Тяжко... боже, как мне было тяжко! Я то принималась ругать его, то оправдывать. То клеймила себя за все, что сейчас происходило, то жалела. Одним словом, пока я добралась до нашего домика, в душе воцарился полнейший хаос.
– Семен! – громко позвала я, боясь услышать в ответ тишину.
– Ау! Витуля, милая, ты где это шляешься?! – Он выскочил из душа в клочьях мыльной пены и с вытаращенными от испуга глазами. – Я уже хотел на твои поиски людей собирать! Ты мне это прекрати!
– Чего это ты в душе? – как можно невиннее спросила я, мысленно сопоставив время его пробежки с моментом возвращения Дашки.
– А что в этом криминального? – Он ощетинился мгновенно и даже не попытался скрыть, насколько оскорбительно для него мое любопытство.
– Да нет, милый, я просто так спрашиваю. – Я стянула с ног кроссовки и, пройдя в комнату, упала ничком на кровать. – Я устала, Сема. Решила последовать твоему примеру и немного походить пешком.
– Вот это хорошо! – с энтузиазмом подхватил он и вновь хлопнул тонкой дверцей душа, продолжая кричать мне оттуда. – А то от безделья в твоей голове начинают бродить нехорошие мысли. Они бродят, бродят и оформляются в немыслимые выводы... С чего это вдруг ты решила ревновать меня к Дашке?! Когда она мне об этом сказала полчаса назад, я чуть на задницу не сел. Витка, ты чумная, ей-богу, сделалась от этого отдыха. Она была так расстроена, рассказывая о той глупой сцене, что ты ей закатила за озером. Витка, не дури, а то отшлепаю!..
Мою усталость как рукой сняло. Я вскочила с кровати пружиной и в немом бешенстве закружила по комнате.
Ай да сучка! Ай да молодец! Вот, значит, каким образом она решила переплести наш треугольник?! Что же, весьма и весьма недурно. Подставить меня перед моим мужем. Очернить, выставить дурой. Заставить его испытывать неловкость за меня перед ней. Вполне классический прием. Многие и очень многие к нему прибегают. Сначала «Сенька» должен мучиться чувством вины, потом должен последовать ропот протеста, что непременно вобьет клин между нами. Далее он должен выступить в роли утешителя бедной несчастной девушки, которую преследует старая грымза, объятая ненавистью и ревностью...
Ну что же, ее действия достойны аплодисментов. Она только не рассчитала, с кем имеет дело. Я не та глупая самка, которую можно так вот легко поиметь. Нет, Дашуня, у тебя ничего не выйдет. Ничего...
Семен вышел из душа почти голым, если не считать обернутого вокруг бедер полотенца. Крупные капли воды поблескивали на его мускулистом загорелом торсе, влажные волосы откинуты назад, и с них также стекали капли. Капризно очерченный рот излишне ярок, пожалуй, излишне призывно поблескивают и его глаза. Мне вдруг стало трудно дышать.
– Милый... – прошептала я, хватая его за край полотенца. – Ты такой сексуальный. Иди ко мне...
Он недоуменно вскинул было брови, но тут же отозвался на мой призыв, обнимая и крепко сжимая мои ягодицы сильными пальцами.
– Детка, ты без бюстгальтера? Обалдеть можно! – зазвучал в моих ушах его шепот, целительнее которого для меня не было. – Не могу поверить, чтобы ты вышла так из дома! О-о-о, какая ты славная, детка...
Семен любил меня долго и страстно. Моя утренняя пощечина и его записка издевательского содержания были прощены и преданы забвению. Мы просто примитивно отдавались страсти, забыв обо всем, что нас окружает.
К тому же удовольствия мне добавляло то, что Дашка, трижды пытавшаяся попасть в наш домик, уходила несолоно хлебавши. В последний свой визит она настолько рассвирепела, что ударила ногой в хлипенькую дверь и истошно заверещала, кликая Семена своим гадким: «Сенька!!!» Мой Незнамов нехотя оторвался от меня, недоуменно посмотрел через плечо и, злобно цедя каждое слово, произнес:
– Эта девка достала, честное слово!!! Выйти по башке ей настучать, что ли?!
Грубо, но мне понравилось. Я бы с удовольствием присовокупила еще парочку-тройку солененьких словечек, но сдержалась, искренне уверовав в то, что все плохое уже случилось, а впереди нас с ним не ждет ничего, кроме безоблачного семейного благополучия.
Как же я ошибалась, боже правый!!! Как же я ошибалась...
Глава 6
– Ваш супруг опять убежал вместе с Дашенькой? – оскалила свои керамические челюсти директриса, вкладывая в каждое свое слово паскудный двоякий смысл. – Что же, это иногда бывает очень полезно.
– Что именно? – холодно поинтересовалась я, ковырая вилкой овощное рагу.
