— Противно, — сказал Агбайаби. — Эдак придется на всех планетах Федерации установить контрольно-пропускные пункты.
— А заодно и попытаться проанализировать этнический состав всех новоприбывших за последние двадцать лет, криво усмехнулся Носов. — И применительно ко всем проверить действие закона сохранения маршрута.
— Что еще за закон? — удивился Понтефракт.
— Это наша… гм… внутренняя терминология. Внутрицеховая версия закона сохранения материи. Если объект куда-то прибыл, значит, откуда-то он несомненно убыл. ОСтастся выяснить, откуда именно — с Земли, с Магии… или с Эхайнуолы.
— Так, — пасмурно сказал Кратов. — Как следует из ваших слов. Эрик, вы имеете и другие предположения.
— Имеем, — сказал тот деловито. — Предположение второе: эхайн здесь по случаю и никакой разветвленной агентурной сети не представляет. То есть, он прибыл с какой-то одной-единственной целью. Например, просто посмотреть на потенциального противника. Какой-нибудь военный функционер или шеф разведотдела сил вторжения… В этом случае никакой достоверной информации он не извлечет, а скорее, будет введен в заблуждение — и распространит беспочвенные иллюзии на весь свой департамент. Что-де земляне — толпа неорганизованных раздолбаев, только тем и занятая, что скудоумными развлечениями, мелким бизнесом и поисками приключений на свои задницы.
— Мы и впрямь похожи на… то, что вы сказали? — озабоченно спросил Понтефракт.
— Надеюсь, что да, — сказал Носов. — Тот редкий случай, когда весь бардак, творящийся в вашем драгоценном мире, мне по нраву. Лучшей операции прикрытия и не изобрести! С точки зрения эхайнов захватить такой мир не составит большого труда, а спалить его к чертовой матери — дело чести любого воина… — Понтефракт скривился, как от приступа зубной боли, и полез в карман за сигарой. — Это, так сказать, пессимистический вариант. Нейтральный же состоит в том, что эхайн прибыл сюда из непонятных нам соображений, впрямую связанных с Кодексом Эхлидх. Например, он решил доказать себе — или второму лицу — проницаемость земной обороны. Поспорил с кем-нибудь… или в карты проиграл…
— Карточные игры среди эхайнов не распространены, — ввернул Блукхооп.
Носов долгих десять секунд молча таращился на перламутровую капсулу, в окошке которой хладнодушно мерцал огромный выпуклый глаз.
— Тогда в лото, — сказал он наконец. — Разве это приципиально?.. И доказал, беспрепятственно миновав все фильтры тритойских космопортов и явившись на концерт Озмы. В его глазах это унижает противника и свидетельствует о его отвратительной мягкотелой беспечности и боевой несостоятельности. То, что на Эльдорадо по определению нет никаких фильтров, для нормального эхайна никогда не будет понятно. Как это можно обойтись без удостоверений личности, виз и аусвайсов? Особенно в прифронтовом пространстве? Так мы воюем, едрена вошь, или нет?!
— Наполните же наши сердца и оптимизмом, — кротко попросил Понтефракт.
— Есть и оптимистический вариант. Эхайн прибыл в Тритою с единственной целью — послушать концерт Озмы.
— У-у… — тихонько взвыл Понтефракт. Агбайаби саркастически улыбался.
— Вообще-то из слов Ахонги следовало нечто похожее, — с сомнением сказал Кратов. — Ему показалось, что эхайн испытывал громадное внутреннее напряжение.
— Господин Ахонга может верно интерпретировать внешние признаки эмоциональных проявлений эхайна? — спросил Понтефракт сварливо. — Он знает, как отличить эхайнский гнев от эхайнского спокойствия? Отвращение от блаженства?
— Вас потрясло бы сходство, — как всегда, загадочно промолвил Блукхооп.
