Мерси не хотела признаваться себе, что счастье ее неполно. Откровенная во всем остальном, тут она была уклончивой, и сама это сознавала.
Мерси не хотела признаваться себе, что любит доктора Клемента. «Просто все, – твердила она себе, – слишком много говорят о замужестве, и это наводит меня на мысль, стану ли я когда-нибудь невестой. Айли с Маргарет вышли замуж; теперь Сесили готовится выйти за Джайлса Херона, а Элизабет за своего Уильяма Донси; вот я поэтому и думаю о любви».
Разве не всегда было так? Маленькой сестричке-приемышу постоянно казалось, что она не совсем член семьи, хотя все уверяли ее в обратном. Теперь появились два придворных щеголя, стремящихся жениться на дочерях сэра Томаса Мора, но никто не ищет руки его приемной дочери.
Мерси этого и не ждала. Ее смешила мысль, что за какой-то Мерси Джиггс станет ухаживать такой блестящий джентльмен, как Уильям Донси.
Да и нужен ей не придворный щеголь, а доктор Клемент.
Ну а он? С какой стати думать ему о Мерси Джиггс?
Хотя он думает о ней – просто как о знакомой, о девушке, которая интересуется медициной, проводит все время в своей больнице и часто спрашивает его советов.
Не нужно заблуждаться. Она никто. Сиротка, над которой сжалились Моры; этого, несмотря на все их старания, забывать нельзя. А Джон Клемент? Молодой человек из хорошей семьи, занимает высокую должность на службе у великого кардинала, к нему благосклонно относится врач короля доктор Линакр. И думать о Мерси Джиггс Джон может лишь как о знакомой.
«Да, – говорила она себе, слыша все эти разговоры о браке, – я тоже хочу того, что есть у других. Хочу любви мужа, как в детстве хотела любви приемного отца».
К ней в больницу пришли Элизабет и Сесили, правда, все, на что их хватило, – это протащиться по сугробам.
Обе выглядели очень хорошенькими, окруженными каким-то сиянием. Видно, от любви. Мерси подумала, что Сесили, пожалуй, более счастлива, более уверена в своем женихе. Интересно, Элизабет – более сдержанная, чем младшая, – беспокоится ли хоть немного из-за Уильяма Донси? Сознает ли – как остальные, – что он честолюбив и рассчитывает продвинуться с помощью тестя? Бедная Элизабет! Хочет выйти замуж, как и ее сестра-приемыш. Может, она любит сам институт брака больше, чем мужчину, который его осуществит? Мерси безмолвно помолилась за нее. А Сесили будет счастлива с Джайлсом. Джайлс ленив, добродушен и откровенен, не скрывает, что отец хотел женить его на ком-нибудь из двух мистресс Мор, и очень рад, что Сесили пришлась ему по сердцу. У него нет тайного честолюбия Уильяма Донси. «А может и правда, – подумала Мерси, – Донси, как ей кажется, изменился с тех пор, как поселился в этом доме? Не стал ли теперь его смех за общим весельем менее принужденным, чем прежде?»
Обе девушки, смеясь, стряхнули с одежды снег.
– Мерси, ну и денек! Если метель начнется снова, нас занесет до крыши, мы не сможем выйти и… нас некому будет вызволить, – сказала Элизабет.
– И непременно приходи к обеду, – сказала Сесили. – Кое-кто приезжает и будет разочарован, если тебя не окажется.
Мерси покраснела; по быстрому взгляду Сесили на сестру она догадалась, кто должен приехать.
– Если погода такая скверная, ваш гость может не появиться.
– Вряд ли он поплывет на барке. Лед на реке довольно толстый. Ой, Мерси, какой у тебя огонь!
Сесили протянула руки к пламени.
– К счастью, я собрала много утесника и папоротника. Мне помогали выздоравливающие пациенты. Мы считаем, что движение полезно, как и свежий воздух.
