И погнал, и погнал — как заглублено дно у берега, какой внутри кран, какие платформы въезда-выезда. Ласса держала его за руку и смеялась. Такой здоровенный парень, а восхищается железками, как маленький!
Белые светила на высоких мачтах озаряли акваторию порта словно днём, доставая своими лучами до далёких молов.
«Может, всё-таки посмотришь на меня?» — мысленно спрашивала она парня.
— Я помню суда по именам, — показывал Арто в сторону терминалов. — Вон «Поларис», панамский, старая ржавчина. Слева «Брекватер» из Роттердама, классная посудина. А этот из Индии, «Голакала»…
— Что? — Ласса сжалаладонь замолчавшего Арто.
— По-индийски — «чёрный шар». Он всегда приходит летом. Индусы что-то выгружают на «Сентине» со спитсов. Какие-то у них дела… Когда наймёшься — лучше не встревай в то, чем занимаются клиенты. Нравится, не нравится — они платят, и точка. Зайдём в кабачок, а?
Там, в шумном заведении, они случайно поцеловались. Как-то вдруг потянуло друг к другу, оно и случилось. Лассе стало стыдно. Встала и ушла, не попрощавшись; добиралась на Йонгхавен с последним поездом метро, почти до рассвета злилась и маялась, еле заснула под утро. Когда неистовое солнце вновь зависло над Маэном, заливая город прожигающим жаром, она отправилась в школу охранников. Её приняли.
Арто объявился через неделю — встретил с цветами после тренировки. «Прости, ты не так поняла. Я не нахал, ты великолепная» и дальше, дальше — обычные байки, но до чего их сладко слушать!..
Когда она закончила учёбу, Арто помог устроиться.
После ночи вдвоём он стал рассказывать ей про «Сентину». Ласса считала, что приятель дико гонит.
Потом Арто исчез.
— Стреляли? Когда? — хмуро переспросил человек в робе цвета болотной тины. — Не было такого.
— С год назад. Одна девчонка сбрендила и начала палить из штурмовухи. Ей казалось, отовсюду лезут щупальца, — бойко сочинял репортёр.
— Спроси ещё кого-нибудь, — отвернулся работяга, возвращаясь к своему унылому занятию. — Я тут недавно, не слыхал.
«Облом», — констатировал Энгеран, тотчас потеряв интерес к портовому труженику.
Но Глетская заводь — метров шестьсот, тут всего десяток дебаркадеров. Не мог же за год персонал смениться целиком! Или речь шла о пристанях на другой стороне заводи?..
Он прищурился, изучая противоположный берег. Вряд ли. Там какие-то мелкие сооружения; их в ночную смену можно окучить одним-двумя сторожами наружного охранения плюс патруль на катере.
Визит в портовую полицию (сколько у нас полиций! пальцев на руках не хватит сосчитать!) принёс одни огорчения. Тоже поголовная амнезия. Как сговорились всё забыть! О проверке архива новостей и толковать нечего — полный ноль. Весь прошлый июнь — драки в кабаках, тепловые удары, скоропостижные смерти, бытовой мордобой, кражи и ничего огнестрельного.
— Да что вы, месьер! Длинные пушки носят стрелки военизированной охраны. Остальные — пистолеты или субмэшин-ганы. Тем более частные охранники… Вот когда грузят судовую кассу, бывает кордон посерьёзней.
День разгорался, как пожар. Где скрыться от зноя?
Над стойкой полупустого кабачка сипел и моргал переносной телевизор;
— По всей стране мобилизованы службы «Скорой помощи». Врачи советуют не выходить из дома с полудня до четырёх часов. Пересыхают реки и озёра, выходят из строя системы ирригации, нарушается судоходство. В ближайшие дни может быть остановлена работа производств, использующих воду…
— Пить, — попросил Энгеран сомлевшую официантку. — Что угодно.
Она сменила ценник. Охлаждённая вода без газа на глазах подорожала вдвое.
