А потом, все еще держа ее за руку, смотрю в лицо Девочке-Салату. Маленький носик, влажные розовые губки, круглые голубые глаза смотрят на меня. Она сексуальна. Твердая четверка. В любую другую ночь, я бы уже был на ней, но сегодня… не хочу.
Потому что я хочу, чтобы на меня смотрели светло-карие глаза с золотыми крапинками. Губы, которые я хочу целовать — красные и полные, и я хочу слышать из них самые прямые и неожиданные ответы. Меня сильнее возбуждает образ Ди в моей голове, чем то, что я пережил последние пять минут с этим вариантом, ерзающим топлес на моих коленях.
— Подожди… погоди секунду. Так не пойдет, — говорю я ей.
— Что ты имеешь в виду?
Женщины всегда говорят, что они просто хотят от мужчин честности. Посмотрим, что из этого получится.
— Ты красивая, и кажешься забавной девушкой… но, я только что понял… что сейчас я запал на кое-кого другого.
Когда она спрашивает, ее шея вытягивается:
— Что-что?
— Без обид. — Она закрывает свою голую грудь руками. И теперь смотрит прямо на меня. — Если тебе станет легче, то если бы я ее не встретил первой, то точно бы занялся с тобой сексом прямо сейчас.
Она слазит с моих колен.
— Вот ты мудак!
Я понимаю, почему она так думает.
— Пошел вон из моей квартиры, придурок!
Она хватает подстаканник, что на краю стола, такой тяжелый и керамический — и запускает его мне в голову. Первый — мимо. Но второй попадает мне прямо в лопатку, когда я бросаюсь к двери.
— Ох, Боже. Я ухожу!
— Урод!
Вот вам доказательство — кто сказал, что честность — это лучшая политика — очевидно, соврал.
* * *Я паркую свой мотоцикл на тротуаре и бегу к передней двери дома Ди. Нажимаю один раз на звонок, второй, третий — на удачу. Жду пять секунд, но никто не отвечает.
Потом я делаю то, что сделал бы нормальный человек.
Я жму на звонок до тех пор, пока мой чертов палец не побелеет.
Бзззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззз…
Когда и после этого нет никакого ответа, я признаюсь, что начинаю паниковать. Я иду на тротуар, к окну Долорес, и складываю ладони вокруг рта.
— Долорес! Эй, Ди — ты не спишь?
Так как это Нью-Йорк, тут же в ответ орут соседи.
— Теперь мы все не спим, придурок!
С разных сторон кричат «заткнись», и я думаю, что одна женщина бросила в меня цветочный горшок.
Но мне хочется верить, что это была случайность.
Стараясь больше не рисковать, я закидываю голову назад и пытаюсь состроить из себя Марлона Брандо.[12]
— Стеллааааааа! Стеллллаааааааа![13]
Открывается окно Долорес. Охренеть, наконец-то.
— Мэтью? — удивленно кричит она вниз.
Я цепляюсь пальцами за петли на поясе, делая беспечный вид.
— Эй, — отвечаю я. — Стелла дома?
— Какого хрена ты делаешь? — спрашивает она.
Вот когда я понимаю, что мой великий план помешать ей и Тони заняться делом… как раз достиг своей точки. Черт. Теперь, начиная с этого момента, это сплошная импровизация.
— Я хочу… Спустись, пожалуйста, вниз?
Удивительно, но она не говорит мне, что бы я шел куда подальше.
И спустя пару минут, она выходит на тротуар… с Джонни Мафиози позади нее. Слава богу, на ней вся одежда, в которой она была в клубе. Это, правда, не так уж и много значит — особенно если учесть, что ее наряд прикрывает чуть больше, чем прикрывало бы нижнее белье, но на данный момент, я из двух зол выбираю меньшее. Косящий под мафиози парень обгоняет Ди и толкает меня назад.
— Какие твои проблемы, нахрен? Ты че, какой-то псих?
Инстинктивно, защищаясь, поднимаю вверх свои кулаки.
— Я не собирался с тобой драться, но если тебе так хочется? Можем попробовать.
Потом я замечаю на его бицепсе тату — тату Девы Марии с надписью «Аве Мария» под ней. И тут же выбираю к нему совсем другой подход.
— Я всего лишь пытаюсь спасти свой брак.
Да, ложь — это низко — но в отчаянные времена…
Он тут же поворачивается к Ди.
— Ты замужем?
Она в ужасе.
— Нет, я не замужем. Он не в своем уме!
Я открываю свой бумажник, где у меня фотография Маккензи и делаю серьезное выражение лица.
— Моя семья для меня все. Я знаю, ты меня совсем не знаешь, но не мог бы ты просто успокоиться и… уйти?
Сейчас Ди серьезно раздражена. Она пихает меня в плечо и поворачивается к Джерси Шо,[14] все отрицая.
