Воспоминания юнги Захара Загадкина - Михаил Ильин 4 стр.

— На экватор, — отвечает. — У меня туда научная коман­дировка от нашего института.

— А какая у вас специальность, если не секрет?

— Секрета нет. Я гляциолог, попросту говоря, лёдовед. Имеется такая наука — гляциология, льды изучает.

— А разве на экваторе есть льды?

— Говорят, что есть, — улы­бается учёный.

Спорить с учеными не риск­нул, но про себя посмеиваюсь. Я-то не раз бывал на экваторе, пересекал его в Тихом океане, в Индийском, в Атлантическом, знаю, какая стоит погодка на этой условной линии, опоясы­вающей земной шар. Пропа­дешь там от пекла и духоты! Дожди и то не в облегчение: дышать все равно нечем. Да что долго рассказывать — термо­метр круглый год свыше два­дцати градусов тепла показы­вает. А этот чудак собрался там льды изучать! Ледорубы в че­моданах везёт, тёплую одежду... Ему бы на Крайний Север или, наоборот, в Антарктику поехать, а он на наше судно сел, — мы ведь к экватору направляемся, оттуда к мысу Доброй Надежды, потом к тропикам Бразилии пойдем. Где уж ему с нами льды искать!

— А вы на экваторе бывали когда-нибудь? — вежливо спра­шиваю, а сам продолжаю недоумевать.

— Нет, не приходилось, все больше за Северным Полярным кругом работал.

«Ну, там место подходящее», — думаю, а возразить не ре­шаюсь: он ученый, я юнга.

Правда, среди ученых встречается немало рассеянных лю­дей. Но, как я слышал, рассеянность обычно свойственна людям пожилым — академикам или докторам наук, — а этот, с рыже­ватой бородкой, совсем молодой, даже научного звания ещё не имеет. Впрочем, может быть, не он рассеянный, а те, кто послал его изучать льды на экваторе? Скажи на милость, не туда командировку выписали! Вот ему сюрприз будет, когда попадёт на экватор!

А время движется, движемся и мы. Прошли Суэцкий канал, плывем Красным морем. В воздухе все теплее становится. Смо­трю — начал сбрасывать с себя одежду мой ученый. Пиджак снял, рубашку, остался в майке. Потом брюки скинул, ходит, долговязый, в одних трусах. Интересно, как он на экваторе ле­доруб свой носить будет? Неужели прямо к трусам приспо­собит?..

Жарко ему, но ничего, держится, не унывает. Шагает по па­лубе почти нагишом, бородку по-прежнему поглаживает и все песенку ту же напевает: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет!»

Как же, найдешь льды на экваторе! Жаль мне стало учено­го: как бы для его исследований и опытов не пришлось юнге Загадкину кубики льда из холодильника у кока выпрашивать...

Вот и экватор пересекли. На палубе все раскалено, солнеч­ные лучи падают на нее почти отвесно, в полдень тени вовсе нет, в остальные часы она тоже невелика — никуда не спря­чешься от душного зноя. Приуныл от жары и ученый, погруст­нел заметно. Я уже собрался открыть парню глаза на приклю­чившуюся с ним беду, но тут подходит наше судно к гавани Момбаса, что немного южней экватора, а он как раз и просит высадить его в этом порту.

Ну, прикидываю, наконец-то сам сообразил! Высадится в Момбасе, подождет обратного судна на родину, поедет в свой институт командировку переписывать, скажет там: «Куда же вы, братцы, послали меня!» Вот смеху будет в научном мире!

В Момбасе помог я молодому ученому чемоданы на берег переправить, тепло попрощался с ним. Душа за него болела, да что мог сделать? Потом другие происшествия отвлекли меня, постепенно забыл о хорошем попутчике.

Прошло месяцев десять, раскрываю как-то газету, а оттуда знакомое лицо смотрит! Бородка в газете, конечно, не рыжева­той, а черной получилась, но своего ученого сразу признал! Там же и его статья напечатана. Вот так номер! Удалось ведь ему найти льды на экваторе! Значит, правильную песенку пел: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет!»

Пожар на маяке

С первым плаванием вокруг берегов Европы в моей памяти неразрывно связано одно забавное, но, по совести говоря, не совсем лестное для меня происшествие. Даже теперь, спустя несколько лет, не очень приятно вспоминать о нем, и я долго размышлял, нужно ли вообще рассказывать об этом случае. Но «истина дороже всего», как утверждал некий философ. Наде­юсь, вы не потеряете уважения к Захару Загадкину, узнав об ошибках и промахах его молодости.

