– У нас есть марки, поехали, – пробурчал Тимоша.
– Ты умный мужик, – польстила Нина, – но не понимаешь, что наши марки здесь деньги, а там пустяки. Новичков принимают осторожно, долго приглядываются. Нужна престижная квартира, машина, ты должен приобрести свой бизнес, уладить дело с префектурой…
– У тебя там мать.
– Верно, иначе мы бы туда и сунуться не могли. – Нине надоело уговаривать дурака, и голос у нее зазвенел. – В любом случае потребуется минимум полгода на акклиматизацию, и люди должны видеть, что деньги у нас есть, тогда нам будет другая цена. Кончай препираться, давай снова прослушаем пленку, подумаем.
Тимоша пробурчал нечленораздельное и ушел в ванную, а Нина взяла магнитофон, включила воспроизведение, как ей казалось, на самом интересном месте.
«– Почему тебя не убили?» – спросил русский полковник.
Наступила пауза, затем прозвучали удары, один тяжелый, видимо, упал человек, и снова спокойный голос:
«– Твоя пушка пусть побудет у меня. Не люблю, когда рядом неизвестно кто, да еще с оружием.
– Господин полковник, не понимаю…
– Иди умойся».
Шаги, стук мебели. Пауза.
Полковник обезоружил нашего мента, поняла Нина. Он ему не доверяет. Почему не убили? Тут я действительно дала промашку. Либо убивать, либо не трогать, с отравлением получилась хреновина. Русский это зацепил влет. Но в чем он заподозрил опера? Что Васька Михеев работает на нас? Или если полковник крупнейший московский авторитет, как он дал вчера понять в разговоре по телефону, а Васька его «шестерка», то полковник, почувствовав липу, заподозрил, что опер работает на контору, на местного генерала?
«– Господин полковник, извините, но я считаю, что вы не правы», – прозвучал голос немца; говорил он практически без акцента.
Подлюга, прикидывается, что не понимает. Нина закурила.
«– А что ты в нашей жизни понимаешь? Ты приехал с поручением, я согласился помочь, береги мою спину и держи свое мнение при себе.
– Я виноват, что меня не убили, – раздался голос опера Васьки. – Клясться, что не двурушник, так вы все равно не поверите.
– Ответь вразумительно, почему тебя не убили, я верну тебе оружие и доверие. А пока пей водку, ночуешь здесь.
– Я не знаю.
– Думай, ты же опер. И заткнись, ты мне надоел. Значит, так, подобьем бабки. Дела у нас просто хреновые. Такой верный человек назначил мне здесь встречу… Выждем сутки и улетаем.
– И все зря? – спросил немец.
– Здесь все, я пощупаю в Москве, но слишком опасно, мои коллеги имеют длинные уши. Если они услышат хотя бы легкий шорох, конец.
– Можно обратиться к местным авторитетам, – робко произнес опер.
– Академик? Мустафа? Дебильный майор из отделения? – насмешливо спросил полковник. – Временно отпущены на поруки. Я работаю в сыске двадцать лет, поверьте, каждый третий из их окружения стучит.
– Я слышал, господин полковник, – тихо заговорил Василий, – в городе есть очень серьезный человек, только я его не знаю, и в конторе его никто не знает.
– Раз не знают, значит, действительно серьезный. Только нам его не найти. Да и найдешь, разговор не получится. Ни у него, ни у меня нет верительных грамот».
Наступила пауза. «Это Тимоша серьезный? – усмехнулась Нина и, судорожно подвинув пепельницу, раздавила окурок. – Это я человек серьезный! Только грамот нет и никто никому не поверит. И что им надо? Может, они ждут партию наркотика?»
«– Впрочем, – после паузы произнес полковник, – возможно, я и могу получить рекомендации человека, которому никто из деловых людей этого региона России не посмеет отказать. Хотя чушь! Бунич финансист и не захочет разговаривать с местными разбойниками.
