– У тебя же друга здесь пырнули ножом позавчера, – сказал я.
– Не был он мне никаким другом, – прошипел Йон, и его взгляд заволокло. – Джимми – мой друг.
– Джимми?
– Тот, кто был с ножом.
По описанию Грима, Джимми был бледным худым парнем с длинными, темными волосами. Его отец слишком много пил, а мама была еще хуже. Она бросила их и ушла к финну шведского происхождения из Ботчурки, и он давал ей наркотики. К тому же Джимми часто травили в школе. Однажды он понял, что с него достаточно, и разбил лицо обидчику большим степлером. За это его и отправили в лагерь. Здесь образовался альянс из пяти участников, лидером которого стал парень по имени Драгомир, хоккейный игрок из Вэллингбю. Поначалу Джимми держался особняком, как и Грим. Так они и нашли друг друга.
– Мы ничем особенным не занимались, – говорил Грим. – Просто болтали о том о сем.
Спустя неделю выяснилось, что у Йона своеобразное чутье. Например, он нашел в шкафу общественные деньги, которые они с Джимми поделили. Скоро это стало известно остальным участникам группы. Они забрали долю Джимми, а Грима не тронули. Втайне он потом поделился с другом своими деньгами.
– Но я не вступился за него, – сказал он, и было видно, что ему стыдно. – Перед другими. Вместо этого… вместо этого я как бы был на их стороне, хотя мы с ним продолжали встречаться и общаться втихомолку.
Спустя две недели Грим гулял после игры в баскетбол. За углом одного из домов он услышал, как кто-то шепчется в крайнем возбуждении. Он узнал Драгомира и нескольких вокруг него.
– Настал твой час, маленький подонок.
Грим подошел к кружку мальчишек и заглянул внутрь. Увидел испуганное лицо Джимми.
– Только не волосы, – шептал тот. – Пожалуйста, только не волосы…
Драгомир держал в руке жужжащий триммер.
– Поиграем в парикмахера? – спросил он и придвинулся к своей жертве.
– Я заглянул Джимми в глаза, – сказал Грим. – Покачал головой, отошел на пару шагов назад. Когда я повернулся к ним спиной, то услышал гудение триммера, проходившего по его волосам.
У Грима в глазах стояли слезы. Я удивился. Юлия протянула к брату руку через стол, но он отдернул свою. Я смотрел на его бритую голову.
– Ты поэтому побрил…
– После этого, – продолжил он и сильно потер глаза, пару раз моргнул, – на следующий день он сидел в столовой, и я спросил разрешения присоединиться. Он просто пожал плечами, но я радовался уже тому, что он, по крайней мере, не отказался. Несколько прядей волос еще остались на его голове, это выглядело ужасно, и я предложил привести все в порядок. Он посмотрел на меня с улыбкой, как будто это уже не имело никакого значения. Я был уверен, что перед ним лежал столовый нож, но в конце обеда он сидел только с вилкой. Должно быть, он спрятал его прямо на моих глазах во время ланча. Через несколько дней на том же месте, где они побрили его, он пырнул Драгомира этим ножом в живот. Вот что случилось, – закончил рассказ Грим, и воцарилась тяжелая тишина.
Мы покинули «Юмкиль» вечером.
– Увидимся через неделю, – проговорил я.
– Да, и спокойствие закончится, – ответил Грим.
Он знал. Я был убежден в этом. Он чувствовал ее запах на мне. И, думаю, он чувствовал мой запах на ней тоже, но ничего не сказал – по крайней мере, мне.
– Мы ждем тебя, – Юлия погладила его по спине, и Грим, хоть и застыл сначала, позволил ей прикоснуться к нему.
– Что случится, если собрать двадцать парней с такими же проблемами, как у Йона, если не хуже, в одном месте? – бормотала Юлия в автобусе по дороге назад. – А вот что. Те, кто сюда приехал за помощью, получили ножом в живот, и стало только хуже. Это же бред, не понимаю, чем думают социальные службы.
– Я думаю, он знает, – тихо сказал я. – О нас.
– Он не знает. Только подозревает.
– Ты уверена?
– Он же мой брат. Я знаю его как облупленного.
– А что случится, если все всплывет? Не лучше ли сразу признаться?
Юлия молчала. На мой вопрос, всё ли в порядке, она ответила «да» и улыбнулась, и, несмотря на явную неправду, я предпочел этому поверить.
Мы с Гримом могли говорить обо всем. Обо всем, кроме Юлии. Несколько раз он спрашивал, кто мне нравится, или намекал на общих знакомых. Но я всегда увиливал, потому что страшился его реакции.
Само по себе это обстоятельство не угрожало нашей дружбе. Подобное я видел в фильмах, и все обычно заканчивалось хорошо. Но иногда оборачивалось катастрофой.