– Мы? – с легкой насмешкой произнесла Сесили.
– Очевидно, ты и доктор Клемент, – сказала Элизабет.
– Он сведущ в этих вопросах.
– Отец говорит, – сказала Сесили, – что когда-нибудь король может взять его на службу лично к себе. Доктор Линакр считает его лучшим из молодых знакомых ему врачей. Стало быть, король скоро узнает об этом.
«Да, – подумала Мерси, – все так. Он идет в гору, и со временем какой-нибудь знатный аристократ сочтет его подходящим женихом для своей дочери».
А сам Джон? Он честолюбив на свой манер, как Донси на свой. Хочет открыть новые способы побеждать болезни. Расположение короля может помочь ему в этом.
Элизабет и Сесили не догадывались, что, говоря об уме Джона Клемента и его возможностях при дворе показывают Мерси с небывалой ясностью, как наивны ее мечты.
– Так что, – настоятельно сказала Сесили, – ты должна прийти к обеду, притом пораньше. Тогда сможешь поговорить с ним о новейших лекарствах от сифилиса. Не сомневаюсь, что это будет очень интересная застольная беседа.
– Мы пришли только сообщить тебе эту новость, – сказала Элизабет. – Мать сегодня расходилась вовсю. Бедная Мег! На этой неделе ее очередь вести домашнее хозяйство. Мать носится по кухне, грозит всем, что если мясо будет недостаточно сочным, кое-кому достанется на орехи. Слуги сбиваются с ног… и все потому, что доктор Джон Клемент стал важной персоной. Как-то даже не верится, что впервые он появился у нас чуть ли не мальчишкой, сопровождающим отца во Фландрию. Незаметный секретарь стал знаменитым врачом.
«Да, – подумала Мерси, – слишком знаменитым для меня».
Едва девушки собрались уходить, вошел мальчик. Лицо его побелело, снег набился в волосы, и он походил на изможденного седого старика.
– Что случилось, Нед? – спросила Мерси, узнав в нем одного из жителей деревушки Бленделс Бридж.
– Отец заболел, мистресс Мерси. Лежит на соломе, будто мертвец. Но он живой. Смотрит широко раскрытыми глазами и не может ничего сказать. Мать послала меня к вам попросить, чтобы вы осмотрели его.
– По такой погоде нельзя идти в Бленделс Бридж, – сказала Сесили.
– Он, может быть, очень болен. Я должна.
– Снег глубокий. Тебе не дойти.
– Туда меньше полумили, дошел же Нед сюда. Мерси глянула на его ноги. Мальчик был обут в старые башмаки Джека. Маргарет заботилась о бедняках и раздавала им одежду членов семьи.
– Значит, с нами не идешь?
Мерси покачала головой. Надо преодолеть слабость. Прежде всего она врач. Это ее больница; она должна стать главной любовью ее жизни, потому что доктор Клемент – хотя, может, и очень добрый ее знакомый – не может жениться на ней.
– Тогда пропустишь обед.
– Боюсь, что да. Не знаю, сколько времени придется пробыть там.
– Мерси, – предложила Сесили, – пошли, пообедаешь, а потом отправляйся. Может, Джон Клемент пойдет с тобой.
Это было искушением. Ей представился обед в любимом доме, представилось, как она произносит молитву перед едой, словно в прежние дни, представились интересный разговор, а потом поездка на одной лошади с Джоном Клементом в Бленделс Бридж, представилось, как она выслушивает его диагноз, а потом предлагает собственный.
Но болезнь не ждет. В борьбе с болезнью главное быстрота. Потеря пяти минут, тем более нескольких часов может стоить человеческой жизни.
– Нет, – сказала Мерси. – Надо отправляться сейчас же. Нед, подожди меня. Я только возьму несколько целебных отваров.
Элизабет и Сесили вернулись в дом, а Мерси поплелась по снегу в Бленделс Бридж.