— Вы фокусница, — заметил он со злобным восхищением.
— Месьер, нам подняли цену за ток, — жалобно ответила девица. — Иметь холодильник и кулер — роскошь. Знаете, сколько теперь стоят бочата для кулера?..
Он вспомнил, как вялые волны возили взад-вперёд пивные банки и лохмы полусгнившего мусора у гранитной стенки набережной. Даже память об этой тошнотворной воде вызывала новые приступы жажды. Как рвотный рефлекс.
Когда и где это было?.. Точно! В армии, в «колониальной пехоте», тухлая вода так же сочеталась с жаждой. Дизентерия и молниеносный гепатит ждут тебя в любой луже — лакай!
— Чёрт, скоро я перестану бояться и напьюсь из реки — с четверенек, по-собачьи. Наливайте!.. А что это вентилятор не крутится?
— Налог на вентиляторы в частных заведениях, месьер. Сегодня с утра передали из ратуши.
— Они хотят нас убить. Солнце взбесилось, следом магистраты. — Энгеран пил холодную благодать медленно, наслаждаясь каждым глотком. Выпитое сразу выступало каплями на коже, впитывалось в одежду и уходило в воздух. — Послушайте, а чем вы моете посуду? Может, удобнее вылизывать? Дешевле выйдет.
Заморённая официантка невольно рассмеялась. Этот стильный и бойкий малый ей нравился, его блестящие глаза ласкали её, словно пушистый хвостик. Здорово отличается от тех угрюмых рож, которые заваливаются сюда после работы, чтобы отвесить ей вагон похабных комплиментов.
— Для мойки есть плохая вода, денатурат.
— Из радиаторов сливаете? — Энгеран облокотился о стойку, поближе к кабацкой красотке. Та гибко качнула станом, чтобы повыгодней показать бюст и талию. Чисто машинально. Нравиться так приятно!
— Купили с распродажи. Тут напротив, на «Сентине», была неприятность — охранница сошла с ума и…
Сделать гримасу неподдельного сочувствия и кивать в такт словам. Энгеран слушал её с вниманием кота, замершего у мышиной норки.
— …канистры по двадцать литров. Разбирались, кто хозяин, но никто не объявился. Ну, портовое управление пустило на продажу как конфискат. Мой хозяин взял оптом. Канистры хорошие, а вода никудышная, даже цветы поливать нельзя.
— Почему так?
— Вянут!
— Значит, не вода. Наверно, кислота или раствор какой-то.
— Нет, без запаха. Собака полакала и не сдохла. Но больше пить не стала. Так канистры и стояли, на всякий случай, а сейчас понадобились для мытья.
Ушлый репортёр помнит всё. Слово «контрабанда», промелькнувшее в рассказе медсестры, тоже запечатлелось в памяти и теперь сработало.
— Люблю диковинки. Продайте мне литр этой… бесхозной воды. — Он выложил перед девицей десятку.
— Да хоть с канистрой, — улыбнулась она. — Всё равно я увольняюсь — платят мало, публика дурная, надоело. Только вы её не пейте, ладно?
— Обещаю! «Сентина» — которая пристань?
— Вот, прямо и чуть вправо. Там охрана, вас не пустят. — Девушка угадала, куда он стремится.
— Ой, а вы сказали — ничья.
— Была ничья, потом её опять купили. Кажется, индийцы.
Покидая берег Глетской заводи с канистрой, Энгеран не мог отделаться от странного впечатления. Казалось, что со стороны понтона, похожего на плавучий эллинг, ему в спину направлен чей-то цепкий взгляд.
Остановиться и будто от усталости перехватить канистру из руки в руку.
Энгеран вполне естественно посмотрел назад.
У закрытых ворот дебаркадера, выходящих на набережную, стоял смуглый тип в маскировочной летней форме коммандос — бермуды, рубашка с коротким рукавом, шляпа с опущенными узкими полями. На поясе — кобура.
