– Так не бывает, – стоял на своем Матвей.
– Что вас не устраивает? – с затаенной ненавистью глядя на Матвея, устало спросил доктор.
– Ваше заключение никак не вяжется с логикой…
Врач поднял руки, давая понять, что дал исчерпывающие ответы и добавить ему нечего. В этот момент двери с грохотом отлетели в сторону, и в комнату ввалились уже знакомые Матвею парни.
– Ты Голованов? – громко спросил Грузин.
– А что, собственно, вы хотите? – обескураженно удивился доктор.
– Я последний раз спрашиваю! – сжав кулаки, прорычал Клим. – Убить этого урода хочу!
– Вы вместе? – проблеял доктор, переведя испуганный взгляд на Матвея.
– Впервые вижу, – пожал плечами Матвей и, нагнетая обстановку, отступил от Клима.
– Значит, ты Голованов? – прищурился Клим, сверля взглядом переносицу доктора, который на глазах стал белее мела.
– Это я! – шагнул к нему Матвей. – Чем обязан?
– Ты моему брату заключение делал? – навис над ним громила.
– Молодые люди! – открыл было рот Голованов, поднимаясь из-за стола.
– Сидеть! – изучая Матвея полным ненависти взглядом, поднял в его сторону руку Клим.
Голованов плюхнулся на стул. Одновременно его нижняя челюсть отвисла, будто оторвалась от удара.
Из-за спины Клима выдвинулся Рубель. Он стянул с головы спортивную шапочку, сверкнул бритым наголо черепом и шагнул к Матвею:
– Ты экспертизами занимаешься?
– Я, – кивнул Матвей, краем глаза следя за реакцией доктора.
Догадавшись, что посетитель по каким-то причинам решил принять удар на себя, Голованов втянул голову в плечи и притих.
– Ты чего, урод, творишь? – завизжал между тем Рубель и толкнул Матвея в грудь рукой. – Ты лепила херов! Ты что написал в своем заключении? Это Лелик пьяный был? Да я тебе сейчас такое сотрясение сделаю, – он отодвинул в сторону локтем Клима и замахнулся.
– Что вы делаете?! – Марта повисла у него на предплечье: – Прекратите немедленно!
– Я специально сорок дней ждал, – вопил багровый от напряжения Рубель. – Не хотел траур нарушать! Теперь ты сполна ответишь.
– Отвечу! – заверил его Матвей и посмотрел на Голованова.
Бедняга, белый как лист бумаги, не мигая, смотрел на ввалившихся в кабинет бандитов. Матвей все предусмотрел. Инструктируя парней, он специально заострил их внимание на сроках. Теперь под подозрения попадали все поступившие за последние полгода на вскрытие трупы. Где сейчас с ходу разобраться, какой из них вызвал столько негодования? А с учетом российской действительности, где смерть трезвого мужчины от старости нонсенс, дело это и вовсе бесперспективное.
– Убью, сука! – Рубель махнул рукой.
Матвей отпрянул от просвистевшего мимо лица кулака. В следующий момент он бросил тело вперед, ладонью левой руки слегка подтолкнул Рубеля в предплечье, разворачивая к себе спиной. Удар в подколенный сгиб опрокинул его на пол.
– Сука! – завопил, лежа на спине, Рубель.
– Стоять! – рявкнул Матвей шагнувшему к нему Климу. – Чего цирк устраивать, пойдем выйдем?
– Что, смелый? – строго по сценарию спросил Клим.
– Попотрошишь с мое трупы, черта перестанешь бояться, – усмехнулся Матвей и подмигнул доктору: – Сейчас вернусь, и мы продолжим!
– Матвей! – закричала Марта, правдиво изобразив настоящий испуг.
Но он лишь улыбнулся ей, направляясь к выходу. Едва протянув руку к дверной ручке, полетел вперед от толчка в спину.
– Ты об этом пожалеешь, – заверил Матвей вошедшего в роль Рубеля.
В сопровождении «бандитов» они с Мартой прошли через фойе.
На улице было морозно и солнечно.
– Ну что, – оказавшись за углом, Матвей сунул руку в карман и достал портмоне, – спасибо, выручили.
– Жестко ты доктора разыграл, – отряхивая джинсы, усмехнулся Рубель. – Зачем?
– Чтобы сговорчивей был.
– А если он сейчас в полицию звонит?
– Вы до ее приезда уже отсюда исчезнете, – успокоил его Матвей.
Когда Матвей вернулся, то застал Голованова в фойе.
– С вами все в порядке? – он подскочил к Матвею и заглянул в глаза, потом посмотрел на Марту. – Зачем вы это сделали? Вы полицейский? Хотя, что я такое говорю? – удивился он собственному вопросу. – Полицейский бы сразу представился. Ведь мы с ними одно дело делаем. Пойдемте в кабинет!