Грим мог это принять, и тогда ничего страшного не случилось бы. Возможно, поначалу обстановка была бы неловкой, но только временно. С другой стороны, он мог счесть такое неприемлемым и возложить вину явно не на Юлию, свою родную сестру. И в таком случае я был бы вынужден выбирать между ними. Если бы у меня вообще была такая возможность. Могло случиться так, что Грим отстранился бы от меня и запретил ей со мной общаться. И тогда я потерял бы обоих.
На самом деле прошло не так много времени, чуть больше месяца, но было ощущение, что время растянулось, замедлило свой бег, и каждый день был особенным.
Я никогда раньше ни с кем не встречался, но у одного из моих одноклассников завязались отношения на расстоянии – с девушкой, которую он встретил во время каникул в Сконе. Он ездил туда через выходные, и я размышлял, что наше ощущение времени было схожим в те дни, когда он бывал с ней. Именно то, что таких дней было немного и что совместное пребывание скоро кончится, придавало отношениям особую важность. Если бы не было этих поездок, его жизнь была бы пустой.
Если что-то и вызвало подозрения Грима во время нашей поездки в «Юмкиль», они остались невысказанными. Юлия вела себя как обычно. Мы ездили купаться. По дороге туда я держал ее руку, и в воде ее тело становилось легким и нежным. Как-то раз мы возвращались в Салем, и девушка предложила подняться к ней, сказав, что она одна дома. Но когда мы поднялись на этаж, и Юлия открыла дверь, стало очевидно, что мы не одни. Квартира была пропитана запахами готовящейся еды.
В кресле в гостиной сидела красивая женщина с волнистыми волосами. Она не подняла глаз, когда мы вошли. Из кухни доносился плеск воды в раковине, а Юлия застыла рядом со мной и отпустила мою руку.
В проеме мелькнуло лицо ее отца. Суровое и резкое, оно было немного красным, с опухшими глазами, как будто его хозяин только что проснулся. Он выглядел удивленным. В руках у него были тарелка и полотенце.
– Я не думала, что вы дома, – произнесла Юлия.
– Но мы – дома. – Он попытался улыбнуться и посмотрел на меня. – Мы знакомы?
– Не думаю.
– Смысла нет, – сказала женщина. Ее голос был монотонным, с приятной легкой вибрацией. Если бы она умела менять тон своего голоса, то вполне могла бы работать в службе телефонной поддержки разозленных клиентов. – Она все равно надолго ни с кем не задерживается.
– Мама, – осторожно сказала Юлия, и ее челюсти сжались.
– Это правда.
– Лео, – представился я. – Меня зовут Лео. Я живу в соседнем доме.
– Лео, – сказал отец Юлии, как будто пытаясь вспомнить, слышал ли он это имя раньше.
– Я – друг Гр… Йона. Мы учимся в одной школе, только в разных классах. Мы дружим уже какое-то время.
Я не мог остановить поток слов и чувствовал, как краска приливает к лицу. Юлия, возможно, это почувствовала, потому что когда снимала обувь и опиралась на меня, то мягко приобняла.
– Понятно.
Вот и все, что он сказал. Тарелка, которую он держал в руках, высохла, и отец снова исчез в кухне.
– Вы хотите есть? – спросил он. – Еда через несколько минут будет готова.
– Возможно, пап, – ответила Юлия, схватила меня за руку и потащила в свою комнату.
– Как их зовут? – спросил я.
– Клас и Диана. А что?
– Просто интересно. Ни ты, ни Грим не называли раньше их имен.
– Прости. – Она покачала головой. – Я правда не знала, что они дома. И они расскажут Йону.
– Не расскажут, если мы скажем, что я просто заходил забрать что-нибудь, или что ты хотела мне что-то показать, или… вот.
– Ты пойдешь на это?
– Да.
– Я не умею врать.
– Я тоже.
Клас и Диана Гримберг. Я так много о них слышал.
– Они оказались совсем не такими, какими я их себе представлял, – сказал я.
– Мама и папа?
– Да.
– А чего ты ожидал?
Как раз это я и пытался понять. Мне казалось, что они всегда только кричали друг на друга. В памяти всплыло воспоминание, как плейер Грима вылетел из окна и упал на землю.
– Я не знаю, – сказал я.
Раздался осторожный стук в дверь.
– Мы собираемся к столу, – услышали мы голос Класа. – Вы идете?
Юлия вопросительно посмотрела на меня, и я пожал плечами.
Стол был накрыт очень просто. Был обычный будний день, и мое присутствие не играло никакой роли. Они не стали ничего особенного придумывать – по крайней мере, таким образом. Было что-то в этом располагающее, потому что мои родители всегда пытались выдумать что-то особенное для гостей, что всегда вызывало у меня стыд.
