- А если бы утонул? - отозвался Вадим. - Стали бы смотреть?
Он действительно курил, погрузившись по горло в мыльную пену. Наташа задернула шторку, оставила целлофановые пакеты, а его скомканную одежду подхватила и унесла прочь. Сунув ее в мусорное ведро, она еще и придавила крышкой.
- Вот так! - сказала она, потирая руки. - Хотя в сказке полагалось бы сжечь.
Затем налила себе немного вина урожая 1985 года и выпила. "Что бы такое приготовить?" - подумала девушка.
Через некоторое время из ванной негодующе донеслось:
- Э-эй!..
- Ну что мы все друг другу "эй" да "эй"? - громко сказала она, подходя к двери.
Тогда он отозвался по-другому:
- Наташа, прекратите шутить. Где моя одежда?
- В пакетах. Надеюсь, размеры ваши. Я выбирала на глазок.
- Я спрашиваю о моей рубашке и моих брюках, а не об этой накрахмаленной наволочке с рукавами.
- Там еще бритвенный прибор, - сказала она и ушла на кухню.
У него все равно не было выбора.
Вадим продолжал что-то ворчать, но она его уже не слышала, занявшись приготовлением салата.
Прошло еще минут тридцать, и он появился за спиной - в новой синей рубашке, подвернутых внизу джинсах и даже свежевыбритый, смущенно потирая щеку. Теперь он выглядел ярче и молодо, лишь взгляд оставался прежним, словно бег за собственной тенью все еще продолжался. И мокрые волосы висели длинными прядями, как у эстрадного певца или отшельника.
- Должна же я была вас как-то отблагодарить! - сказала Наташа. - А вам идет. Цвет неба. Кого-то вы мне напоминаете...
- Идиота, - коротко разъяснил он. - Лично я себя таким и ощущаю. Столь глупых ситуаций в моей жизни уже давно не было. С тех пор, как отметил плачем свой первый день рождения.
- Не надо гневить судьбу, я ведь еще собираюсь вас подстричь. Не беспокойтесь, я умею это делать, - добавила она, поскольку Вадим в ужасе замахал руками.
Но Наташа уже взяла приготовленные ножницы, полотенце, расческу и указала на стул.
- Ну пожалуйста! - попросила она.
- С каких это пор девушки стали командовать взрослыми мужиками? спросил он, но покорился ее желанию. - Ладно, стригите. Только оставьте хотя бы второе ухо.
- Я сделаю все так, что ваш... изъян совершенно не будет заметен, успокоила Наташа, догадываясь, почему он носит длинные волосы. - Это не проблема. После института я работала парикмахером. Вы спросите почему?
- Нет. Мне это не интересно. Но хорошо хоть не патологоанатомом. А то бы вы, наверное, захотели меня препарировать.
- Потому что по своей специальности я не могла устроиться нигде, продолжала Наташа, будто разговаривала сама с собой, и при этом быстро и ловко работала ножницами. - А в салон красоты меня привела подруга, я прошла трехмесячные курсы и научилась всему. Даже получила приз. В этом нет ничего сложного; по-моему, стричь баранов гораздо труднее. Простите за сравнение.
- Ничего-ничего, мы привыкшие.
- Между прочим, когда на конкурсе я делала модельную стрижку моему жениху, он в меня и влюбился.
- Вот как? Значит, он выжил? После того как взглянул в зеркало?
- Не крутите головой, сидите спокойно. Обещаю вам, что вас будет не узнать. Вспомнила, на кого вы похожи. На Роберта де Ниро.
- Это хорошо или плохо? Просто я с ним не слишком знаком.
- Все относительно...
она закончила работу и чуть отошла в сторону, протянув зеркало.
- Теперь любуйтесь.
Странно, но он не сразу узнал себя: на него смотрело совсем другое лицо - в нем исчезла какая-то постоянная настороженность, и равнодушие, и собачье чувство вины, и глубоко прячущаяся грусть, и даже морщинки возле глаз не выглядели столь беззащитно-усталыми. Но ее искусство здесь было ни при чем. Иногда происходящее внутри меняет внешность не хуже ножниц, бритвы и нового платья.