— Ну, я тоже в это не верю, — заявил Носов. — С чего бы мне быть оптимистом, при моей-то информированности?.. Так что оСтастся предположение третье.
— Ну же, не терзайте нас, — сказал Понтефракт страдальческим голосом.
— По сути, оно существует на стыке между первыми двумя. Эхайны действительно готовят вторжение. Эхайны действительно имеют здесь агентурную сеть. К тому же, они знают о существовании этого высокого собрания и располагают записями наших конфиденциальных бесед. Как известно, им даже удалось нечувствительно вживить «жучок» одному из нас в мышечную ткань.
— Чго такое «жучок»? — спросил Грозоездник. — Речь идет о каком-то небольшом инсектоиде?
— Так на профессиональном жаргоне контрразведчиков называют медиатранслятор — миниатюрное следящее устройство, — разъяснил Носов.
— И что же, мы здесь беседуем, а этот эхайнский «жучок» за нами следит?!
— Мы его удалили и пытаемся использовать для передачи дезинформации. Надеюсь, он был единственным… — Носов замолчал, уперевшись остекленелым взором в капсулу Блукхоопа и о чем-то напряженно размышляя.
— Доктор Носов, — негромко окликнул его Агбайаби.
— Простите, — сказал тот, выходя из ступора. — На чем бишь я… Так вот: не ограничиваясь банальной разведывательной деятельностью, эхайны хотят нанести нам какой-то упреждающий парализующий удар. Унизить нас, указать нам на занимаемое нами место в галактической иерархии, потрясти нас невиданным кощунством, вселить в нас ужас и тем самым обезоружить перед лицом безжалостного противника. Продемонстрировать, что наши ценности не имеют для Эхайнора ни малейшего значения.
«Вы можете вообразить кого-то, способного на подобное святотатство?» — сразу вспомнил Кратов.
— Эхайны хотят убить Озму, — ровным голосом сказал Носов.
8
Грозоездник с лязгом перебрал жвалами.
— Не понимаю, — признался он. — Этот отдельный человек. Озма, действительно много значит для вашей культуры?
— Наша Федерация состоит из разных этносов, — сказал Агбайаби. — Между некоторыми до сих пор сохраняются давние и глухие трения. Все же, у нас была бурная и кровавая история… Один мир может питать предубеждение к другому. Один народ может не доверять другому. Один человек может не любить другого. Озму — любят все. Размеры творческого вклада Озмы в нашу культуру оценит время. Но в настоящий момент она — то, чему поклоняются.
— Идол, — лаконично пояснил Кратов.
— А, так здесь присутствуют религиозные мотивы! — воспрял духом Грозоездник.
— Ни в коей мере, — возразил Агбайаби. Арахноморф озадаченно умолк.
— Озма, — сказал Носов. — Подлинное имя — Ольга Флайшхаапс. Родилась в 115 году в местечке Сиринкс, планета Магия. Биографические сведения отрывочны и скупы, очевидно — она заботится об ореоле тайны вокруг своей персоны. В раннем детстве обнаружила удивительные музыкальные способности. Абсолютный слух, не по-детски сильный голос необычного тембра. Несомненное дарование в области композиции… Выступала с Большим академическим оркестром города Элуценс на гастролях, была услышана маэстро Ла Фьямма, оценена по достоинству и приглашена для продолжения образования на Земле. Где и провела восемь лет. Высшая школа вокального мастерства в Риме, стажировка в «Ла Скала», в Мадридском королевском театре… В пору взросления голос Озмы, тогда еще — Ольги Флайшхаанс, претерпел неизбежную мутацию, однако самым удивительным образом.
