Стратегия Банкрофта - Роберт Ладлэм 37 стр.

– Видишь ли, когда я не штудирую инструкцию по применению пистолета-пулемета «ЗИГ-Зауэер»… – Он пожал своими широченными плечами.

– Как бы там ни было. Послушай, я просто… проклятие, я ничего не знаю.

– Вот первая разумная вещь, которую ты сказала за последние несколько часов. – Сунув руку за пояс брюк, Белнэп достал продолговатый предмет. Андреа вздрогнула, и он бросил на нее еще один строгий взгляд. Только тут она сообразила, что это был сотовый телефон.

Тодд Белнэп набрал номер гостиницы «Клир крик».

– Я звоню по поручению мисс Пэрри, – подобострастным, женоподобным голосом произнес он. – Да-да, я знаю, что она еще не поселилась у вас. Она попросила предупредить, что задержится и приедет очень поздно. Около часа ночи. Вы не могли бы оставить за ней номер? Да? Благодарю вас. – Он окончил разговор.

Андреа собралась было спросить у него, зачем он звонил в гостиницу, но затем сама смутно разглядела в этом здравый смысл. Если ее действительно ждут в «Клир крик», пусть лучше этот человек как можно дольше остается там, где ее заведомо не будет.

– Слушай и учись, хорошо?

Андреа с убитым видом покачала головой.

– Я понимаю, что мне нужно к этому привыкать. Но, видит бог, мне этого ужасно не хочется.

Взгляд, который бросил на нее Белнэп, был пропитан чем-то близким к сочувствию. Внезапно машина свернула с шоссе и покатилась по дорожке, в конце которой стоял убогий мотель. Белнэп повернулся к Андреа, и отблеск от неоновой вывески резко высветил его квадратный подбородок и угловатые черты лица, широкую грудь и мозолистые руки, и взгляд, который бóльшую часть времени лишь смутно регистрировал присутствие Андреа, как некоего инструмента, облегчающего его собственное расследование.

– Вот здесь ты проведешь эту ночь.

– Если я подхвачу вшей…

– От вшей можно избавиться. Избавиться от пулевых отверстий гораздо сложнее.

Белнэп провел молодую женщину к длинному столику с пластмассовой крышкой, за которым на табурете сидел дежурный администратор, по виду индус.

– Чем могу вам помочь? – спросил тот, и в голосе его прозвучал сильный акцент хинди.

– Номер на одну ночь, – сказал Белнэп.

– Без проблем.

– Замечательно, – продолжал Белнэп. Он заговорил быстро: – Запишите имя и фамилию: Болдисцар Чсиксшентмихайлий. Диктую по буквам: Б-о-л-д-и-с-ц-а-р Ч-с-и-к-с-ш-е-н-т-м-и-х-а-й-л-и-й.

Индус бросил писать после первых же нескольких букв.

– Прошу прощения, я не успеваю…

Белнэп приветливо улыбнулся.

– Ничего страшного, я к этому уже давно привык. Это венгерское имя. Позвольте, я запишу его сам. Поверьте, сам я наловчился.

Администратор неохотно протянул ему книгу записи постояльцев. Белнэп размашистым почерком вывел в ней имя и фамилию.

– Номер сорок три? – спросил он, увидев на доске за спиной администратора ключ с биркой.

– Да, но я мог бы…

– Не беспокойтесь, – остановил его Белнэп. – Я сам в свое время был управляющим гостиницей. – Достав бумажник, он сделал вид, будто переписывает в соседнюю графу номер водительского удостоверения. Не отрывая ручки от бумаги, он записал также время прибытия, количество постояльцев и номер кредитной карточки, после чего, весело подмигнув, вернул книгу индусу. – Повсюду одно и то же.

– Вижу, – согласился администратор.

– И мы расплатимся наличными. Восемьдесят девять долларов плюс налоги будет девяносто шесть долларов пятьдесят семь центов. Если не возражаете, округлим до сотни. – Белнэп тотчас же отсчитал на стол пять двадцатидолларовых банкнот. – А теперь прошу простить за нашу неподобающую спешку. Моя дорогая жена сейчас лопнет – она не смогла заставить себя воспользоваться сортиром на заправке. Так что если вы дадите нам ключ…

– Ну что вы, что вы, уже даю.

Индус протянул ключ, а Андреа поймала себя на том, что непроизвольно изображает то состояние, которое описал Белнэп.

Через пару минут они уже оказались в номере, одни. За окном слышался гул транспорта на шоссе, подобный шуму ливня, набегающего волнами и отступающего. В номере стоял затхлый запах табачного дыма, чужого лака для волос, химических моющих средств.

– Если бы на мне была шляпа, я бы ее сняла перед тобой, – обратилась к Белнэпу Андреа. – В тебе умер великий художник.

