Воспоминания юнги Захара Загадкина - Михаил Ильин 2 стр.

Два или двенадцать?

— Будь другом, Захар, окажи услугу, нужна помощь в одном быстром наблюдении, — с такой просьбой обратился ко мне корабельный доктор, когда мы шли Ньюфаундлендской отмелью у бере­гов Северной Америки и ненадолго застопорили ход, чтобы принять почту от советского рыболовного судна, промышлявшего там сельдь и треску.

Надо сказать, что наш корабельный доктор не только врач. Команда у нас здоровая, молодцы, как на подбор, болеем редко. Свободного времени у доктора много, и он постоянно занимает­ся научными наблюдениями над жизнью попутных морей и океанов. Помогать таким наблюдениям юнга Загадкин считает своим прямым долгом. Кому, как не мореплавателю, двигать вперед науку о родной стихии!..

Отложил все дела и явился в распоряжение доктора. Взяли мы по градуснику, приладили к ним небольшие грузила, к гру­зилам проволоки метров двадцать привязали. Затем сверили ручные часы и поспешили в разные стороны: доктор — на кор­му, я — на нос корабля.

Времени в обрез — судно вот-вот опять полным ходом пой­дет. Смотрю на часы, в условленную минуту градусник в воду опускаю, в условленную минуту наверх вытягиваю. Порядок! Тут же быстро записал температуру, бегу в каюту к доктору.

— Сколько у тебя, Захар?

— Два градуса выше нуля. А у вас, доктор?

— Двенадцать выше нуля... От неожиданности глаза на лоб по­лезли. Как же так? У носа корабля температура морской воды одна, у кор­мы — другая? И разница не мала: де­сять градусов! Может быть, плохо опу­стил градусник или неверно его пока­зания понял? Неужели на таком лег­ком наблюдении осрамился Захар Загад­кин?

Доктор смотрит на меня, улыбается.

— Озадачен, дорогой? А дело, За­хар, простое. Ньюфаундлендская отмель не только рыбой славится. Если в том месте, где мы ход застопорили, одно­временно опустить термометры с носа и кормы, они обязательно разную тем­пературу морской воды покажут...

Объяснил мне доктор эту странность. Действительно, когда знаешь, всё уди­вительно простым оказывается. Теперь сам могу происшествие с градусниками объяснить, если кто-нибудь не догадал­ся, чем оно вызвано...

Пучок стрелок 

Скалистый мыс Доброй Надежды остался у нас справа но борту. Спустя часа полтора у подножия знаменитой Столовой горы, и впрямь плоской, словно стол, да к тому же ещё накрытой облаком, как скатертью, показалась россыпь построек боль­шого города, называемого англичанами Кейптауном, а голланд­цами — Капштадтом. Различие в названиях, впрочем, обманчиво: в пере­воде на русский язык оба слова озна­чают одно и то же: «город близ мы­са». В порту этого «города близ мыса» нам предстояло ждать китобойное судно, которому мы везли срочный груз.

Шли последние дни декабря. Вы, конечно, знаете, что в Южном полу­шарии многое в природе происходит иначе, чем у нас, в Северном. Солнце и луна ходят по небу не слева напра­во, а справа налево. Когда у нас лето, в Южном полушарии зима, когда у нас зима, там лето. Знал это и я, но все же было непривычно, что в канун Нового года жарко печет солнце, лю­ди одеты легко, а в порту продают красные помидоры, свежие яблоки...

По своему обыкновению, свобод­ные часы я отдал знакомству с новым для меня городом. Ничего лестного сказать о Кейптауне не могу: пыль­ные и узкие, почти без зелени ули­цы, неподалеку от нарядных и краси­вых зданий стоят жалкие и убогие хибарки. В хороших домах живут белые хозяева страны, в ла­чугах — остальное население.

Что ни шаг попадаются на редкость противные надписи: «Не для цветных», «Только для белых», «Только для чёрных». Такими надписями «украшены» городские троллейбусы и авто­бусы, кинотеатры, рестораны, парки. Даже вспоминать об этих надписях неприятно.

Во время одной прогулки по Кейптауну я забрёл на город­ской пляж, прилёг на горячий песок и долго смотрел на синее море и такое же синее небо. Пенистый прибой с весёлым гово­ром рассыпался у моих ног, вода манила прохладой, и мне захотелось выкупаться. Я разбежался и нырнул под волну. Однако тут же пришлось плыть обратно — вода была не по-летнему студёная. Только тогда я заметил некоторую особен­ность пляжа: на песке лежало довольно много людей, но никто не купался.

Я решил побегать по пляжу, чтобы быстрее согреться. Не­ожиданно меня остановил смуглолицый юноша.