Бушевала метель. Знакомые места казались незнакомыми, все было затянуто толстым белым покрывалом, скрадывающим очертания живых изгородей и коттеджей.
Однако Нед знал дорогу. Мерси слепо шла за ним. Вскоре пальцы ее окоченели, ноги промерзли. Путь – обычно десятиминутный – занял более получаса.
«Значит, я не увижу его, – думала она, – я давно уже его не видела. Он так занят, что приезжает очень редко. А когда это происходит, я не могу находиться там!»
Они пришли к коттеджу. От камышовых матов несло вонью. В помещении было душно и вместе с тем очень холодно. Сидящую на стуле женщину била дрожь. Услышав голос Мерси снаружи, она повеселела.
– Спасибо, что пришли! – воскликнула она, когда Мерси вошла.
Глянув ей в глаза, девушка подумала: «Ее взгляд будет мне воздаянием».
Опустясь на колени возле мужчины, лежащего на грязной соломе, она положила ладонь на его горячий лоб. Мужчина закашлялся.
– Кашляет вот уже несколько часов, – сказала женщина. – Боюсь, кашель его задушит.
– Когда погода улучшится, – сказала Мерси, – его надо доставить ко мне в больницу. Лежать здесь ему нельзя.
Мужчина с мольбой поглядел ей в глаза. Казалось, он просил дать ему здоровье.
Достав из сумки одну из взятых бутылочек, Мерси заставила его выпить содержимое. Душный, холодный воздух комнаты вызывал у нее дрожь, от вони половиков подташнивало.
Она подумала: «Если бы только я могла забрать его отсюда… в одну из моих теплых комнат, уложить на койку под одеяла. Дать ему горячего супа, свежего воздуха, то, может, вылечила бы».
– Что с ним, мистресс Мерси? – спросила женщина.
– Очень болен.
– Он умрет?
Мерси глянула в ее испуганные глаза. Как сказать: «Здесь я ничем не могу ему помочь»? Как сказать: «Выбросьте свои грязные половики»? Беспокоить их сейчас – значит, удвоить опасность. Болезнь зашла не так далеко, чтобы его нельзя было спасти. Будь погода получше, она нашла бы крепких мужчин, носилки, и больного унесли бы из этого вонючего жилья. Но как сделать это в метель?
– Что с ним, мистресс Мерси? – спросила женщина.
– Очень болен.
– Он умрет?
Мерси глянула в ее испуганные глаза. Как сказать: «Здесь я ничем не могу ему помочь»? Как сказать: «Выбросьте свои грязные половики»? Беспокоить их сейчас – значит, удвоить опасность. Болезнь зашла не так далеко, чтобы его нельзя было спасти. Будь погода получше, она нашла бы крепких мужчин, носилки, и больного унесли бы из этого вонючего жилья. Но как сделать это в метель?
Мерси, закрыв глаза, стала молиться, чтобы Бог вразумил ее, и тут словно каким-то чудом дверь отворилась, появился сильный, всемогущий доктор Джон Клемент.
– Джон! – радостно воскликнула она. – Ты здесь?
– Как видишь, Мерси. Девушки сказали мне, где ты, и я приехал узнать, могу ли оказать помощь.
– Слава Богу! Моя молитва услышана.
– Как пациент?
Клемент опустился на колени, посмотрел в лицо больному.
– Этот дом… – сказала Мерси, и Джон кивнул. – Если бы только я могла переправить его в больницу, – продолжала она, – ухаживать за ним там, то, думаю, смогла бы поставить на ноги.
Помолчав, Джон сказал:
– Я приехал верхом. Лошадь привязана возле коттеджа. Можно усадить его в седло и отвезти в больницу.
– По снегу?
Джон в ответ поглядел на грязные половики, на сырые, вонючие глинобитные стены.
– Здесь он не выживет.
– А если мы выведем его на холод?
– Случай такой, что нужно рискнуть.
– Ты пойдешь на этот риск, Джон?