Это случилось в одном из южноевропейских морей. Был поздний час, ночная темнота со всех сторон окутывала судно, а в камбузе на шахматной доске ещё шли ожесточенные боевые действия между мной и коком. Пешки мои наступали сомкну­тым строем и вот-вот должны были объявить мат королю противника, когда, взглянув в открытый иллюминатор, я увидел над морем огненное зарево. Оно полыхало у горизонта, то зати­хая, то снова разгораясь и ярко освещая густые клубы черного дыма.

— Пожар! — воскликнул я, показывая на зарево.

— Ах, какое несчастье! — заохал кок, подбежав к иллюми­натору. — Это же пылает маяк! Пожар на маяке, что может быть хуже... Да ещё на каком! На самом замечательном из всех маяков!

— Может быть, огонь удастся затушить? Пламя как будто стихает...

— Сомневаюсь, — произнес кок.

И, словно подтверждая его слова, зарево вспыхнуло с новой силой... Трудно было оторвать глаза от тревожного, но краси­вого зрелища.

— А тебе известно, Захар, почему этот маяк самый замеча­тельный?

— Нет, — признался я. — Не известно.

— По многим причинам, юнга. Во-первых, его сигнальные огни указывают путь мореплавателям уже несколько тысяче­летий. Во-вторых, он не только помогает определить местона­хождение судна, но и оповещает моряков о состоянии погоды, о направлении ветра. В-третьих, на нём нет маячных смотрите­лей: никто не следит за его световым устройством, не проверяет исправность его механизмов. Наконец, в-четвертых, и это самое существенное, человек даже никогда не был внутри этого маяка!..

Пришлось призадуматься... Конечно, есть маяки-автоматы, на которых с заходом солнца прожекторы вспыхивают как бы сами собой и горят всю ночь, пока их не выключит заря нового дня. Конечно, если требуется, то механизмы могут вращать про­жектор, и тогда его свет становится мигающим. Но чтобы существовал маяк, исправно действующий несколько тысяч лет, да к тому же без присмотра человека? Нет, это невозможно, это вранье!

И я вежливо высказал коку свои сомнения.

— Клянусь, юнга, что всё сказанное — чистейшая правда. Многое кажется нам чудесным, но это вовсе не значит, что оно не существует...

— И такой чудо-маяк сгорит в пламени пожара!.. Это бу­дет тяжёлой потерей для мореплавателей...

— Не беспокойся, Захар, дотла не сгорит. А так как поме­шать огню не в наших силах, давай спокойно сражаться даль­ше. Ты, кажется, угрожаешь моему королю?

Но о каком спокойствии можно говорить, когда в море про­исходит такая катастрофа!

Мысли мои были у пожара, что-то я недоглядел на доске, оставил пешки незащищёнными, и король кока безнаказанно пожрал их одну за другой.

— Спокойной ночи, Захар, — сказал кок. — Отправляйся на койку, безмятежно спи и не думай ни о проигрыше, ни о по­жаре.

Я не смог последовать этому бесспорно разумному совету, пошёл на палубу и тревожно смотрел на не затихавшее буйство пламени.

— Отчего бодрствуешь, Загадкин? — окликнул меня капи­тан, в ту ночь дежуривший на мостике. — Тебе давно пора спать.

— Пожар на маяке... Какое страшное несчастье! — Я по­казал на зарево, по-прежнему то угасавшее, то снова вспыхи­вавшее.

— Пожар? Да это же...

И капитан рассказал мне о самом замечательном из всех маяков. Представьте, кок, оказывается, не врал! Было верно и его во-первых, и во-вторых, и в-третьих, и в-четвёртых. А маяк действительно не сгорел в огне, мореплаватели и поныне на­блюдают его световые сигналы. Здорово оплошал в ту бессон­ную ночь юнга Загадкин, и вам теперь понятно, почему я долго размышлял, прежде чем поделиться воспоминанием о пожаре на маяке.

Как мы сварили обед без огня

Наше судно бросило якорь в скалистой бухте, на берегу которой стоял столичный портовый го­род. В тот день я был свободен от дежурства и охотно принял предложение моего друга, кора­бельного кока, повидать местные достопримеча­тельности. Он накануне ошпарил руку, и врач запретил ему работать.

Было начало августа, но город находился вблизи Поляр­ного круга, термометр показывал всего 8 градусов тепла, и на тельняшку пришлось надеть шерстяную фуфайку.

Сборы были недолги. Кок сунул в чемоданчик два котелка, прихватил на кухне немного сушеного картофеля и банку мяс­ных консервов для супа, мешочек с манной крупой для каши, и мы вышли на припортовую площадь. У самой остановки авто­буса была фруктовая лавчонка. В ней продавали чернику, мо­рошку, бруснику, апельсины и бананы. Продавец сказал, что все эти ягоды и фрукты растут в окрестностях города.

