«Россия против Москвы, – думал Третий. Страна – против города. Россия победит. Народ. А победивший народ, торжествующий – на выборы пойдёт. И всё сделает, как ему скажут. Надо только, чтобы твоя роль была ясна всем и каждому. И Ладков пройдёт, как по ковру».
– Заманчиво. Но… пойдёт ли Лаптев на проведение своей демонстрации? Не испугается? Мужик ведь очень неглупый.
– Понимаю вашу мысль. Но это уже наша забота: сделать так, чтобы он клюнул.
– Не боитесь, что процесс может выйти из-под контроля?
– Что касается масштабов периферийной реакции, думаю, это мы просчитаем сами. Но команды – разумеется, не открытым текс–том – должны будут исходить от вас лично. Конечно, наши люди будут и контролировать, и пиарить на местах.
– Разумеется. Но необходимо, чтобы и Ладков был в курсе дела.
– Непременно.
– Это сделаю я сам. Постарайтесь дать цифры побыстрее. И схему: сколько откуда. Как быстро вы подсчитаете?
– За день, от силы два – после того, как мы придём к соглашению.
– Полагаю, проект у вас с собой?
– Ну, так сказать, намётки…
– Давайте сюда.
2Ехали недолго, по тряским колеям. Лосев даже поморщился:
– Лететь удобнее было…
– Асфальта нам, Сергей Викторыч, не обещают. Условия, максимально приближенные к боевым.
Машина остановилась.
Вышли. Лосев огляделся. Сверху он угадал: это было то самое место.
– Сюда, прошу.
– И правда, как на фронте, – не удержался гость, спускаясь по деревянным ступенькам в блиндаж. – В три наката…
– Как положено.
Внутри блиндаж оказался просторным, чистым. С полом настланным, а не земляным. Два отсека. В первом – знамя дивизии, железный ящик под ключом и часовой: пост номер один, как и должно быть. Второй, похоже, – кабинет и одновременно столовая командующего и его же спальня.
– Сыровато, – оценил приезжий.
– Мы ещё на высотке. В войсках хуже. Ещё одну зиму зимовать тут – не хочется и думать.
– Намёрзлись тут? Ты что, не мог в деревне разместиться? Хоть управление со штабом. Под крышей, с печками, колодцем… Тут километров пять?
– Семь. Была мёртвая деревня, обезлюдевшая. Ни одной целой крыши. Сейчас заселена. Новосёлами. С юго-востока. Гражданская власть не рекомендует стеснять их. По совокупности причин.
О причинах Лосев допытываться не стал – сам всё отлично понимал, поездил по Сибири и ДВ последнее время немало.
Курилов кликнул ординарца, приказал накрыть для обеда. Как только старшина вышел, Лосев вытянулся в строевой стойке, проговорил официально:
– Товарищ командующий дивизией, вручаю вам приказ начальника генерального штаба.
Есть вещи, какими не шутят даже старые приятели и даже наедине. Курилов тоже застыл «смирно». Лосев вынул из сумки и вручил прошитый конверт. Курилов столь же официально принял, вскрыл, вынул из конверта бумагу, тут же на пакете расписался в получении, с датой и временем. Только после этого пробежал текст (Лосев следил за его глазами, уловил мгновенный блеск), и тут же, уже медленно, – второй раз. Аккуратно сложил, спрятал в карман.
– Командование округом?
– В курсе, конечно же.
– Спасибо, Сергей Викторович. Ну что же, доброго гонца положено отблагодарить от души. Поднимемся – сольют на руки. Горячей воды, прости, нет. И – прошу к столу.
Приказ, полученный командиром дивизии, был приказом на передислокацию вверенного полковнику Курилову соединения.
И как раз на запад, как и хотелось.
За обедом (без традиционных ста граммов не обошлось) Курилов спросил:
– На каком уровне разговор, на служебном?
– Понимаешь же, что нет. Частный разговор между старыми приятелями.
– Тогда начну с азов. Скажи: что там у вас в столицах вообще происходит? Почему меня здесь ни о чём не информируют, даже нормальной связи нет, здесь же прохождение волн такое – хуже не бывает, сидим как в котле на самом донышке. Зачем мы тут? Климат улучшать? Да нет, не тормози меня, дай уж выговориться!..
Но Лосев поднятой руки не опустил, а пока комдив набирал в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить свой вопросник, успел вставить:
– Постой. Все ответы у меня есть, но перед ними – пара вопросов. Скажи: как в дивизии с дедовщиной?
– С де… А откуда ей у меня взяться? В дивизии внуков нет, живём без призывного контингента, все – на контрактах, ваше же управление комплектования прекрасно в курсе…
– Хотел лично от тебя услышать. Второй вопрос: какая часть личного состава занята на строительстве дач для начальства, подходов к ним, сиречь дорог, вскапыванием огородов там же – ну, и так далее? Четверть? Треть?
