Лейтенант постоял с минуту, переводя дух. Он доехал по первой линии до 137-й улицы, пешком добрался до реки — и этот короткий переход забрал все силы.
Черт, как же Винсент д’Агоста ненавидел свою немощь, ненавидел пулю, заставившую заменить клапан сердца на свиной. Медленное, мучительное выздоровление, слабость, бессилие. Одно хорошо: сбросил вес. Но это поначалу. Теперь жир снова накапливался, причем быстро, а тренировками его не сгонишь — как сейчас тренироваться?
Отдышавшись, д’Агоста подошел к дубовой парадной двери, взялся за бронзовый дверной молоток, грохнул хорошенько.
Тишина.
Он выждал минуту, другую. Наклонился к двери, прислушиваясь, но толстые стены и двери не пропускали звуков. Лейтенант грохнул снова. Возможно, особняк и вправду пустует, ведь Констанс Грин в психиатрической больнице. Нет, невозможно. Пендергаст держит прислугу и здесь, и в «Дакоте».
Тихо зашелестел ключ, поворачиваясь в хорошо смазанном замке, и массивная дверь открылась. Коридор за нею был погружен в сумрак, но д’Агоста узнал Проктора, работавшего у Пендергаста шофером и временами изображавшего дворецкого. Обычно бесстрастное и непроницаемое лицо Проктора выглядело теперь суровым, почти неприязненным.
— Мистер д’Агоста, сэр, не хотите ли зайти?
Лейтенант шагнул за дверь, и шофер сразу тщательно ее запер. Затем предложил:
— Не изволите ли подняться в библиотеку?
Лейтенант ожидал ощущения жути — и не удивился ему, идя по длинному коридору, где звук шагов возвращался эхом, в гостиную со сводчатым потолком бледного серо-голубого цвета. В тусклом свете виднелись ряды шкафов с дверцами узорного стекла, за которыми угадывались весьма любопытные предметы.
— Пендергаст дома? — осведомился полицейский.
Проктор замер, обернулся:
— Мне очень жаль, но его здесь нет.
— А где он?
Невозмутимое лицо шофера чуть дрогнуло.
— Сэр, он умер.
Комната поплыла перед глазами лейтенанта.
— Умер? Как??
— Отправился на охоту в Шотландию. С доктором Эстерхази.
— С Джадсоном Эстерхази? Своим зятем?
— Да. Они охотились на оленя. На болоте. Доктор нечаянно застрелил мистера Алоизия. Тот утонул в болоте.
Д’Агоста не поверил своим ушам. Может, ослышался?
— Да что за чушь вы городите?
— Три недели назад мистер Алоизий погиб.
— А как с похоронами? Где Эстерхази? Почему меня не известили?
— Сэр, тела так и не нашли. А доктор Эстерхази исчез.
— Боже правый… вы говорите мне: Эстерхази случайно застрелил Пендергаста, тела нет, а Эстерхази взял и так запросто исчез?
Винсент д’Агоста вдруг понял, что кричит во весь голос. Ну и черт с ним!
Проктор ответил невозмутимо:
— Местная полиция искала много дней. Тралили болото, обыскивали окрестности. Не отыскали ничего.
— Тогда почему вы говорите, что Пендергаст мертв?
— Потому что так говорил доктор Эстерхази на следствии. Он выстрелил и попал в грудь. Потом видел, как мистер Алоизий утонул в топи.
Лейтенант почувствовал, что задыхается.
— Эстерхази сам рассказал вам это?
— Нет, сообщил по телефону инспектор, расследовавший происшествие. Хотел задать мне пару вопросов о мистере Алоизии.
— И больше никто вам ничего об этом не говорил?
— Нет, сэр.
— Где это случилось?
— В охотничьем домике поместья Килхурн в шотландских горах.
Винсент д’Агоста стиснул зубы и процедил:
— Люди просто так не исчезают. Скверно пахнет от этой историйки.
— Простите, сэр, это все, что мне известно.
Лейтенант несколько раз глубоко, до боли в груди, вдохнул.
— Господи боже… ладно. Спасибо, Проктор. Простите, я наорал тут. Уж очень разволновался.
— Не хотите ли зайти в библиотеку? Угостить вас стаканчиком шерри напоследок?
— Шутите? Ну, это нельзя просто так оставить, точно!
— Что вы намерены делать, сэр? — спросил Проктор, пристально глядя на полицейского.
— Еще не знаю. Но можете ставить сто против одного, уж что-нибудь да сделаю.
Глава 13
ИнверкирктонДжадсон Эстерхази сидел у исцарапанной стойки бара в пабе «Полумесяц», уныло потягивая пинту «Гиннеса». Паб был крошечный, под стать деревушке: три стула у стойки, четыре стола, по паре с каждой стороны. Пока в пабе никого не было, кроме Эстерхази да хозяина, старика Макфлекно, но пять часов вечера не за горами, а там и посетителей прибавится.