– Спорт, конечно же! А вы что подумали? – Она елейно улыбнулась и завиляла обвислым задом в сторону двери, ведущей на кухню.
Ох, как было велико искушение запустить ей вслед тарелку с желто-красной размазней под названием «Рагу весеннее». Полная бессильной злобы, я как можно быстрее расправилась с обедом и, волоча ноги, поплелась из столовой. Свободного времени было предостаточно. Ровно столько, чтобы вновь облачиться в купальник, упасть на песок в нашей с Незнамовым бухте и предаться забвению с карандашом в руках. Нет, нужно еще было помахать рукой дяде Косте, что исправно отслеживал меня с противоположного берега. Нужно было дать понять ему, а заодно и себе напомнить, что у меня все в порядке. Черт с ней, с Дашкой, что целенаправленно вела свою линию по приручению моего Незнамова, приобщившись к бегу трусцой. Черт с ним, с Незнамовым, который при каждом удобном случае избавлялся от моего общества и сбегал на дорожку, опоясывающую пансионат. Черт с ними со всеми, в конце концов! Отдыха осталось меньше двух недель, так что вытерплю как-нибудь. Не стоит поднимать бурю в стакане воды из-за слабоумия некоторых озабоченных особ, возомнивших себя обольстительницами мужиков всея Руси. Пусть поет в уши Семену все, что только ей заблагорассудится, я-то в ответ на все его претензии лишь хохочу да норовлю обнять и поцеловать покрепче. Хотя, видит бог, с большим наслаждением сделала бы что-нибудь прямо противоположное...
Побережье было сегодня пустынным. Сизая рябь воды, температура чуть выше пятнадцати градусов и порывистый ветер разогнали всех отдыхающих по теплым домикам. Только мне не сиделось дома. Мне и еще этим двоим, чей смех я отчетливо слышала пятнадцать минут назад, проходя вдоль забора.
Я заученными движениями приподняла ветки сосны, вытащила матрас. Швырнула на песок сумку и, решив сегодня оставаться в одежде, подошла к самой кромке, сильно напрягая зрение.
Дядя Костя был на месте. Он увидел меня и сейчас подавал знаки приветствия, размахивая каким-то белым лоскутом, привязанным к длинному шесту. Я помахала ему рукой и вернулась к матрасу.
Сегодняшний день должен был ознаменовать собой начало второй части моего первого романа, в которой главная героиня погибала по вине вероломного возлюбленного, отдавшего предпочтение молоденькой нимфе. Ручка заученно задвигалась, буквы начали складываться в слова, и через полчаса меня уже все перестало волновать, кроме переживаний, жизненных коллизий и интриг вымышленного мною мира. Люди, придуманные мною, любили, ненавидели, погибали, прощали. Та власть, которой я была наделена, распоряжаясь их судьбами, мне очень нравилась. Я подчиняла их своей воле, заставляя делать то, что было угодно мне, иногда даже против их желания, против всех законов логики. Кабы так у меня получалось в настоящей жизни! Если бы я смогла быть настолько сильной, чтобы заставить их желания вращаться вокруг меня! Но, увы, меня хватало лишь на то, чтобы кропать страницу за страницей, совершенно упуская из виду реальность, которая день ото дня становилась все тревожнее.
Карандаш выпал из моих пальцев при звуке чьих-то шагов за моей спиной. Оборачиваться я не стала, ожидая какого-нибудь очередного каверзного сюрприза судьбы. Скажу честно, она меня не разочаровала.
Голос, противнее которого я в своей жизни не слышала, шелестя пропел мне на ухо:
– Отчего это наша златокудрая прозябает в одиночестве? Пребывает в милом неведении или как?
– Или как, – буркнула я и поспешила свернуть свою творческую деятельность: пододвинула к себе сумку, скатала трубочкой исписанные листки бумаги, сунула их в сумку и швырнула туда же карандаш.
– О-о-о, мемуары?! – Человече, хрустнув суставами, опустился рядом со мной. – Похвально, похвально. Хотя... Если рассмотреть истинное положение вещей, то более вам занять себя и нечем.
– Да что вы?! – стараясь сохранить спокойствие в голосе, произнесла я, все так же не поворачивая головы в его сторону.
– Да, да... Только такая самонадеянная особа, как вы, может пребывать в состоянии относительного покоя, когда у нее из-под носа уводят горячо любимого супруга.
– Его никто не уводит. Люди занимаются спортом.
– О, это так у нас сейчас называется?! Вы или излишне доверчивы, или насквозь циничны. – Противный скрипучий голос умолк, но ненадолго. Вскоре отвратительное поскрипывание продолжилось. – Зная вашу амбициозность, приходится лишь удивляться тому, что происходит.
– И что же?