– Ты что – с Луны?.. Какие дачи, кому? Мы тут и так все на даче живём три года уже. На подсобке – конечно, копают, полное сельское хозяйство, не помирать же с голода.
– Вот именно. Дальше: сколько людей подрабатывает налево в ущерб боевой подготовке? Сколько оружия, снаряжения, топлива, обмундирования продаётся на сторону?
– Ну, Викторович, ты меня удивляешь просто. Где здесь подрабатывать? На чём? Продавать? Здесь войсковая часть, товарищ полковник, армия, а не ярмарка!
– Вот именно, – проговорил Лосев с явным удовлетворением. – А вот прослужил бы ты эти годы там, где я, и стал бы, как и я, порой себя спрашивать: да точно ли это армия? Или – труп её? А ведь не зря говорится: какова армия, таково и государство.
– Или наоборот: каково государство…
– Что в лоб, что по лбу. А знаешь, почему?
– Интересуюсь услышать.
– Да потому, что сильная, боеспособная современная армия власти не нужна.
По какой причине? Власти она опасна, власть её боится. Вся мировая история, с Рима начиная, если только не с Египта, полна примерами: если власть слаба и в государстве начинается бардак, кто перехватывает эту власть и наводит порядок? Она, армия. Поэтому сильная армия нужна сильной власти, а не хилой. Товарищу Сталину сильная армия была нужна – он её контролировал, и она, в войну, по сути, уничтоженная, при нём быстро возродилась. Наши отцы тогда служили, и хорошо служили. Ещё Брежневу была нужна – не столько потому, что он был силён, просто он в душе сам был воякой и к армии питал слабость бровеносный маршал. А сейчас сколько бы ни говорили о реформах и всём таком, никто всерьёз в сильной армии не заинтересован. И того, что у нас есть, не очень хватает даже на местные конфликты. Зато власть спокойна: эта армия ей не соперница. Так вот. Стоял бы ты эти три года в рыночных условиях – и у тебя была бы такая же картина: знаешь, разложение – процесс быстрый. А тут ты был как бы законсервирован. И в результате мы имеем хотя бы одно, пусть в меру недоснабжённое, но всё же несомненно боеспособное соединение. Вот для чего и зачем ты здесь. И вот по какой причине тебя сейчас передислоцируют: похоже, пришла пора.
– Дмитрий Прокофьевич подумал и принял решение?
– Сам главком подписал. А кто принял – не суть важно. Любимый министр нашего брата, полковников, не очень жалует. Говорит – самая неустойчивая группа. Мол, генералы везде ведут себя солидно и вообще правильно, хоть в Думе, в Совете Федерации, куда ни поставь. А у полковников, дескать, всё ветры в голове гуляют, всё им охота сразу если не в президенты, то хоть в министры выскочить. Однако же в Генштабе все решения разрабатываются, а значит, принимаются на уровне не выше полковника, и реализуются – тоже, если полковники захотят, а не захотят – так и не реализуется. Подписал распоряжение начальник Генштаба, как ты видел, готовили его мы – твой покорный слуга в том числе. Участие в летних учениях на европейском театре.
– Настоящий смысл передислокации – в чём? Или повоюем – и снова сюда?
– Вопросы, дорогой комдив, будем решать по мере их возникновения. А сейчас у тебя задача одна: перебросить дивизию в назначенную точку в указанный срок.
– Жёсткий срок, надо сказать. Собраться нам недолго, а продвигаться как? Пешим порядком? А горючее? У нас его – хорошо, если одна заправка на круг по дивизии.
– Значит, так. Тебе надо добраться до магистрали, оттуда всё будет организовано военными перевозками до места. Горючего подбросим, но не очень много. Тылы твои могут обождать немного, с ними потом будет проще.
– Потом? – Курилов прищурился. – Это после чего же?
Но Лосев уже встал из-за стола.
– За обед – благодарю. Пойдём теперь посмотрим на твои войска в натуре.
Строевой смотр состоялся по всем правилам, включая заключительное прохождение полка под оркестр. Курилов вначале всё поглядывал на Лосева, ждал неизбежного удивления, а ещё больше – той реакции, которая должна была затем последовать. Штабной полковник, однако, хорошо владел собою – лишь один раз, в самом начале, брови дрогнули было, но даже не приподнялись сколько-нибудь заметно. Лицо же оставалось совершенно невозмутимым. Как и подобало инспектирующему, каким он, по сути дела, являлся.
И лишь потом, когда подразделения полка развели на обед и оркестр ушагал последним под собственный барабан, Курилов, всё время молчавший по принципу «пусть за меня говорят дела», спросил – в неофициальном ключе.
И лишь потом, когда подразделения полка развели на обед и оркестр ушагал последним под собственный барабан, Курилов, всё время молчавший по принципу «пусть за меня говорят дела», спросил – в неофициальном ключе.