– Можно попытаться, – сказал немец, – как вы, русские, выражаетесь, попытка – не пытка.
– Лев Ильич сочтет меня несолидным человеком. – Впервые в голосе полковника Нина услышала сомнение. – А черт с ним! Василий, набери по коду». – И полковник продиктовал цифры.
Некоторое время магнитофон лишь пощелкивал, затем Василий сказал:
«– Минуточку, – видимо, прикрыл трубку ладонью. – Господин полковник!
– Алло! Добрый вечер. Ночь? Извините, запутался, у меня с утра в глазах темно. Попросите Льва Ильича. Разбудите, скажите, тезка Гуров просит. – После небольшой паузы полковник продолжал: – Здравствуй, тезка. Ну, извини! Ну, не прав! Спасибо, по твоему указанию мне выдали неплохую берлогу. Какие трупы? Никого я не убивал, ей-богу! Ты меня за людоеда считаешь. Я мирный, законопослушный человек, убиваю только в порядке самозащиты. Что ты смеешься?»
Нина слушала разговор и не могла видеть, что последнюю фразу Гуров произнес, прикрыв трубку ладонью.
«– Я прекрасно помню, что ты ответил отказом и что ты не любишь уголовников. Я их тоже терпеть не могу, люди здесь грубые, неинтеллигентные… Ну, извини, насильно мил не будешь. Только ведь шарик-то круглый, вертится, придет время, ты ко мне тоже обратишься, а я в Москве не крайний… Какая угроза? Упаси бог! Философские рассуждения, не более… Не понимаешь? Ничего странного, я порой сам себя не понимаю. Еще раз извини и спокойной ночи».
После ночного звонка Бунич долго не мог заснуть. «Зачем Гуров звонил и что ему нужно? Он никогда ничего просто так не делает. Полковник против моей воли втягивает меня в какую-то игру. А все его игры заканчиваются для противников либо тюрьмой, либо кровью. Вот сделай добро человеку, он отблагодарит, век не забудешь. Но Гуров не такой, он меня не подставит, видно, ему звонок был очень нужен». Бунич не успел заснуть, как телефон вновь тренькнул.
– Ну? – сказал Бунич.
– Извини, – сказал Гуров. – Я тебе благодарен, должен, желаю здоровья. Маленькие оперативные хитрости. Если позвонит какой-нибудь болван, начнет расспрашивать обо мне, скажешь, что знать такого не знаешь, а с шушерой не разговариваешь.
– Так оно и есть, – облегченно вздохнув, ответил Бунич.
– Выпей валерьяновки или коньяку и бай-бай. Буду нужен, звони, чем могу – подмогу.
– Ладно, тезка, пошел ты к чертовой матери!
– Спасибо, уже в пути.
– …Ну как ты не знаешь Бунича? – возмущалась Нина, расхаживая по комнате перед развалившимся в кресле Тимошей. – Поговори с Академиком, он должен знать.
– Академик чистодел, не нашей масти, видно, и твой Бунич такой же, зачем он нужен? – недовольно ответил Тимоша. Ему хотелось выпить, но известно, Нинель устроит скандал, начнет драться, и он прихлебывал из кружки крепкий чай, самочувствие было отвратительное. – Да и как объяснить Академику, почему интересуюсь неизвестным?
Нина была женщина умная, видела Тимошу насквозь, лучше рентгеновского аппарата, потому открыла бар, налила коньяка, поставила стакан на стол.
– Глотни, может, у тебя в мозгах развиднеется. – Она знала, стоит Тимоше выпить, он подобреет, вскоре захочет добавить, тогда станет совсем ручным. – Этот Бунич устроил наших гостей на партийную дачу. Наши депутаты, сукины они дети, второй год держат дачи под замком, поделить не могут. А человек позвонил, и туда люди въехали, да еще «Волгу» дали. Значит, этот человек не из бумаги.
