Где-то в глубинах трюма номер три тлел тюк с хлопком. Это напоминало раковые клетки, которые медленно размножаются и расширяются в объеме. Не было исключено, что этот тюк тлел уже тогда, когда он Годдер, появился на корабле, и для этого было достаточно одной неряшливо брошенной на палубу сигареты, которая упала в щель люка и проникла в трюм. Поэтому могли пройти еще дни и даже недели, прежде чем этот очаг пожара превратится в бушующее пламя и начнет пожирать весь корабль.
Интересно, знал ли об этом капитан? Если у него в трюмах не было автоматического огнетушителя, то оставалось только воздеть руки к небесам и молиться Господу Богу. А если тлеющий тюк находился где-то на дне, то нужно было залить весь отсек.
По трапу спустился Спаркс, который сделал легкое движение головой куда-то вверх.
- Капитан просит, чтобы вы зашли к нему.
Годдер смотрел на него секунд тридцать - молча и с каким-то высокомерием и наигранным презрением.
- Должно быть, вы неправильно перевели, - наконец сказал он. Если этот выродок считает, что все янки - вонючие свиньи, то зачем его в этом разочаровывать.
Не дрогнув и мускулом, радист повторил просьбу капитана на испанском языке, которую Годдер прекрасно понял.
- Большое спасибо, - сказал он. - Хотя речь была не о языке, а о манерах. - С этими словами он начал подниматься по трапу на верхнюю палубу.
Стин выглядел озабоченным, но тем не менее с подчеркнутым равнодушием предложил Годдеру присесть. Прежде чем он смог начать разговор, кто-то постучал в дверь. Это был мистер Паргорас, главный инженер, лысый смуглый человек в штанах цвета хаки, которые были мокры от пота.
Он кивнул Годдеру.
- Все в порядке? - спросил Стин.
- Все будет в порядке через полчаса, - ответил он и провел себе по лицу промокшим от пота платком. - Никто не может находиться в этой адской жаре более нескольких минут. Один уже вообще свалился с ног.
Это было отлично понятно Годдеру. Речь шла о стальном туннеле, который шел к винту мимо машинного отделения, а также мимо отсеков 3 и 4.
- Какова сейчас температура? - спросил Стин.
- Там, где мы работаем, 54. А под третьим отсеком даже нельзя приложить руку к пластинам.
Годдер уловил многозначительный кивок капитана и заметил, как мужчины обменялись взглядами. Они никогда бы не заговорили об этом при нем, если бы знали, что Годдер сможет догадаться, что они имеют в виду. Но Годдер уже знал, о чем идет речь. Значит, эти тюки, как он и предполагал, находятся в трюме где-то на самом дне. И капитан Стин знает, что его корабль горит. Это частично объясняет его хмурый вид, подумал Годдер.
Главный инженер ушел. Капитан Стин кашлянул и сказал:
- Мистер Годдер, мне нужно написать отчет об... об этой стрельбе. Вы, конечно, понимаете, что эта писанина займет много времени и сил. Показания свидетелей, отдельные высказывания и так далее...
Капитан долго ходил вокруг да около, хотя Годдеру давно было ясно, что должно быть назначено следствие.
- Я хотел бы только уточнить у вас парочку... э... э... парочку деталей, - наконец сказал он.
- С удовольствием помогу вам, если смогу, - ответил Годдер.
- Ведь это вы помогли Линду отнести Майера в его каюту. Вы положили его на койку, а потом мистер Линд попросил вас, чтобы вы послали кого-нибудь за санитарным ящичком и стерилизатором. Так?
- Нет, - ответил Годдер. - Он попросил меня принести все это. До этого я однажды был в его каюте и поэтому знал, где их найти... - Да, Линд действовал очень осмотрительно. Он не забывал ни одной детали.
- Да, да, понимаю! И приблизительно минуты две мистер Линд находился один. Вы вернулись, а потом прошли еще какие-то две минуты, и вошел я. Вы заметили, что артериальная кровь слишком темная, а мистер Линд ответил, что она, возможно, вытекает из легочной артерии. Ну, мистер Линд изучал медицину и опытен в таких вещах. О них он, видимо, знает больше, чем кто-либо из нас, но поскольку я здесь капитан, то и ответственность за все ложится на меня. Поэтому я должен быть совершенно уверен, что мы сделали все, что в наших силах, чтобы спасти жизнь этому человеку. Если пуля попала в одну из крупных артерий, то этот человек, разумеется, не имел никаких шансов выжить. Мистер Линд даже изрезал рубашку, чтобы обнажить грудь, но, поскольку я стоял почти в дверях, я плохо все это видел. А вы стояли у самой койки. Вы видели, как кровь текла из ран?