— Наверное, вы моряк с советского судна, я сужу об этом по вашей фуражке, — произнес он по-английски. — Я очень люблю вашу великую страну, где не смотрят на цвет кожи че­ловека, и прошу передать ей мой привет. А на городском пляже купаться не советую: вода здесь чрезмерно холодна. Садитесь в автобус, и за полчаса вас доставят на соседний, пригородный пляж, где вода более тёплая...

— Странно и непонятно, сказал я, — пляжи соседние, а температура воды различная... В чём тут секрет?

— Не знаю, — ответил юноша. — Я малаец и учился в шко­ле всего два года. Объяснить секрет не могу, но поезжайте на другой пляж, и вы сами убедитесь в этой странности...

Не в моей натуре отказываться от раскрытия таинственного, и я решил немедленно последовать совету молодого малайца. Я пригласил юношу отправиться со мной, но он не принял при­глашения.

— У меня будут неприятности, — заявил он. — Хозяева нашей страны не терпят, когда цветные ездят в одной машине с белыми. А я цветной, мой прадед был рабом, привезенным сюда с островов Малайского архипелага.

Пришлось расстаться с новым знакомым и одному сесть в автобус.

Машина покинула городские улицы, вырвалась на шоссе, и вскоре мы оказались в пригородном районе, застроенном кра­сивыми особняками и санаториями. Вдоль побережья тянулись рестораны, кафе, пляжи.

У одного пляжа я вылез, быстро разделся и кинулся в воду. Она была тёплая! Купание доставило много удоволь­ствия, но тайну тёплой воды я не раскрыл. Так же как в го­роде, к пляжу подступали горы, одинаково грело солнце и такой же прибой шумно плескался у кромки берега.

Вернувшись на судно, я спросил капитана, почему на пляжах Кейптауна морская вода имеет различную темпера­туру.

Вместо ответа капитан распахнул передо мною атлас. Я увидел мыс Доброй Надежды, чёрный кружок, обозначающий город Кейптаун, а на море вблизи мыса — пучок цветных стрелок. Одни стрелки тянулись к мысу из Мозамбикского пролива, другие — из Южной Атлантики. И мне стало ясно, почему на городском пляже вода была холодная, а на пригородном тёплая.

Почему я не стал владельцем попугая Жако

На рассвете я выбежал на палубу и был пора­жен видом моря. Насколько хватало глаз, оно было покрыто оливково-зелёной травой. Легкий ветерок колыхал травяные заросли, местами перемежав­шиеся густо-синими полосами воды. Не было сомнения, мы плыли по огромному лугу! Я любовался редким зрелищем, когда внезапно душу мою обуял страх: не запутается ли киль корабля в бесчисленных растениях? Ведь тогда мы надолго застрянем в диковинном море-луге...

Я спустился в камбуз, где кок готовил у плиты оладьи к утреннему кофе, и высказал свои опасения.

Кок ухмыльнулся.

— Не ты первый, Захар, кого смущает это море, — произ­нёс он, протягивая мне кружку дымящегося кофе. — В тысяча четыреста девяносто втором году один знаменитый мореплава­тель был удивлен не менее тебя, когда впервые увидел эти изумрудные луга. Странный звук, с которым корабли разрывали зеленый ковер травы, напугал матросов, и, как ты, они боялись, что суда будут опутаны плавающими растениями. Однако все обошлось благополучно. Знаменитый мореплаватель выбрался на этих мест, а будущее показало, что растения нисколько не мешают судоходству. Бесспорно не застрянем и мы. Поэтому выпей горячего кофейку, Захар, и забудь о своих опасениях. Нам грозит иная, более серьезная неприятность: у моря, по которому мы плывем, нет берегов!

— Как — нет берегов? У всех морей есть берега...

— У всех есть, а у этого нет. История не знает мореплавателя, который хотя бы раз высаживался на его берегах. Если юнге Загадкину удастся увидеть их, пусть даже на горизонте, это будет величайшим географическим событием! Тогда я, скром­ный корабельный кок, тоже ознаменую твое открытие — подарю тебе своего попугая!

Кто бы отказался от возможности сделать величайшее от­крытие, да ещё получить в подарок серого Жако — любимца всей команды? Только не юнга Загадкин! И все свободное время я торчал на палубе, терпеливо ожидая минуты, когда на гори­зонте покажутся берега луга-моря. Мне было все равно, какими предстанут они глазам первооткрывателя — скалистыми или песчаными, высокими или низменными, обитаемыми или без­людными, — но я должен был увидеть их во что бы то ни стало, ведь моря без берегов не может быть!

Увы, дежурства на палубе оказались напрасными! Мы пе­ресекли море с востока на запад, и я с огорчением убедился, что ни на востоке, ни на западе оно действительно не имело берегов. На обратном пути мы прошли это море с севера на юг, но на севере и юге у него тоже не было берегов!

