Выходит Настоящий Летчик.
Голос молодого ангела. Смотри: шлем, куртка и очки странные. И этот – настоящий?
Голос пожилого ангела. Сама не видишь? Конечно, настоящий.
Голос молодого ангела. Странно, когда он в пижаме был, был ненастоящий?
Голос пожилого ангела. В пижаме он был сумасшедший. Что тут странного? Все просто.
Голос молодого ангела. Все равно странно. Доктор, например, в халате был ненастоящий, а со шпагой – настоящий.
Голос пожилого ангела. Нет. Не поумнела ты еще. Доктор – совсем другое дело. Он, как Балерина.
Настоящий Летчик (в зал). Прощайте, я улетаю.
Рубен. Нет. Так нельзя. Надо обязательно станцевать. Публика должна поверить, что вы – это вы.
Настоящий Летчик. Я лучше нарисую.
В ходит Балерина, дает Летчику блокнот и карандаш, уходит.
Настоящий Летчик (рисует в блокноте). Вот. Похоже?
Рубен. Вроде похоже.
Настоящий Летчик. Конечно, я не очень хорошо рисую, но идея вам понятна?
Рубен. Мне понятна, а Публике? Вам не поверит Публика.
Настоящий Летчик. Но вы мне верите?
Рубен. Я верю.
Настоящий Летчик. Все нормально, если Публика верит вам, она поверит и мне. Мне пора. (Уходит.)
Рубен. Ангелы, вы видели?
Голос молодого ангела. Мы видели?
Голос пожилого ангела. Видели, видели.
Рубен. Похоже?
Голос молодого ангела. Похоже?
Голос пожилого ангела. Похоже, похоже. Все в порядке. Теперь ты должен сказать, что ничего не было. Видишь, как все хорошо? Миши не было, Доктора не было, Летчика тоже не было. Они просто не там родились, ты все придумал.
Голос Доктора из динамиков. Подождите!
Выходит Доктор.
Настоящий Доктор. Где он?
Рубен. Кто?
Настоящий Доктор. У меня друг остался. (Подходит к Собаке, нагибается, гладит ее.)
Рубен. Доктор, вы с ума сошли? Какой друг? Это же собака, всего лишь собака.
Настоящий Доктор. Не может он быть собакой, я с ним в шахматы играл.
Рубен. Ничего особенного. Бывают глупые врачи и умные собаки.
Настоящий Доктор. Он – человек.
Рубен. Доктор, корабль может отплыть в любую минуту. Вы рискуете всем ради собаки.
Настоящий Доктор. Он – человек. Я рискую всем ради человека.
Входит Балерина, ставит перед Собакой табличку «Собака». Уходит.
Рубен. Бросьте, Доктор. Все видят, что это собака. Уши, хвост, он даже не разговаривает. Помните определение человека? Двуногое без перьев. Перьев у него, конечно, нет, но он не двуногий. Не расстраивайтесь, Доктор. Грань между человеком и собакой так тонка. Собака может оказаться человеком, человек – собакой. Каждый может легко ошибиться.
Настоящий Доктор. Вы все путаете. Собака не может быть человеком.
Рубен. Человек может быть собакой?
Настоящий Доктор. Человек может быть и хуже собаки, но это ничего не меняет. С вами трудно спорить. В любом случае, человек он или собака, он – мой друг, и я за ним пришел.
Рубен. Его не пустят на корабль. Вас ожидают бури и кораблекрушения. Вы уверены, что ему с вами будет хорошо?
Настоящий Доктор. Здесь его тоже нельзя оставлять. Кто о нем будет заботиться? Придумайте что–нибудь.
Рубен. Зачем? С ним и так все ясно. Он родился собакой, а умер как человек.
Настоящий Доктор. Разве так бывает?
Рубен. Конечно бывает. Иногда человек умирает как собака, иногда наоборот. Все бывает. У него все будет хорошо. В двадцать раз лучше, чем у вас, Доктор. Потом, после смерти, ему поставят памятник.
Настоящий Доктор. Я знаю, ему поставят памятник. В Санкт–Петербурге стоит памятник собаке.
Рубен. Доктор, ему поставят памятник в Париже. Вы все перепутали. В Санкт–Петербурге стоит памятник кролику.
Настоящий Доктор. Это вы все перепутали. Я сам видел памятник собаке в Санкт–Петербурге.
Рубен. Доктор, зачем вы спорите? Вы собаку от человека отличить не в состоянии, а разница между собакой и кроликом гораздо меньше, чем между собакой и человеком. Ему поставят памятник в Париже. Хорошо, он ведь ваш друг. Вы сами хотели бы, чтобы вам поставили памятник в Санкт–Петербурге? Вы ведь врач, вы знаете, за что поставили памятник тому кролику?