Слова продавца прозвучали странно: апельсины и бананы, как известно, фрукты южные и расти вблизи Полярного круга им словно бы не положено. Однако разобраться в этой стран­ности я не успел — показался автобус, который должен был доставить нас к одной из местных достопримечательностей. Мы купили апельсины и сели в машину.

Спустя короткое время мы были у цели поездки и, выйдя из автобуса, увидели много интересного. Незаметно пробежало несколько часов. Внезапно желудки напомнили нам, что насту­пила пора чем-нибудь их наполнить. Надо было достать про­дукты, заняться приготовлением обеда. Я изрядно проголо­дался и мысленно уже чувствовал вкус пищи во рту, как вдруг кок спросил:

— А спички ты взял, Захар?

Пальцы мои быстро ощупали карманы. Увы, спичек не было...

— Представь себе, и у меня ни спичек, ни зажигалки, — произнес кок. — Напрасно я бросил курить...

Беда, как всегда, является неожиданно. Будь при мне уве­личительное стекло или хотя бы осколок кремня, я бы сумел добыть огонь. А тут, как на грех, ничего...

— Положение безвыходное, — грустно заявил я. — При­дется потерпеть до возвращения на корабль.

— Нет безвыходных положений, юнга, — возразил кок. — Я придумал, как сварить суп и кашу без огня. К сожалению, у меня рука на перевязи. Поэтому слушай, Захар, мою команду.

Кок начал командовать, а я тут же выполнял его прика­зания.

Через двадцать минут суп и каша были готовы. Мы насы­тились до отвала, а на сладкое съели апельсины.

Не скажете ли вы, где и как мы варили суп и кашу без огня, что мы осматривали и как называется порт, в котором стояло наше судно?

Дальневосточные истопники

После знакомства с молодым ученым, который льды на экваторе нашел, я ещё больше стал ува­жать ученых, ни за что не упущу случая побе­седовать с ними. Потолкуешь о том о сем, глаза на многое откроются, а если повезет, то узнаешь совсем необычные новости.

Именно такие новости дошли до меня во время одного осен­него плавания по морям нашего Дальнего Востока. Побережья этих морей замечательные — красивые, интересные, богатые, — но, что греха таить, довольно прохладные. Тамошним жителям сетовать на жаркую погоду не приходится...

Вообразите поэтому мое удивление, когда, скалывая первый ледок с палубы, слышу такой разговор двух пассажиров:

— Ну, соседушка, едем, значит, в Москву на совещание.

Дело к зиме идёт, декабрь — не лето, думаю немного отдохнуть в столице от нашей жары. Раскалённая почва, признаться, из­рядно надоела...

— А я, наоборот, собираюсь в Москве от наших морозов от­дыхать. Декабрь, конечно, не лето, это вы правильно подметили, но все же в Москве теплее будет, чем в наших местах. Хотя мы по соседству живем и работой сходной заняты, а стужа мне здо­рово прискучила...

«Странные соседи: одному жара надоела, другому стужа прискучила! Не иначе, тут какая-то географическая заковыка имеется!..» Взяло меня любопытство. Кончил лёд окалывать, узнаю от помощника капитана, что оба пассажира — научные работники.

Вечерком стучу к ним в каюту, представляюсь, прошу уде­лить несколько минут для беседы. И вот ведь удача: оказы­вается, они кое-что слышали о Захаре Загадкине, говорят, что рады ответить на мои вопросы.

— Разрешите спросить, из какой местности едете? — обра­щаюсь к тому, кто на жару жаловался.

Второй, которому стужа прискучила, занимал меня меньше. Холода на нашем дальневосточном побережье вещь обыкновен­ная. А вот жарких местностей словно не должно быть. «Не те широты», как говаривал учитель географии в моей школе, ко­гда, стоя у карты, какой-нибудь неудачник искал Сахару или Каракумы за Полярным кругом.

— Из очень горячей, товарищ Загадкин. Почти что из пекла...

«Ой, преувеличиваешь, товарищ научный работник!» Не­вольно вспомнился мне приморский городок, где мы обоих пассажиров на борт взяли. С неба снег сыплется, на воде ледя­ные иголки в белую кашу смерзаются... Да и прибыл он из своего «пекла» в ватных штанах и телогрейке!

— И эта горячая местность на нашем Дальнем Востоке?