Тимоша был неумен, но житейски хитер, поглядывал на стакан и на красивую стерву, не пил, понимал, покупает за стакан, как алкаша у гастронома. Нина отлично знала о его борениях, была убеждена, что долго он не выдержит, главное – не злить и не подталкивать.
– Академику не надо ничего объяснять, ты его вызови, разговаривать буду я, твое дело прикрыть глаза и надувать щеки.
Зазвонил телефон, Нина выдержала паузу, сняла трубку.
– Да. – Услышав ответ, она оживилась: – Прекрасно, давай, как договорились, а уберется, ты машинку забирай и сразу ко мне.
Как ни короток был разговор, Тимоша проглотить коньяк успел, сидел с безразличным видом, словно ничего не произошло. Нина сразу отметила, что стакан пуст, бровью не повела, сообщила:
– Наш мент Васька Михеев вернулся домой, значит, полковник его отпустил. Сейчас там машинку приляпают, не может мужик, который дома не ночевал, жене ничего не сказать. Он уйдет, нам магнитофончик притащат, послушаем, о чем ворковали голубки.
– Умна ты, стерва, слов нет, но стерва, – сказал Тимоша, чувствуя, как нутро согрелось, понимая, что вскоре потребуется еще, без скандала не обойтись, и начал готовить почву: – И откуда ты на мою голову взялась? Всю жизнь баб за людей не держал, вляпался как фраер!
Для Нины, как уже говорилось, грозный ТТ был прост и полностью открыт. Их разговор нельзя было назвать ни схваткой, ни поединком, напрашивались пошлые сравнения: кошка и мышка, повар и картошка, уже упоминавшиеся бог и черепаха.
– Стерва! – Нина подбоченилась. – Ты еще не знаешь, какая я стерва! – Она еле сдерживала улыбку, наблюдая, как наливается злостью гроза местных авторитетов, и ласково замурлыкала: – Тимоша, мы пальцы одной руки, отрезать можно, получится калека.
Она прошла к бару, взяла только початую бутылку коньяка, поставила на стол, села на подлокотник кресла, прижала голову Тимоши к высокой груди.
Она прошла к бару, взяла только початую бутылку коньяка, поставила на стол, села на подлокотник кресла, прижала голову Тимоши к высокой груди.
– Я тебя понимаю, ты глава всей местной банды, напряжение, стресс, ты настоящий мужик. Но если ты сопьешься, я пропаду. Давай договоримся, только по-честному. Ты сегодня отдыхаешь, расслабляешься, завтра завязываешь.
– Договорились. – Тимоша поцеловал Нину в грудь. – Может, ты и стерва, но девчонка классная, и мне повезло.
– Это мне повезло, Тимоша. – Нина наполнила стакан. – Выпей за удачу. Ты отдыхаешь и контролируешь ситуацию, я попытаюсь разобраться с суперменами. Они завтра собираются улететь, обидно, если они нужные нам люди и мы упустим такой шанс.
Тимоша выпил, крякнул, вытер рот ладонью.
– Факт, обидно. – Тимошу переполняло чувство благодарности к этой красивой, ласковой, все понимающей женщине. – Позвони Академику, скажи, что я приехать велел.
Академик перешагнул порог настороженно, Нина улыбнулась приветливо, вежливо приняла плащ и шляпу.
– Здравствуйте и спасибо, что выбрали время, Павел Николаевич, проходите. Извините, у Тимоши разыгралась мигрень, он прилег, располагайтесь. – Она окинула гостя взглядом, снова улыбнулась: – Вы потрясающе элегантны, истинный англичанин.
– А ты, Нинок, на удивление приветлива. – Академик опустился в кресло. – У тебя тысяча лиц, не знаю, какое настоящее. В «Алмазе» ты обыкновенная девка, рядом с Тимофеем злющая баба, сейчас – светская дама.
– А все настоящие, Павел Николаевич, женщины, в отличие от мужчин, многолики. – Нина поставила на стол бутылку сухого вина, вазочку с конфетами, подвинула пепельницу, сигареты и зажигалку.