Его диапазон увеличился на три октавы, и при определенных усилиях со стороны вокалистки в нем стали появляться мужские форманты. Я не специалист, но знатоки говорят, что такого голоса никогда не существовало ни на Земле, ни на Магии, ни где-либо в пределах Федерации… В возрасте двадцати двух лег Ольга Флайшхаанс начинает активную гастрольную деятельность, все более отходя от классического репертуара. Она экспериментирует в области авангардного джаза, но каноны и стандарты этого музыкального течения ее сковывают. Впрочем, ее старые записи, например, концерт с квартетом Фоззи Шепарда, неискушенного зрителя и по сю пору разят наповал. Ходят легенды, что после того, как Ольга исполнила «Литл Биг Блюз» на Нью-Орлеаиском традиционном ночном сешне 138 года, его автор Гас Гилкрист разбил свою знаменитую гитару, покинул зал и на два года отказался от публичных выступлений, предаваясь чудовищному пьянству, разгулу и самоуничижению. Потому что юная, и что особенно унизительно для орлеанского джазового братства, белая певица, даже не американского происхождения, вскрыла своим голосом такие глубины в этом, скажем прямо, непростом для самого изощренного исполнителя произведении, о каких не подозревал сам его создатель. И какие при самом великом напряжении фантазии и голосовых связок никогда не смог бы воспроизвести, не говоря уже о том, чтобы превзойти…
— Я слышал эту легенду, — с воодушевлением подхватил Понтефракт. — Все кончилось, когда Ольга пришла в халупу Гилкриста, перебила все его бутылки, разогнала всех его баб, влепила самому маэстро пощечину, закатила феерическую истерику и потребовала, чтобы он не валял дурака. Трудно поверить, но это подействовало. Они провели вместе одну ночь, и присутствовавший при этом Фоззи Шепард сделал запись их пятичасового сешна, в котором и сам принял посильное участие. Пиратская запись ходит по рукам под названием «Ночной кошмар в Пайлоттауне». Зрелище впечатляющее: пьяный старик-негр в соломенной шляпе и шортах, с шестнадцатиструнной акустической гитарой в мозолистых лапах, роскошный мулат в сакраментальных белых штанах, белом же пиджаке и белом галстуке «кис-кис», за расстроенным музейным синтесингером, и зареванная белая соплячка в джинсовом комбинезоне поют «Колд ин хэнд блюз»…
— Я слышал эту легенду, — с воодушевлением подхватил Понтефракт. — Все кончилось, когда Ольга пришла в халупу Гилкриста, перебила все его бутылки, разогнала всех его баб, влепила самому маэстро пощечину, закатила феерическую истерику и потребовала, чтобы он не валял дурака. Трудно поверить, но это подействовало. Они провели вместе одну ночь, и присутствовавший при этом Фоззи Шепард сделал запись их пятичасового сешна, в котором и сам принял посильное участие. Пиратская запись ходит по рукам под названием «Ночной кошмар в Пайлоттауне». Зрелище впечатляющее: пьяный старик-негр в соломенной шляпе и шортах, с шестнадцатиструнной акустической гитарой в мозолистых лапах, роскошный мулат в сакраментальных белых штанах, белом же пиджаке и белом галстуке «кис-кис», за расстроенным музейным синтесингером, и зареванная белая соплячка в джинсовом комбинезоне поют «Колд ин хэнд блюз»…
— Послушайте, Бруно, — нервно сказал Агбайаби. — Вы не могли бы мне достать эту запись? Хотя бы на время? Я и не знал, что она существует…
— Эльдорадо — планета пиратов, — с гордостью объявил Понтефракт, — и Тритоя — столица ее!
— По-видимому, это был один из последних джазовых экзерсисов Ольги Флайшхаанс, — сказал Носов. — Со 140 года она выступает в жанре, который с натяжкой можно назвать «популярной музыкой». Ее дебют состоялся на ежегодном фестивале в Вудстоке, где она с огромным блеском исполнила программу собственных сочинений в стиле, близком к «пауэр-болт», но таковым не являвшемся хотя бы потому, что в поношение традиций Вудстока Ольга пела на родной латыни, точнее — на новолате, магиотском диалекте. Ее не отпускали со сцены три часа, у нее кончился репертуар, в отчаянии она спела вначале «Hey Jude», а потом без перехода «Miserere», но и это не помогло. Тогда она в совершенной оторопи исполнила «The Way Old Friends Do»… [«Hey Jude», слова и музыка — Пол Маккартни, группа «Битлз» (1968 г.). «The Way Old Friends Do» (Как поступают старые друзья), слова и музыка — Бенни Андерсон, Бьерн Ульвеус, группа «Абба» (1980 г.)]