– Ну, как тебе показалось?
Лосев ответил сразу, вопрос был ожидаемым:
– Так пройти и мимо Мавзолея не стыдно было бы.
Курилов кивнул: насчёт уровня строевой подготовки у него сомнений не было. Но не это волновало.
– А в остальном?
Лосев помолчал, прежде чем спросить:
– С личным составом – у тебя во всех частях так? Или всех сосредоточил в одном полку?
– Где чуть больше, где меньше – этот полк как раз средний по этому показателю.
– Прикажешь это понимать так, что твоя дивизия может именоваться китайской?
– Это тебе с непривычки показалось. Тут и корейцы, и вьетнамцев немало. Тогда уж – дальневосточной дивизией.
– Российские граждане?
– В перспективе.
– Подробнее, будь любезен.
– Слушаюсь. Был такой указ в своё время, разрешавший принимать на службу по контракту неграждан, которые, отслужив не менее определённого срока, могли претендовать на облегчённое получение нашего подданства.
– Был. И есть по сей день. Понимаю. Но позволь спросить: какой у тебя процент контрактников? Вот таких?
– До ста ещё не дотянул. Но предполагаю.
– А деньги? Чем ты им платишь?
– Рублями, чем ещё. Но – не столько, сколько получают наши русичи. В разы меньше. …
– Разницу доплачиваешь надеждой? Обещаниями?
– Вполне реальными. В полном соответствии с законом.
– И как они служат?
Курилов не сразу ответил, словно затруднившись в выборе нужного слова. И проговорил наконец:
– Служат сурово.
– А сержантский состав?
– Ты же видел: из них же.
– Интересно. А командуешь по-каковски? И ты, и все прочие?
– По-русски, понятно. Армия российская. Командиры отделений, и те командуют по-нашему. Правда, у иных акцент такой, что не сразу разберёшь. Но солдаты понимают прекрасно. Зато подразделения, от отделения до батальона, сколочены крепчайше.
– А с техникой как справляются?
– Что они – глупее наших? Ни в коем разе.
– Так что можешь положиться на свою дивизию?
– Во всём и в любой обстановке.
Десяток шагов прошли в молчании, потом Курилов сказал:
– Могу ли обременить личной просьбой?
– В пределах моих возможностей.
– Само собой. Вернёшься в Москву – передай мой привет той самой Насте. Хотя бы по телефону. Координаты тебе дам. С почтой у нас беда. Глухомань.
– Могу даже лично. Пиши письмо. Встречусь.
– Спасибо. Твой должник.
3Каплин, адвокат, вошёл в номер, привычно стараясь не показать той озабоченности, которая сейчас им владела. Котовский, однако, за много лет привык с первого взгляда, навскидку понимать настроения своих защитников и делать выводы, их, впрочем, не оглашая. И на этот раз понял: что-то не так. Хотя если бы «не так» было серьёзным, Каплин вошёл бы не один, а в сопровождении представителей власти. Значит, что бы ни было, но – не самое худшее: не новое предъявление обвинения, новый арест и возврат на позиции почти десятилетней давности. Что же, где и как затормозилось? Хотелось спросить, но Котовский предпочёл промолчать, надеясь, что нужные вопросы задаст Татьяна. Так и получилось.
– Что, Аркадий?
Каплин перевёл дыхание, присел, провёл ладонью по всё ещё густой шевелюре.
– В общем, что-то подобное я предполагал. Улететь, как намечали, не удастся: наши билеты аннулировали.
– Под каким соусом?
– О, благопристойность соблюдена. Необходимо прежде всего отправить футбольную команду, что сегодня играет, – прямо со стадиона в самолёт, иначе они не успеют на следующую игру, лететь им с пересадками – а это, как вы понимаете, означало бы громкий скандал. Нам предложили обменять на следующий рейс.
– Когда это? – спросил на сей раз уже Котовский.
– Послезавтра. Отсюда вылетают по чётным.
– Что же, они не знали, когда продавали нам билеты, что будет футбол?
– Тут, Таня, всё сделано гладко, заподлицо. Команда сюда прилетела на чартерном, А тут в нём что-то испортилось, ремонтировать будут, сказали, не менее двух дней.
– Что предпримем?
– Собственно, дилемма ясна: ждать до послезавтра – или искать другой способ. Борис Максимович, решать вам.
Котовский обвёл взглядом номер с его незамысловатым убранством: кровать, тумбочка, стол – и не обеденный, и не письменный, но, в общем, четвероногий, как и два стула. Узкий стенной шкаф. Туалет с душем. Здесь это именовалось полулюксом. Не камера, конечно, и не барак, но…
– Как-то не очень думается в четырёх стенах, – сказал Котовский с нотками извинения в голосе, – Хочется больше двигаться, иначе чудится, что я всё ещё там. Вы не против прогулки по городу? Непродолжительной хотя бы.