Светский разговор продолжался еще несколько минут, затем Нина объяснила цель приглашения.
– Лев Ильич Бунич? – Академик почесал седеющий висок. – Знаю, даже лично знаком, только, пардон, мадам, они не нашего полету. Горько признавать, однако лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Бунич – это лес, нефть, большие миллионы, иностранные банки.
– Наш гость, с которым вы, Павел Николаевич, позавчера познакомились в «Алмазе», звонил Буничу ночью, разговаривал с ним на «ты». Именно Бунич устроил полковника на дачах и приказал выделить машину.
– У миллионеров свои привычки, – ответил Академик. – Существует такая байка, мол, полковники бывают разные – «эй, полковник!» и «господин полковник». Так вот, я проверил и установил, что Лев Иванович Гуров – господин полковник. Он старший оперативный уполномоченный главка по особо важным делам. Так что, если вы хотите с Тимофеем уцелеть, улетайте вечерним рейсом куда-нибудь. Я лично чемодан сложил, а визит нанес исключительно из уважения.
Он хотел подняться, Нина погладила его по руке, подлила вина.
– Дорогой Павел Николаевич, за вами пока никто не гонится. – Она взглянула кокетливо: – Важняк? Так это прекрасно! Представляете, какие у него возможности? Гуров – полковник-важняк, вы, уважаемый Павел Николаевич, председатель СП. Я, Нина Лозбенко, девка из «Алмаза», а Тимоша, – она кивнула на дверь спальни, – вообще кладовщик. Но так ли все просто?
Академик откинулся на спинку кресла, пригубил вино, задумался. До чего умна девка, недаром ТТ за нее держится, тут не только дела постельные, а может, вообще не постельные. Почему девчонка работает официанткой, когда упакована с ног до головы и на многие годы? Тимофей вызвал, сам прилег отдохнуть, мигрень, видите ли, разыгралась. Да он слова такого не знает. Как я, старый дурак, не понял, здесь Нинель всем заправляет, Тимофей убийца, имеет группу боевиков, и только. Ведь, считай, год, как его люди ни одного налета не совершили, мзду берут небольшую. Нинель года два как вернулась из Германии, у матери жила. Когда Тимофей с девочкой сошелся, я внимания не обратил, сегодня одна, завтра – другая, а оно вон как повернулось. А ведь Тимофей за год сильно изменился, пожалуй, и не выстрелил ни разу. Нет, ранней весной, на разборке с районными, пристрелил двоих. Так по сравнению с прежними временами, когда месяца без стрельбы не проходило, тогда ТТ и город подмял, человек, считай, перевоспитался. Нина жила в Германии, сейчас немец приехал, с ним полковник-важняк, девушка ими сильно интересуется. Бунич? Да тут большие деньги, агромадные, можно сказать, и наверняка валюта.
Академик в кресле выпрямился, неожиданно спросил:
– Нинель, извините, а как вас по батюшке? Ведь неловко, вы, женщина, меня по имени-отчеству, а я словно из деревни и «тыкаю».
Точно определить ход мысли гостя Нина не могла, но направление интуитивно угадывала. Вопрос Павла Николаевича доказывал, что она рассуждает правильно.
– Дорогой мой, – она вновь погладила его руку, – вы меня смущаете. Я вас намного моложе, и мне отчества не полагается. А уж на «вы» или на «ты» – это как вам удобнее, мне все едино. Я к вам относилась всегда с симпатией, зла не помню, пусть все останется по-старому.
«Понятно, – подумал Академик, – раз «все останется по-старому», значит, в действительности ситуация в корне изменилась. И связано это с прибытием незваных гостей».
Академик взглянул на Нину, которую знал около двух лет, и впервые, словно прозрев, увидел перед собой изящную, со вкусом одетую даму, иначе и не назовешь, с красивым лицом и несколько надменным взглядом. У нее высшее образование, она два года жила в Европе, удивился Академик, словно не знал об этом и два года назад. Она любовница тупого убийцы, спит с ним, разговаривает. О чем же, интересно, она с Тимофеем беседует?