Настоящий Доктор. Я не уверен, но мне все же кажется, что памятник в Санкт–Петербурге ничем не хуже памятника в Париже. У меня мало времени, мне некогда спорить. Вы – Автор, вам решать. В Париже так в Париже. (Собаке.) Ты согласен на Париж? Он согласен, мы пошли.
Доктор с Собакой уходят. Выходит Балерина, уносит табличку «Собака».
Голос пожилого ангела. Вот и хорошо. Как хорошо все складывается. Все довольны. Летчик – в небо, Доктор – в плавание, Собака – в Париж. Теперь твоя очередь, давай.
Голос молодого ангела. Да. Твоя очередь. Все же хорошо. Лучше не бывает.
Выходит Санитар, выносит два стула. Ставит стулья в центре, садится. Рубен подходит к стулу, смотрит на Санитара, на стул. Санитар смотрит в зал, не глядя на Рубена. Рубен садится. Они разговаривают, глядя в зал.
Рубен. Чего тебе?
Санитар. Того же, что и всем. Чем я хуже?
Рубен. Ничем. Ты ничем не хуже. Но я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
Санитар. С Летчиком, конечно, было легче.
Рубен. С Летчиком было легче. Все хотят стать летчиками.
Санитар. Или врачами.
Рубен. Или врачами.
Санитар. Конечно, я понимаю. Ты злишься на меня.
Рубен. С чего ты взял?
Санитар. Не притворяйся. Твоих друзей отвозили в дурдом. Мне приходилось с ними работать.
Рубен. Это у вас называлось работой? Видел я твою работу.
Санитар. Я прав. Ты злишься.
Рубен. Ты ошибаешься. Я не злюсь. Раньше злился, потом мне Миша объяснил, что ты не виноват. У тебя были инструкции. И у Доктора были инструкции. И у ангелов есть инструкции. У каждого за спиной инструкция, никто не виноват.
Санитар. У ангелов какие инструкции? Они тут самые главные, главнее Доктора.
Рубен. И у ангелов есть начальство.
Голос молодого ангела. Да. И у нас есть начальство.
Голос пожилого ангела. Помолчала бы лучше.
Голос молодого ангела. Что я такого сказала? Разве у нас нет начальства?
Голос пожилого ангела. Заткнись.
Санитар. Мне все равно, злишься ты или нет. Я делал свою работу.
Рубен. Поздравляю. Ты делал свою работу очень хорошо. Надеюсь, ангелы тобой довольны.
Санитар. Грамотный очень? Книжек много прочитал? Ты думаешь, что лучше других?
Рубен. Слушай, не темни. Что ты конкретно от меня хочешь?
Санитар. Я делал свою работу.
Рубен. Это я уже слышал.
Санитар. Ты должен доделать свою. Придумай для меня что–нибудь.
Рубен. Это трудно.
Санитар. Я знаю. Кому легко? Ты выбрал себе такую работу, должен доделать ее до конца. Ты все–таки на меня злишься.
Рубен. Дело не в этом. Пойми, это вообще неважно, злюсь я на тебя или не злюсь. Нужно найти между нами что–то общее, и не просто общее, а абсолютно идентичное. Это трудно. Согласен?
Санитар. Согласен. Начинай.
Рубен. От меня мало что зависит. Дело в тебе. И что тебе тут не нравится?
Голос молодого ангела. Тринадцатая зарплата, дополнительный отпуск, каждый квартал – премия. И надбавка за вредность.
Голос пожилого ангела. Заткнись, дура.
Голос молодого ангела. Сама дура. Я разве неправду сказала? Все так. Он потому к нам и пришел. Пришел за деньгами, получил деньги. Все честно. А сейчас выделывается. Все ему не то. Летчиком захотел стать.
Голос пожилого ангела. Хорошо, извини. Я была не права. Ты не дура. Просто помолчи, пожалуйста. Немножко же осталось. Ты можешь все испортить. Я по–хорошему тебя прошу. Сможешь помолчать?
Голос молодого ангела. Ну, если по–хорошему.
Санитар. Врет она все.
Рубен. Недоплачивают?
Санитар. Сейчас в морду дам.
Рубен. Ей или мне?
Санитар. Ее не достать.
Рубен. Так ты предпочитаешь ударить кого поближе? Или кого послабее?
Санитар. Хватит. Это все несерьезно. Это не главное.
Рубен. Тогда говори о главном.