Эстерхази допил «Гиннес», и старик тут же предложил:
— Еще кружку, сэр?
Гость изобразил сомнение.
— Почему бы и нет? — проговорил он задумчиво. — Надеюсь, доктор Роскоммон будет не против…
— Само собой, ведь мы ему и не скажем! — хихикнул бармен.
Помянули доктора — а вот и он, виден сквозь большое круглое окно в двери паба. Роскоммон быстро шагал по улице. Остановившись у двери своей приемной, он ловко, привычным движением кисти повернул ключ в замке, зашел внутрь и закрыл дверь за собой.
Разыгрывая днем раньше сердечный приступ, Эстерхази отчетливо представлял себе типичного деревенского доктора: простодушный и грубоватый, краснолицый, пожилой, но мускулистый, привыкший управляться с людьми, а заодно с больными коровами и лошадьми. Но Роскоммон его удивил. Доктор оказался худощавым человеком немного за сорок, с умным проницательным взглядом. Пациента он осмотрел с холодным отстраненным профессионализмом, чему Эстерхази мог только позавидовать. Быстро определив, что в болях ничего страшного нет, Роскоммон тем не менее посоветовал несколько дней отдыха. Эстерхази ждал такого совета и обрадовался сбывшимся ожиданиям: прекрасный повод застрять в деревне и обследовать ее. И главное, удалось встретиться с местным доктором. Эстерхази надеялся подружиться с ним и выудить кое-какую информацию, но тот проявил себя воплощением шотландской сдержанности и не отклонялся от медицинской темы. Возможно, он такой по натуре. Или скрывает что-то, не желает выдавать чужаку?
Принявшись за новую пинту «Гиннеса», Эстерхази задумался. Что делает человек, подобный Роскоммону, в удручающе захолустном Инверкирктоне? Несомненно, он мог бы открыть преуспевающую практику в большом городе. Если Пендергаст совершил невозможное и сумел выжить, он наверняка обратился к Роскоммону. Больше никто здесь не смог бы помочь раненому.
Дверь паба открылась, и зашла женщина, Дженни Протеро. Эстерхази казалось, что он уже повидал практически весь чертов городишко. Миссис Протеро держала сувенирную лавку, а заодно — поскольку сувениры особых денег не приносили — обстирывала весь Инверкирктон. Толстенькая, добродушная, с лицом краснее вареного рака. Хотя день выдался теплый, она обмотала шею толстым шерстяным шарфом.
— Эй, Пол, привет! — бросила она хозяину, усаживаясь на стул у стойки со всей возможной при ее двухстах фунтах грацией.
— Добрый вечер, Дженни! — ответил Макфлекно, вытирая перед гостьей исцарапанную стойку.
Он нацедил пинту горького и поставил на картонный кружок перед Дженни.
— Мистер Дрейпер, как вы сегодня? — спросила та у Эстерхази.
— Спасибо, гораздо лучше вчерашнего, — ответил он, улыбнувшись. — Кажется, просто потянул мышцу.
— Рада слышать, — понимающе кивнула женщина.
— Вашему доктору Роскоммону надо сказать огромное спасибо.
— Да, он отличный спец, — вставил хозяин. — Повезло нам с ним.
— Он кажется великолепным врачом.
— В Лондоне учился, и всякое такое, — подтвердил Макфлекно.
— Честно говоря, мне удивительно, что его здесь держит? Кажется, тут и работы ему нет.
— Он единственный на двадцать миль в округе, кто может лечить, — сообщила Протеро. — По крайней мере, с прошлой весны, когда старый Грастнер помер.
— Значит, доктор сильно занят? — спросил Эстерхази как бы между прочим, потягивая «Гиннес».
— Ну да, — ответил бармен. — Всегда к нему посетители. Он их в любое время принимает.
— В любое время? Удивительно. Для провинции странно, правда?
— Отчего же? У нас, как и везде, разные случаи бывают, — ответил старый Макфлекно. Он кивком указал на докторскую приемную. — Иногда и за полночь свет в окнах. Работает.
— Да неужели? И когда такое в последний раз случилось?
Старик задумался.
— Хм, три недели тому. Или больше? Не помню точно. Однако оно не слишком часто случается. Я запомнил еще и потому, что он на машине выезжал, два раза. Поздно — уже за девять было.
— Должно быть, это бедняжка миссис Блур, — предположила Дженни Протеро. — Она в последние месяцы совсем плоха.
— Доктор ехал не в сторону Хифа, — возразил бармен. — На запад держал, я слышал.
— Но в той стороне одни болота, — удивилась женщина.