- Дело сделано, и теперь уже ничего не воротишь, - все же скептически сказал он, пытаясь скрыть волнение. - И такого полюбят. Может быть, вам на прощание сложить печку? Тогда я пойду...
Наташа покачала головой. Ни ей, ни ему не хотелось расставаться на такой ноте, и оба чувствовали это. Вадим взял в руку бутылку французского вина и налил в бокал. Доверху.
- На дорожку, - произнес он. Но пить не стал. Передумал. Просто пошел к двери и, не оборачиваясь, помахал рукой.
- Подождите! - выкрикнула Наташа, словно очнувшись. - А... кто будет обедать?
Вадим остановился на пороге, глядя на нее как-то сбоку, издалека, сквозь солнечные блики, а все кругом от этой игры света и тени теряло очертания.
- Что-то я сегодня не голоден.
- Тогда... закройте дверь. И идите сюда.
Это прозвучало как просьба, и мужчина, пожав плечами, вернулся. Наташа, набрав воздуху, будто собираясь с силами, неожиданно произнесла:
- Хотите, я расскажу вам о себе? Садитесь! - решительно добавила она. - И слушайте.
- Только не очень длинно и монотонно, - попросил Вадим, вновь подчиняясь ей. - Я засыпал даже на экзаменах.
- Постараюсь. Пейте вино. Ешьте салат. А я буду говорить. Если начнете храпеть, я вас разбужу. Дуршлагом по макушке.
Но она опять замолчала и задумалась. Вадим подсказал:
- Итак, я родилась в одна тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, аккурат перед началом русско-турецкой войны... В зимнюю полночь и полнолуние, когда Стрелец перешел в Козерога, а в Замоскворечье выпал долгожданный снег.
- Если вы будете мне мешать, я вас убью, - пообещала девушка. Обойдемся без суфлеров.
- А хотите, я сам о вас расскажу? - предложил вдруг мужчина. - Очень коротко. Ведь все мы, когда начинаем свою биографию, упускаем самое важное, которое всегда кажется мелочью. И наоборот, детали выдаем за главное. Стереотип мышления. Родился, что-то окончил, изобрел, награжден, умер. Кому это интересно, кроме тебя самого? Но когда твой брат пролил кружку молока, а наказали тебя и ты впервые понял, откуда растут ноги у несправедливости и где она прячется, обида? Что есть смерть, вошедшая в соседнюю комнату, к твоему отцу? Боль от предательства и физическая боль, перваялюбовь и ненависть, желание убить, жажда и страх греха, осознание собственного ничтожества и величия, покой в душе, презрение, счастье, беда - когда это приходило к тебе, куда исчезло, как изменило разум, всю жизнь? Всего этого мы не говорим. Да и не знаем, или не можем вспомнить, или не хотим. Получаются даты. А то, что ты стоял под дождем, и плакал, и слушал музыку из открытого окна, и был счастлив, и знал, что такое уже не повторится никогда, - почему эти мгновения не остались для тебя священны?.. Я говорю так, к примеру, - добавил он, помолчав. - У каждого свой дождь.
- А вы и говорили сейчас только для себя, - сказала девушка. - Но я поняла. У нас с вами, как ни странно, много общего. Мне кажется. Простой тест: я назову любимого поэта, дерево, драгоценный камень, птицу, памятное место в Москве и прочее, а вы кивайте, если совпадет. Итак, погода - снег.
Мужчина улыбался, молчал. Она продолжала перечислять, но все его движения были уклончивы - ни да, ни нет, и вскоре ей самой надоело.
- С туманом у вас все в порядке, - несколько сердито сказала Наташа. Умеете нагонять. Теперь мне все ясно. Вы - последний уцелевший агент КГБ, остальные давно работают под другими вывесками. Потому и прячетесь на крышах. Проснитесь.
- Я просто прикрыл глаза. Не знаю почему, но яркий свет вызывает у меня тревогу. Бывают ночные звери, дневные. Я - из первых.
- По правде говоря, звериного в вас гораздо меньше, чем во многих других. Уж мне приходилось с ними общаться.