— Мики, это не моя дочь, и он не мой муж!
Он отвечает:
— Меня звать Майки.
Какое облегчение видеть, что сегодня не у меня одного проблемы с именами.
Раздраженно, Ди спрашивает:
— Какая разница?
Для большинства парней разницы никакой — нам все равно, кричите ли вы имя Папы Римского, когда отдаетесь нам. Но «Майки» явно не из тех парней. Потому что всплескивает руками, сдаваясь.
— Для меня это слишком. Я убираюсь отсюда.
Потом он разворачивается на пятках и уходит.
А я, ликуя, смотрю ему вслед.
Потом я поворачиваюсь к Ди, и показываю в сторону парня.
— Некоторые люди такие доверчивые.
Вот тогда-то она мне и врезала — прямо в рот.
Я отступаю назад, и чувствую на языке кровь. Долорес, может быть и маленькая, но хуком справа она может выбить из тебя всю дурь. Она грозит мне пальцем, когда ругает меня:
— Не знаю, что это за херня, но это не нормально!
Я убираю руку от своей разбитой губы. А в голове у меня пусто — ни одной слабенькой умной мысли. Так что все, что я могу — это спросить.
— Почему я тебе не нравлюсь?
— Что?
— Мы отлично провели время — секс был горячим, нам было весело — но сейчас, ты не хочешь иметь со мной никаких дел.
— Для тебя это ново?
Я фыркаю.
— Черт, да, ново. Все меня любят. Я классный парень.
Ди потирает своими пальчиками лоб, так обычно делала моя мама, когда у нее болела голова. Потом она вздыхает и признается:
— Ладно… дело в том… дело не в тебе, дело во мне. Проблема во мне.
От такого поворота я выпучиваю глаза.
— Господи, ты это серьезно? Я тут тебе чуть ли душу свою не изливаю, а ты даже не можешь потрудиться, чтобы придумать что-нибудь поприличнее?
Ди всплескивает руками.
— Я говорю тебе правду. Ты мне нравишься. Ты забавный, очень смешной, и фантастичен в постели. Но я… но я чувствую себя намного лучше, когда я не состою в отношениях. Когда у меня с кем-нибудь начинаются серьезные отношения… я немного схожу с ума.
— А кто говорит об отношениях? Давай просто… будем хорошо проводить время. Посмотрим, что будет. Я же не говорю, что мы должны сесть на самолет и полететь в Вегас, чтобы пожениться.
Это было бы просто смешно.
Ди качает головой.
— Ты не понимаешь. Это никогда не заканчивается хорошо. И в этот раз ничего не изменится, Мэтью. Я привыкла думать, что проблема в мужчинах, которых я выбирала, но, в конечном счете, я приняла тот факт, что дело во мне. Я превращаю хороших парней в плохих. Я как… пенисный насос… превращаю мужчин в гигантских придурков. Я та девушка, о которой твоя мама тебя предупреждала — плохие новости.
И у нее такое серьезное выражение лица, я просто не могу не рассмеяться.
— Нет уж.
— Ты меня не знаешь.
— То, что мне известно — просто прекрасно.
Она начинает отрицать мои слова, но я продолжаю давить.
— Ты слишком заморачиваешься. Мы можем просто быть друзьями, которые иногда трахаются, если тебе будет так легче. Новые друзья с замечательной выгодой друг для друга. Я буду твоей чесалкой, когда у тебя что-то зачешется… если тебе захочется секса в два часа ночи — пожалуйста. Только… не трахайся с кем попало.
Она начинает качать головой. До тех пор, пока я не напоминаю ей.
— И завтра может наступить конец света, помнишь? На нас могут напасть инопланетяне… глобальное потепление… надо жить сегодняшним днем. Потому что никогда не знаешь, когда все закончится.
Протягиваю ей руку.
— Используй этот шанс, Ди. Я тебя не подведу.
Ее светло-медовые глаза с тоской смотрят на мою руку.
— Боже, до чего же ты хороший.
Она улыбается. И у меня вырывается:
— …сказала она.
Ди смеется.
Потом она берет мою руку. Они подходят идеально.
Так вот мы и стоим какое-то время, как два впервые влюбившиеся подростка, друг другу улыбаясь. Не говоря ни слова, мы поворачиваемся и идем к ее квартире.
Чересчур серьезно, Ди говорит:
— Мэтью?
Я поднимаю вверх брови.
— Когда ты будешь сыт этим по горло, просто помни, что я пыталась тебя предупредить, ладно?
Я не знаю, с какими придурками Ди до этого имела дело, но такой вот разговор выводит меня из себя. Я твердо настроен доказать ей, что она не права и разрядить обстановку. Так что я наклоняюсь к ней и шепчу:
Чересчур серьезно, Ди говорит:
— Мэтью?