— Может, с гостем в охотничьем домике что случилось, — сказал Макфлекно.
— Но в той стороне одни болота, — удивилась женщина.
— Может, с гостем в охотничьем домике что случилось, — сказал Макфлекно.
Дженни отхлебнула горького:
— Ага, вот вы сказали, и я припомнила: как раз в то время белье в стирку от доктора оказалось все в кровавых пятнах. Из его кабинета, точно.
— Правда? Какое белье? — спросил Эстерхази, чье сердце лихорадочно заколотилось.
— Обычное. Простыни, наволочки.
— Ну, Дженни, тут ничего странного, — возразил старик. — У здешних фермеров постоянно беды: то побьются, то покалечатся.
— Да, но не в середине же ночи, — подумал вслух Эстерхази.
— Мистер Дрейпер, это вы про что? — озадаченно спросил бармен.
— Да так, пустяки, — поспешно ответил Эстерхази и залпом допил пиво.
— Еще одну?
— Нет, спасибо. Но позвольте мне угостить вас и миссис Протеро.
— С радостью, сэр, и большое спасибо!
Эстерхази кивнул, не глядя на старика. Взгляд доктора устремился через улицу, за круглое окно в двери, к выкрашенной в кремовый цвет приемной Роскоммона.
Глава 14
Мэлфорш, штат МиссисипиНед Беттертон остановился у пыльной витрины кафе «Идеал», зашел внутрь, вдохнул полной грудью аромат жареного лука и бекона и заказал чашку некрепкого сладкого кофе. Звания «кафе» место вряд ли заслуживало, но и Мэлфорш едва ли мог называться городом — бедней церковной крысы, грязный, разваливающийся и наполовину заброшенный. Молодые, кто мог блеснуть хоть каким-то талантом, стремились уехать поскорее в большие оживленные города. И оставляли неудачников дома. Четыре поколения неудачников — и вот он, нынешний Мэлфорш. Черт, ведь Нед вырос в таком городишке. И к несчастью, бежал оттуда не слишком резво. В результате бежит до сих пор, изо всех сил, но прибежать никуда так и не смог.
Впрочем, кофе тут не совсем дрянной, да и внутренность напоминает родное кафе. Крути не крути, а Неду нравились простодушные забегаловки такого пошиба, с крепкомясыми официантками, с дальнобойщиками, мощно налегающими ожирелыми животами на столы, с сочащимися жиром гамбургерами, с заказами, сообщаемыми криком во весь голос, с крепким горьким кофе.
Нед первым в семье окончил школу, не говоря уже про колледж. В детстве он был мелкий, тощий. Мать растила его одна. Отец сидел в тюрьме за грабеж заводика по разливу кока-колы. Карьерист-прокурор, безжалостный судья — в итоге двадцать лет. Отец умер от рака за решеткой. Беттертон знал, что отец умер от безнадежности и отчаяния. А смерть отца убила мать.
В результате Беттертон привык считать, что у власти всегда лживые и эгоистичные до мозга костей сукины дети. Потому и пошел в журналисты. Думал, что сможет бороться с такими без пистолета в руках. Одна беда: с дипломом заурядного колледжа по специальности «Медиа и коммуникации» он сумел устроиться лишь в «Эзервилльскую пчелу». Торчал в ней уже пять лет, тщетно стараясь перевестись в газету побольше. «Пчела» — по сути макулатура, предлог бесплатно и назойливо загрузить обывателя рекламными объявлениями. Выпуски «Пчелы» стопками лежали на бензоколонках и в супермаркетах, бери — не хочу. Владелец Зик Крэнстон, издатель и редактор в одном лице, смертельно боялся обидеть любого, кто с минимальной вероятностью мог бы дать рекламное объявление. Потому никаких расследований и обличений, никаких злободневных рассуждений о политике.
— Работа «Пчелы» — продавать место под рекламу, — говаривал Крэнстон, отлепив разжеванную зубочистку от нижней губы.
Отчего-то зубочистка всегда прилипала и болталась на его губах.
— Не пытайся раскопать новый «Уотергейт», — поучал Зик. — Только читателей распугаешь, и рекламодателей тоже.
В результате портфолио у Неда было как у сотрудника «Женского мира». Заметки о повседневной чепухе: спасенных песиках, благотворительных распродажах церковной выпечки, школьном футболе и посиделках местного бомонда. Неудивительно, что с таким багажом Неда не приглашали на интервью в настоящие газеты.
Беттертон покачал головой. Черта с два он останется в Эзервилле на всю жизнь! Но чтобы выбраться, нужен настоящий хит. Неважно какой: жуткое преступление, скандальная история из жизни знаменитостей или пришельцы с лазерами. Настоящий ходкий сюжет — вот что надо.