– Павел Николаевич, я жду, – сказала Нина, постукивая ухоженными ногтями по зеркальной крышке журнального столика.
– Простите, чего, собственно, вы от меня ждете? Спросить, знаю ли я Бунича, можно было и по телефону. – Академик так быстро проиграл позицию, что попытался ее выровнять, получилось слишком резко, и он смешался. – Естественно, я рад вас видеть, и если чем могу, то ради бога. Располагайте.
– Вот и прекрасно. – Нина закурила. – Позвоните Буничу, спросите, какого он мнения о полковнике Гурове.
– Даже не смешно, подобные вопросы не задают и, уж тем более, на них не отвечают.
– Спросить можно о чем угодно, – возразила Нина. – Прямого ответа вы, естественно, не получите, но реакция на вопрос будет. А уж мы с вами ее проанализируем.
– Я и так совершенно точно знаю, что Гуров – господин полковник.
– И я знаю, но мне рассказывали, что служил некогда в органах, тогда не господин, а товарищ, генерал-лейтенант Чурбанов, и с ним можно было иметь дело.
– Служил, теперь сидит, – пробормотал Академик и радостно продолжил: – Да я и телефона Бунича не знаю, и никто нам его не даст.
Нина повернулась, взяла с полки листок бумаги, положила на стол, подтолкнула Академику, сказала насмешливо:
– Вот номер Бунича, а вот аппарат. – Она легко поднялась и переставила телефон с полки на столик. – Вас соединить или вы сами наберете?
– У вас железная хватка, мадам, – Академик ослабил узел галстука, глубоко вздохнул, – но если вы так круто заворачиваете, скажите, сколько…
– Значительно больше, чем вы рассчитываете, – перебила Нина. – Звоните.
Дозвонился Академик быстро, а вот уговорить секретаря, чтобы соединили с шефом, потребовалось время. Но Академик умел разговаривать, иначе такую кличку ему бы не дали.
– Я вас слушаю, Павел Николаевич, – устало произнес Бунич. – Чем обязан, какие проблемы?
– Извините за беспокойство, Лев Ильич, мы с вами встречались…
– Я помню, – перебил Бунич. – Переходите к делу.
– Я хотел посоветоваться с вами…
– Здесь не адвокатская контора.
– Хорошо, буду краток.
Академик вытер салфеткой потное лицо, взглянул беспомощно на Нину, которая держала отводную трубку, поняла, что мужик раскис, и вмешалась в разговор.
– Добрый день, Лев Ильич, говорит Нина Лозбенко, хотя мое имя для вас пустой звук.
– Здравствуйте, Нина. – Несмотря на всю свою выдержку, Бунич слегка растерялся. – Каков ваш бизнес и чем я могу помочь?
– Мои интересы с вашими не пересекаются. Вы большой босс, Лев Ильич, но когда-то и вы начинали. У меня к вам один вопрос, от искренности вашего ответа зависит не только мое благосостояние, возможно, и жизнь. Вы настоящий мужчина, иначе бы не достигли высот, и не подставите женщину. Если вы вообще откажетесь отвечать, я все пойму и буду уважать по-прежнему.
Бунич знал вопрос, клял Гурова, судорожно искал ответ и клял себя, что взял телефонную трубку. Почему-то он был убежден, что женщина молодая, хороша собой, и не сомневался, что тезка, чтоб ему гореть в аду, разорвет девчонку на куски.
– Спрашивайте, – севшим голосом произнес он.
– Кто такой Лев Иванович Гуров?
– Умный, честный, крайне опасный. Но на его слово вы можете полностью положиться. Конец связи. – Бунич положил трубку и остался доволен собой. Он сказал абсолютную правду, а уж какие мадам сделает выводы, дело ее ума и интуиции. Ну и хитра девка, как она меня подцепила?