— Это такая старенькая, простенькая в мелодическом плане вещица с глубоким латентным драйвом, — жмурясь от удовольствия, сказал Агбайаби. Кратов покосился на него с изумлением: он и представить не мог, что этот старец увлекался чем-либо еще, помимо ксенологии.
— … Но Озма этот драйв пробудила и усилила во стократ, — ухмыльнулся Носов, — так что весь Вудсток единым духом рухнул на колени и не вставал еще битый час, требуя продолжения. И лишь приезд легендарных «Морайа Майнз» спас положение.
— Истинно, — подтвердил Понтефракт. — Попники так ее и называли: «Бич божий», «Внезапная смерть»… Если на фестивале или концерте появлялась Ольга Флайшхаанс, остальные участники могли убираться восвояси — никто их и слушать не станет, с их чепуховой музыкой и ничтожными голосами.
— Серьезные специалисты полагают, что именно благодаря феномену Озмы современная массовая культура пришла в беспрецедентный упадок, — продолжал Носов. — Между тем как классическая музыка и в определенной степени музыкальный авангард переживают настоящий бум… Так или иначе, в 141 году Ольга Флайшхаанс приняла сценический псевдоним «Озма», собрала собственную концертную труппу из единомышленников и с непреходящим успехом гастролирует по Галактике. Большинство исполняемых композиций — ее собственного сочинения. С ней сотрудничают выдающиеся аранжировщики современности — Ла Гуардиа, Деллафемина, Белоцерковер. Хотя и ее аранжировки отмечены бесспорным талантом. Возьмем, к примеру, ту же «Cantilena Candida»…
— Что означает ее псевдоним? — спросил Грозоездник.
— «Губы ее были алы, глаза сияли, как алмазы», — едва заметно улыбаясь, сказал Агбайаби. — «По плечам струились золотистые кудри»… [Лаймен Фрэнк Баум. Страна Оз. Пер. с английского Т. Венедиктовой.]
— Он взят из старинной детской книги о волшебной стране, — объяснил Понтефракт. — Страна называлась Оз, а правила ею прекрасная принцесса Озма. И жили там самые невообразимые существа. Совсем как в нашей Галактике.
— Вы хотите сказать, что эта певица полагает себя властительницей Галактики? — уточнил Грозоездник.
— В определенном смысле так оно и есть, — хмыкнул Понтефракт. — Во всяком случае, ни одна из планет Федерации не возьмется это оспаривать…
— Даже Амрита, — осклабился Агбайаби, — что, подобно киплинговской кошке, «гуляет сама по себе». Озма завоевала их единственным концертом собственных интерпретаций Ригведы в стиле «рага-стрим».
— Но мы даже не воспринимаем большую часть вашего акустического спектра! — возмущенно заломил передний конечности арахноморф.
Блукхооп сверкнул выпученным лукавым глазом в своем узилище.
— Это шутка, коллега, — сказал он. — Маленький розыгрыш в человеческом духе. Юмор гуманоидов. Юмор вы обязаны понимать по своему общественному статусу…
Грозоездник просвистел что-то невразумительное и, по всей видимости, непереводимое. Блукхооп, однако же, понял.