– Спагетти с мясным фаршем, – сказал отец. – Ты ведь ешь мясо?
– Естественно, – ответил я.
– Это больше не так естественно, – проворчал он. – У народа появляются все более и более странные привычки.
Со стороны гостиной раздались шаги, и в столовую зашла Диана Гримберг, села за стол напротив дочери. Когда она проходила мимо дочери, то задержалась, улыбнулась и осторожно похлопала ее по щеке.
– Знаешь, у тебя такое открытое лицо, – монотонно пробормотала она.
– Спасибо.
– А ты… – Диана посмотрела на меня. – Помни, что она – сокровище.
Уголки ее губ дрогнули, и взгляд стал удивленным, как будто произошло что-то чрезвычайно редкое. Наконец губы сложились в улыбку, и она рассмеялась, чего я совершенно не понял.
– Лео пришел сюда только за диском, – сказала Юлия, одновременно накладывая огромную порцию спагетти на тарелку.
– Я понимаю, – сказал Клас.
– Но я не смогла его найти, – продолжила она, не глядя на них. – Возможно, он лежит в комнате Йона.
– Да, возможно.
Я налил себе воды из графина, а Юлия и ее отец подвинули ко мне свои стаканы. Я налил им тоже и посмотрел на Диану, которая сидела и разглядывала что-то за окном. Я взял ее стакан и наполнил водой, поставил обратно. Она вздрогнула и посмотрела на меня.
– Спасибо, – сказала она. – Прости, я задумалась.
– О чем ты думала? – спросила Юлия.
– Ни о чем.
– Сколько вы с Юлией… – начал Клас, но прервался, чтобы прожевать и проглотить. – Как долго вы знакомы?
– Пару месяцев, – сказал я. – Примерно столько же, сколько я знаю Йона.
– Он называет себя Грим, – сказала Диана и отпила из своего стакана. – Странно. Мне одной это не нравится?
– Нет, не одной, – сказал Клас. – Но ему семнадцать. Самые безумные идеи в жизни приходят в голову в семнадцать. Правда, Лео?
Он улыбнулся, и я почувствовал, что есть здесь еще что-то невысказанное.
– Наверное.
– Из него выйдет толк, – сказал он. – Это видно кому угодно.
– Вопрос только, какой именно, – сказала Диана и посмотрела на меня. – Не причиняй ей вреда.
– Мама, – сказала Юлия строго, и я почувствовал ее руку на моей под столом.
– Диана, это…
– Разве странно, что я волнуюсь за нее?
Юлия отложила свою вилку и подняла глаза.
– Я вообще-то здесь нахожусь. И не надо говорить обо мне в третьем лице.
Диана посмотрела на стакан Класа.
– Ты будешь пить воду?
– Да, а что?
– Но у тебя же отпуск. Ты можешь особо и не выделываться ради них. Лео ведь наверняка знает.
– Я, нет, я…
– Прекрати, Диана.
– Мне принести бутылку?
Она посмотрела на руки Класа. Только сейчас я обратил внимание, что они слегка трясутся.
– Я же вижу, что ты хочешь.
– Я пью воду.
– Но…
– Всё, хватит.
– Он обвиняет тебя, – продолжала Диана так же монотонно, отвела взгляд и снова нашла глазами нечто за окном. – Ты же знаешь, ему это нужно, чтобы продолжать жить со мной после того…
– Диана, – голос Класа был настолько резким, что я крепче сжал свою вилку, а Юлия убрала свою руку с моей, когда она вздрогнула. – Достаточно.
Я покинул квартиру Гримбергов смущенным и без диска, что было вполне предсказуемо.
Поздно вечером я встретился с Юлией под водонапорной башней, которая росла в небо и в сумерках казалась темнее и суровее, чем обычно. Я всегда раньше думал, что она напоминает мне гриб, но сейчас обнаружил, что башня похожа на судейский молоток. Юлия обняла меня так, как никогда раньше не обнимала. Она была такая покинутая, почти плачущая, и я сжал ее в ответ. Я что-то спросил у нее, но она не слышала.
– Что? – пробормотала девушка, теплым дыханием касаясь моей нижней губы.
– У вас дома всегда так?
– Типа того. – Она посмотрела на башню. – Пойдем.
Юлия начала забираться наверх, вскарабкиваясь передо мной. Я следовал за нею, пока мы не очутились на самой верхней площадке.
– Здесь я и встретил Грима в первый раз, – сказал я.
– Вот как…
Она засунула руки под платье, и что-то маленькое и черное упало к ее лодыжкам.
– Расстегни джинсы, – прошептала она. – И сядь.
Дыхание Юлии обжигало мою шею. За ее плечом расстилался Салем и темнеющее небо. Я изо всех сил старался не закрывать глаза.