Я поднимаю вверх брови.
— Когда ты будешь сыт этим по горло, просто помни, что я пыталась тебя предупредить, ладно?
Я не знаю, с какими придурками Ди до этого имела дело, но такой вот разговор выводит меня из себя. Я твердо настроен доказать ей, что она не права и разрядить обстановку. Так что я наклоняюсь к ней и шепчу:
— Ты слишком красива, чтобы тобой насытиться.
Долорес закатывает глаза. И мне слегка кажется, что она думает будто я несу чушь. Думаю, надо просто называть ее красавицей до тех пор, пока она в это не поверит.
ГЛАВА 8
Просыпаться в месте, которое не является твоим — всегда слегка дезориентирует. Мои глаза открываются от потока солнечных лучей, струящегося через тюль лилового цвета в спальню, по которой разбросаны вещи. Прошлой ночью Ди и я еще немного поболтали, после того, как зашли в ее квартиру. Оказалось, что у нее не было секса с тем братаном. Она сказала, что большую часть того времени, что он провел в ее квартире, он висел на телефоне со своим другом. Идиот. Еще спросила, беспокоило бы меня, если бы у нее был с ним секс — мой ответ был «да». Но… я бы это пережил.
Я натягиваю трусы и потом следую на запах бекона и звук музыки на кухне. Ди стоит у плиты, повернутая ко мне спиной, подпевая под «Beneath Your Beautiful», что льется из стерео, который стоит под ее шкафчиком.
У нее восхитительно ужасный голос — фальшивый и скрипучий — как у кота в период обострения. Ее светлые волосы забраны вверх и заколоты палочкой для еды — с прошлой ночи остались крашеные прядки — и единственное, что на ней было надето — это моя голубая рубашка. Когда песня заканчивается, я хлопаю.
Она поворачивается с лопаточкой в руках.
— Утро.
— Хорошая рубашка.
Она пожимает плечами.
— Поскольку я готовила тебе завтрак, я решила полностью соответствовать образу и надеть ее.
Я делаю шаг ближе и сладко целую ее в губы. Она застенчиво улыбается.
— Ты голодный?
— Ужасно.
Ди подает мне два стакана апельсинового сока, а сама берет тарелку с беконом и омлетом. Мы садимся за ее маленький обеденный стол и начинаем есть.
— Вкусно, — комментирую я.
— Органический бекон индейки. Это как кокаин. Стоит попробовать раз, и ты больше никогда не захочешь свинины.
Пока мы едим, я пользуюсь возможностью, чтобы осмотреть ее дом. До этого, я был слишком занят тем, что хотел заставить ее стонать. Здесь чище, чем я ожидал, и все в разном стиле. Красное допотопное кресло стоит возле круглого стола с мозаичной поверхностью, который рядом с удобным на вид светлым диваном, на спинку которого брошен мягкий коричневый плед. Там и сям разбросаны цветастые подушки, а в углу стоит торшер с бахромой из бисера. Стены украшают несколько фотографий в рамках — на одной из них Долорес стоит рядом с худенькой женщиной с волосами, как у нее, которая, я так понимаю, ее мать. На другой Ди, которой лет тринадцать, одной рукой обнимает за плечо Кейт Брукс, а другой — темноволосого мальчишку, который, должно быть, ее двоюродный брат. Все трое обуты в роликовые коньки.
Я проглатываю полную вилку омлета и спрашиваю:
— Что ты сегодня делаешь?
— Мне надо попасть на рынок в Бруклине… и больше ничего.
— Хочешь, проведем время вместе?
— Ладно.
— Сначала заскочим ко мне, я приму душ, и мне еще по-быстрому нужно в одно место, но потом, я думал, может, мы смогли бы прогуляться в Центральный Парк?
Прелесть проживания в городе в том, что всегда можно найти, чем заняться. Даже если ваша задница сидит в парке на скамейке, и вы кормите голубей, все равно сохраняется чувство, что вы чем-то заняты.
— Звучит отлично. Пойду оденусь.
* * *Спустя тридцать минут, Ди приняла душ и теперь выходит из своего здания. Волосы собраны в пучок, на ней серебристый топ без бретелек, черные кожаные штаны, и пятнистые туфли. К счастью, мой неправильно припаркованный байк все еще на месте и без квитанции о штрафе. Ди с одобрением смотрит на байк. Она проводит рукой по сиденью, а мне это напоминает, как она проводила своей рукой по моему животу, опускаясь все ниже и ниже. Я поднимаю ее руку и целую ладонь.
— Не надо его так поглаживать, если только ты это не намеренно.
Она встает на цыпочки и шепчет мне на ухо:
— Именно намеренно.