Санитар. Я мотоцикл хотел. Мне деньги не нужны.
Рубен. Мотоциклы бесплатно раздают?
Санитар. Ты не понял.
Рубен. Я понял. Пошел бы трактористом, заработал бы на мотоцикл.
Санитар. Почему трактористом?
Рубен. Потому что тот, кто может управлять танком, справится и с трактором. Все просто.
Санитар. Откуда ты знаешь про танк? Это военная тайна.
Рубен. Выдумал тоже. Тайна. Я же жил в доме престарелых. Какая может быть тайна? Военная тайна – это не самое главное. Рассказывай.
Санитар. О чем?
Рубен. О самом главном.
Санитар. Это трудно. Что считать самым главным?
Рубен. Это легко. Расскажи, когда ты в первый раз почувствовал себя человеком. В твоей жизни был момент, когда ты поступил, как хотел, никто не мог тебя остановить, тебя никто не останавливал, но даже если бы попытались, они бы не смогли. Ты был самим собой. Может, стихотворение написал?
Санитар. Я похож на поэта?
Рубен. Не знаю. Не уверен. Я уже ни в чем тут не уверен. Может быть и похож. Ты книг много прочел?
Санитар. Две.
Рубен. Две – это мало.
Санитар. Смотря для кого. Ты чем сейчас занимаешься?
Рубен. Пытаюсь найти в тебе себя.
Санитар. И как успехи?
Рубен. Нормально. Мы почти похожи.
Санитар. Но книг я не читаю.
Рубен. Книги – не главное.
Санитар. А что главное?
Рубен. Еще не знаю, но обязательно найду. Рассказывай.
Санитар. Что?
Рубен. Светлый, радостный момент. Момент, когда ты был человеком.
Санитар. Я не люблю поэзию.
Рубен. Я знаю. Рассказывай.
Санитар. Нечего мне рассказывать. Армия, потом этот дурдом. Все. Ничего больше не было.
Рубен. Я тебе не верю. У каждого человека что–нибудь было. У каждого был шанс. Что–то радостное в твоей жизни должно было быть.
Санитар. Радостное? Светлое?
Рубен. Самое–самое радостное. Праздник, фейерверк. Такой праздник, после которого все остальное уже не важно. Когда ты знаешь, что хотел бы этого снова и снова, бесконечно.
Санитар. Не было у меня такого.
Рубен. Было. И обязательно, как у меня. Похожее до жути, как две капли воды. Было, вспоминай.
Санитар. Пятерка по физкультуре.
Рубен. Мало.
Санитар. Десять мишеней из десяти, благодарность перед строем.
Рубен. Уже лучше, видишь, ты начинаешь понимать. Значит, не все так плохо. Но все–таки мало. Вспоминай.
Санитар. Было! Все было, как ты говоришь, и даже еще лучше. (Встает, выходит на середину сцены. Торжественно читает в зал, под конец почти кричит.) Его звали Дылда. Старшеклассник, татуировка на руке. Это было, как ритуал. Каждый понедельник надо было подойти к Дылде и дать ему двадцать копеек. Двадцать копеек стоило мороженое. Те, у кого не было двадцати копеек, нагибались, и Дылда давал пинок под зад. У меня никогда не было денег. Мы жили с мамой одни. Мама работала уборщицей в школе. А в тот день… (Почти кричит.) В тот день у меня первый раз в жизни было двадцать копеек. К нам приехала бабушка. Бабушка дала мне рубль. Я мог бы откупиться. Я мог бы отдать ему бабушкин рубль. Все говорили, что Дылда – добрый. Он перестал бы бить меня и, может даже, позволил бы собирать для него окурки. (Возвращается к стулу, садится.)
Рубен. Нормально, что дальше? Ты плохо собирал окурки?
Санитар. Дылда, как всегда, стоял в туалете, курил. Я разбежался немного, нагнулся и ударил его головой в живот. Он упал. Я все рассчитал правильно. В туалете было накурено, он не увидел меня сразу, поэтому не успел остановить. А за Дылдой была кафельная стена. Он ударился головой о стену, кровь текла у него из носа, врачи не могли ничего поделать. Его увезли, мы с мамой переехали в город, я пошел в другую школу.
Рубен. Один вопрос.
Санитар. Хоть сто.
Рубен. Если бы представился шанс все повторить, ты отдал бы ему рубль?
Санитар. Ни за что.
Рубен. Тебе повезло. Он мог сделать шаг в сторону.
Санитар. Я знаю.
Рубен. Он мог бы избить тебя.
Санитар. Я знаю.
