- Дома дашь, - сказал Воробей и немедленно прикусил язык, сообразив, что невольно цитирует Забродова.
Сват зло посмотрел на Воробья бешеными глазами.
- Карты собери, - сказал он наконец, - шестерка...
Между тем уже совсем рассвело, хотя солнца по-прежнему не было видно. Судя по безоблачному небу и полному отсутствию ветра, день снова обещал быть жарким. Сидевший на поваленном стволе Илларион тихонечко крякнул с досады - он предпочел бы пасмурную погоду, чтобы не потеть и не заботиться о том, что можешь выдать себя солнечным бликом на металле ствола, линзах оптики или лезвии ножа.
Впрочем, это были мелочи по сравнению с теми двумя идиотами, что сидели в кустах на противоположной стороне дороги. После брошенного Илларионом камня дым оттуда не поднимался, и некоторое время кусты беспокойно тряслись - похоже, бросок получился куда более точным, чем можно было рассчитывать. Илларион рассмеялся, отгоняя веточкой неутомимых комаров, и посмотрел на часы. Все-таки было еще очень рано - если таможенники не отважатся беспокоить начальство до того, как оно явилось на службу, то ждать оставалось еще два часа.
Хотя вряд ли, решил Илларион, машинально помахивая веткой и не сводя с дороги рассеянного взгляда. Должны были доложить, обязаны. Другое дело, что начальство могло решить подождать до утра - блок-пост, мол, все равно сгорел. Груз, если он только был, все равно уже переброшен. И потом, где это видано, чтобы какой-то там вонючий груз переправляли через границу с таким шумом? К чему устраивать пожар и автоматную стрельбу, когда можно просто заплатить? Значит, должно рассуждать начальство, это месть. А если начальство рассуждает подобным образом и не торопится что-либо предпринимать, значит, оно превосходно понимает, кто мстил, кому и за что, и тогда некто И. Забродов может по праву гордиться тем, что он гений дедукции. Первая часть плана, похоже, блестяще удалась. Осталось воплотить в жизнь вторую.., не ту, конечно, о которой знал и на которую рассчитывал Старик-Старцев, а совсем другую, о которой никто, кроме Иллариона, не догадывался. И здесь, к большому сожалению Иллариона, слишком многое зависело от двух этих разгильдяев, которых ему пришлось взять с собой.
Вдали тоненько запищали моторы, временами перекрывая друг друга. Судя по звуку, машины шли на предельной скорости. Если бы Илларион хотел совершить обыкновенный террористический акт, такую скорость можно было бы считать идеальной: хватило бы одного удачного выстрела по колесам, чтобы сидевшие в летящей, как артиллерийский снаряд, машине прекратили свое земное существование. Задача Забродова, однако, сейчас заключалась в другом. Он напрягся, не меняя позы, и стал пристально вглядываться в видимый с его позиции участок шоссе.
Шум моторов постепенно нарастал, превращаясь из комариного писка в свирепый рев разбуженного хищника. Илларион очень надеялся, что его соратники на той стороне дороги услышали его хотя бы теперь. Он придвинул поближе автомат, проверил, легко ли выходит из ножен нож и пожалел, что поленился расписать лицо. В данном случае это было бы, пожалуй, лишним, но не следовало сбрасывать со счетов психологический эффект. На профессионала разрисованная черно-зелеными полосами рожа, выскочившая из кустов, вряд ли произвела бы особое впечатление, но среди заевшихся "хозяев жизни", приближавшихся к сгоревшему блок-посту на опасной скорости, профессионалов, скорее всего, не было. Впрочем, решил Илларион, острых ощущений им хватит и без боевой раскраски.
Машины выскочили из-за поворота метрах в двухстах от блок-поста. Шедший первым белый "мерседес" притормозил, благоразумно пропуская вперед разрисованный камуфляжными пятнами джип с хлопающим на ветру брезентовым тентом. Все вместе это напоминало торжественный выезд какого-нибудь колумбийского наркобарона, не хватало только пулемета на крыше "джипа". Да "мерседес" был, пожалуй, не первой свежести - лет десяти от роду или около того.