— Хочу заняться торговлей. Вода — самый ходовой товар, — объявил он знакомому из аналитической лаборатории, оставшись с ним наедине. — Но что-то мне поставщики не нравятся. Проверь эту жидкость, годится ли в продажу. Есть всякие санитарные нормы, стандарты…
— Что касается бактерий, это не ко мне. Но химические примеси могу определить. Пятьдесят талеров. За ответом придёшь через пару дней — работы много, сразу образец в дело пустить не смогу.
По пути, завернув в публичный туалет, Энгеран рискнул лизнуть загадочной воды. Она оказалась тёплой, противной и безвкусной — но и только. Впрочем, проглотить её он не решился, погонял во рту и сплюнул в унитаз.
Теперь в Борден!
У вокзала танцевали счастливые кришнаиты, распевая своё «харе, харе!». Позавидуешь этим блаженным: то ли мозги в Индию уплыли, то ли Индия сюда пришла, накрыв их веселящим газом.
— Ешьте масло, ешьте творог! Молоко! Чистый рис! Пойте, пойте имена священные!
Отснять сектантов для блога. В руки сунули флаер: «Ночь Ракхи Пурнима! Соверши праздничное омовение! Щедрая ярмарка в Йонгхавене: органик-продукты, ручная работа, освежающий бетель. Тебя благословит Варуна, бог океана. Разбей кокос — исполнится желание!»
Подавший листовку юнец жевал и улыбался, прозрачно глядя сквозь Энгерана. Губы обмётаны алой слюной. Бодрящий бетель! Словно чахоточный с горловым кровотечением… Тропический жар мутил сознание, вокзальная площадь колебалась и плыла.
«Скорее в тень!»
Хоть бы тучка с моря приползла, хоть бы на минуту заслонила этот генератор пекла, по ошибке называемый солнцем. Вагон надземки нагрет до белого каления. Вытерпеть проезд пары станций означало коротко познакомиться с адом, куда попадут репортёры сенсационной хроники.
Стражи Борденского дома строго блюли изоляцию цитадели безумия от доброго мира. Энгерана выспросили — кто он, с какой целью намерен посетить Лассу Йонсен, не имеет ли при себе запрещённых предметов?
Извольте, вот карточка журналиста. А вот — удостоверение на участие в акции «Пресса помогает». Довольны?
Он приготовил подарки — фруктовый йогурт, яблоки, печенье, свежий номер «Mi Not-Virgin». А что делать? Журнал «Я Не-Девочка» охотно платит за аномальных младенцев с двумя головами. Истинный писака гребёт деньги всюду, где дают.
«Тазы и сковородки атакуют девушку! Тазы с хвостами: десант чудовищ в Маэне!.. Чушь всё это. Дешёвка. Тьфу. Выдумываю, словно плохой воды опился… Реально вела огонь. По-настоящему в дурку загремела. Специально снимала нападающих, чтоб кому-то что-то доказать. Готовилась. Значит, заранее знала, что случится? Откуда? Кого отсняла, наконец?»
— Она очень опасна?
— Вас будут сопровождать.
Несколько шлюзов из решётчатых дверей. Здешние коридоры не изменились с позапрошлого века, когда в гиблом месте между морем и болотами возвели эту гробницу для сломавшихся умом. Лишь замки стали кодовыми, а окна — плитами из небьющегося стекла.
Чистые проёмы в рамах, никаких железных прутьев, небо, солнце — полная иллюзия свободы. Даже шорохи леса слышны, и доносится запах воды. Она рядом, совсем близко — молчаливые озёра-зеркала в оправе зыбких берегов, вечный мерный шум прибоя.
— Здравствуйте, Ласса. Я Энгеран Мариоль из «Маэн Фрейнгорд». Возьмите, это вам. Я услышал вашу историю в Глетской заводи. Моя редакция готова помочь. Можем объявить над вами патронаж…
«…как над бенгальским тигром в зоопарке», — проглотил он автоматически выскочившую фразу.
