— Здесь только камни… и я… мне страшно: вдруг не смогу помочь тебе выращивать на них что‑то.
Сэбиан чуть отстранился, обхватил пальцами мой подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
— Не бойся. Теперь твои способности уже не главное в нашем браке.
От едва слышимой хрипотцы в его голосе у меня те самые счастливые бабочки в животе запорхали. Желая сотворить любое чудо для любимого мужчины, выдохнула, расплываясь в широкой улыбке:
— Мой лорд, я все равно буду очень — очень стараться.
— Я тоже… — двусмысленно шепнул он, коснувшись моих губ многообещающим, пока легким поцелуем. А уж темный буквально затопил меня невероятным желанием и нетерпеливым ожиданием.
Мы снова двинулись в путь, но теперь я ехала на коленях у мужа, который не доверил везти меня Серому, незнакомому с опасностями горных дорог.
К закату мы, наконец, добрались до цели. Перевалив очередную гряду, неожиданно оказались на огромном плато, где передо мной в сгущающихся сумерках возник величественный, но в тоже время невысокий замок, окруженный садами и даже небольшим леском дальше к горизонту. Хотя это, следуя земным канонам, даже не замок, а множество двухэтажных зданий объединённых, в единый архитектурный ансамбль арками и переходами, выстроенный на странных конструкциях, словно рессорах или прогнутых огромных каменных лыжах, гармонично вписанный в окружающее пространство. Несмотря на обилие камня, создавалось ощущение воздушности, легкости. Кое — где зажглись огоньки, словно приветствуя хозяина. И стен защитных здесь не было видно, лишь ров темнел вокруг поместья, образуя остров.
— А для чего во — он те дугообразные конструкции, на которых здания стоят? — не сдержала любопытства и некультурно показала пальцем.
— В горах часто бывают мелкие землетрясения. Хотя и крупные тоже случаются… — пояснил Данкеро, заставив насторожиться, но затем немного успокоил. — Эти конструкции, как вы сказали, миледи, защищают здания от разрушения, глушат колебания земли. Внутри, конечно, трясет, но разрушения минимальные.
— Не бойся, трусишка, — хмыкнул у меня над ухом муж. — Родовое гнездо клана Керо основано здесь моими предками больше тысячи лет назад, но, сама видишь, по сей день стоит. Еще ни разу не требовалась перестройка или полное восстановление. Делали текущий ремонт и пристраивали необходимые помещения.
Я не смогла утаить облегченного вздоха. Ройван, глядя на меня, мягко, по — доброму, улыбался. Да и казавшиеся жуткими в начале нашего путешествия ранаты, тоже поглядывали на меня со снисходительными теплыми улыбками. Чем все сильнее удивляли: темные же! И как мне представлялось, должны быть опасными, злобными и коварными, а на деле же выходит, что таковыми являются светлые, прогнившие изнутри, с вечно мрачными лицами, выдававшими их жизненный настрой. А темные по — своему благородные, позитивные… нелюди. Непостижим и загадочен Эсфадос…
Как‑то незаметно каменистая горная поверхность сменилась почвой плоскогорья, пусть бедной, твердой и в сухих трещинах, но все‑таки с плодородным слоем, покрытым чахлой прошлогодней травой, а чем дальше вглубь плато, то и — деревцами, изо всех сил цеплявшимися за жизнь.
Мы не доехали до замка, совсем немного, хотя, в горах расстояние может быть обманчивым. Притормозив возле узкого горного ручейка, Керо поднял руку и приказал:
— Приготовьте все, — затем спустился с коня и снял меня.
Двое драканов отошли на приличное расстояние и занялись костром. Несколько ранатов спешились и быстро развернули нашу палатку, занесли туда шкуры, затем вместе с остальными спутниками, коротко поклонившись нам, направились домой.
А мы как‑то очень скоро остались практически вдвоем под закатным небом, на котором зажигались яркие звезды, что в горах как нигде хорошо видны. От двух охранников, сидевших возле огня, нас скрывала палатка.
— Сэбиан, я… — показала рукой на манивший к себе ручей, привыкнув в дороге сообщать бдительному мужу, когда мне нужно было скрыться из виду. Хотя здесь вряд ли что грозило, но тем не менее.
— У тебя есть время, пока согреют ужин, Светлячок, а потом нам будет не до этого, — хрипло произнес он.
В потемневших глазах мужа с каждым мгновением все сильнее разгоралось пламя желания. А я чувствовала, как подступает паника и меня захлестывает хаос противоречивых мыслей. Всю дорогу точно знала, что предстоит, стоит добраться сюда, но не особо задумывалась, отодвигая на потом, подобно героине «Унесенных ветром». А сейчас, поставленная перед фактом: здесь и совсем скоро состоится полноценный секс с мужем, иномирцем, а главное — непонятная мне привязка к земле, неизвестному дому, я ощутила растерянность и страх. Хотя сама же была свидетелем этой самой привязки. И Ноэль не померла и нормально себя чувствовала. И Хемвиль меня очень душевно благодарил… Но здесь территория темных… и мало ли…
В стремительно погружавшейся в ночную темень долине замок был уже едва различим, по плато гулял ветер, теребя подол моего платья и плаща, развевая полы черного кафтана Керо словно крылья. Мне кажется, он понял мое смятение. Поднял руку и с загадочной улыбкой, смягчившей черты уже знакомого лица, к которому я почти привыкла, кончиками пальцев провел по моей щеке, как постоянно делал, едва ощутимо согревая, и, кажется, в этот раз напоминая обо всем, что мы пережили вместе. Будучи рядом. Ночью. И днем, разделяя пищу, дорогу, заботы. И особенно — чувства и эмоции, которые теперь одни на двоих и с каждым днем все отчетливее и проникновеннее.