Он допил кофе, расплатился и вышел наружу, под утреннее солнце. Повеяло ветром с «Черной трясины», неприятно теплым, вонючим. Беттертон забрался в машину, завел мотор и включил кондиционер на полную мощность. Но с места не тронулся. Прежде чем ввязываться в сюжет, нужно все хорошенько продумать. Стоило неимоверного труда и множества обещаний убедить Крэнстона и получить разрешение на этот сюжет. Сюжет по-настоящему любопытный, обреченный вызвать интерес публики — и стать первым настоящим материалом в его портфолио. Уж из этой возможности надо выдавить все до последней капли.
Беттертон сидел в остывающем авто, прокручивая в голове свои вопросы и реплики, вероятную реакцию, возражения. Несомненно, возражения будут. Спустя пять минут он счел себя готовым. Бросил взгляд на распечатанную карту, найденную в Интернете, тронулся с места, развернулся и направился по неприглядной улице назад, к окраине городка.
Готовя репортажи о всякой невинной чепухе, Нед приучился внимательно выслушивать самые пустяковые слухи и сплетни, пусть сколь угодно банальные и скучные. Так он и узнал о таинственной паре, пропадавшей много лет и объявившейся всего несколько месяцев назад. Эта парочка инсценировала самоубийство. Утренний визит в местный полицейский участок подтвердил: слух правдивый. А дело в полиции оказалось оформленным ужасно небрежно и формально и заинтриговало еще больше.
Нед глянул на карту, затем на ряды убогих дощатых хибар вдоль улицы, усеянной рытвинами. А-а, вот оно, небольшое бунгало, выкрашенное в белый цвет, по сторонам — магнолии.
Беттертон подрулил к тротуару, заглушил мотор и посидел минуту, собираясь с духом. Наконец вышел наружу, стряхнул пылинку с блейзера и решительным шагом направился к двери. Звонка не было, лишь дверной молоточек. Нед ухватился за него и уверенно постучал.
Звук разнесся по дому. С минуту ничего не происходило. Затем послышался звук приближающихся шагов. Дверь открылась, и высокая стройная женщина спросила:
— Что такое?
Конечно, Беттертон не представлял, кого встретит, но уж красивой хозяйку дома точно не ожидал найти. Немолода, разумеется, но поразительно симпатичная.
— Миссис Броди? Джун Броди?
Женщина смерила его взглядом холодных голубых глаз:
— Да, это я.
— Меня зовут Беттертон. Я работаю на «Эзервилльскую пчелу». Не могли бы вы уделить мне пару минут?
— Джун, кто это? — раздался из дома визгливый мужской голос.
«Отлично! — подумал Нед. — Оба дома».
— Нам нечего сказать прессе, — отрезала Джун Броди, отступая на шаг и закрывая дверь.
Беттертон в отчаянии выставил ногу, мешая двери захлопнуться.
— Миссис Броди, пожалуйста! Я уже почти все знаю. Я побывал в полиции, дело доступно для публики. Так или иначе, я об этом напишу. Но я подумал, вы же захотите, чтобы и ваша точка зрения прозвучала, правда?
Она с минуту молча сверлила его взглядом, холодным и проницательным.
— О каком деле идет речь?
— О том, как вы двенадцать лет назад инсценировали самоубийство и сбежали.
Молчание.
— Джун? — позвал мужчина.
Миссис Броди распахнула дверь и отступила, освобождая проход. Беттертон поторопился шагнуть внутрь — а вдруг передумает?
Перед ним открылась уютная гостиная, слегка пахнущая нафталином и паркетным лаком. Комната была почти пуста: диван, пара кресел, персидский коврик, на нем журнальный стол. Шаги Неда по деревянному полу гулко отдавались эхом. Создавалось впечатление, что дом только что заселили. Ну конечно, так ведь оно и есть.
Из сумрачного коридора вышел сухощавый невысокий бледнолицый мужчина с тарелкой в одной руке и полотенцем в другой.
— Кого это принесло… — заговорил он и осекся, завидев Неда.
— Это мистер Беттертон, — сообщила миссис Броди. — Он репортер из газеты.
Мужчина перевел взгляд на жену, потом снова уставился на гостя. Лицо его приобрело враждебное выражение.
— Чего он хочет?
— Он пишет статью о нас. О нашем возвращении.
В ее голосе прозвучала странная интонация — не то ирония, не то насмешка, — отчего Неду захотелось поежиться.
Мужчина поставил тарелку на столик. Мистер Броди был неприятен на вид в той же степени, в какой его жена — красива.
— Вы — Карлтон Броди? — спросил Беттертон.
Тот кивнул.
— Почему бы вам сначала не рассказать, что вы знаете или, по крайней мере, что напридумывали? — спросила Джун Броди, не предлагая гостю ни выпить чего-нибудь, ни даже присесть.