"Джип" лихо затормозил возле лениво дымящегося пепелища, и из кузова горохом посыпались люди. Илларион молил бога об одном: чтобы два недоумка, засевшие в кустах, не открыли огонь прямо сейчас, пока "мерседес" не остановился. Тогда тому ничего не стоило бы развернуться на пустом шоссе и благополучно улизнуть восвояси.
Впрочем, пока Илларион волновался, "мерседес" тоже остановился, причем так, что оказался между "джипом" и Илларионом - видимо, водитель бессознательно прикрыл своего пассажира от опасности, исходившей с востока. "Это правильно, - мысленно похвалил его Илларион. - Это ты молодец.
У Москвы длинные руки". Это было и в самом деле хорошо - помимо того, что между Забродовым и его предполагаемой добычей не оказалось лишних преград, "джип" еще и прикрыл предположительно сидевшего в "мерседесе" Плешивого от случайной, а возможно, и не совсем случайной пули, посланной забродовскими волонтерами.
Дверцы "мерседеса" открылись, и на дорогу в сопровождении телохранителя вышел Плешивый.
Илларион улыбнулся - птичка была, можно сказать, в клетке, - и ужом соскользнул с бревна.
Человек, вершивший судьбы приграничного района на латвийской стороне, совершенно не вписывался в ассоциативный ряд, который приходил на ум при слове "плешивый". Плешь у него была, причем огромная, сверкающая и какая-то приплюснутая. Но это был вполне импозантный джентльмен европейского образца, одетый попросту, в блеклые джинсы, белые кроссовки и вельветовую спортивную куртку. Выйдя из машины, он немедленно водрузил на плешь ослепительно белую бейсбольную шапочку и огляделся. Забродов вынужден был признать, что по сравнению с ним дражайший Сергей Иванович Старцев был жидковат и несколько неотесан.
Илларион сидел в кустах у самой дороги, с интересом прислушиваясь к звукам чужой речи в надежде уловить хоть одно знакомое слово. Ему всегда нравилось в прибалтах именно то, что как раз не нравилось большинству его соотечественников, а именно независимость, самобытность и полное нежелание ассимилироваться с "большим братом".
Тем неприятнее для него была теперешняя ситуация, когда симпатичные сдержанные и холодновато упрямые латыши вдруг оказались по другую сторону баррикады. "Хотя "по другую сторону" - недостаточно точное выражение, подумал Илларион. - По другую сторону от них - Старцев со Сватом, Буланчиком, Воробьем и этим таинственным, засевшим в Москве Тихарем. А я-то, как раз, нахожусь по третью сторону. Вот и выходит, что кручусь я на самом гребне этой баррикады, и шарахнуть по мне могут с любой стороны, а То и с обеих сразу..."
До стоявшего с распахнутыми дверцами "мерседеса" с того места, где сидел Илларион, было не более пяти метров. В этом месте подступавший к шоссе подлесок был тщательно вырублен. Возможно, чтобы какой-нибудь нарушитель паспортного режима не прополз по кустам под самым носом у бдительных контролеров. Дальше в лес, по всей видимости, нарушителя не должен был пустить страх перед лесными хищниками и врожденная порядочность. Позиция была прекрасная - лучше этого мог быть только вариант, при котором Плешивый сам пришел бы к Иллариону с поднятыми руками и с рюкзаком вольфрама за плечами.
Осторожно ступая. Плешивый в сопровождении свиты обошел пожарище, по временам останавливаясь и на что-то указывая рукой. "Почему он так странно ходит? - подумал Илларион. - Горячо ему, что ли?" Но тут он догадался, что его жертва боится запачкать белоснежные кроссовки. Он с трудом подавил смешок. Собственно, смеяться ему было нечего: засада на той стороне дороги почему-то безмолвствовала, и Илларион стал всерьез побаиваться, что его волонтеры заснули либо вообще ушли, предоставив ему самому разбираться с этим делом. "Не может быть, - подумал он, - Старик их в порошок сотрет.