– Юная беспринципная шлюха вовсю клеит вашего муженька, а вам и дела нет!
По-моему, его голос приобрел оттенки плохо скрываемой ярости. Интересно, на предмет чего?
– Вы, собственно, за кого больше печетесь? – Я все-таки соблаговолила повернуть к нему голову и почти тут же охнула от изумления. – Однако!..
– Я знал, что вам понравится. – Мужчина, сидевший слева от меня, потеребил пальцами правой руки свою докторскую бородку.
– Н-да... Трехдневная щетина вас более не устраивает.
– Так же, как и вас белокурый цвет волос. А зря, наверное. Ваш любимый, чувствуется, тяготеет именно к такому оттенку.
– Мой Незнамов любит только меня, – с наглой самоуверенностью произнесла я, стараясь не слушать постанывающего голоса сердца. – И непонятно, что вас больше всего заботит? А!!! Кажется, я догадываюсь! Эта юная беспринципная шлюха, как вы изволили выразиться... Она сделала вам рога?
– Отнюдь нет. – Мой собеседник оставил в покое свою бородку и, не пряча издевки, парировал. – Мою голову подобный убор не украшает. А вот ежели к женщинам применительно подобное сравнение, то ваша милая головка давно бы уже склонилась до самой земли. Но, видя любопытство во взоре, я тем не менее отвечу: я не знаю эту девицу.
– Чем же мы тогда обязаны присутствием в таком забытом богом месте столь высокочтимой особы?!
Боже, ну отчего этот человек, всякий раз внезапно появляясь за моей спиной, вызывал во мне такое раздражение.
– Уж не моя ли скромная персона тому виной?
Он молча пожевал губами, разглядывая меня поверх узких стекол солнцезащитных очков, покривился в ухмылке некоторое время и затем коротко ответствовал:
– Нет, не обольщайтесь.
Что же, вполне в духе этого человека. Вполне. Собственно, задавая свой вопрос, я осознанно подталкивала его к хамству. Хотя, впрочем, его и провоцировать не нужно было. Это его жизненное кредо – говорить женщинам гадости...
Глава 7
...Я забежала в кабину лифта и, не повернувшись, застыла спиной к захлопнувшимся створкам. Рыдания подступали к горлу, застилая глаза слезами и перехватывая дыхание, поэтому у меня имелись вполне объективные причины не видеть стоявших за моей спиной. Кажется, там кто-то появился именно сейчас. Человек нетерпеливо потоптался и голосом, который трудно назвать благозвучным, поинтересовался:
– Вам куда?
– Первый...
Двери лифта лязгнули, легкий толчок, и мы плавно поехали вниз. Я ощущала за спиной присутствие постороннего мужчины, чувствовала затылком его сверлящий взгляд, но повернуться к нему лицом сил у меня не было. Новость, которую мне только что сообщила моя хорошая знакомая, работающая старшей медсестрой в кардиологическом отделении областной больницы, буквально подкосила меня. Собственно, это именно она вызвала меня к себе ночным телефонным звонком. И именно она рассказала о том, что мой Аркаша, мой муж, которого я похоронила почти год назад, до встречи со мной перенес тяжелейшую операцию на сердце. Все то время, что мы прожили в супружестве, он наблюдался именно в их отделении, периодически укладываясь на обследования, которые мне преподносились как экстренные командировки в отдаленные регионы. В последние дни перед смертью он приезжал сюда и жаловался на сильные боли за грудиной. Врачи настоятельно советовали ему отлежаться именно в их клинике, а не где-то на топчанах высоко в горах, но он не послушался. И как следствие – смерть.
– Ну почему?! – сдавленно прошептала я, вытаращив глаза в ужасающем изумлении на приятельницу. – Почему ты не рассказала мне ничего тогда, когда можно было его спасти?!
– Потому что я поклялась ему ничего не говорить тебе, – виновато улыбнулась она, стаскивая с головы сестринский колпак и ероша коротко остриженные седые волосы. – Он очень любил тебя, Витуля. Огорчить тебя для него было смерти подобно. А тут ты собралась вдруг отдохнуть... Как он мог сорвать ваш отдых, уехав в «очередную командировку»? Я помню его взгляд, которым он наградил меня, когда я пригрозила все рассказать тебе. Это очень трудно понять, Вита. Мужики вообще-то не умеют болеть. Стоит у них появиться насморку, как тут же они себе рак или СПИД диагностируют. Падают на кровать, чтобы супружница вокруг пчелой кружила. А Аркаша... Я даже порой завидовала тебе. Столько в нем было самоотречения, любви к тебе.
– Ты дрянь!!! – упрямо бубнила я, раскачиваясь на стуле. – Я видеть тебя больше не могу!!! Как ты могла?! Если бы я только знала... Разве я отпустила бы его туда одного?!