– Пойду. А ты?
– Тоже, – ответила Мерси. – Как ты, так и я.
Счастье приходит в самых неожиданных местах, в самое неожиданное время. Ветер со снегом дул Мерси в лицо; она вся промокла и окоченела, однако радость согревала ее.
Редко она бывала так счастлива в жизни, как идя по снегу с Джоном Клементом, между ними находилась лошадь с больным, ее вел под уздцы мальчик.
* * *Летом состоялись две свадьбы.
Элизабет с Уильямом Донси и Сесили с Джайлсом Хероном венчались в часовне одного из особняков, принадлежащих семейству Эллингтонов.
Айли, теперь леди Эллингтон, была рада встретиться с семьей по такому случаю.
Жила Айли счастливо. Муж обожал ее, у нее рос ребенок, однако она по-прежнему оставалась очаровательной озорницей.
С большим удовольствием она показала матери кухни. Они были более старыми, чем в Челси, и гораздо более роскошными.
Алиса неодобрительно фыркала на то, на другое, изо всех сил старалась найти какие-то недостатки – и поздравляла себя с тем, что удачнее всех вышла замуж ее дочь.
– Мама, видишь, какие потолки? Джайлс очень ими гордится. Посмотри, как искусно расписаны. В современных домах не найдешь ничего подобного. Взгляни на эти картины. Везде представлены сцены каких-то сражений. Только не спрашивай каких, я не знаю. В большой зале у нас висит фламандский гобелен, ничуть не хуже тех, что у милорда кардинала в Титтенхенгере или Хэмптон-корте.
– Надо же! – сказала Алиса. – Что готовится на кухне, поверь мне, гораздо важней картин и гобеленов. А стряпню еще надо попробовать.
Айли поцеловала мать. Ей нравилось дразнить всех: сводных сестер, отчима, мать, мужа. И очень приятно было видеть их всех снова.
Маргарет заговорила с ней об Уильяме Донси.
– Элизабет любит его, но любит ли он ее? Или думает лишь о том, что может сделать для него наш отец?
– Так вот, – сказала Айли, уверенная в собственной очаровательности, – если он ее не любит, она должна заставить его. А если не полюбит…
Она пожала плечами, но, глянув на Маргарет, решила не заканчивать фразы. И заговорила по-другому:
– Да, они будут вполне счастливы, я не сомневаюсь. Мастер Донси еще молодой человек, он далеко пойдет, и поверь, дорогая Мег, быть супругой восходящей звезды очень приятно.
– Вот как? – сказала Маргарет. – Я знаю, каково быть дочерью восходящей звезды и предпочла бы, чтоб на отца менее любезно смотрели при дворе, тогда семья смогла бы смотреть на него почаще.
– Отец! Так он не обычный человек. Он святой!
Тут Айли оставила сестру; она была хлопотливой хозяйкой, и ей предстояло о многом позаботиться, потому что ее особняк в Уиллесдене заполняли весьма знатные гости.
На глаза ей попался милорд Норфолк, недавно граф Суррей, унаследовавший титул после смерти отца около года назад.
Айли сделала перед ним реверанс и сказала, что весьма польщена видеть его в своем доме. Странный человек! Он почти не замечал ее очарования. Смотрел мрачно, словно никогда не думал ни о чем, кроме государственных дел. Трудно было поверить, что жена устраивает ему скандалы из-за своей прачки, Бесс Холленд, к которой этот мрачный человек испытывал неудержимую страсть.
* * *Норфолк держался отчужденно, полагая, что оказал Эллингтонам большую честь, посетив их дом, сознавая, что он высокородный аристократ, глава одного из знатнейших семейств в стране, и – хотя не смел никому об этом сказать – что Норфолки имеют не меньше прав на трон, чем Тюдоры. Недавняя смерть тестя, Бэкингема, явилась ему грозным предупреждением, напоминанием, что свои мысли следует держать при себе, но это не мешало ему втайне тешиться ими.