Не надеются же они, что я окажусь настолько глуп, чтобы здесь погибнуть?"
Вдруг из кустов на той стороне послышался лязг автоматного затвора, и немедленно оттуда загремели очереди. Илларион хорошо видел бившееся у дульных срезов бледное пламя. Свинцовый дождь хлестнул по джипу, мимоходом превратив его в решето, криво просевшее на повисших рваными клочьями шинах, и весело заплясал по асфальту, щедро разбрызгивая острые осколки и куски дорожного покрытия. Захваченные врасплох на открытом месте латыши быстро попадали и открыли ответный огонь. У них была масса пистолетов, так что кусты, из которых стреляли Сват и Воробей, прямо-таки взорвались фонтаном состриженных листьев и мелких ветвей, так и полетевших в разные стороны.
Оттуда раздался громкий треск - сидевшие в засаде стрелки, как и было условлено, обратились в бегство, производя при этом столько шума, что им мог бы позавидовать бешеный слон, напролом идущий через бамбуковые заросли.
Повинуясь команде Плешивого, латыши дружно вскочили и перебежками устремились в погоню, и тут кровожадный Сват, который, оказывается, и не думал никуда убегать, использовал выданную Илларионом индульгенцию. Патронов он, как и советовал Илларион, не жалел, и попавший к нему на мушку человек в форме таможенника, прежде чем упасть, исполнил некое подобие цыганского танца - опустившись на колени, он дробно затряс плечами, все дальше отклоняясь назад, пока совсем не завалился на спину, нелепо подвернув под себя ноги. Иллариону стоило некоторого усилия не отвернуться.
Выполнив норму. Сват напролом бросился догонять Воробья - Илларион даже успел увидеть мелькнувшую между соснами навьюченную рюкзаком спину. Вслед ему снова ударили пистолеты и автомат.
Двое латышей, низко пригибаясь и не отвлекаясь на стрельбу, подвели Плешивого к машине.
Водитель, все это время пролежавший носом в асфальт с прикрытой руками головой, получив сапогом под ребра, резво вскочил и бросился за руль.
Пользуясь тем, что внимание находившихся возле машины людей было полностью сосредоточено на противоположной стороне шоссе, где трещала сучьями, постреливала и перекликалась удаляющаяся погоня, Илларион стремительно и бесшумно пересек пустое пространство, отделявшее его от "мерседеса" ребром ладони срубил одного охранника, ловко подставил автомат под занесенный для удара нож другого, достал этого другого ногой, добавил прикладом по склонившейся голове, ухватил шофера за волосы и, коротко приложив его лбом к стойке кузова, выбросил из машины. Плешивый вскинул неизвестно каким образом оказавшийся у него в руке пистолет, но на курок нажать не успел - Илларион выдернул у него оружие, бегло осмотрел и со словами: "С предохранителя надо снимать, дядя", - зашвырнул в лес.
- Ну, вот мы и одни, - сказал Илларион, кладя ствол автомата на плечо и делая свободной рукой приглашающий жест в сторону открытой дверцы.
- Не могу сказать, что меня это радует, - с твердым акцентом отозвался Плешивый, усаживаясь на водительское место. - Куда поедем?
Илларион скользнул на заднее сиденье и разместился там, пристроив автомат таким образом, чтобы Плешивый все время чувствовал упирающийся ему в спину ствол.
- Немного неудобно, - извиняющимся тоном сказал Илларион, - но придется потерпеть.
- Я спросил, куда мы поедем, - с легким раздражением повторил пленник. Чувствовалось, что он не привык к тому, чтобы его слова оставались без внимания.
- Просто покатаемся, - легкомысленно ответил Илларион, неловко прикуривая одной рукой. - Уф, - с облегчением сказал он, - всю ночь не курил.