– Гулять продолжительно тут просто негде, – сказал Каплин. – Уездный городок. Конечно, отчего же не пройтись? Хотя бы из любопытства. Мы с Таней тут хотя и не впервые, но на ознакомление всегда недоставало времени. Таня, ваше мнение?
– Подчинюсь решению большинства. – Она улыбнулась. – Тем более, что погода соответствует.
– Погода подсказывает: хоть продай что-нибудь, но выпей, – проворчал Каплин, улыбкой показывая, что это всего лишь шутка.
Улица оказалась неширокой, но асфальтированной, домов выше трёх этажей виднелось немного, хотя в отдалении высился и местный небоскрёб, похоже, чуть ли не о шестнадцати этажах. В поперечных проездах просматривался чаще всего булыжник, у людей старших поколений наверняка вызывавший ностальгические ощущения. Автомобилей было немного, город явно был не из богатых, не на нефти и не на газе стоял, а высокие технологии сюда тем более не дошли ещё. Зато воздух казался даже сладким на вкус – москвичам, конечно, не Котовскому, от московской атмосферы отвыкшему. Правда, отъезжающий от остановки автобус выпустил густую дизельную струю, напоминая о том, что век всё же и тут двадцать первый – Российский двадцать первый. Каплин проговорил:
– Давайте свернём куда-нибудь. Что-то не по себе мне делается от каждой проезжающей машины.
– Ждёте выстрела? – улыбнулся Котовский. – Голливудское воспитание?
– Если бы, – откликнулся адвокат. – Личный опыт во многих процессах. – Он продолжил уже другим тоном, деловым: – Кстати, о птичках. Сегодня понедельник, а в четверг мне предстоит садиться в процесс, весьма основательно. И крайне не хотелось бы опаздывать. Может быть, решим так – вы с Таней подождёте самолёта, а я попробую улететь на чём попало, мало ли – одному всегда легче зацепиться за какой-нибудь борт. Хотя бы грузовой.
Котовский собрался уже ответить: «Конечно, Аркадий, делайте так, как вам удобнее», но промолчал, потому что обстановка в переулке вдруг изменилась.
И, похоже, не к лучшему. Откуда-то вдруг вылупившиеся, на тротуаре перед ними оказались вдруг мужички, числом трое; впрочем, вглядеться – так и не мужички, и даже не парни – парнишки, где-то на грани совершеннолетия и полной уголовной ответственности, обычные парнишки, не скинхеды какие-нибудь или в этом роде. Однако, сблизившись, они остановились, явно мешая встречным пройти. Хотя других угрожающих действий пока не совершали. Один лишь сказал:
– Ты гляди, что у нас: живой жид!
– Двое сразу. Это как же понимать? Наш любимый город что, больше не для русских?
– Не, – сказал третий. – Это масоны, блин. А баба ничего. Айс.
– Не айс, – возразил первый. – Масоны и есть жиды. А эта с ними замаралась. Её очистить надо. Потом спасибо скажет.
– Значит, так, – сказал средний. – Жиды могут линять, если жить хотят. А с тобой мы погуляем. А вы – чтобы сегодня же вас в городе не было, секёте? Наш город не для жидов, вообще не для чёрных. Это русский город!.. – Паренёк явно раскручивал себя, настраивал на решительные действия. Стоявший справа шагнул вперёд, оказавшись рядом с Татьяной. И сказал ей: – Ну, иди, иди сюда. Ты же русская девка, тебе под жидов ложиться западло!
– Значит, так, – сказал Каплин негромко, но как-то очень чётко. – Вы сейчас разом поворачиваетесь и уходите, откуда пришли. Или же…
– Ох ты, – сказал первый глумливо. – Ты гляди: жид хочет напугать русского человека! Ну, сейчас я тебе…
Не договорил. Каплин левой рукой, вытянутой в сторону, как бы оградил Татьяну и оттеснил назад, одновременно выбросив вперёд правую – в ней непонятно откуда появилась чёрная штучка, формой отдалённо напоминавшая мини-пистолет. Тоже сделал шаг назад. Нажал. Струя резанула парня по глазам, облачко окутало лицо. Он согнулся, разинутым ртом судорожно хватая воздух, ладонями прикрыл глаза, из которых непроизвольно хлынули слёзы, не позволяя ничего видеть. Закашлялись и остальные двое, и сам адвокат, и оба его спутника, пятясь, всё дальше отходя от блюстителей расовой чистоты. Каплин продолжал держать тех двоих под прицелом, но они, похоже, теперь только о себе думали, оба склонились над тем, всё ещё не разогнувшимся, не отдышавшимся. Плакали сейчас все, но у парней платков не было, утирали глаза подолами рубашек, но слёзы всё лились и лились.