— Вы слишком строги к ним, друг мой, — промолвил он. — В конце концов, все юные расы амбициозны и непочтительны…
— Я могу закончить? — осведомился Носов. Никто не проронил ни звука. Итак, Озма в настоящее время находится на планете Эльдорадо, в городе Тритоя, куда прибыла с родной Магии и откуда вскорости направится на Тайкун. Ей двадцать восемь лет, и она все еще набирает высоту своего таланта. У нее нет друзей и нет человека, с которым она делит ложе. У нее прекрасное здоровье и, по нашим сведениям, естественная сексуальная ориентация, но творчество отнимает все время и сжигает все силы… В круг привязанностей Озмы входят лишь самые близкие родственники и домашние животные. К последним можно причислить трехгодовалую дымчатую кошку Дороти, что прибилась к труппе во время предыдущих гастролей Озмы в Тритое.
Понтефракт приосанился.
— Это предмет гордости Магистрата, — заявил он.
— Озма обожает менять внешность. Сейчас это отнюдь не растрепанная соломенноволосая девчонка в джинсах периода «Ночного кошмара» и Вудстока, и не знойная чернокудрая магиотка, как в прошлом году. Вот как она выглядит сегодня. — Носов проделал легкое мановение зажатым в руке пультом, и на свободном пространстве в центре помещения возникла застывшая женская фигура.
«Губы ее были алы, глаза сияли, как алмазы…» Нет, ничего королевского в Озме, пожалуй, не было. В облегающем длинном платье из безыскусной и даже грубой на вид белой ткани, с просторными рукавами и высоким стоячим воротником, она выглядела скорее фрейлиной на пикнике. Копна жестких волос живого соломенного цвета была умело уложена таким образом, чтобы казаться в полном беспорядке и в то же время не вызывать раздражения. Лицо и кисти рук были насыщенно-смуглыми, что могло быть в равной степени и результатом долгих прогулок под палящим солнцем, и незатейливым макияжем. На этом легком шоколадном фоне контрастно-алым пятном выделялись полные губы, сообщавшие круглому, скуластому личику несколько наивное выражение, и широко расставленные прозрачно-зеленые глаза. «Господи, — подумал Кратов, — да ведь она дурнушка!» Это ничего не меняло. Это нельзя было сравнить ни с чем и ни с кем, ни с одной из прекраснейших женщин, что встречались ему на жизненном пути. Ни с агрессивной, тропической красотой Рашиды Зоравицы, ни с морозным очарованием Идменк… Первый взгляд на Озму заставлял оцепенеть на месте. Второй — валил с ног. В ее простоватом лице, в ясном взгляде было столько царственной силы, что ей не нужно было даже открывать рта, чтобы завоевать народы и планеты. Достаточно было просто стоять молча перед тысячами потрясенных глаз. Но Озма при этом пела.
— Это действительно… Озма, — пробормотал Кратов.
— Не говорите, что никогда не видели ее воочию, — тихонько сказал Понтефракт, склонившись к нему.
— Только на афишах, что расклеены по всему городу, — печально сказал Кратов. — Теперь-то я вижу, что у вас за художники.
— Дерьмо художники, — охотно согласился Понтефракт. — У меня странное ощущение. Будто бы вы хотите признаться, что никогда не слушали ее голоса.
— Боюсь, что так…
— Нет! — Понтефракт в ужасе отстранился от пего. — Этого быть не может! Вы с ума сошли! Родиться и жить в лучшем из миров и не слушать Озму?! Чем же, кот дери, вы занимались почти сорок лет своей жизни?
— Видите ли, — осторожно промолвил Кратов. — Я вообще не питаю устойчивых пристрастий в музыке. Мне в детстве на ухо наступил медведь…
Прислушивавшийся к их словопрениям Грозоездник встрепенулся.
— Простите, — вмешался он. — Но как такое могло произойти? По моим сведениям, медведь — это крупный реликтовый хищник. Даже если допустить, что он сохранился на одной из планет вашей Федерации, то соприкосновение одной из его конечностей с органом слуха, да еще расположенном в столь уязвимом месте, как черепная коробка, неизбежно привело бы если не к гибели жертвы, то к тяжким увечьям!