Я так и не стал владельцем серого попугая Жако.

Таинственный механизм

Техника в наше время достигла великого совер­шенства. Какие только машины и механизмы не придумал человек, чтобы облегчить свой труд! Вы, живущие на суше, конечно, знакомы с ними лучше меня, мореплавателя. Юнга Загадкин в ма­шинах разбирается слабо, раньше разбирался и того меньше, потому и произошла история с таинственным механизмом, о ко­торой вы сейчас услышите.

Плыли мы тогда Охотским морем и везли груз для одной геологоразведочной партии, работавшей вблизи побережья этого моря. В корабельном трюме стояли тракторы-тягачи, буровые станки и другое тяжелое оборудование. Упоминаю о его тяжести потому, что с нею связано первое мое знакомство с этим таин­ственным механизмом.

Подошло наше судно к месту, где надо выгружать обору­дование, останавливается примерно в полукилометре от берега. Что такое? Оказывается, впереди мелководье, хода кораблю нет.

Берег холмистый, поодаль, у подножия холмов, виднеется поселок: беленькие домики, склады, постройка с трубой, по­хожая на электростанцию. Между поселком и морем — пустын­ная полоса галечного пляжа. А от пляжа тянется в воду длин­ный деревянный причал на сваях. К причалу бежит народ, машет платками и шапками. Должно быть, заждались нас геологи...

Причал длинный, да что пользы? Из-за мелководья с моря к нему не подойдешь... Неужели придется перегружать ящики со станками, тракторы и все прочее в шлюпки, а потом вручную поднимать на причал? Тяжёлая будет работёнка! Конечно, юнга Загадкин от нее не откажется, но кому охота лишнее де­лать? Ведь на судне есть лебедка; подойди оно ближе к причалу, без труда выгрузили бы все, что нужно геологам...

До того огорчило меня неожиданное мелководье, что сзыва­ют на обед, а о еде думать не хочется.

— Чем опечален, Захар? — интересуется кок. — Сегодня твой любимый суп с фрикадельками, а ты нос воротишь...

Пристал ко мне кок, не отстает, пришлось поделиться сво­ими мыслями.

— Обидно, — говорю, — неужели будем выгружать вруч­ную? И это в наш век механизации! И только потому, что море мелко...

— Отчего вручную? Море мелко — беда невелика. У здеш­них геологов специальный механизм имеется. Пока отобедаем, они его в действие пустят, подбросят водицы к причалу, тогда и к берегу подойдем...

Верится с трудом, да возразить нечего. Обедаю, ем суп с фрикадельками, потом макароны с мясом, компот, а сам по­глядываю в иллюминатор: не прибавилось ли воды у причала? Нет, не прибавляется. Похоже, даже малость убавилось.

Пообедал,  занимаюсь  разными  делами,  однако  нет-нет, а брошу взгляд на берег: как там обстоит?..

Прошло часа три. Дей­ствительно, начала при­бавляться вода у причала. Волна за волной подкаты­вается к пляжу. Значит, впрямь у геологов специ­альный механизм имеется и пустили они его в дей­ствие? Ещё час прошел. Стало наше судно двигать­ся к берегу. Воды столько, что к самому причалу по­дошли! Да и галечный пляж залило порядочно, почти к поселку вода подо­бралась, посуху от прича­ла туда и не проберешься...

Заработала корабельная лебедка, быстро перенесла на причал тракторы, ящики со станками и все остальное.

Только закончили выгрузку — снова отходим в морс. И во­время: машина геологов в обратную сторону действовать ста­ла — опять убавляется уровень воды у причала. Ясно, геологам теперь надо оборудование к поселку доставить, вот и решили подсушить пляж. Умно работают люди, с толком...

Очень захотелось мне посмотреть механизм, который то поднимает, то опускает воду, но сколько ни рыскаю глазами по побережью, не видать механизма. Не вытерпел, обращаюсь к коку, прошу показать, где стоит эта могучая машина.

— А ты не туда смотришь, Захар...

Обернулся, взглянул на открытое море. И там ничего нет, только волны плещутся... А кок подзадоривает:

— Ищи, ищи, это на редкость замечательная машина, стоит посмотреть. Никогда в ремонте не нуждается...

— Да где ж она?

Кок неопределенно развел руками, показывая словно бы на небо. Смеется, что ли? Конечно, и там машины не видать. Клонится солнце к прибрежным холмам, идет на закат, в сто­роне бледно светится серп молодой луны. А больше ничего на небе нет. Не за облака же подняли геологи свой таинствен­ный механизм?

— Не вижу, — признаюсь коку. — Может быть, у них меха­низм-невидимка?

— Почему — невидимка? Это ты плохо смотришь, Захар. Механизм виден отчетливо...