– Скорее Лерой Нейман,[61] чем Леонардо да Винчи. Я хочу сказать, давай не будем преувеличивать.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – продолжала Андреа.

Сделав глубокий вдох, она наконец почувствовала и запахи Белнэпа – аромат жидкого мыла, которым он воспользовался в туалете во время последней остановки, стирального порошка, которым пахла рубашка, – и это почему-то прогнало безликую отчужденность тускло освещенного номера.

– Для наследницы многомиллионного состояния дыра неподходящая, а?

– Я постоянно об этом забываю, – сухо произнесла Андреа. Однако это была правда.

– Так оно и к лучшему, – серьезным тоном промолвил Белнэп. – По крайней мере, на какое-то время. Эти деньги подобны маячку наведения ракет. Если ребята из «Теты» что-либо замыслили, они тотчас же узнают о том, что ты воспользовалась лежащими на твоем счету деньгами, и им станет известно, где именно ты в этот момент находилась. Это совсем не то, что номерной счет в банке в Лихтенштейне. Так что до тех пор, пока все не прояснится, считай свои миллионы радиоактивными.

– Деньги – корень всего зла. Я все поняла.

– Это не шутка, Андреа.

– Я же сказала, я все поняла, – обиженно повторила Андреа, стараясь не смотреть Белнэпу в глаза. – И что дальше? Собираешься ли ты скинуть башмаки со своих уставших ног? Немного отдохнуть перед тем, как снова тронуться в путь?

Белнэп, однако, отнесся к ее приглашению как к чистой воды насмешке.

– Ты именно этого боишься? – Он покачал головой. – Не беспокойся. Я уже ухожу.

«Я имела в виду совсем другое», – подумала Андреа. Но что именно она имела в виду? Знает ли она сама?

Белнэп шагнул за дверь, затем, не закрывая ее, обернулся к Андреа. Его темно-серые глаза стали серьезными.

– Если узнаешь что-нибудь такое, о чем должен знать я, дай знать как только сможешь. Я обещаю сделать то же самое. Договорились?

– Договорились, – убитым голосом повторила Андреа.

Дверь со щелчком закрылась, и она увидела в окно, как Белнэп бежит вприпрыжку к своей машине; они сошлись во мнении, что ей безопаснее будет вызвать утром такси. Она почему-то ощутила горечь утраты. Андреа понимала, что Белнэп человек опасный, несущий за собой неприятности. Однако когда она находилась рядом с ним, ей почему-то было спокойнее. И опять же, Андреа полностью сознавала, что это противоречит здравому смыслу, но ничего не могла с собой поделать.

Израненная плоть, покрытая шрамами, упругие мышцы, казалось, укрывали тело Белнэпа плотной накидкой; его быстрые, настороженные глаза следили, не появится ли откуда-нибудь угроза. Андреа ловила себя на том, что до сих пор задыхается от страха; ему же удалось каким-то образом перебороть страх, научиться обращать его себе на пользу. По крайней мере, ей так казалось. Однако, когда она завтра отправится в архив, самым страшным врагом станет скука. Чего ей бояться? Быть погребенной под тысячами папок бумаги?

«Ложись-ка ты лучше спать, – сказала себе Андреа. – Завтра тебя ждет долгий день».

Из окна она проследила, как задние габаритные огни удаляющейся машины Белнэпа становятся все меньше и меньше. Наконец они превратились в крошечные красные точки, а потом не осталось больше ничего, кроме воспоминаний.

Глава 17

Тодд Белнэп находился на высоте тридцать тысяч футов над Атлантикой, однако мысли его постоянно возвращались к образу Андреа Банкрофт, какой он видел ее, расставаясь с нею в придорожном мотеле. Белнэп понимал, что, весьма вероятно, они больше никогда не увидят друг друга. Их знакомство станет лишь еще одной мимолетной встречей в жизни, состоящей из мимолетных встреч. Хотя, быть может, и более бурной, чем большинство остальных. Отъехав от мотеля, Белнэп не сразу опустил стекло. В салоне ощущался едва уловимый запах Андреа, чуть приправленный ароматом цитрусовых, и он не хотел, чтобы ночной воздух прогнал последние воспоминания о ней. Каким-то образом это помогало ему задвигать подальше чувство подавленности и отчаяния. Белнэп смутно сознавал, что у него в сердце зреет совершенно неуместное и безответное чувство к Андреа Банкрофт. Он был не рад этому чувству; слишком многие из тех, кого он впустил в свою жизнь, погибли. За ним по пятам неотлучной тенью следует насилие, которое с пугающей жестокостью выбирает самых близких его сердцу людей. Отдаленным эхом донесся голос Иветты: «Там, где красота, можно встретить смерть».