- А ваш жених?
- Хищник, - коротко ответила она. - Не советую вам когда-нибудь с ним встречаться.
- Мне достаточно было познакомиться с его братом. Очень энергичный молодой человек. Немного нервный, но это пройдет.
- Теперь все такие. Или стараются сделать вид. Иначе тебя затопчут. Почему же я выхожу замуж?
- Это вы спросили.
- Для собственного спокойствия. Надоело, когда ко мне постоянно прицениваются. А купленную вещь уже не унесешь.
- Но ее могут продать снова. Или украсть. Или подменить вино с подлинной наклейкой. - Он постучал по бутылочному стеклу.
Другой стук донесся из-за закрытой входной двери. Кто-то нетерпеливо ломился в квартиру, требуя впустить.
- Привезли еще что-то? - спросил Вадим.
Наташа тревожно посмотрела на него и покачала головой.
- Сидите. Я сама открою, - сказала она.
5
Оставшись на кухне один, мужчина торопливо выпил бокал вина, прислушиваясь к раздающимся в коридоре голосам. Кажется, разговаривали не совсем спокойно. Затем появился братец Глеб - в милицейской форме, хоть и без автомата, но выглядевший очень грозно, за ним, лукаво улыбаясь, вошла Наташа.
- Сам бы управился, вечно она торопится, - ворчливо сказал капитан, подозрительно взглянув на Вадима и сунув руку. Он не признал его в ночном обитателе крыш. - Сколько мы вам должны?
- нисколько, - пожал тот плечами.
- Наташа говорила, вы сосед?
- Этажом выше.
- Ниже, - поправила девушка.
- Так, - произнес милиционер. - Ладно. Потом разберемся. Я перекушу и поеду. Меня машина ждет.
- Так, - произнес милиционер. - Ладно. Потом разберемся. Я перекушу и поеду. Меня машина ждет.
Он открыл холодильник, наложил себе в тарелку разной снеди и уселся за стол. Подумав, налил вина и приступил к делу.
- А вы чего стоите? Присаживайтесь.
Наташа и Вадим устроились напротив него рядышком. Капитан ел, не обращая на них никакого внимания. Они тоже молчали, изредка посматривая друг на друга.
- Старье выбросили? - неожиданно спросил Глеб, оторвавшись от тарелки.
Наташа кивнула. Ей было забавно: у жующего милиционера очень живописно шевелились уши.
- Где-то я вас видел, - вновь сказал он, взглянув на Вадима. - Не пойму только.
- Он год как в розыске, за серию грабежей, - ответила Наташа. - Ты ешь, не отвлекайся. Положить еще?
Милиционер засмеялся и сам же сказал себе:
- Не смешно. Ты очень неосторожна. Простите, у вас документы с собой?
- Нет. - Вадим сунул руки в пустые карманы. - Увы.
- Глеб! - девушка постучала по своему лбу пальцем. - Ты не на работе.
- Я всегда на работе, - ответил тот. - Даже когда сплю. Все, поехал. Заскочу позже.
Капитан встал, поправил фуражку и, пристально взглянув на Вадима, добавил:
- И вы постарайтесь тоже не задерживаться. Ни к чему это.
- Слушаюсь, - по-военному отозвался мужчина, но остался на месте.
Наташа, проводив братца-милиционера, вернулась на кухню.
- Вообще-то он неплохой, - рассеянно сказала она, убирая тарелки.
- Надежный, - согласился Вадим. - Сквозь такого не проскочишь. Как он меня не пристрелил - не понимаю.
- Еще успеет. Отложил до вечера.
Покачав головой, мужчина вполне серьезно сказал:
- А между прочим, я действительно в розыске... Вы угадали.
Наташа приподняла брови и посмотрела на него так, как ребенок на неожиданно вошедшего Деда Мороза. Уже знает, что за бородой и красным кафтаном прячется живой человек, но не хочет этому верить.
- Нет, не страсти-мордасти, не подумайте, - продолжил Вадим. - Знаете: "Ушел из дома и не вернулся... мужчина среднего возраста... особые приметы..." И так далее. Просьба сообщить. За полгода еще никто не сообщил, а сам он не нашелся.
