— Так пусть они приедут сюда на свадьбу! — пробурчал Милик. — И тогда, как сказала мать, выйдет по-твоему. — Он тяжело встал. — Но это будет без меня!
Мари отшатнулась, будто от оплеухи. Она инстинктивно ждала поддержки у матери, но увидела, как Жанна лишь помрачнела и снова принялась за работу, демонстрируя тем самым нежелание вмешиваться.
Слезы отчаяния и обиды подкатили к глазам.
— Ты обманул мои надежды, папа… Так обманул…
Голос ее оборвали приглушенные рыдания, и гнев Милика опал, как пена.
Ему нестерпима была мысль, что его дочь поведет к алтарю кто-то другой, но будь он уверен, что Ирландия поможет Мари обрести покой, он бы смирился.
Согласно обычаю, соединение двух душ должно происходить на земле, откуда родом одна из них, иначе союз распадется. А ведь душа Мари, хочет она того или нет, принадлежит Лендсену.
Никак не Ирландии.
Слезы уже ручьем стекали по щекам Мари.
— Все это сказки, папа, их рассказывают детям, пугают их. Но это неправда…
Он только перекрестился, пробормотав:
— Смилуйся, Господи…
Пронизывающий ветерок вынудил Мари поднять воротник куртки. Внутренний озноб она отнесла на счет недосыпания, но знала, что это не так. Сопровождающий ее Эдвард искоса посматривал на ее напряженное лицо, ее глаза не отрывались от причаливавшего парома. Он взял ее за руку.
— Я счастлив, Мари, встретиться с твоей семьей… Уверен, что церемония будет чудесной и твои родители останутся довольны…
Она признательно улыбнулась ему в благодарность за поддержку и снова стала вглядываться в поток пассажиров, начавших спускаться на набережную.
Первым она увидела идущего вразвалку Пьеррика — грузная фигура, добродушное, вечно улыбающееся лицо. К груди он прижимал свою тряпичную куклу. Сияющая Жюльетта и ее муж Ронан с младенцем на руках шли следом. Совсем молодые супруги, они приняли на себя заботу о тридцативосьмилетнем парне, который сам считал себя младенцем.
Мари помахала им рукой. У нее потеплело на сердце, когда она увидела их радостные улыбки, обращенные к ней. Она повернулась к Эдварду и показала на своих кузенов.
Пока они горячо обнимались, а она представляла их Эдварду, Мари продолжала всматриваться в последних пассажиров. Ронан заметил ее разочарование, когда матросы перекрыли трап.
— Ты знаешь Милика, он так и не решился покинуть свой остров, а у Жанны не хватило духу оставить его одного…
Но напрасными были все слова, которыми они старались смягчить нескрываемое огорчение Мари.
Ведь они не приехали!
Милик не поведет ее к алтарю, Жанна не благословит ее, не прижмет к сердцу.
— Зато здесь я, — проворчал Пьеррик, смачно поцеловав ее в щеку.
Мари нежно улыбнулась ему, вздернула подбородок и внутренне подтянулась: ее приемные родители не захотели приехать, тем хуже для них, теперь-то уж ничто и никто не запретит ей выйти замуж.
Она энергично занялась укладкой багажа в фургон Эдварда, но знакомый голос заставил ее вздрогнуть.
— Че-о-о-рт побери!
Глаза ее расширились, когда она узнала Пьера-Мари, ее дядю по отцовской линии. В Киллморе он был уже два дня, вкушая радости жизни в маленьком портовом отеле.
— Я ни за что на свете не пропустил бы свадьбы племянницы! — заверил он, поворачиваясь к Эдварду.
— Пьер-Мари, мой дядя, брат Патрика Райана… Он отец Жюльетты и дедушка…
— Дедушка?.. Ни за что! Он будет меня звать ПМ, как и все… — принялся разглагольствовать Пьер-Мари, которому хватило всего нескольких фраз, чтобы Эдвард пригласил его пожить в замке.
Отвлекшись завязавшейся беседой, Мари не сразу заметила шхуну, маневрирующую при заходе в порт.
Она тем не менее с первого взгляда узнала двухмачтовое суденышко Кристиана Бреа, а потом разглядела и его самого: глаза его поблескивали мрачным огнем, нижнюю половину лица покрывала двухдневная щетина, лицо отвердело и осунулось. Красавец шкипер так и не утешился, потеряв Мари Кермер, так и не простил Лукаса Ферсена за то, что тот увел у него невесту. И вот он прибыл в Киллмор.
Утром, в день свадьбы.
4
Гидроплан заходил на посадку.
— Все в порядке, дорогая? Если закладывает уши, делай глотательные движения, вот так, понятно?