Вернувшись за стол, доктор вдруг снова вскочил, будто кресло обожгло ему зад, и показал на стулья:
– Садитесь, пожалуйста!
Матвей сел:
– Опасная у вас работа.
– Не говорите, – согласился с ним доктор.
– И часто такое бывает? – поинтересовалась Марта.
– Если вы хотите поменять квалификацию, то я не советую, – отшутился эксперт. – А вообще, два года назад меня пытались убить.
– Да вы что? – округлила глаза Марта.
– Я доказал, что жена одного нашего олигарха умерла насильственной смертью, – он гордо вскинул подбородок. – Сначала предлагали деньги, потом, когда отказался, – он тронул затылок и поморщился, – чудом спасся. Чуть не доставил удовольствие коллегам.
– Чуть не считается, – Матвей посмотрел на часы и вновь уставился доктору в глаза.
– Вы знаете, – Голованов нахмурился и отвел взгляд в сторону, – мне действительно нечего вам сказать. Было, как и у любого подобного случая, одно не совсем понятное повреждение. Но оно могло произойти от чего угодно.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Матвей.
– Не знаю, что вам это даст, но у женщины оказалась сломана ключица. Еще один не совсем существенный момент, – он на секунду задумался и пожал плечами, словно не зная, стоит об этом говорить или нет, потом вздохнул, – по схеме оба тела находились ногами к очагу возгорания, но, на мой взгляд, головы у них пострадали сильнее… Хотя, – он развел руками, – это пожар…
– Что теперь? – спросила Марта, когда они оказались на улице.
– Думаю, что тех небольших нюансов, о которых он сказал, недостаточно, чтобы продолжать считать стариков убитыми, – сказал Матвей.
* * *В доме Ольги Ивановны было тепло и пахло печеным хлебом.
– Какой у вас аппетитный аромат! – притворно восхитился Колган, разглядывая огромного рыжего кота.
– Булочки пекла, – скромно похвастала женщина. – Больше от скуки.
Ольга Ивановна жила скромно. Однако в доме было по-деревенски уютно. У Колгана даже в душе шевельнулась к этой женщине жалость. Посреди кухни дышала живым теплом огромная русская печь. На подоконниках теснились цветы, до половины закрывая расписанные морозным узором стекла окон. На накрытом узорчатой скатертью столе дымился паром электрический самовар и стояла чашка. На тарелочке лежал надкусанный пирожок.
– Я вам не дал поужинать? – сделал вид, будто расстроился, он.
– Это я так, пробу снимала, – смутилась женщина и показала на стенку позади Колгана: – Ну что, вот мой счетчик.
Колган повернулся, поставил на пол чемоданчик, неторопливо натянул перчатки. Достав из нагрудного кармана небольшой фонарик, осмотрел пломбу, тронул пробки:
– Нормально все у вас.
– Свет не надо включать и выключать, как у Кораблева? – удивилась она.
– Незачем, – цокнул он языком. – У вас небольшой дом, перегрузки быть не может. Это новые русские, вроде вашего соседа, с жиру бесятся.
– Но характер у него хороший, – улыбнулась бабка. – Не зазнается, что богатый.
– А кто он? – лихорадочно шаря взглядом по гостиной, стал допытываться Колган, решая сразу две задачи. Он пытался узнать, что собой представляет человек, который сломал ему рабочий график, и искал повод небольшого инцидента.
– Не интересовалась, – между тем покачала она головой. – Может, вам булочек с собой положить?
– Давайте я лучше куплю? – оживился Колган, и запустил руку во внутренний карман куртки. – Домашнего сто лет не пробовал.
– Бросьте! – строго нахмурилась Ольга Ивановна. – Сейчас положу.
Для претворения своего плана в жизнь Колгану во что бы то ни стало нужно было что-то сломать или разбить. Но он так и не придумал что. Справа от входа была вешалка. Слева – старомодный сервант с посудой. У окна стол… Он поднял взгляд выше и увидел небрежно закрепленный над окнами, поверх стены, провод. Мысль созрела мгновенно:
– Так! – протянул он. – А вот с проводкой у вас непорядок!
– Как? – женщина отвернулась от плиты, на которой стоял небольшой тазик с пирожками.
Пристально глядя на провод, Колган подошел к стене и, будто бы не видя стоящих на столе предметов, поставил на него свой чемодан, да так, что чашка и самовар полетели на пол. Раздался грохот. На улице залаяла Жулька.
«Поздно, – мысленно сказал он собаке, – не уберегла ты свою хозяйку».
– Вот это да! – Колган поднял над столом «дипломат», потом виновато оглянулся на хозяйку и уставился на валяющийся в луже кипятка чайник.
– Какой-то ты неловкий, сынок, – сокрушенно вздохнула женщина.
