.
Улыбка Розалин остается на месте, когда она игнорирует явное оскорбление.
— Да, мы насладились нашим путешествием по Европе — культурой, историей. Но Джулиан скучал по Нью-Йорку. Мы останемся здесь до весны.
По отдельности, брат с сестрой Эвансы могут метать смертельные вербальные стрелы — вы сами видели их в действии. Но вместе? Они настоящая команда, которая «опустит» профессиональных борцов.
Александра понижает голос до шепота:
— Ненавижу, что мне приходится тебе это говорить, Розалин… что ж, на самом деле… я это сделаю с удовольствием. Я слышала, у Джулиана бурный роман со своей секретаршей. — Она в задумчивости касается губ своим пальцем. — Или это была няня?
Дрю добавляет:
— А я слышал, что он трахает их обеих.
Снова, Розалин держится стойко. Я всегда думал, что ее самообладание досталось ей по наследству — символ ее искушенности и зрелости. Но глядя на нее сейчас, она просто кажется… бесчувственной. Далекой. Пассивной, аж раздражает.
Она слащаво вздыхает.
— Мужчины так любят разнообразие.
— Мне этого неизвестно, — парирует Александра.
— А мне известно, — признается Дрю. — Но, опять же, я не клялся в обратном.
Она сдержанно складывает руки на груди.
— Я смирилась с похождениями Джулиана. До тех пор, пока я та женщина, к которой он всегда возвращается, это не проблема.
Дрю всегда раздражало, что он не мог вызвать у Розалин реакцию, не важно, как бы груб он ни был. Ему доставляет нездоровое удовольствие доводить людей до грани срыва. Вот почему он копает глубже и говорит:
— Пока он не поймет, что этот ледник, который ты называешь вагиной, просто больше не стоит той платы за вход. Это вот может стать проблемой.
Розалин тихонько усмехается:
— Ты всегда был особенно красноречив, Дрю.
И пошел второй раунд для Степфордской Жены.
— Было приятно повидаться вами обоими. Надеюсь, вы меня извините.
Вот так вот просто, она их отшила. Розалин обходит Александру и Дрю. И подходит ко мне.
Я провожу рукой по волосам и поворачиваюсь лицом к женщине, которая разбила мне сердце. Она смотрит на меня по-доброму, с сочувствием, как медсестра относилась бы к больному, который лечился бы от смертельной болезни.
— Здравствуй, Мэтью.
Я решительно настроен, чтобы показать ей, что я оправился от тех потрясений.
— Розалин.
— Выглядишь замечательно.
— Спасибо, — холодно отвечаю я. — А ты… нисколько не изменилась.
Как-то странно разговаривать с ней снова, даже после всех этих лет. Нет больше ни влечения, ни ненависти, ни одной эмоции вообще. Немного сожаления — часть меня хочет, чтобы я мог повернуть время вспять и выбить все дерьмо из себя молодого, за то, что был таким глупцом. И слепцом. Но это касается меня. А что до Розалин? Она просто та, с кем я когда-то был знаком… и кого я на самом деле никогда не знал. Даже если я на интимном уровне знаком с каждой выпуклостью и впадинкой ее тела, она все равно для меня чужая.
Я прочищаю горло.
— Ну… у тебя есть сын?
Разве я забыл упомянуть об этом? Да уж — Розалин не просто изменяла мне, она еще и залетела. Я почти уверен, что это все было спланировано. Как в королевских семьях, наследник про запас?[8] Я был про запас, просто на случай, если у нее ничего не получится с Джулианом. К счастью для меня, его стрелы попали в яблочко первыми.
Она улыбается.
— Да, Конрад. — Бедный ребенок. — Сейчас он в учебном пансионе в Швейцарии.
В уме я делаю кое-какие подсчеты.
— Пансион? Разве ему не шесть лет?
— Шесть ему исполнится в следующем месяце. — Должно быть, я выглядел ошеломленным, потому что она добавляет, — Это очень важно, чтобы у него был правильный старт в жизни. Его школа ему это обеспечит.
Я киваю. Обсуждать хреновость данной философии действительно не стоит моего времени.
— Конечно, все правильно.
И я как раз собирался избавить себя от ее общества, когда подходит Джулиан Вулфи. Он выглядит пристойно, высокий, но стройный, светлые волосы, бледное лицо. Напоминает мне кого-то вроде высокопоставленного нацистского чиновника.