Рубен. Он избивал бы тебя каждый день.
Санитар. Я знаю.
Рубен. И все равно сделал бы то, что сделал?
Санитар. Все равно.
Рубен. Ведь все это неправда, я знаю. Ты соврал.
Санитар. Может, и соврал, тебе не все равно?
Рубен. Мне не все равно, я должен для тебя что–нибудь придумать, что–нибудь, похожее на правду.
Санитар. Так придумывай и оставь меня в покое. Я тебе правду рассказал, только немного смягчил. За ним был унитаз. Он ударился головой об унитаз.
Рубен. Ты знал? Ты знал, что может случиться с человеком, который очень сильно ударится головой об унитаз?
Санитар. Знал.
Рубен. И все равно бы сделал то, что сделал?
Санитар. Все равно. Выход был один.
Рубен. Выхода всегда два.
Санитар. Тебе виднее. Может быть, всегда два, а в тот день выход был один. Если бы я отдал ему рубль, то должен был бы давать ему деньги все время, а у меня их не было.
Рубен. Врал зачем?
Санитар. А ты зачем врал?
Рубен. Где?
Санитар. В книге. Везде, в каждом рассказе.
Рубен. Я не врал, только немного смягчил.
Санитар. Немного?
Рубен. Хорошо, много смягчил. Но у меня была уважительная причина: мне было надо, чтобы Публика поверила.
Санитар. Чем я хуже? Мне было надо, чтобы поверил следователь.
Рубен. Значит, мы похожи.
Санитар. Значит, похожи. Что дальше?
Рубен. Ты был счастлив?
Санитар. Глупый вопрос.
Рубен. В тот день ты был счастлив?
Санитар. Мама плакала.
Рубен. Мама плакала, я знаю, но ты был счастлив?
Санитар. Не знаю. Мне было хорошо. Легко и хорошо.
Рубен. Ты бы хотел повторить тот день?
Санитар. В тот день мне повезло, все могло сложиться иначе.
Рубен. Если бы у вас были шпаги, ты бы хотел повторить тот день?
Санитар. Со шпагами – другое дело. Со шпагами – это значит насмерть?
Рубен. Насмерть.
Санитар. Насмерть – хотел бы.
Рубен. Снова и снова?
Санитар. Это как?
Рубен. Обычно. Как всегда. В бой, потом смерть, потом опять в бой. Потом смерть, и так бесконечно. Только воевать тебе придется на стороне слабого, а умирать с оружием в руках. Хотел бы?
Санитар. В бой? А потом что?
Рубен. Потом – ничего, вечный бой с небольшими перерывами. Все, кто умирает с оружием в руках, попадают в Валгаллу. Хорошее место, но немного скучное. Выпить, закусить, отдохнуть немного там можно, но в Валгаллу попадают только настоящие герои, а настоящим героям нужно в бой, только в бою они чувствуют себя людьми.
Санитар (весело). Настоящие герои воюют на стороне сильного!
Рубен. Нет. Те, кто воюет на стороне сильного, не умирают. Они побеждают в бою, выживают, зачем им умирать с оружием в руках? Тот, кто сражается на стороне сильного, всегда выигрывает. Когда играешь на стороне слабого, выигрываешь только иногда, зато по–настоящему. Как ты думаешь, Дылда попал в Валгаллу?
Санитар. Не знаю, он большой был и сильный.
Рубен. Но он умер не в бою. Он умер, отбирая деньги у слабого. Его вообще никуда не возьмут, ни в Рай, ни в Ад. Только на цепочку в дурдоме.
Санитар. Ты уверен?
Рубен. Уверен.
Санитар (кивает назад на забор с ошейниками). Он здесь, среди них?
Рубен. Может быть. Не обязательно именно здесь. Заборов много, ошейников еще больше. Ты сможешь не струсить в бою?
Санитар. Смогу, я никогда не трусил.
Рубен. А мотоцикл?
Санитар. Мотоцикл – это другое.
Рубен. Ты испугался тогда.
Санитар. Я же не боя испугался. Просто захотелось мотоцикл.
Рубен. В том–то и дело. В бою ты не испугаешься. В армии ты не боялся. Но в перерыве между боями? Только захочется чуть–чуть больше выпить или поесть, только расслабишься, и все – ты уже на ошейнике. И второго шанса не будет.
Санитар. Сильно!
Рубен. А ты как хотел? Быть героем легко, а перестать быть героем еще легче. Знаешь, когда–то давно жил шахматист, лучший в мире, он умер с шахматным королем в руке. Он, наверное, сейчас в Валгалле.