– Я заплачу! – пролепетал Колган. – Это случайно!
– Какой-то ты неловкий, сынок, – сокрушенно вздохнула женщина.
– Я заплачу! – пролепетал Колган. – Это случайно!
– Да знаю, что не специально, – она отодвинула его в сторону и подняла с полу самовар. Потом стала собирать осколки чашки: – Далась тебе эта проводка. Сто лет так жила, и ничего.
– Так ведь не положено, чтобы провисала, – стал он оправдываться. – Тем более у вас в двух местах изолентой перемотано. Тоже непорядок. И вообще, на ней пять слоев краски. А изоляция от этого разрушается.
– И что ты предлагаешь? – Ольга Ивановна выбралась из-за стола, прошла в угол комнаты и высыпала осколки в ведро.
– Теперь ничего, – развел он руками.
– Не будешь заставлять переделывать? – недоверчиво спросила женщина.
– Я в следующий раз начну обход с вас и сам все устраню, – пообещал Колган. – За то, что со стола тут у вас все свалил.
– Если только из-за этого, то не стоит, – она протянула ему пакет с пирожками.
– Значит, вы ко мне не имеете претензий? – беря гостинец, спросил он.
– Да нет же, – махнула рукой Ольга Ивановна.
– Погодите, – покачал он головой, – мне от вас бумага нужна.
– Какая? – насторожилась женщина.
– У вас есть листок тетрадный?
– Конечно, – Ольга Ивановна исчезла в дверях комнаты и появилась вновь с ученической тетрадкой в руке.
– Садитесь, – словно у себя дома показал он на стол.
Ольга Ивановна удивленно пожала плечами, смахнула со скатерти капли чая и села на стул.
– Пишите.
Она открыла тетрадку, взяла авторучку и посмотрела на него подобно школьнице.
– Значит, так, – Колган на секунду задумался, будто бы формулируя предложение. На самом деле текст расписки, которую полиция примет за предсмертное письмо, он сформулировал заранее.
– Я, Еремина Ольга Ивановна, не имею никаких претензий…
– Погоди, сынок, – женщина подняла на него удивленно-обиженный взгляд. – Ты что, думаешь, я из-за оброненной на пол посуды буду скандал раздувать?
– Я сам обязан доложить, – развел он руками. – Ничего не поделаешь, сейчас строго…
– Так ведь тебя за это премии, поди, лишат? – испугалась она.
– Если причинил неприятности и скрыл, вовсе увольняют, – Колган вздохнул. – Мне спокойнее будет. Доложу и вашу записку покажу.
– Хорошо, – согласилась женщина. – Диктуй дальше.
– Я, Еремина Ольга Ивановна, не имею никаких претензий, – повторился он, – к Матвею Сергеевичу…
Женщина дописала имя-отчество Кораблева и вскинула на Колгана удивленный взгляд:
– Ты что, тезка соседа моего?
В следующий момент женщину в буквальном смысле слова снесло со стула на пол мощным ударом в голову. Колган бил так, чтобы она сразу потеряла сознание. Ему было тошно разделываться со старухой, но он знал, будет еще тошнее, если каким-то образом начавший собственное расследование Кораблев сунет нос за их с Лапшой черту.
С грохотом опрокинувшись на пол, Ольга Ивановна, на удивление, почти сразу оправилась от удара и села.
– Ах ты, старая калоша! – вне себя от ярости, Колган залепил ей ногой в челюсть.
На этот раз женщина упала на спину и затихла. Он прислушался. Навзрыд лаяла во дворе Жулька. Надо было торопиться. Не ровен час, кто-то обратит внимание на беснующуюся собачонку. Колган торопливо присел на корточки, открыл «дипломат», взял из него перчатки Кораблева. Оглядевшись по сторонам, бросил их рядом с женщиной. Потом вынул топорик. Наклонившись над старухой, дважды двинул обухом в лоб. По телу женщины пробежала судорога, мышцы лица вдруг напряглись, и она затихла. Брезгливо сморщившись, он перевернул топор и рубанул им по ключице. Потом рубанул грудную клетку. С трудом вытащив окровавленное топорище, выпрямился. Половина дела сделана. Колган снял с гвоздика ключи от дома Кораблева и вышел прочь…
Как он и предполагал, щенок отравился. Нет, когда он проскользнул в гостиную и включил фонарь, Пират все еще был жив. Он тихо скулил где-то в углу.
Немного поразмыслив, Колган прошел на кухню. Здесь открыл холодную воду. Заранее зная, что даже горячей и с чистящими порошками человеческую кровь невозможно вот так сразу отмыть, сунул на мгновенье топорище под струю воды. Потом огляделся и забросил топорик за газовую плиту.