Отец Лукаса всегда окружал супругу вниманием и нежностью. Болезнь Альцгеймера, уже несколько лет неумолимо разрушавшая мозг его жены, нисколько не повлияла на его чувства к ней. Он боялся, что она откажется от поездки, но ему удалось убедить ее. Он не представлял себе, как их сын женится без них.
Гидроплан приводнился на полосу пены и подплыл к понтонному настилу. Марк Ферсен спустился с борта, и его лицо просветлело при виде сына. Он помахал рукой, призывая его к себе. Лукаса всегда охватывало волнение, когда он вновь видел отца после разлуки. Брюнет, высокий, начавший лысеть шестидесятилетний, приятный на вид мужчина, он ничем особенным не выделялся, был самым обыкновенным, но для Лукаса — самым лучшим. Они горячо расцеловались.
— Помоги мне, милый, твоя мать не совсем в форме, ты знаешь…
Лукас поднялся в самолет и увидел Элен, скорчившуюся в своем кресле. Глаза ее были пусты. В шестьдесят семь лет она была еще красива, и он проклинал болезнь, рвавшую все узы и все дальше отдалявшую ее от него.
— Мама?
Она смотрела на сына, не узнавая. Лукас подавил поднявшуюся в нем печаль. Решительно, он никогда к этому не привыкнет.
— Вставай, дорогая, — вмешался Марк, протягивая ей руки, — нужно выходить…
Элен отрешенно посмотрела на него и наконец согласилась выйти. Поддерживаемая Марком, глядя под ноги, она осторожно сделала несколько шагов по настилу, потом подняла голову, всматриваясь в открывшийся перед ней пейзаж. Вдалеке угадывались очертания острова Химер.
Элен внезапно остановилась, лицо ее напряглось.
И тут послышался доносившийся издалека басистый звон колокола. Элен вдруг затряслась всеми членами, словно от приступа сильнейшего страха. Дыхание ее участилось, она закрыла глаза, закачалась, словно ей стало дурно.
Отец и сын, одновременно кинувшись поддержать ее, испуганно переглянулись.
— Такое не в первый раз, — вздохнул Марк, приободряя сына.
Они в молчании довели Элен до машины, а колокол вдалеке продолжал назойливо звонить.
Красная волна из тюля и кружев с шелковистым шорохом скользнула по телу Мари.
Роскошное платье прекрасно облегало ее.
Она затянула шелковую шнуровку корсажа, красиво подчеркнувшего грудь, повернулась перед высоким зеркалом и должна была признать, что она великолепна. Волосы, которые она оставила распущенными, с боков были закреплены двумя бриллиантовыми заколками, подаренными ей Луизой. Она кокетливо улыбнулась своему отражению, подумав о впечатлении, которое произведет на Лукаса в таком наряде.
Бросив взгляд на небольшие каминные часы, она удивилась тому, что он еще не вернулся со своими родителями.
В холле Пьер-Мари в безупречном, хотя и несколько старомодном костюме поправил галстук-бабочку и тоже послал зеркалу довольную улыбку.
В сорок семь лет дядя Мари выглядел хорошо, несмотря на образовавшуюся лысину, которую он старался замаскировать несколькими оставшимися прядями. Увидев входящего Эдварда, Пьер-Мари поспешил к нему. У него скопилось столько вопросов, касающихся замка, его архитектуры, его прошлого…
Эдвард, скрывая недовольство, вручил ему бокал шампанского и с облегчением услышал звук дверного звонка. Он оставил ПМ, чтобы открыть дверь. Тот без смущения направился к Луизе, пересекавшей холл под руку с Дорой, и завязал разговор, посматривая на новоприбывшего.
Это был вышколенный молодой человек, который спрашивал Мари Кермер.
— Ах, вам надо поспешить, если хотите ее увидеть! Самое большее через пару часов она исчезнет и превратится в Мари Ферсен! — возбужденно проговорил Пьер-Мари.
— У вас к ней дело? — поинтересовался Эдвард.
— Я представляю нотариальную контору Робина в Руане и должен вручить ей лично один документ.
— Она сейчас занята, можете вы его доверить мне?
— Ни в коем случае. Мне очень жаль, месье, но у меня строгие указания.
— Может быть, вы скажете, о чем речь, чтобы я передал племяннице?
— Этот конверт был сдан на хранение в контору моего отца 20 мая 1968 года некой Мэри Салливан.
Эдвард озабоченно замолчал.
— Что он сказал? — вмешалась Луиза, в ее голосе слышалась тревожная настороженность.
Нотариус повторил свои объяснения. Старая дама попросила его приблизиться и, в свою очередь, попыталась получить конверт, но молодой человек был непреклонен. По его словам, он обнаружил его после смерти отца, когда унаследовал контору. Распоряжения, оставленные Мэри Салливан в 1968 году, были однозначны: этот документ должен быть вручен только ее ребенку. После недолгих поисков и благодаря газетным вырезкам, в которых освещалось расследование, проводимое на Лендсене прошлым летом, он нашел следы дочери Мэри Салливан. Теперь только она одна могла вступить во владение этим посмертным посланием.