Девушка будто спала с открытыми глазами. Волосы чистые, причёсаны, но… манекены в витринах тоже регулярно моют, чтобы привлекательно смотрелись. А уж покойников из похоронного бюро выносят — загляденье! Волосок к волоску, рот улыбается…
— Спасибо, — тихим безучастным голосом ответила она, медленно переворачивая страницы. У Энгерана, привыкшего к разным видам сумасшествия, и то сердце защемило. Такая деваха! Видно и стать, и плоть, а воля улетучилась, огонь погас. Живая руина. Вот что бывает, если покой насильно впрыскивают человеку в кровь.
Наконец добралась до страницы с его материалом. Увидела портрет: «У нас в гостях Энгеран Мариоль». Подняла глаза, сравнила.
— Ваша беда поправима, — вкрадывался он в душу, стараясь не отпускать её взгляд. — Мы поддерживаем тех, кто приезжает с дальних островов. Трудно приспособиться к новой среде, иному ритму жизни. Бывают срывы. Если выяснить все обстоятельства, дело можно повернуть иначе… Разумеется, с вашего согласия.
— Нет. Благодарю вас. Я не готова, — тускло говорила она, прерывая его фразы, опустив глаза. — Я не чувствую себя здоровой. У меня до сих пор… до сих пор бывают странные состояния. Особенно по ночам, когда слышно море… Ещё раз спасибо за гостинцы… и заботу. Я не читаю таких журналов, простите. Они меня нервируют. Я могу уйти в палату? Мне нехорошо.
— Да, Ласса, конечно, — охранник тотчас оказался рядом с ней, помог подняться с табурета и передал в переговорное устройство: — Внимание, посетитель уходит. Открыть внешнюю дверь.
«М-да… Вот и поговорили».
Только на станции электрички, убедившись, что за ним никто не следит, Энгеран открыл журнал, возвращённый ему Лассой.
«Умница. Молодчина. Всё-таки ей не свернули мозги!»
Между страницами, у самого корешка журнала, он нашёл тонкую бумажку, скрученную трубочкой и сплющенную:
«Моя квартира. За наличником двери ванной, наверху».
Взгляд 2
Тёмные дела
Мы живём, зажатые железной клятвой.
Владимир Маяковский— Сколько берёте за эту конуру? — Энгеран озирал жалкую однокомнатную квартирку.
— Восемьсот в месяц. — Агент домовладельца сделал слащавую гримасу. Он был коричневый, щёки синеватые после бритья, волосы черней мазута, а глаза как вишни в шоколаде. Говорил агент с чудовищным акцентом, половину слов не понимал, на «талер» и «платить» оживлённо потирал ладони — такие светлые, словно отбелены хлоркой.
«Думаешь, я тут поселюсь? С моим-то статусом?»
Высохший воздух застыл в мёртвом оцепенении. Лучи, пробившиеся между шторами, лезвиями пронизывали пустоту, и в их узких плоскостях волнами плавала светящаяся пыль.
Жильё угнетало своим ничтожеством. Потёртая старая мебель, выцветшие стены, исцарапанный пол. В ванной — гробовая темень. Вспышка лампы озарила убогий вид: выбоины на эмали раковины, потёки ржавчины на стенках маленькой шершавой ванны, длинное рыжее пятно и лужица на её дне. Из облупившейся стены торчали трубы — краска шелушилась, как короста, металл покрылся бурой чешуёй, тёмной от сырости. Там, где трубы уходили в стену, штукатурка намокла и походила на влажно разбухшую глину.
Гнутая виселица душа, плаксиво капающий кран… Энгеран попытался завернуть его — напрасно. Открыть — тоже.
— А утечка воды за чей счёт?