Я вытаскиваю шлем из багажника, что сзади моего байка и одеваю его на голову Ди, застегивая его у нее на подбородке. Она просто идеальное сочетание чувственности и обожания, сексуальности и привлекательности — я бы мог взять ее прямо здесь, на улице.
Она забирается на мотоцикл и подмигивает мне.
— Прокати меня, Мэтью.
Я газую.
— Держись крепче.
Не каждая девушка походит для езды на мотоцикле. Одна или две из них так крепко за меня цеплялись, что оставили следы от своих ногтей, да так, что боль от этого проняла меня до самых конечностей. В другой раз, девица наоборот не слишком хорошо ухватилась — была слишком занята тем, чтобы улюлюкать и размахивать руками в воздухе — и со мной чуть сердечный приступ не случился, когда она свалилась. Слава богу, она не поранилась. Ди сжала меня, как надо — одной рукой обняла меня за пояс, а другая рука — у меня на бедре, как же прекрасно чувствовать, как ее грудь прижимается к моей спине, а подбородок ложится на мое плечо.
Я с радостью готов катать ее не только на своем байке, но и готов снова и снова усаживать ее верхом на себя.
После того, как мы подъезжаем к моему дому, паркуемся на частной парковке и направляемся в лобби. Долорес любуется впечатляющей архитектурой, пока я достаю почту из своего ящика. Когда мы входим в квартиру, я говорю Ди, чтобы она чувствовала себя как дома и прыгаю в душ. После того, как вытерся, натягиваю пару джинсов и фланелевую рубаху. Оставив ее расстёгнутой, я возвращаюсь в гостиную в поисках Долорес. Она смотрит в панорамное окно.
— Думаю, теперь я буду называть тебя «Верхний Вест-Сайд», — говорит она мне, улыбаясь.
— Но «Бог» подходит намного больше.
Она направляется к книжному шкафу.
— Замечательные фото.
Она смотрит на одну, где я в прошлом году снял Маккензи, которая посылает в камеру воздушный поцелуй. От вспышки ее голубые глаза здесь светятся по-особенному.
— Это Маккензи, — объясняю я. — Племянница, о которой я тебе говорил в среду вечером… которая технически таковой не является.
Я показываю на другое фото, что стоит рядом.
— А это мои родители.
Это черно-белая фотография — моя мама выглядит блаженной, отец грозным, их каждодневное выражение.
Я достаю камеру, чтобы убедиться, что у меня еще есть пленка, проверить линзы.
— У тебя есть комната для проявки пленки? — спрашивает она.
— Вообще-то есть.
В ее глазах появляется взгляд, который мне уже становится знакомым — тот самый, который говорит, что она возбуждается.
— А ты мне ее покажешь?
Я убираю камеру и поднимаю руку.
— Прямо туда.
На самом деле, это встроенный шкаф, без окон и достаточно большой, чтобы там поместились полки с реактивами и стол и с ванночками для проявки фотографий. Конечно же, тусклый коричневый свет. Я закрываю за нами дверь, когда Долорес оглядывается по сторонам. И тут на меня накатывает то чувство, когда мы играли в «Семь минут в раю» в возрасте тринадцати лет. Но в те времена, «рай» не был таким великолепным.
Ди оглядывает меня с ног до головы.
— Ты хоть представляешь, насколько это все сексуально, Мэтью?
— Немного, — признаюсь я.
Она прижимается ко мне, а я прислоняюсь спиной к закрытой двери. Ди целует меня в подбородок, а потом царапает по нему зубами.
— Ты когда-нибудь сфотографируешь меня?
Она сгибает колени и скользит вниз по моему торсу, ее теплые ладони оставляют за собой жаркий след, когда они едва касаются моей груди и живота.
Я тяжело сглатываю.
— Непременно.
Она усеивает мой живот легкими поцелуями.
— Мы будем, как современные Джек и Роуз из Титаника.
Теперь уже тяжело дыша, я говорю:
— Джек был слабаком. Если бы я был на его месте, я бы связал Роуз, вставил в рот кляп, и запихал ее задницу в спасательную шлюпку. А потом запрыгнул бы за ней.
Я хотел отметить, что если бы Роуз просто сделала так, как сказал ей Джек, они бы оба выжили.
Ди облизывает губы и спускает мои джинсы вниз, освобождая мой уже изнемогающий член. Берется своей маленькой ручкой за основание и медленно двигает ей вперед и назад.
— До тех пор, пока ты не сделаешь эти фотографии и не проявишь их здесь, я хочу, чтобы ты думал об этом, когда в следующий раз окажешься в этой комнате.
Все еще держась рукой у основания, она накрывает кончик моего члена своими губами, нежно его посасывая, и слегка прикасаясь к нему языком. Я сильнее прислоняюсь к двери — мои ноги становятся слабее. Она отрывается от меня, сильнее отодвигает крайнюю плоть и берет меня полностью в рот.