– Я не знала, что он летит один, – огрызнулась она. – Ты со своими наркоманами носилась, как с яйцом пасхальным. Ты же ничего видеть вокруг себя не хотела. Вот подожди, твои подопечные ноги о тебя вытрут когда-нибудь.
– А зачем ты позвонила?! – Я посмотрела на нее глазами побитой собаки и всхлипнула. – Чувство вины замучило?! Извело тебя оно?! Или захотелось увидеть, как сползает с моего лица улыбка? Ты наверняка прослышала о переменах в моей жизни, вот и решила мне настроение подпортить!
– По себе людей не суди, дура, – совершенно не обидевшись, парировала она. – Просто наш новый завотделением перебирал карточки. Его заинтересовала история болезни Аркаши. Он начал меня тормошить расспросами, ну и настоял на том, чтобы я обо всем рассказала тебе. Говорит, что жестоко держать тебя в неведении. Мало ли человек каких ошибок может наделать в будущем... Кстати, ты его знаешь, что ли? Я еще удивилась такому пристальному вниманию с его стороны.
– Кого?! – Я непонимающе таращилась на нее, плохо понимая, о чем она говорит.
– Ну, нашего нового заведующего – Кротова Николая Филипповича.
– Впервые слышу...
Не желая более оставаться в ее обществе, я поднялась, выхватила из ее рук карточку Аркаши со специфическим околышем ярко-красного цвета и побрела прочь по коридору...
Лифт вдруг дернулся как-то странно, лязгнул виновато и застыл.
– Что за черт?! – Мужчина раздраженно застучал по кнопкам. – Этого еще не хватало! У меня через полчаса операция!!!
А-а-а, меня сподобило попасться в ловушку вместе с одним из эскулапов. Если за полчаса не устранят поломку, то придется ему практиковаться на мне. Хотя, по-моему, мой организм перестал функционировать еще в кардиологическом отделении, и попытаться хоть как-то вызвать его к жизни – занятие бесполезное.
Док между тем принялся что есть сил колошматить по стенкам и дверям лифта, разрываясь не на шутку между профессиональным долгом и желанием располосовать незадачливых работников лифтового хозяйства на куски. Во всяком случае, витиеватости его речи смело могли завидовать портовые грузчики.
– Вы-то что молчите?!
Вопрос, очевидно, был адресован мне. Но я его оставила без ответа. Бесполезное колыхание воздуха не в моих принципах, я более тяготею к острому словцу, маленькому, колючему и всеобъемлющему, сказанному, как правило, почти шепотом.
– Эй! Я к вам обращаюсь! Могли бы повернуться ко мне. Что за хамство, в конце концов!!! – Док, кажется, окончательно потерял терпение вкупе с хорошими манерами, потому как, не ограничившись вышесказанным, вдруг как-то идиотски хихикнул и произнес: – Ну что за дуры эти бабы? Отчего-то каждая вторая думает, что ей непременно нужно стать блондинкой, чтобы выклянчить у природы недоданную красоту?
Я медленно повернулась и уставилась на мужчину, у которого были налицо все признаки клаустрофобии и они вдруг приняли устрашающую форму.
Док был среднего роста. Широк в плечах, с длинными волосатыми руками, выглядывавшими из-под закатанных рукавов белого халата, пальцы длинные и сильные, с коротко остриженными ногтями. Глаза мутно-голубого цвета под большими надбровными дугами и густыми черными бровями. Прямой аристократический нос. Губы надменно изогнуты. Его щеки покрывала густая неопрятная щетина. Он показался бы мне на редкость привлекательным, если бы не его гневно мечущийся взгляд и не мое теперешнее состояние.
– Кажется, назвав вас уродиной, я несколько погорячился, – не меняя тона, раздраженно молвил он. – Но все равно! К чему это слепое следование моде?!
– Вы это о чем? – с болезненным надломом в голосе поинтересовалась я, постепенно начиная заряжаться его сарказмом.
– Я о вашем цвете волос! Отчего это каждая женщина считает, что, сделавшись блондинкой, она способна быть соблазнительной? Это что, всеобщий бабий психоз?!
– Возможно, – как можно мягче согласилась я и почти тут же с самой сладкой улыбкой поинтересовалась: – А отчего это каждый самец, не удосужившись в течение трех дней брать в руки бритву, считает себя едва ли не секс-символом современности? По-моему, это выглядит невежливо, неопрятно и вызывающе.
– Не иначе у вас избыток желчи, печень пошаливает, – обрадованно подхватил он, радуясь тому, что я подняла брошенную мне перчатку.
– То есть?
– Страдаете язвенной болезнью пищеварительной системы или непроходимостью желчных путей, – сладко выдал он мне, постукивая пальцами о стенку лифта, о которую он оперся правой рукой, вызывающе отставив ногу в сторону.