В мозгу Годдера опять прозвучал сигнал тревоги.
- Точно я сказать не могу, капитан, но знаю лишь одно: кровотечение было очень сильным. При столь сильном кровотечении человека спасти не удается.
- Да, да, понятно. - Капитан нахмурил брови. - Но сами раны вы видели?
Вот мы и подошли к критической точке, подумал Годдер. Или он предполагает, что я не видел ран, или знает об этом наверняка. Но он не хочет слышать моего подтверждения. Он только хочет знать, что я думаю об этом.
- Точно вам сказать не могу, - ответил он. - Там было много крови...
- Но ведь вы стояли рядом с раненым?..
- Послушайте, капитан, входное отверстие от пули очень маленькое девять миллиметров, а грудь Майера была покрыта волосами, пропитанными кровью. В его теле могло быть несколько входных пулевых отверстий, и тем не менее я мог их не заметить. И потом я не понимаю, почему это вдруг стало так важно? Мы все хорошо знаем, что в его грудь попали две пули и что он умер приблизительно через пять минут. Я думаю, что любой врач вам сможет подтвердить, что спасти его было нельзя.
Стин кивнул.
- Значит, вы не сомневаетесь в том, что все было именно так, как сказал мистер Линд?
- Абсолютно не сомневаюсь... - А про себя подумал: было бы хорошо, если бы капитан передал ему мои слова - ведь именно его, Линда, это и беспокоит.
Стин что-то записал в своем блокноте, но с его лица не сходило задумчивое выражение.
- Что ж, вот, кажется, и все. Большое вам спасибо, мистер Годдер, за то, что заглянули ко мне.
Годдер отправился обратно на среднюю палубу, чувствуя себя довольно неуютно. Что за всем этим скрывается? Судя по всему, капитан тоже участвует в заговоре и выражает свои собственные сомнения, чтобы вырвать у него, Годдера, признание, что и он, Годдер сомневается во всем. Но чем тогда объяснить эти сомнения? И почему они появились только после смерти Красиски?
Годдеру показалось, что он погружается в сыпучие пески. Как только начинаешь думать, что обрел наконец твердую почву под ногами, так земля уходит у тебя из-под ног. Так как корабль все еще неподвижно покачивался на волнах, запах горящего хлопка стал довольно явственным. А два раза он видел, как из люка показывалась тонкая струйка дыма. Если это увидят суеверные люди из команды, они наверняка обвинят его, Годдера, - ведь, по их мнению, именно он был виновен в смерти двух человек.
Несмотря на то что мысль эта была неприятной, она все же чем-то и притягивала и одновременно забавляла. Против интеллекта первого помощника еще можно было бороться, но против людской глупости ты всегда будешь бессилен.
Боцман и четверо матросов драили металлические части передней палубы, и Годдер какое-то время смотрел на них. В жару эта работа была трудной и неприятной.
Один из матросов посмотрел на него, что-то сказал, и остальные тоже уставились на него. Было ли в этих взглядах только презрение рабочих людей по отношению к праздно шатающемуся или же в них скрывалось нечто большее?
Из коридора появилась Мадлен Леннокс. На ней был минимум одежды бикини и сандалии, но волосы были мокры от пота.
- Невыносимо как на палубе, так и внутри. В моей каюте, как в настоящей сауне, - пожаловалась она.
- Как только корабль сдвинется с места, сразу станет не так душно, ответил он.
Она осторожно огляделась и сказала очень тихо:
- Ты помнишь, о чем мы говорили этой ночью? Теперь я знаю, что меня беспокоит.
В нем сразу пробудился интерес, но выражение его лица осталось безучастным.
- Что именно? - спросил он.
- Майер... И кровь, которая показалась из его рта. В то время, когда Красиски появился в дверях с револьвером и закричал, ты рассказывал какую-то смешную историю. Все рассмеялись, а Майер закашлялся. Причем, он поднес салфетку ко рту и, мне кажется, сунул что-то в рот. Какую-нибудь капсулу, например, такую, которую он мог легко раздавить. Как ты думаешь, такое могло быть?
Мороз пробежал у него по коже при этих словах. В общем-то он уже знал ответ на вопрос, который только что ей задал:
- Надеюсь, ты ни с кем не делилась своими сомнениями?
- Нет, только с капитаном. За завтраком.
Теперь, видимо, было уже слишком поздно, но попытку - хотя и безнадежную - он все-таки должен был сделать:
- И все же твоя теория имеет одну досадную ошибку, - сказал он несколько высокомерно. - Если ты считаешь, что это был всего лишь спектакль, то почему же, в таком случае, Красиски покончил с собой?