Андреа спрашивала у него, испытывает ли он страх; в настоящий момент ему было страшно за нее.

Сон, в конце концов сразивший Белнэпа, не принес облегчения. В подсознании у него толпились образы, туманные, словно призраки, а затем осязаемые, будто реальные ощущения. Он снова оказался в Кали, переживая события десятилетней давности так, словно все это происходило сейчас. Звуки, запахи, зрительные образы. Страх.

Сон, в конце концов сразивший Белнэпа, не принес облегчения. В подсознании у него толпились образы, туманные, словно призраки, а затем осязаемые, будто реальные ощущения. Он снова оказался в Кали, переживая события десятилетней давности так, словно все это происходило сейчас. Звуки, запахи, зрительные образы. Страх.

Задача операции заключалась в том, чтобы перехватить грузовик, перевозящий оружие картелю колумбийских наркотеррористов. Однако курьеров предупредили о том, что на пути их будет ждать засада. Как выяснилось впоследствии, один из осведомителей играл на обе стороны. Из кузова грузовика внезапно выскочили боевики с ручными пулеметами в руках, поливая шквальным огнем пуль 308-го калибра в стальной оболочке ничего не подозревавших американцев. Оперативники оказались не готовыми к такому обороту событий. Белнэп сидел в обычном небронированном седане – и машина в одно мгновение была изрешечена мощными пулями.

И вдруг, где-то за спиной, Белнэп услышал отчетливый грохот выстрелов из длинноствольной винтовки. Несколько резких щелчков, отделенных один от другого интервалами не больше двух секунд, – и пулеметные очереди оборвались. Ответ Белнэп получил, бросив взгляд в разбитое пулей зеркало заднего вида: все колумбийские боевики валялись на земле. Четверо, перепоясанные патронташами. Все четверо убиты выстрелом в голову.

Никогда еще тишина не была столь желанной.

Белнэп обернулся туда, откуда были сделаны выстрелы из винтовки. Увидел на фоне темнеющего неба силуэт стройного, чуть ли не тощего человека со снайперской винтовкой в руке. На шее стрелявшего болтался бинокль.

Поллукс.

Он приблизился быстрыми, длинными шагами, мгновенно оценил ситуацию и повернулся к своему другу.

– Должен признаться, у меня в горле застряло сердце, – сказал Райнхарт.

– Можешь представить, что испытываю я, – ответил Белнэп, нисколько не стесняясь выразить свою признательность.

– И ты ее тоже видел, да? Поразительно, не так ли? Красногрудая танагра. Я уверен на все сто – черная головка, короткий клюв, восхитительный желтый овал на крыльях. Мне даже удалось разглядеть красную грудку. – Протянув руку, он помог Белнэпу выбраться из машины. – Вижу, мой друг, ты мне не веришь. Ну, я бы тебе ее показал, если бы только наши колумбийские друзья не подняли такой шум. Клянусь, они спугнули всю живность в радиусе целой мили. О чем только они думали?

Белнэп не смог сдержать улыбку.

– Джаред, но что все-таки ты здесь делал?

Впоследствии он узнал, что произошло: вспомогательный отряд ОКО, свернув не на ту дорогу и заблудившись, доложил о задержке в штаб; Райнхарт, следивший за ходом операции из местного консульства, испугался худшего: главный осведомитель ошибся не случайно, он предатель. Однако там, на пустынной дороге, Райнхарт предоставил Белнэпу другое объяснение.

Пожав плечами, он просто сказал:

– А где еще можно встретить в дикой природе красногрудую танагру?

…Белнэп открыл глаза, продираясь сквозь туман дремоты, ощутил струю прохладного воздуха из форсунки над головой, нащупал на поясе ремень безопасности и вспомнил, где находится. Он был на борту самолета, который чартерным рейсом доставлял хор штата Нью-Йорк на международный музыкальный фестиваль в столицу Эстонии Таллин. Тодд Белнэп – нет, теперь он был Тайлером Купером – сопровождал хор в качестве сотрудника Государственного департамента, ответственного за программу культурного обмена. Все устроил Тертий Лидгейт по прозвищу Черепаха, давний приятель и бывший коллега Белнэпа, каким-то боком знакомый с дирижером хора. Лидгейт указал на то, что чартерные рейсы проверяются не так тщательно, как регулярные рейсы международных перевозчиков, – и целую неделю, в течение которой будет проходить ежегодный эстонский фестиваль хоровой музыки, в Таллин будут постоянно прилетать такие чартерные рейсы. Среди участников хора распространили туманные намеки на то, что госдеп, возможно, выделит хору средства в рамках новой программы «Гражданское общество и искусство». Поэтому все должны относиться к Белнэпу как к почетному члену хора. В действительности в его присутствии все робели и вели себя подчеркнуто любезно, что как нельзя лучше устраивало Белнэпа.