Вот так механизм! Ну, да нет тайн, которые нельзя было бы раскрыть. Теперь-то я хорошо знаю, что это за механизм, где он находится, как устроен и какая сила приводит его в действие. Геологи, оказывается, были ни при чем, они только пользовались, а не управляли этим механизмом... Обидную ошибку я допустил. Но ведь это было давно, в одно из первых моих плаваний.

Чудеса в решете

Как всякий более или менее известный чело­век, я нередко получаю письма от незнакомых людей. Одно из таких писем поставило меня в до­вольно затруднительное положение. Поэтому, прежде чем собрать мысли для ответа, хочу посо­ветоваться с вами. Вот это письмо:

«Дорогой товарищ Загадкин! Ты любишь рассказывать раз­ные географические истории, задавать вопросы, над которыми приходится думать. Это неплохо, а умеешь ли сам отвечать на подобные вопросы? Если умеешь, объясни, пожалуйста, следую­щее непонятное происшествие.

Случилось оно на отлогом берегу одного морского залива, далеко вдающегося в сушу. Увидел я на том берегу с полсотни, если не больше, высоких деревянных столбов, забитых в каме­нистый грунт, а на столбах — сети, натянутые для просушки. Поначалу все показалось простым и ясным — готовят рыбаки снасть перед выходом в море. Однако подошел к столбам ближе, замечаю первую странность: очень уж прочно сети к ним при­креплены. Мало того, что гвоздиками приколочены, так ещё канатами к особым колышкам привязаны. Неужели тут ветер такой сильный, что боятся рыбаки, как бы не унес их добро? Осматриваю местность внимательней и вижу вторую стран­ность: далековато рыбаки свои сети повесили — километрах в двух-трёх от моря. Сети большие, тяжелые, нелегко будет тащить их к воде. Да и лодок поблизости не видать, это тоже удивительно. Где рыбаки, там лодки быть должны. А тут ничего, хоть бы в насмешку ялик какой-нибудь вверх днищем лежал...

Около столбов грузовичок стоит, люди работают. Сети об­сохли, значит, сейчас их снимать будут. Придется повозиться рыбакам, гвоздики обратно выколачивать, канаты от колышков отвязывать. Но нет, явно не тем люди заняты. Залезли на ле­сенки, ещё прочней прикрепляют сети. Взяло меня любопыт­ство, спрашиваю, что они у столбов делают.

— Рыбу готовимся ло­вить, сельдь или треску. Снасть в порядок приводим.

— А зачем сети крепите? Их снимать надо, а вы наобо­рот поступаете...

— Снимать? Первый раз о таком слышим... У нас сети на берегу стоят всегда, мы их перед ловом со столбов не снимаем...

— Да вы что, шутите? Разве сельдь или треску на суше ловят?

— А почему бы не ло­вить, если, скажем, лодок нет? Все наше снаряжение — вот эти столбы, сети да ещё грузовик, а раньше вместо него телеги были. Мы такого обычая не знаем, чтобы за рыбой в море ходить, нам это без надобности. Наша рыба сама на берег приходит.

— Да как же рыба сюда придет? Сети здесь, а море вон где!

— Не так уж далеко до моря, всего километра два с поло­виной. Что для рыбы такое расстояние? Сущий пустяк!

— Хорош пустяк! Что ж ей, посуху к сетям добираться?

— А это не наша забота, — отвечают рыбаки. — Наша за­бота добычу взять.

Заинтересовал меня такой способ ловли. Кончили рабо­тать рыбаки, сели в свой грузовичок и уехали, а я взобрался на выступ скалы, покуриваю трубку, выжидаю, что дальше будет. И вообрази, товарищ Загадкин, ведь пришла рыба к се­тям! Да ещё сколько, все ячеи забила! А потом рыбаки на ма­шине вернулись. Спрыгнули на камни, давай рыбу в кузов ки­дать. Подлинно чудеса в решете — морскую рыбу на суше ловят!

Немало диковинного видал я на белом свете, а такого, как в том заливе, видеть не приходилось. Что ты скажешь, уважа­емый товарищ Загадкин?»

На этом письмо кончается. Призадумался я. Действитель­но, что скажет товарищ Загадкин? Может быть, он и не знает, что сказать...

Никудышные строители

Множество островов повидал я в морях и океа­нах. Думается, не преувеличу, если скажу, что сумел бы доклад об островах в научном собрании сделать. Начал бы воображаемый доклад так: «Разные острова мореплавателю встречаются, всех и не перечислишь. А у каждого острова — своя история. Гео­графы знают, в какое время и по какой причине он возник, был ли некогда частью материка, рожден ли извержениями подвод­ного вулкана или он просто-напросто вершина огромной горы на дне океана.