- А разве мы знаем, что он это сделал? Ведь это тоже могло быть спектаклем!
- И все же твоя теория имеет одну досадную ошибку, - сказал он несколько высокомерно. - Если ты считаешь, что это был всего лишь спектакль, то почему же, в таком случае, Красиски покончил с собой?
- А разве мы знаем, что он это сделал? Ведь это тоже могло быть спектаклем!
- Мне не очень хочется вносить поправки в твой сценарий, но Красиски мертв. Я сам помогал укладывать его труп на койку. Его тело было не только холодным, но и успело уже застыть.
- А, я полагаю, это кое-что объясняет.
Да, теперь было уже слишком поздно. Даже если она и закроет свой рот на замок. И все же: предупредить ее или нет? Он вздохнул.
- Если это действительно так, как ты думаешь, - хотя я уверен на все сто процентов, что это не так, - то ты слишком далеко сунула свою голову. Я бы посоветовал тебе не подходить вечером близко к поручням, а запираться и сидеть в своей каюте.
- Но ведь я сказала об этом только капитану.
А капитан не станет марать свои руки в такой грязи, потому что слишком набожный человек, подумал он. Красиски был образованный польский еврей, а Линд высокий и сильный парень, понимающий юмор, особенно когда начинал врачевать людей...
Он извинился и прошел в свою каюту. Он считал, что сделал все, что мог. Кроме того, капитан Стин мог и не быть замешан в заговоре.
Если уж она догадалась, как можно получить капельки крови изо рта Майера, то почему она не совершила еще один шаг вперед и не сделала выводов из ясно вытекающих из этого обстоятельства фактов? А самое главное - почему она не смогла определить - кто есть кто? Кровь на рубашке была, видимо, в маленьком баллончике на груди, спрятанном под рубашкой, который Майер проткнул своим крошечным шилом, которое держал в руке, а во время второго выстрела драматически прижал к груди. Да, не повезло Майеру: ведь он уронил это шило в своей каюте. И это практически было единственной ошибкой во всей драме.
Годдер случайно наступил на это шило, увидел его на полу и оттолкнул ногой к переборке. А Линд, который в это время мыл руки в умывальнике, мог видеть это в зеркале. Вместе с замечаниями Годдера о темноватой крови эта мелочь и могла стать причиной смерти Красиски. Все остальное было сделано очень легко.
По меньшей мере полторы минуты Линд и Майер были в каюте одни, пока Годдер бегал за санитарным ящиком. "Кровь" могла быть припрятана в каком-нибудь сосуде, спрятанном в кровати. Сделать это проблемы не составляло. А уж приборами и инструментами Линд был оснащен прекрасно.
Все остальное - актерская игра. Крик Красиски должен был приколоть внимание присутствующих, пока первые - холостые патроны - не были пущены в сторону Майера. Потом зрителей приковала реакция Майера. Линд схватил руку Красиски и поднял ее вверх, причем снова нажал на курок - на этот раз патроны были уже настоящими, - так что осколки лампы и зеркала разлетелись по всей комнате, что сразу придало всей сцене правдивый вид.
Но сейчас уже все это было неважно. Проблемой был Стин. Если он был вместе с ними, то миссис Леннокс подписала себе, а также тем лицам, с которыми она предположительно говорила на эту тему, смертный приговор. Если же капитан не участвовал в этом, то и в данном случае можно было рассчитывать на две неприятные и могущие иметь тяжелые последствия возможности.
Одна заключалась в том, что он теперь был подозрительным и в то же время наивным. Он не догадался бы сделать обыск на всем корабле. А с другой стороны, если силы Линда были достаточно мощными, то дело неминуемо должно было кончиться насилием, так как при обыске неминуемо было бы доказано участие Линда в этой афере и тот не смог бы выкрутиться.
Другая неприятная возможность заключалась в том, что капитан не станет ничего предпринимать, пока корабль находится в открытом море, а Линд в то же время уже узнал о разговоре капитана с Мадлен Леннокс. Ее разговор мог подслушать и Рафферти, и Барсет.
Да, но пожар? Ведь самым вероятным убежищем Майера на корабле были промежуточные коридоры третьего трюма. Они находились как раз под той каютой, где его зашивали в парусину. Оттуда его легко можно было препроводить в трюм и наоборот. Вряд ли они посмели бы рискнуть препроводить его через весь корабль в какой-нибудь другой тайник.
Да, но что будет, если дым и жара выгонят его из этого тайника?