Нет, он не приехал бы сюда, если бы не его дружба с сэром Томасом Мором. В июле произошел инцидент, напугавший всех, кто стоит близко к трону, и заставивший их задуматься.
Король спросил кардинала, когда они находились во дворе экстравагантного, роскошного загородного дома – Хэмптон-корта: «Может ли подданный быть столь богатым, чтобы иметь подобный замок?» И кардинал, этот умнейший, проницательнейший из государственных деятелей, вознесшийся благодаря живому уму из безвестности к месту под солнцем, отказался от богатств Хэмптон-корта ответом: «Подданный может оправдать смысл такого роскошного замка, сир, лишь подарив его королю».
Люди больше не могли распевать «Что не бываешь при дворе?». Хэмптон-корт стал королевским. Между королем и кардиналом произошло нечто, зажегшее воинственный огонек в глазах короля, испуганный – в глазах кардинала.
Норфолк, честолюбивый человек, холодный, жестокий интриган – мягкий только с Бесси Холленд, – решил, что расположение, которым так долго пользовался кардинал, пошло на убыль. И это его очень радовало, потому что он ненавидел Вулси. Эту ненависть привил ему отец; вызвала ее не только зависть к расположению короля, которым Вулси пользовался; не только возмущение аристократа выскочкой из низших слоев общества; ее вызвала главным образом та роль, какую отцу герцога пришлось играть на процессе его друга, Бэкингема. Бэкингем, аристократ и родственник Норфолков, был осужден на смерть, поскольку не высказал достаточно почтения к тому, кого отец Норфолка именовал «мясницкой дворняжкой». А одним из судей Бэкингема был старый герцог Норфолк, он со слезами на глазах приговорил подсудимого к смерти, так как знал, что в противном случае лишится головы сам.
Простить этого нельзя. Сколько ни пришлось бы ждать, Вулси должен поплатиться не только за казнь Бэкингема, но и за то, что вынудил Норфолка вынести смертный приговор своему другу и родственнику.
Однако герцог Норфолк был не только мстителен, но и честолюбив. Он понимал, что когда Вулси лишится королевской милости, лишь один человек окажется достаточно умным, чтобы занять его место. С этим человеком имело смысл жить в дружбе. И кривить душой для этого не требовалось. Если кто, помимо Бесс Холленд, и мог смягчить сердце этого сурового человека, то лишь Томас Мор. «Он мне нравится, – думал Норфолк, удивляясь собственным чувствам. – Он мне поистине нравится сам по себе, а не просто потому, что вполне может стать великим».
Таким образом, Норфолк искренне тянулся к Мору. Это было странное чувство – столь же странное, как любовь этого гордого человека к обыкновенной прачке.
Поэтому герцог присутствовал на двойной свадьбе дочерей простого рыцаря[11] и сыновей двух простых рыцарей.
К нему приближался Томас. Глядя на этого человека, никто не подумал бы, что это блестящий ученый с мировой славой, близкий к тому, чтобы стать одним из значительнейших людей Англии. Одет он был проще всех присутствующих и, судя по всему, придавал одежде мало значения. При ходьбе приподнимал одно плечо выше другого – нелепая привычка, подумал Норфолк, делает его похожим на урода.
Томас подошел, и Норфолк ощутил странную смесь приязни и раздражения.
– Сэр Томас, я никогда не видел вас таким веселым.
– Я счастлив, милорд. Сегодня две мои дочери выходят замуж, и я не теряю их, а приобретаю двух сыновей. Они, эти новые сыновья, станут жить со мной, когда не будут находиться при дворе. Теперь все мои дочери замужем, и я не лишился ни одной. Разве, милорд, это не причина для радости?
– Многое зависит от того, сможете ли вы жить в ладу с такой большой семьей.
Глаза Норфолка сузились; он вспомнил свою бурную семейную жизнь с ссорами и взаимными упреками.