- Я тоже, - пожал плечами Плешивый.
- Но ты-то в это время спал, - сказал ему Илларион, - а я комаров кормил. Ну ладно, поехали, не тяни время.
- Сочувствую, - без тени сочувствия сказал Плешивый.
Илларион отметил, что держится тот превосходно.
Двигатель мягко завибрировал, и машина покатилась по вспоротому пулями асфальту в сторону границы.
- А ты куда это? - между затяжками спросил Илларион.
- На вашу сторону, - все так же спокойно ответил Плешивый. - Я так понимаю, что меня взяли в заложники. Или по-русски надо говорить "заложником"?
- По-моему, "заложником", - сказал Илларион и спохватился. - Тьфу ты, черт, да ничего подобного! То есть, первоначальный замысел был именно такой, но я вижу, что ты деловой человек.
Поехали куда-нибудь, где мы сможем спокойно поговорить.
- Хорошо, - согласился Плешивый, разворачивая машину. - Только я должен сразу предупредить, что плохо соображаю, когда автоматный ствол у меня между лопаток.
- Это только временная мера предосторожности, - сказал Илларион, не делая, впрочем, попытки убрать автомат. - Когда мы подружимся, надобность в ней, несомненно, отпадет.
Плешивый слегка приподнял плечи, выражая, как показалось Иллариону, презрительное недоумение.
- Круг моих друзей.., как бы это сказать.., давно сформировался, сказал он. - Так что, боюсь, дружбы у нас с вами не выйдет.
- Я, честно говоря, тоже не любитель новых знакомств, - согласился Илларион. - Никогда не знаешь, как поведет себя в той или иной ситуации новый человек. Недаром говорят: старый друг лучше новых двух.
- Несомненно, - металлическим голосом согласился Плешивый. В зеркале заднего вида Илларион видел его глаза, время от времени бросавшие на него изучающий взгляд.
- Вот давеча, к примеру, - продолжал Илларион, - встречаю я пятерых ребят в форме. Подъезжают это они к дому на белой "мазде".., я уж, грешным делом, обрадовался: будет, думаю, с кем интеллигентно раздавить пол-литра.., честно признаюсь, люблю латышей, вообще прибалтов люблю, классные ребята. Вот был у меня в группе один...
Впрочем, о чем это я? Значит, я стаканы на стол, а они как пойдут чесать из автоматов - насилу я от них ушел. Я вот думаю: может, они решили, что дома никого нету? Мало ли, захотелось людям пострелять. Только вот зачем они машину мою забрали? Она мне дорога как память.
- Бред какой-то, - сказал Плешивый. - Какая еще машина?
- "Лендровер" защитного цвета, - с готовностью откликнулся Илларион. А в нем зауэровская двустволка и мобильный телефон. Еду и тряпки я не считаю. Да, и еще документы.
- Конечно, - сказал Плешивый. - Капитан Забродов, военный пенсионер. Бывший связист, кажется.
- Он самый, - подтвердил Илларион, и сам толком не помнивший, какая именно специальность значится в его пенсионном удостоверении и значится ли там что-нибудь подобное вообще. - Нехорошо обижать пенсионеров, как вы полагаете? Кстати, вы знаете мое имя, а я вашего не знаю. Это несправедливо. Не называть же мне вас, в самом деле. Плешивым.
У Гуннара покраснела шея, а глаза в зеркальце вдруг сузились и сделались похожими на щелочки.
- Почему Плешивым? - спросил он, и Илларион в который раз подумал, что психология стареющего мужчины - темный лес.
- На той стороне вас все так называют, - спокойно ответил он. - Лично я всю жизнь считал, что клички унижают человеческое достоинство.
- А какая кличка была у вас? - неожиданно поинтересовался Плешивый.
- Последняя?
- Ну, хотя бы последняя.
- Перед моим уходом в отставку меня называли Асом, - скромно ответил Илларион.