Годдер выругался и закурил сигарету, чтобы стряхнуть неприятное чувство. Ведь в конечном итоге он ничего не знал. Возможно, что он все это вообразил. И словно в подтверждение этой возможности корпус "Леандра" задрожал, заработали машины, и корабль снова двинулся в путь. Почему обязательно на этом старом корыте, которое бороздит сейчас воды океана, должны происходить такие ужасные вещи?
Два вентилятора в столовой с трудом разгоняли тяжелый спертый воздух. Смерть Красиски действовала на него так же угнетающе, как и духота, которой, казалось, не будет конца. Капитан Стин был еще более молчалив, чем обычно, и даже Линд не подбрасывал своих шуток. Когда Карл уронил тарелку, все обернулись и бросили на него свирепые взгляды. Рафферти с хмурым видом убрал осколки.
Керин Брук обратилась к капитану:
- В такую погоду приятно подумать о норвежских фиордах, не правда ли, капитан?
- Да, конечно. Я уже два года не был дома.
- Достаточно испытать хоть одну бурю в Северной Атлантике, чтобы эта жара показалась вам приятной, - бросил Линд.
- Вы совершенно правы, - поддержала его Мадлен Леннокс и рассказала, что ей как-то довелось попасть в бурю в Бискайском заливе, которая продолжалась три дня, и эта буря так измотала ее физически, что она была вынуждена потом все время за что-то держаться, даже находясь в постели.
- Простите меня, пожалуйста... - внезапно прошептал капитан. Годдер заметил, что тот сильно побледнел и, видимо, основательно испугался. Рукой он оперся о стол.
- В чем дело, кэп? - быстро спросил Линд.
Одновременно с Линдом Годдер вскочил на ноги, намереваясь оказать помощь капитану, который сперва навалился на плечо Керин, а потом соскользнул вниз. Обе женщины вскрикнули. Когда мужчины уложили капитана на полу, к нему подскочил Барсет.
- Носилки! Быстро! - приказал Линд.
Барсет исчез.
Глаза Стина были закрыты. Он тяжело дышал. Линд пощупал его пульс. Стин начал судорожно вздрагивать. Годдер прижал его покрепче обеими руками. Линд послал Керин к главному инженеру, чтобы тот прислал в каюту капитана баллон с кислородом. Вскоре Барсет вернулся с носилками. На них положили Стина, но он еще корчился от боли. Так им никак не удалось бы пронести его по узкому трапу наверх.
Недолго думая, Линд рванул со стола скатерть со всем, что там находилось, так что посуда и столовые приборы разлетелись по всей столовой. Он оторвал от скатерти две полосы. Одну полосу он бросил Годдеру, и они вместе привязали Стина к носилкам за грудь и за ноги.
Годдер вместе с матросом вынес его наверх, в то время как Линд помчался за своей аптечкой. Вскоре появился боцман и сменил Годдера, который последовал за ними по коридору.
Он обратил внимание на глаза подбегавших матросов.
- О, боже ты мой! - воскликнул один из них. - Кто будет следующим?
Другой хмуро бросил:
- У кого есть резиновая лодка? Я сматываюсь с этой чертовой посудины!
Обе дамы были буквально потрясены. Мадлен считала, что у капитана сердечный приступ и он обязательно должен закончиться летальным исходом. Ее муж перенес три приступа за пять лет. А Годдер, ожидая новостей, снова почувствовал запах горящего хлопка. Минут через пять к ним спустился Барсет.
- Первый помощник говорит, что у капитана сердечный приступ, - сказал он. Он также сказал, что Линд соорудил нечто вроде кислородной палатки, и капитану уже стало легче. Спаркс пытается через калифорнийские станции получить соответствующие инструкции от службы здравоохранения США. Он также поддерживает связь с рейсовым кораблем, который находится от них в милях трехстах и имеет на борту врача. Если возникнет необходимость, то придется резко изменить курс и сблизиться с этим кораблем. Годдер, если хочет, может подняться наверх.
Опять придется выступать в качестве свидетеля, подумал он. Когда он поднялся на верхнюю палубу, там, на мостике, находился третий помощник.
Стин лежал на койке в своей каюте. Над грудью и головой у него размещалась импровизированная кислородная палатка, которую Линд смастерил из ванной занавески. В эту палатку он ввел шланг, который был прикреплен к кислородному баллону, стоявшему на ночном столике. Когда Годдер входил, Линд как раз вынимал иглу из руки капитана, которому он ввел инъекцию, и слушал его пульс.
Годдер остановился в ожидании.
Линд удовлетворенно кивнул и отпустил руку.
- Уже лучше, - сказал он. - Пришлось использовать пока занавеску от душа. - Он показал на импровизированную палатку. - Позднее боцман сделает палатку из парусины и вырежет в ней окошечко.