Я сижу в машине напротив твоего подъезда. Вижу тебя в окне, но ты меня не видишь. Это расстраивает меня. Я хочу, чтобы ты знал. Заградительная лента одиноко бьется на ветру. Людям становится плохо, когда они видят ее. Ты помнишь это? Но мы тогда были детьми и часто наблюдали ее. Мы привыкли.
До того, как папа умер, мы много разговаривали о маме.
– Я помню ее почти только по фотографиям, – сказал я, и это разозлило его, несмотря на то, что он был довольно слаб.
Я пытаюсь сказать, что это хорошо и я помню ее так, потому как другие воспоминания таковы, что люди скорее пытаются их подавить, несмотря на то, что были и хорошие моменты. Папа не слушает, не в состоянии.
Я рассказывал, как они встретились? Кажется, да, потому что ты мне рассказывал про своих. Их знакомство произошло в баре в Сёдертелье. Она работала в музыкальном магазине, и все парни в округе хотели ее, но она переспала только с двумя, прежде чем встретила папу. Она отдыхала с друзьями из музыкального театра Сёдертелье, а папа пошел туда с друзьями-сварщиками после работы. В баре она спросила, какую музыку он любит, и папа ответил:
– Я не слушаю музыку.
Мама улыбнулась и промолвила:
– Отлично.
По крайней мере, так папа рассказывает эту историю. Я появился на свет без каких-либо осложнений, все были безумно счастливы; единственной проблемой были деньги, которых и так всегда было в обрез. Отец уже тогда пил по-черному, и средств не хватало ни на что. Потом она опять забеременела. Я тогда был совсем маленьким и многого не помню, но впоследствии я начал собирать цельную картинку. После родов мама по какой-то причине впала в кому, и, когда очнулась спустя несколько дней, то сильно изменилась: апатия и безразличие сменялись непредсказуемыми приступами. Папа рассказывал, что через какое-то время он стал бояться, что она никогда не придет в норму, и плакал каждый вечер, потому что потерял свою возлюбленную.
– По крайней мере, я так чувствовал, – говорит он. – Но, возможно, мы потеряли друг друга намного раньше.
Я утверждаю, что он не прав, что это не так, хотя не совсем понимаю, о чем он говорит. Папа чувствует то же самое, но молчит – просто кладет свою руку на мою и смущенно улыбается, приговаривая, что в семейных делах подчас трудно разобраться.
Они с мамой были так похожи. Он сильно кричал на нее и редко хвалил за хорошее. Это его мучило, потому что он не знал, почему так поступал, но справиться с собою не мог. Он не доверял себе и старался не пить в ее присутствии.
Он стал отворачиваться не только от нее, но и ото всех. Он так и не смог уйти от мамы, она слишком сильно зависела от него из-за болезни. Он был хронически несчастлив, и ему было все сложнее и сложнее вставать по утрам и ходить на работу.
Папа слабо выдохнул и попросил воды. Я принес ему. Он спрашивает, как мои дела. Я говорю, что он – все, что у меня осталось. Он улыбается и говорит, что я ошибаюсь, но он ничего не знает.
XV
ПОЛИЦЕСКИЙ ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ
Сэм достает телефон и показывает заголовки последних статей газеты «Экспрессен». Я перевожу взгляд с экрана ее мобильного на свой.
Думаю, тебе нужно посмотреть новости.
Заметка Анники Юнгмарк короткая, но очень содержательная. Вчера, около десяти часов вечера несколько источников, близких к городской полиции, подтвердили, что в деле Ребекки Саломонссон наметились определенные сдвиги. Полиция подозревает, что к преступлению причастен сотрудник правоохранительных органов. «Полицейский был на месте происшествия во время, примерно совпадающее с временем убийства», – заявляет источник.
Установление личности полицейского не займет много времени. Так происходит всегда. Я облокачиваюсь на стойку бара и отрываю взгляд от телефона. Голова начинает кружиться. Сэм смотрит на меня с непонятным выражением лица.
– Лео, это…
– Это не я, – выдавливаю я из себя.
– Знаю.
Не знаю, поняла ли она меня правильно.
– Хорошо.
Сэм смотрит на экран моего мобильного.
– Что это?
– Кто-то отправляет мне сообщения.
– Кто?
– Без понятия.
То, что происходит следом, – неожиданно, но вместе с тем очень знакомо и естественно: Сэм накрывает своей ладонью мою. Боковым зрением я замечаю, как Анна изучает нас.
– Будь осторожен, – произносит Сэм.
– Буду стараться, – отвечаю я.
– Ты всегда так говоришь. – Она не отпускает мою руку. – Но ты никогда не соблюдаешь меры предосторожности.