— Мы починим, — заверил агент. Гадая, из какой бывшей колонии он явился, Энгеран брезгливо и придирчиво изучал скудный интерьер. Полочка, мутное зеркало…
«Как Ласса помещалась в этой ванне? Здесь нельзя наслаждаться. Ни даже ощущать себя красивой… О, дьявол! Опять они!»
Фараоновы муравьи проложили тропу к мокрому месту у крана. Их шевелящиеся бледно-жёлтые цепочки текли по неровной стене. Проследив путь, Энгеран нашёл под зеркалом начало дороги — крошечные существа уверенно бежали к трещине и пропадали, а другие возникали из неё и спешили к водопою, перебирая лапками.
«Сколько в Маэне муравьёв? Миллионы?., миллиарды? Да их целый народ или страна, как Китай. Нас уже оккупировали! Где они гнездятся? Наверное, у них свой чайнатаун, жирная королева, мадам Вонг, кладки яиц, казармы, планы завоевания: захватить острова, форсировать реку и… Нет, река — пройденный этап, раз они живут у меня дома. Может, написать о муравьях? Сотен шесть за них дадут».
— Смотрите, насекомые. Паразиты. Надо бы скинуть полсотни.
— Мы позаботимся. — Агент имел свой план: ни цента скидки! Развалюха на берегу должна приносить максимум дохода без всяких вложений.
Оттеснив агента, Энгеран провёл рукой по широкой щели за наличником. Больно наткнулся пальцами на что-то твёрдое, плоское и угловатое. Рядом нащупал плотно сложенную квадратиком бумагу.
«Игра энкаутер, — игриво пришло в голову. — Брожу по городу и нахожу коды. Каждый код выводит на новый этап. Ну-ка, что там на сей раз?»
Находка оказалась жёстким обломком густой серо-чёрной сетки из металлических волосков, покрытых окалиной. На вес обломок был удивительно тяжёл. Бумагу Энгеран разворачивать не стал, тем более что агент засуетился и порывисто засучил руками:
— Вам ничего не брать! Тут всё собственность! Так нехорошо!
— Здесь жила девушка, — проворно спрятав находки, Энгеран извлёк карточку журналиста жестом, каким достают пистолет, и предъявил её агенту чуть ли не в упор. — Её обвинили в незаконном владении оружием и других тяжких преступлениях. Ещё вопросы? Или ты хочешь прозвучать в прессе? Вместе со своим вонючим домом, текущим краном и паразитами? Сейчас я отсниму халупу, и ты прогремишь.
Агент пятился, делая умоляющие жесты. Энгеран напирал:
— А вдруг тобой заинтересуется иммиграционная полиция? У тебя есть вид на жительство? Р-раз, и его аннулируют. Права на работу, социальные пособия — тю-тю. Высылка в двадцать четыре часа. Не спорить со мной!
Он покинул дом почти счастливым. Агент семенил за ним до дверей. Даже кланялся вслед, сложив ладони у груди — «Намасте! Намасте!» — а потом провожал глазами, вслепую набирая номер на мобильнике.
«Вам придётся подмести в своей развалине! Пора привыкать к цивилизации — здесь не пасут коров на улицах».
Снаружи из фургонов выгружали свёрнутые тенты, связки шестов с кронштейнами. Муравьями мельтешили коричневые рабочие с голыми руками, перекрикиваясь на чужом языке. Часть набережной уже отгородили красными лентами: «ПРОЕЗДА НЕТ. ИЗВИНЯЕМСЯ ЗА ВРЕМЕННЫЕ НЕУДОБСТВА». Пешеходы, пробираясь вдоль стены, недобро и устало косились на строительный бедлам. Смех и голоса черноголовых рабочих перекрывали урчание буксиров на реке.
— Цирк приехал? — спросил Энгеран у полицейского. Тот истекал потом в форме, не рассчитанной на тропики; под мышками, на спине и груди расплывались мокрые пятна, потемнел лиловый околыш фуражки.