- Живой труп, - подсказала Наташа. - Как у Толстого. Здорово.
Вадим с негодованием замахал руками, словно ему было даже противно слышать такое.
- Никаких цыган! никакой любви! И семейные неурядицы здесь тоже ни при чем. Все это осталось в девятнадцатом веке. Сейчас - пародия. Титулы, балы, новые русские - смешно. Клоунада в цирке. Даже цыгане вызывают скуку. Этот человек ушел из дома по другой причине. Совершенно банальной.
- Что же с ним случилось? - Наташа также стала говорить о "нем" в третьем лице, будто включившись в игру. И хотя он улыбался, но было ясно, что партию свою безнадежно проиграл и смирился с этим.
- Его просто-напросто обокрали, - спокойно сказал он. И добавил, сделав глоток вина: - Унесли из-под носа квартиру, если вам угодно. Дело прошлое, что говорить!
- Но... не понимаю. Это в детской сказочке, помните? Была у зайчика избушка, не ледяная, а лубяная. Пришла лисичка...
- Примерно так. Этот глупый заяц решил затеять обмен - уехать из надоевшего района. Что делают, когда все начинает идти наперекосяк? Женщины - ремонт, мужчины еще круче - меняют квартиру. Или работу, жену. Ни того ни другого у нашего зайца уже не было. И он купил газету, где предлагались прекрасные варианты. Не прошло и двух дней, как в его дверь постучал вежливый молодой человек. Посредник. На лисицу совсем не похожий. Съездили на новую квартиру, договорились с ее хозяином, ударили по рукам. Оформили документы. Ну-у... зайцы, известно, существа косые, они не все видят,что подписывают. Короче, оказалось, что новое жилище уже давно продано и перепродано, а в прежнее - и не суйся. Он еще пробовал выступать, даже нашел того самого посредника, но его привезли в укромное место и вежливо объяснили, что к чему. А чтобы до зайца дошло и крепко запомнилось, отрезали ухо. Спасибо, что не убили. Вот вам и вся сказочка.
Взглянув на нее, мужчина оставил свой веселый тон: он заметил, что девушка нахмурилась и кусает губы, будто готова расплакаться. История действительно подействовала на нее как ушат ледяной воды. Сейчас ей казалось глупым все, что она делала в последние часы, о чем думала. Она даже мимолетно представила себя на его месте - и содрогнулась, передернув плечами. Так вот как это происходит... Вот как нормальный человек просыпается в подвале или на крыше... Бр-р!
- Простите, я вас расстроил, - произнес Вадим. - Знал бы, не рассказывал.
Потом он сделал совершенно неожиданную вещь: коснулся кончиками пальцев ее подбородка и, приподняв голову, посмотрел в глаза. Смешно раздув щеки, подул ей в лицо, словно это был одуванчик, готовый рассыпаться и улететь, или еще не сорвавшийся лист дерева.
- Не унывайте, выше знамя! - сказал он. - Будем оптимистами.
- Неужели в России нет никого, кто может нас защитить? - тихо произнесла она.
Наташа спрашивала не его, но мужчина и не стал бы отвечать. Он давно устал от этих вопросов.
- Ладно, забудем, - промолвил он. - Сейчас я допью вино, съем ваш салат и уйду.
- И у него больше ничего не осталось? - спросила она, продолжая думать о своем. - За что можно было бы зацепиться? Чтобы выплыть? Или его вынесли, как старый шкаф, а он только хлопал дверцами?
- Это вопрос вкуса - чем притворяться, когда в твоем доме случается пожар: мебелью или ведром с водой? Я не умею обращаться с огнетушителем. А тем более - с оружием. Скверное воспитание, знаете ли. Всегда уступаю место, когда рядом кто-то стоит и дышит в затылок. Пионерский рефлекс. Теперь, слава Богу, уступать больше нечего...
- Только не делайте такой вид, будто вы всем довольны, - жестко произнесла девушка. - У вас глаза брошенной собаки. Пусть даже с пионерским воспитанием.