Конечно, преподнесенные улики сами по себе вызывали подозрения. Но Колган также знал, что следствие работает с фактами, а объяснения придумываются на раз.
* * *Матвей подошел к прилавку и показал взглядом на полки с хлебом:
– Бородинского…
Беззвучно открывая и закрывая рот, словно проговаривая «мама», продавщица стояла и смотрела на него округлившимися то ли от ужаса, то ли от удивления, а может быть, одновременно и от того и от другого, глазами. Некоторое время Матвей размышлял, что бы это могло значить? Примерно так смотрят на недавно похороненного человека, который вдруг воскрес. Розовощекую толстушку Леночку он, конечно, знал, как и она его, не первый раз в магазин заходил. Не замечал, чтобы женщина выпивала. Тогда бы эту реакцию можно было объяснить приступом «белой горячки».
– Что-то не так? – не выдержал он и посмотрел по сторонам. Справа стояла молодая девушка. Она как-то сразу торопливо-испуганно отвела взгляд в сторону. Матвею даже показалось, будто она отпрянула.
«Что за чертовщина?» – удивился он и снова уставился на продавщицу:
– Я хлеба попросил.
Наконец до женщины дошло, что от нее требуется. Она моргнула почти черными веками и бросилась к полке. Взяв булку, как-то странно, почти на прямых ногах вернулась обратно.
– Что с вами? – спросил Матвей и протянул деньги.
Женщина молчала, но и деньги не брала.
– Возьмите! – повысил он голос.
Она вздрогнула, выхватила купюру, трясущимися руками сунула ее в карман на переднике и снова будто окаменела, глупо хлопая своими неимоверно накрашенными синими веками. Догадавшись, что сдачу она не даст, Матвей развернулся и направился прочь.
– Чертовщина какая-то, – усевшись на сиденье и всучив Марте хлеб, Матвей повернул ключ зажигания.
– Ты это о чем? – встрепенулась она.
– В магазине на меня смотрели так, будто я из гроба поднялся.
Едва свернув на улицу, Матвей с ходу понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Напротив дома Ольги Ивановны толпились люди и стоял полицейский «уазик».
– Что-то случилось! – испуганно воскликнула Марта.
Матвей почувствовал, как в груди шевельнулся и заерзал неприятный холодок тревоги.
«Может, проехать мимо и для начала просто разобраться? – мелькнула мысль, как неожиданно Матвей увидел, что почти все, стоявшие у дома, повернули головы в сторону его машины. – Не стоит, – решил он, – тем более, ничего криминального мною совершено не было».
Не доезжая до толпившихся перед домом Ольги Ивановны селян, Матвей свернул с дороги и встал напротив въезда в свой двор. Он открыл дверцу, и в этот момент почувствовал, как сбоку что-то стремительно надвигается. Причем это большое и темное Матвей не увидел. Он уловил приближение опасности каким-то необъяснимым, никогда его не подводившим чувством, и лишь успел прикрыть висок локтем. В следующее мгновенье Матвей охнул от мощного удара в открывшийся бок. Одновременно в руку кто-то вцепился и с силой рванул на себя. Матвей услышал, как вскрикнула Марта. Словно в замедленном кино, он увидел микроавтобус с откатившимися назад дверьми. Высыпавшие из него люди в камуфлированных куртках и масках с прорезями для глаз и рта тут же окружили его.
«Захват!» – током мелькнула мысль.
В следующий момент Матвей услышал лязг собственных зубов и хруст позвонков. Его с силой припечатали к земле. Воздух с криком вылетел из легких, колючим комом разодрав трахеи. Вообще Матвею даже показалось, что вместе с ним вылетели легкие. Его придавили, расплющили, раскатали по земле. В следующий момент он вскрикнул от того, что ему показалось, будто руки оторвали от туловища. Через мгновенье он понял, что ему заломили их за спину и надели наручники. Вообще, вскрикивать столько раз ему не приходилось давно. Он снова взвыл от того, что неведомая сила оторвала от земли и поставила на ноги. Но не успел Матвей перевести дыхание, как мощный удар в живот сложил его пополам. Если бы не стоящие по бокам люди, которые крепко держали за руки, он бы точно расплющил лбом носки собственных ботинок.
– Ух! Вы что? – процедил он сквозь зубы, пытаясь унять боль.
– Розов, в дом его, – донеслась до слуха брошенная кем-то команда.
Крик Марты резанул слух и заставил забыть о боли:
– Отпусти! Что вы себе позволяете?
Матвей открыл глаза. Перед ним стоял рослый мужчина в кожаной куртке и накинутом на голову капюшоне. В руках он держал его, Матвея, документы. Их он узнал по обложке и не удержался:
– Красиво работаете!
Полицейские заслуживали комплимента, и Матвей сделал его от всей души. Еще бы, ведь он даже не почувствовал, как они проверили его карманы.