Нотариус повторил свои объяснения. Старая дама попросила его приблизиться и, в свою очередь, попыталась получить конверт, но молодой человек был непреклонен. По его словам, он обнаружил его после смерти отца, когда унаследовал контору. Распоряжения, оставленные Мэри Салливан в 1968 году, были однозначны: этот документ должен быть вручен только ее ребенку. После недолгих поисков и благодаря газетным вырезкам, в которых освещалось расследование, проводимое на Лендсене прошлым летом, он нашел следы дочери Мэри Салливан. Теперь только она одна могла вступить во владение этим посмертным посланием.
Мари услышала треньканье звонка. Она быстро сунула ноги в «лодочки», уверенная, что наконец-то пришел Лукас, и решила появиться перед ним подобно кинозвезде, спускающейся по широкой лестнице в холл.
Лукас только вошел, когда она сбегала по ступенькам в ореоле алого муслина. Ее встретила тишина, и она решила, что все замолчали, очарованные ее красотой. Казалось, время на мгновение прекратило свой бег перед видением сказочной феи. Лукас испытал шок, он был горд и восхищен. Марк Ферсен, ПМ и нотариус стояли с открытыми ртами. Эдвард, похоже, был абсолютно потрясен. Никто из них не заметил, как Элен отвернулась — ее сотрясала мелкая дрожь.
— Мари Кермер? — наконец пролепетал молодой нотариус, пришедший в себя.
— Да, это я.
Ему с трудом удавалось сохранить профессиональный тон, когда он излагал этой величественной молодой женщине цель своего прихода. Тишина вокруг них была осязаемой, Мари нарушила ее лишь для того, чтобы удостоверить свою личность, прежде чем расписаться в его книге записей и поблагодарить бесцветным голосом.
В день свадьбы судьба прислала ей послание от так давно умершей матери. Она сожалела, что не получит благословение Жанны, но зато получила нечто подобное от Мэри…
Она неуверенной рукой взяла тщательно запечатанный тяжелый конверт и почувствовала взгляды, устремленные на нее. Сдерживая волнение, Мари как ни в чем не бывало подошла тепло поцеловать Марка, протягивавшего ей руки.
— Я восхищен! Я горд тем, как повезло моему сыну!
Мари хотела поцеловать Элен, но та спряталась за спину огорченного Марка.
— Не обижайся, она не узнала даже Лукаса.
Чтобы прервать чувство неловкости, Эдвард любезно перезнакомил гостей, однако взгляд его все время возвращался к большому конверту, который прижимала к груди Мари. Он внимательно прислушивался и к короткой беседе Луизы с внучкой, которую она попросила при первой возможности поведать, что собиралась доверить Мэри своему ребенку, еще не родив его.
Лукас предложил Марку проводить их в отведенную комнату, чтобы Элен могла передохнуть, но тут истошный вопль заставил присутствующих похолодеть.
— На помощь! Пожар на третьем этаже! Быстрее!
Бросив конверт на сервировочный столик, Мари первая ринулась к лестнице. Она быстро скрылась из глаз, оставив Лукаса и Марка с цеплявшейся за них Элен, Луизу, которую Дора приняла от Пьера-Мари, и Эдварда, который названивал пожарным, не спуская глаз с конверта.
Приподняв платье чисто женским жестом, в котором тем не менее проглядывало профессиональное движение сыщика, Мари взбежала на запретный этаж.
Дым валил как раз из комнаты Мэри. Дверь была приоткрыта. Она толкнула створку и от неожиданности остановилась как вкопанная: прямо перед ней стоял еще нетронутый огнем манекен. Он словно саваном был накрыт белой простыней, заменившей алое платье, которое теперь было на ней. В комнате горели шторы и мебель.
Она собралась было оттолкнуть манекен, когда вдруг увидела на восковом декольте огненный язычок, за секунду нарисовавший эмблему Алой Королевы. Прежде чем Мари смогла опомниться, изображение вспыхнуло. Восковая фигура начала плавиться, Мари с ужасом смотрела, как искажается лицо, так похожее на ее собственное, как корчатся его черты.
И второй удар ожидал Мари.
В холле с сервировочного столика исчез конверт с последним посланием Мэри Салливан.