- Что ж, - помолчав, ответил он, - какие есть. Вам просто никогда не приходилось бегать по кругу, высунув язык. Тогда, может быть, у нас был бы один взгляд на вещи. Но это невероятно скучно - смотреть на что-либо одинаково. Вы не задумывались, что вам любопытно со мной потому, что просто подобрали с земли какую-то диковинку? И невдомек, что таких, как я, тысячи, миллионы по всей России. Разумеется, в той или иной стадии безнадежности. Это не хорошо и не плохо, а факт заболевания. Возможно, вы тоже уже заражены, но еще не подозреваете. Больны все, даже самые богатые. Ваш жених богат?
- Очень, - ответила девушка.
- И хорош собой?
- Да.
- И наверняка умен. Так чего же вам не хватает?
Мужчина задал вопрос, но сам же на него и ответил:
- Потому что вы пытаетесь смотреть на мир его глазами, но у вас это не получается. В вас еще не прошло внутреннее сопротивление этому. Может быть, со временем... Люди, к счастью, меняются и привыкают ко всему гораздо быстрее, чем тараканы. Иначе жить попросту было бы невозможно. Через полгода вы даже не посмотрите на человека с крыши. Да и вряд ли сами сунете туда свой прелестный нос.
Зазвонил телефон, резко и непрерывно, но девушка не двинулась с места. Продолжала задумчиво смотреть на бокал вина в руке. Губы были упрямо сжаты.
- Межгород, - напомнил Вадим.
- Знаю. Он уже звонил рано утром. А я не подошла.
- Но может быть, что-то важное? Упал курс акций или самолет. Хотите, я сниму трубку? Как ваш секретарь.
- Сидите уж и не дергайтесь, сами управимся.
Девушке все-таки пришлось встать и пойти в комнату, а мужчина повел себя как-то странно. Он тоже поднялся и подошел к стене, на которой висел натюрморт, очень подходящий к кухне: на бронзовом блюде были нарисованы ломти дыни, яблоки, груши, бананы, виноградные грозди. Все это, того и гляди, готово было свалиться вниз, прямо к столу. Вадим прижался щекой к стене и раскинул руки, словно измеряя пространство или пытаясь что-то обхватить. Потом щелкнул пальцем по самому большому яблоку, но к его ногам ничто не упало. Насвистывая, он прошелся по кухне, трогая и прикасаясь к вещам. Взгляд его задержался на мусорном ведре под раковиной. Он усмехнулся и приподнял крышку - так и есть, старая одежда была тут. Вытащив брюки и пошарив в карманах, Вадим выложил на стол разную мелочь: мятые сигареты, спички, ключ, монеты, огрызок карандаша, булавку, а также несколько надорванных и согнутых пополам фотографий. Девушка все еще продолжала разговаривать по телефону со своим женихом. Мужчина оставил перед собой только снимки, а все остальное убрал. Он разложил их, как карты в пасьянсе - наугад, изображением вниз. Оборотная сторона была измазана засохшим клеем, еще недавно они висели в соседней комнате. Немного сосредоточившись, Вадим начал открывать их, пробуя определить время или еще что-то. Но вообще-то было непонятно - в какую игру он играет и получается ли его "пасьянс" или нет. Он был настолько увлечен, что даже не слышал, как вошла Наташа и встала позади него. Ей тоже было любопытно наблюдать за его действиями. Но понемногу выражение ее лица стало меняться. Она словно начала догадываться о том, что происходило. И легкая улыбка исчезла, а брови нахмурились. Мужчина уже заметил ее присутствие, почувствовал дыхание за плечом,но продолжал заниматься своим делом. Теперь все фотографии выложились в ряд, как надо. Пожелтевшие бабушки, молодая пара - времен "дружбы народов", младенец, мальчик-подросток с повзрослевшими родителями, солдатский снимок, студенческий, веселая свадьба, оглядывающиеся старики, опять они же, в которых трудно признать юных, дачный домик, а перед крыльцом кто-то сидит в кресле-качалке и улыбается. Будто смотрит на них оттуда, из прошлого, и знает, что они сейчас видят его, и именно поэтому смеется...