— Так точно, товарищ Загадкин. Могу заверить, я там свыше года работаю, инженерные изыскания веду. Сами посу­дите, почва под ногами до ста градусов нагрета! Накалена так, что на одном месте долго не простоишь — подошвы затлеют! Родники из-под земли бьют до того горячие, что над ними пар клубится. Речонки текут, так в них не вода, а крутой кипяток! Не вздумайте купаться — за се­кунду ошпаритесь, вся кожа пузырями покроется. Хорошо, что неподалеку холодная река есть, в неё эти кипятковые речонки впадают, и снега лежат, а то бы вовсе пропали от жары. Конечно, у теплой воды свои удобства. Кругом снежные су­гробы, термометр тридцать гра­дусов ниже нуля показывает, а мы лезем в воду там, где кипяток малость поостыл. Чем не ба­ня? И бельё стирать удобно — тёплая вода всегда под рукой.

— Какими же изысканиями вы заняты? — Мне уже ясно, из какой местности он едет, однако не понимаю, что там инже­нерам делать: пекло это без их помощи устроено...

— Электростанцию будем строить...

— На горячей воде?

— Нет, горячей воды не хватит: кипятковые речонки и род­ники мало энергии дадут. Строим станцию хотя паровую, но необычную — её котельная под землей расположена.

И глубоко?

— Точно сказать не могу. Глубина, на которой вода станет закипать, для нас безразлична. Километром ниже или выше — не имеет значения... Главное, чтобы пар бесперебойно наверх поступал. К тому же сооружать котельную мы не собираемся — готовую нашли! Отличная котельная, с полным оборудованием!

— Вот это повезло! Но где же вы истопников найдете? Глубоко под землёй у котлов стоять, огонь поддер­живать — тяжёлая работёнка! Вряд ли отыщете до неё охотников...

— А мы и искать не будем. Истопники есть, да такие, что за их работу беспокоиться не приходится. Им котельную и поручим, ещё одну нагрузку дадим, — пока они только кипятковыми речками ведают и род­никами горячими. Надеюсь, сообрази­ли, о ком или, точнее, о чем я го­ворю?

Конечно, сообразил! Юнге Загадкину да не сообразить! Но если на­учный работник шутит, почему и мне не пошутить? Моряки шутку лю­бят...

Сделал я непонятливое лицо, спрашиваю, будто ни о чем не догадываясь:

— А как ведут себя истопники ваши? Не жалуетесь на их работу?

— Истопники безотказные — круглые сутки из года в год работают, ни выходных дней, ни смены не просят, да и в зар­плате не нуждаются. Правда, постоянный присмотр за ними требуется: как бы не набедокурили. Безобразничать они иногда любят, но это, пожалуй, простить можно: работенки тяжёлой много, надо ж истопникам душу отвести... Но к ним хорошие смотрители приставлены. Вот мой сосед как раз таким смотри­телем работает...

Тот, который на стужу жаловался, поддакивает:

— Верно, бывает балуют истопники. Обычно-то они спо­койны, молча трубки свои покуривают — это излюбленное их занятие, — но порой найдет на них, расшумятся, пепел из трубок начнут вытряхивать, камнями кидаться, нередко на людей горячим тестом плескать. Теста этого у них в избытке. Как ра­зойдутся, целыми потоками его выливают. Но мы привыкли за истопниками смотреть, характеры их узнали. За несколько дней наперед угадываем, когда они баловать начнут — куда камня будут швырять, куда тесто выплескивать. Тогда мы окрестный народ предупреждаем, чтобы поостерегся, пока истопники не уймутся. На их горячем тесте мы даже кататься научились. Те­чет оно быстро, а мы вскакиваем на него, проезжаем несколько километров, пробуем тесто...

— Это что ж, развлечение у вас такое?

— Не совсем развлечение, а катаемся. Доведется быть в на­ших краях — милости просим в гости. Всё покажем — и истоп­ников, и кипятковые речки, и на горячем тесте кататься обучим...

Поблагодарил я научных работников за приглашение, бе­седой с ними весьма доволен остался. Они обо мне слышали, знали, что юнга Загадкин из-за своего любопытства не раз впросак попадал, и решили подшутить надо вшой. Но я их замы­сел разгадал, не поддался! А вот что под землей готовую ко­тельную для электростанции нашли, что на горячем тесте ка­таться можно и время буйства истопников за несколько дней угадывать, известно мне не было.

Это и есть те необычные новости, о которых в начале рас­сказа упомянул...

Гудок над бухтой

Было на редкость чудесное утро, когда мы вхо­дили в эту далекую бухту у одного из чужезем­ных островов в Тихом океане. На берегу бухты среди яркой зелени садов лежал красивый порто­вый городок. Я с любопытством оглядывал оза­ренные солнцем опрятные каменные и деревянные дома, чи­стенькие улицы, бульвар, тянувшийся вдоль набережной.