Пожарные прибыли быстро, но тушить уже было нечего, так как огонь погас сам собой. Пока Лукас шарил в почерневшей от копоти комнате, пытаясь понять, как могло возникнуть возгорание, Мари опрашивала кого могла. Конверт пропал, и никто понятия не имел, куда он делся, кто мог его взять. Луиза, казалось, тоже была этим огорчена, как и Мари, которая в прострации сидела в большой гостиной. Мари едва слышала обращенные к ней слова утешения и только один раз подняла глаза на Алису, которая после нескольких общих фраз обронила, что на ее месте она отказалась бы от свадьбы в Киллморе. И тем не менее назначенное для бракосочетания время приближалось, и Лукасу понадобилось все его красноречие, чтобы убедить Мари взять себя в руки: ведь жила она до сего дня без послания матери, так что не стоит позволить прошлому омрачить настоящее. К тому же ему очень хотелось, чтобы свадьба состоялась, как они и планировали, чтобы она стала наконец его женой.
Лукас нервничал, стоя у алтаря. Еще полчаса назад Мари должна была появиться под руку с Эдвардом. Уже все собрались в маленькой семейной часовне, не хватало только невесты. Чувствовалось всеобщее нетерпение.
Луиза, восседая в первом ряду, еще принимала поздравления разодетых гостей, большей частью представителей местной знати. Фрэнк, великолепный в костюме из льна и шелка, пришел со своей очередной подружкой, художницей-пейзажисткой из местных, красивой сорокалетней блондинкой с короткой стрижкой. Она не сводила светло-голубых влюбленных глаз с Фрэнка, что не мешало тому разглядывать присутствующих женщин. Ронан без удовольствия перехватил оценивающий взгляд, которым тот окинул его молодую жену. И вправду, в Жюльетте с улыбающимся младенцем на руках, была утонченная красота мадонны. Ронан с видом собственника обнял ее рукой за плечи.
Начавший не на шутку тревожиться Лукас не спускал с двери глаз. Подметил он и нарочитый вздох Алисы, подчеркнуто посматривавшей на свои часики. «Она была бы красивой, — подумал он, — не будь такой холодной, да и строгая прическа каре и строгий костюм ей не идут». Алиса легонько шлепнула Жилль, которая ковыряла ногти. Та сразу окрысилась.
— Отстань от меня! — услышал он. — Тебе недостаточно, что я вырядилась как провинциальная мещаночка?
— А ты и есть провинциальная мещаночка и ведешь себя так же! — нанесла ей удар мать.
Поймав взгляд Лукаса, Алиса холодно улыбнулась ему. Тогда жених перевел свое внимание на родителей, беспокоясь за Элен, показавшейся ему подавленной. Марк ободряюще подмигнул ему, и это его успокоило. Он провел пальцем за воротником белой сорочки, все больше давившем на шею, и вновь устремил взгляд на настежь открытую дверь часовни, выходившую на луг.
Обстановка становилась необычной, и ему было непонятно, что происходит с такой пунктуальной Мари.
На крыльце замка Эдвард помогал молодой женщине справиться с длинной кружевной фатой, доходившей до пола. Почувствовав ее лихорадочное возбуждение, он взглянул ей в лицо.
— Дай мне руки, Мари.
Удивившись, она вложила свои руки в его ладони. Он твердо и одновременно нежно сжал их. Она уловила в его глазах какую-то почти магнетическую силу и сразу почувствовала себя спокойной.
— Пусть будущее принесет тебе все, что я тебе желаю…
Сила убеждения, исходившая от него, была такой, что захватила ее и уже не давала ей оторваться от него.
— Эй, все ждут вас! — крикнул появившийся ПМ. — Что вы тут толчетесь?
Мари тотчас пришла в себя.
— Она готова, мы идем, ступайте, объявите о нашем приходе! — крикнул в ответ Эдвард, не сумевший скрыть раздражение, и подал Мари руку.
Она было взяла ее, но тут сообразила, что чего-то у нее не хватает.
— Мой букет…
Она вернулась в холл, взяла со столика цветы, обвязанные красными лентами, и вышла.
Когда она брала под руку Эдварда, ее взгляд упал на букет. Она нахмурилась, увидя среди цветов сложенный бумажный лист. Недоуменно взглянув на дядю, она заметила, что он, похоже, удивился не меньше ее. Мари вытащила записку, развернула и с изумлением прочитала: «Скажи „нет“. Ты еще не знаешь Лукаса Ферсена!» Опешив, она протянула записку Эдварду.
— Кто мог написать это? Что все это значит?
— Плохая шутка, — бросил он, заметно взволнованный.
— Пожар, пропавшее письмо, а теперь вот это! Можно подумать, что кто-то пытается помешать нашей свадьбе. Но кто? И почему?
— Не знаю. Не понимаю, Мари… — Не окончив, он с серьезным видом посмотрел ей в глаза. — С самого начала именно я настоял, чтобы твое бракосочетание прошло здесь, и я за это в ответе. Я хочу, чтобы ты была свободна в своем выборе. Не считай себя связанной ни обещанием, которое дала бабушке, ни предстоящей церемонией, ни приглашенными… Если у тебя есть хоть малейшее колебание, малейшее сомнение, нужно все отменить, и немедленно.