Он играл по новым правилам: столкновение в гостинице в Роли, едва не обернувшееся провалом, встряхнуло его, заставив быть предельно осторожным. Отныне больше никаких подлинных документов. Ему пришлось порыться в своих запасниках и достать документы, проследить которые было невозможно. Подобные запасы припрятаны у всех агентов внедрения, каких только знал Белнэп, – и дело заключалось не в том, что они собирались использовать их в корыстных целях или переметнуться к противнику; просто мания преследования являлась профессиональным заболеванием оперативников. «Тайлер Купер» был одной из лучших и наиболее глубоко запрятанных легенд Белнэпа; сегодня именно в этого человека он и превратился.

Белнэп попытался снова заснуть, но, перекрывая гул двигателей, снова послышалось – о боже, опять это адское пение.

У Кальвина Гарта, руководителя хора, на голове была копна огненно-рыжих волос; губы у него были по-женски полные, руки пухлые и изящные, а голос его был высоким и писклявым. Но, что хуже всего, Гарт был прямо-таки одержим стремлением использовать время перелета для новых репетиций.

Когда кое-кто из хористов пробовал возражать, с Гартом случался приступ гневного негодования, который сделал бы честь Беспощадному Паттону[62] и которому позавидовал бы Медведь Брайант.[63]

– Братцы, вы хоть понимаете, что поставлено на кон? – бушевал он, расхаживая по проходу. – Наверное, вы считаете себя ветеранами концертных турне. Париж, Монреаль, Франкфурт, Каир, Рио-де-Жанейро и так далее – мальчики мои, все эти концерты – сущие пустяки. В хоровом искусстве все это – вторая лига. Не более чем разогрев, и только. А вот сейчас – настоящее дело. Пан или пропал. Всего через двадцать четыре часа вас будет слушать весь земной шар! Пройдут годы, и вы поймете, что этот фестиваль, вероятно, был самым знаменательным событием в вашей жизни. То было мгновение, когда вы встали под звуки аккордов свободы и вас услышали. – Его пухлые руки рассекали воздух, выражая то, что не поддается описанию словами. – Положитесь на меня. Вы знаете, что я готов отправиться куда угодно, лишь бы быть в ногу с тем, что происходит в царстве вокального искусства. Так вот, когда речь заходит о хоровом пении, эстонцам нет равных. Хоровое пение для Эстонии – то, что хоккей для Канады, что футбол для Бразилии. Эстонцы – удивительно музыкальная нация. А это значит, ребята, что вам надо постараться. Вот Джамаль знает, о чем я говорю. – Нежный взгляд на тенора с многочисленными косичками и золотым колечком в ухе. – Таллин принимает большие и маленькие хоры из пятидесяти стран мира. Они будут петь вот этим, – Гарт прикоснулся к своей диафрагме, – и вот этим, – он постучал себя по сердцу, – и они выложат все, что у них есть. Но я вам скажу вот что. Дамы и господа, я слышал, на что вы способны. Кое-кто из вас считает, что я одержим стремлением к совершенству. Что ж, поймите следующее: я тиран, потому что мне это небезразлично. Мы прибываем на Олимп хорового пения. И вместе, – у него на лице расплылась блаженная улыбка, – вместе мы будем творить прекрасную музыку. – Гарт выдернул ниточку из своего желто-коричневого пиджака.

Когда Белнэп три часа спустя снова всплыл к реальности, хормейстер продолжал заниматься тем же, отчитывая альты и басы. Юноши и девушки заняли места в салоне в соответствии с тембром своего голоса.

– Ар-ти-куляция, дамы и господа! – взывал Гарт. – Итак, еще раз! В конце концов, это гимн нашего хора, так что он должен звучать идеально!

Внимательно следя за движениями его рук, певцы старательно начали:

Суетливый человечек в желто-коричневом пиджаке остановил хор.

– Плохо! Восемьдесят солистов, поющих вместе, это еще не хор. Адам, Мелисса – вы безнадежно портите весь натиск. Этот пассаж должен идти allargando.[64] Мы замедляемся, мы расширяемся, – следите за моей правой рукой. Аманда, что ты кривишь губы? Эдуардо, а ты не следишь за моими руками и несешься вперед, как будто я показываю affretando.[65] Честное слово, ты куда-то торопишься? Эдуардо, через неделю ты вернешься на работу за прилавок в парфюмерном магазине «Сакс» на Пятой авеню – вот тогда и торопись, сколько душе угодно. Но сейчас ты представляешь Соединенные Штаты Америки, я прав? Сейчас ты представляешь хор штата Нью-Йорк. И это не пустые слова. Вы должны гордиться собой. Эдуардо, и твоя приемная родина должна гордиться тобой тоже. Я верю в это.