Возможно, опасаясь напугать или надавить, а может, чувствуя мои неуверенность и страх, медленно наклонился, приподнял пальцами мой подбородок и коснулся губ поцелуем: легким, теплым и обещающим очень многое в обмен на доверие. Потом опять погладил меня по щеке, но уже всей своей крупной, чуть шершавой ладонью. Затем развернулся и отошел к ранатам.
Я помедлила несколько мгновений, еще ощущая нежность его губ и теплый взгляд любимых сумрачных глаз, оттененных густыми ресницами. Почувствовав, что продолжаю дрожать и волноваться, взяла себя в руки и, плюнув на все сомнения и неуверенность, словно в омут с головой нырнула. Мы уже связаны с Сэбианом, осталось сделать последний шаг, но я хочу сделать его сама. Добровольно! Не как жертвенная овца обстоятельств, которую уже положили на алтарь чужой судьбы, а осознанно делая выбор сама.
Почему — нет? Ведь я мечтала о любви, увидеть драконов, принцах на черных конях и мысленно рисовала в фантазиях воздушные замки, где я королева: любимая и любящая. И, вот, пожалуйста, мне дается такая возможность, а я трушу, теряюсь.
Встряхнулась и, убеждая саму себя, что ноги подрагивают от долгой езды верхом, подошла к ручью и трясущимися по той же причине руками разделась до исподней рубашки. Из‑за промозглого горного ветра, не смотря на наступающую весну, кожа покрылась мурашками. Я суетливо сбегала к сундуку за красивой рубашкой и мылом. Отчаянно отбивая зубами дробь, помылась в ледяной воде, вытерлась и, накинув поверх рубашки плащ, рысью понеслась в палатку прятаться от пронизывающего холода в теплую шкуру.
Через минуту вслед за мной пришел Сэбиан. Поставил кружки с горячим напитком рядом со мной. Затем вышел и вернулся с едой, которую выложил на холстину: хлеб, подогретое мясо и сыр. Сегодня все выглядело как‑то торжественно, несмотря на одинокую свечу, каменистую пыльную землю вокруг шкур, хлопающее от порывов ветра полотно палатки и даже на мой совсем не презентабельный вид.
Склонив голову, Сэбиан разглядывал меня, пока я пила горячий отвар, стуча зубами по кружке и укутавшись в шкуру с головой. Сейчас я уж точно не секси вумен, как хотелось бы, но совсем не физический голод мерцающий в серых глазах мужа, говорил совершенно обратное. И темный у меня внутри вроде и охлаждал своей Тьмой, но вместе с тем, странное дело, разогревал, собираясь угольками внизу живота.
Кое‑как заставив себя проглотить кусочек лепешки, неловко запила. Облизала губы, проверяя нет ли крошек, и опять поймала взгляд Сэбиана. Обжигающий, черный, готовый…
Он в противовес сумасшедшему нетерпению, охватившему темного, неторопливо разделся полностью. Я невольно позавидовала: Его Темнейшество ничуть не мерз, в отличие от меня. Затем мой лорд опустился на колени передо мной, заставляя затаить дыхание от великолепия его мощного тела. Осторожно забрал из моих холодных пальцев кружку и отставил подальше в сторону.
— Иди ко мне, Сафи, я согрею… — прозвучал его глухой, завораживающий голос в тишине палатки.
Сэбиан выпутал меня из шкур и потянул к себе, заставляя встать на колени, напротив него. Обнял, словно защищая от всего, окружая теплом горячего тела, дыханием шевеля волосы у меня на макушке. Сейчас я все слишком остро воспринимала, боялась — да, но сама желала этой близости. Я всхлипнула от отчаянной неуверенности, зажмурилась и прижалась к нему всем телом, крепче обнимая, чувствуя его всей кожей.
— Ты только держи меня крепче и не отпускай никогда, — хрипло выдохнула я как мольбу.
— Не отпущу. Никогда, — услышала я тихий мягкий уверенный ответ. — Разве я могу отказаться?
Муж положил ладони мне на бедра, огладил и начал медленно задирать подол рубашки. Я задрожала, только уже не от холода, а возбуждения. Темный просто зашкаливал от эмоций и желания, невольно заражая и меня.