- О! - с ироническим уважением сказал его пленник. - Это, конечно, не Плешивый. Можете называть меня Гуннаром, - представился он.
- Очень приятно, - сказал Забродов. - Итак?..
- Что - итак? - переспросил Плешивый Гуннар. - Я никак не пойму, чего вы от меня хотите.
- Мою машину. Мое ружье. Мой телефон. Еще одну машину - вишневый "Москвич" - вместе с украденным вашими людьми грузом. Мне она, честно говоря, не нужна - я с недоверием отношусь к отечественным автомобилям, но вот Старцев просто рвет и мечет. Ему зачем-то позарез нужна эта развалюха. Подозреваю, что его в первую очередь интересует груз.
- Так, - сказал Плешивый Гуннар, сворачивая на боковую дорогу. Позвольте узнать, кто вы такой?
- Просто военный пенсионер, - честно сказал Илларион. - Я приехал сюда отдохнуть.
- Здесь великолепный климат, - заметил Гуннар. Оставалось только гадать, была в его голосе ирония, или она просто почудилась Иллариону. Ну, а при чем тут Старцев?
- Он попросил меня вернуть груз. Так как я все равно собирался наведаться к вам, чтобы узнать о судьбе своей машины, мне ничего не оставалось, как согласиться. Надо вам сказать, что Старик умеет быть убедительным.
- Сколько он вам пообещал? - спросил Гуннар.
- Восемь процентов. Остановите-ка машину.
Мне не нравится, что мы забираемся все глубже в лес. Ни один человек, имея у себя за спиной автоматчика, который держит его на прицеле, не полезет по доброй воле в эту чащу, если у него нет козыря в рукаве.
- А вас не проведешь, - констатировал Гуннар, останавливая машину и дисциплинированно затягивая ручной тормоз.
- Положите руки на баранку, - потребовал Илларион. - Я вас не боюсь, но вам самому будет так спокойнее. Где у вас запасной пугач? Под сиденьем? Давайте-ка его сюда! Давайте, давайте! Я не стану его выбрасывать, просто уберу от греха подальше.
Он принял протянутый ему пистолет и небрежно бросил на сиденье рядом с собой.
- Итак, - продолжил он, - теперь, когда с формальностями покончено, каков будет ваш ответ?
- Хотите десять процентов? - спросил Гуннар. - Подумайте хорошенько, это большие деньги. Я предлагаю вам работать на меня. Согласитесь, уровень жизни в Латвии все-таки на порядок выше, чем в России.., я не говорю уже об уровне культуры.
- Вы что, нанимаете меня смотрителем музея? - спросил Илларион. - При чем здесь уровень культуры?
- Действительно, культура здесь ни при чем, - согласился Гуннар. Просто.., к слову пришлось.
- Не понимаю, на что вы рассчитываете, - искренне сказал Илларион. Ну хорошо, вы оттяпали один груз.., но ведь это же не первый и не последний, правда? Ведь вы этим разрушаете налаженную цепочку.., да вас просто могут шлепнуть, в конце концов. Вы об этом подумали? Вас уже сегодня могли запросто пришить - там, возле блок-поста, а я могу это сделать в любую минуту. Что вы, черт побери, задумали, и почему решили, что я стану участвовать в вашей идиотской затее?
- Груз был перехвачен случайно, - с неохотой сказал Гуннар. - Просто нескольким нашим коллегам захотелось.., как это по-русски?., легкого хлеба. Они уже получили по заслугам, а груз отправлен обычным порядком, так что все, что мог бы получить теперь Старцев, - это свои проценты, плату за пересечение границы на его участке.., если хотите, таможенный сбор. Но я спрашиваю: зачем? Зачем Старцеву деньги, которых он не заработал? Его блокпосты не обойдет разве что слепой от рождения, и то только в том случае, если ему не повезет. Я считаю, что его следует исключить из дела, и готов прямо заявить об этом нашим партнерам как в Москве, так и в Риге.