Теперь мы оба стояли на коленях обнаженные. Я потянулась к нему, коснулась грудью его кожи, задевая чешуйки, испытывая невероятные ощущения. Сэбиан, обхватив мое лицо ладонями, заставил посмотреть на него и прижался к моим губам в таком страстном поцелуе, после которого дальнейшее происходило словно в сладком тумане. Я сама забралась к нему на колени, чтобы быть еще ближе, сплетаться еще теснее, лоном чувствовать его плоть.
Потом было уже не важно, кто из нас стонал и чего хотел, мы сплетались в объятиях и прекращали целоваться, чтобы только вдохнуть и опять ласкать друг друга. И вряд ли мы были нежными любовниками. Мы что называется дорвались… Кажется, я настойчиво о чем‑то просила, наверное, об освобождении — желание, дикое и неистовое нарастало, и не было сил терпеть. Наконец муж подмял меня, уложил на спину и, почувствовав, как он проникает в мое лоно, наверное, все‑таки испугалась, потому что услышала его хриплый голос:
— Я поклялся, что никто и никогда не причинит тебе боль…
Невинность я потеряла, лежа почему‑то на голой земле — мгновение дискомфорта и опять потерялась в чувствах. Своих ли, его ли — какая разница. Потом, царапая мужу спину, мотая головой, стонала, выкрикивая его имя на пике наслаждения…
Когда немного пришла в себя, шепнула:
— Господи, благодарю тебя за него…
Открыла глаза и… не завизжала только потому, что дыхание сперло так, что я не смогла ни звука издать, поперхнулась и замерла. Над головой нависающего надо мной Керо, тяжело дышавшего после страстного марафона, парила сама Тьма: черное, мерцающее облако, в центре которого искрились серебристые глаза. И Тьма эта, прищурившись, словно придирчивая склочная свекровь взирала на меня — как на нерадивую невестку!
Недолго думая, пожалуй, на подсознательном, интуитивном уровне я крепче обняла мужа руками и ногами, заискивающе, доброжелательно, насколько была способна, улыбнулась Тьме, заставляя себя расслабиться и раскрыться душой, показать ей, что действительно хочу этого брака и люблю ее подопечного.
Смертельно — опасный изучающий прищур исчез, затем и глаза растворились в черной клубящейся материи, а потом я ощутила удовлетворение «свекрови», словно та меня одобрила для любимого сыночка. Тьма раздалась вширь и резко нырнула вниз, окутывая нас темным покровом. Обжигающий холод вдруг проник в мое тело, заставляя болезненно выгнуться в спине и захрипеть, не в силах закричать.
— Светлячок… родная моя… Сафи… что с тобой? — на краю сознания звучал взволнованный, даже показалось сильно испуганный, голос Сэбиана.
— Тьма с тобой… — просипела я в ответ, то ли со злостью, то ли жалуясь.
— А… прости, милая, не предупредил… — глухо прохрипел мой муженек.
— Как всегда… гад! — скрипнула зубами и — тело, к моему невероятному облегчению, отпустило.
— Светлячок, все будет хорошо, моя магия приняла тебя…
— Я поблагодарю ее в своих… молитвах и тебя тоже! — не смогла не съехидничать я, с трудом шевеля немеющими губами.
— Язва моя… любимая… — не то послышалось, не то померещилось мне перед тем, как сознание все‑таки ускользнуло.
Глава 24. Дом
Сергей Лукьяненко. Звёздная Тень.
Сквозь сон в сознание просочился жалобный скулеж. Будто дворовый пес сетовал на судьбу и голодный живот… Радостная прохлада, волной свежести омывшая мое тело… одиночество… грусть и снова чистая, незамутненная, искренняя радость, принятие… слияние… нет, не душ, а чего‑то большего, словно меня растворяет в себе нечто безграничное, родное… теперь, но до боли одинокое…
Наконец, мне удалось вынырнуть из яркого и красочного переплетения чужих эмоций и чувств. Сделав судорожный вдох, я открыла глаза и попыталась отстраниться от этого… нет, к счастью, не кошмара, а какой‑то неведомой, но не враждебной сущности, наоборот, очень даже набивающейся в друзья и не вызывающей неприятия. Мысленно отодвинулась от очередного «очевидного невероятного» — ох уж, эти порождения магического мира! — села и обняла себя руками, чтобы унять дрожь. Осмотрелась и выдохнула с облегчением: вокруг никого, а я спала на огромной кровати под черным бархатным балдахином с золотыми кистями в королевских размеров покоях.
Дневной свет проникает в помещение через три стрельчатых окна, украшенных витражами, сияющими в солнечных лучах. Цветное стекло играет на свету веселыми бликами, создавая особую атмосферу интерьера. Окрашенные в различные тона «солнечные зайчики» разбегаются по мебели: красивому тяжелому бюро из красного дерева в левом углу; чайному столику в окружении глубоких парчовых стульев — кресел, гобеленам, выполненным в светло — коричневых тонах, почти полностью скрывающим стены, «согревая» общий фон, терракотовым глазурованным изразцам, которыми облицован высокий, мастерски выполненный камин, и внушительному кожаному креслу — качалке, что замерло возле него. В таком обычно хочется представить хозяина дома, который после тяжелого суетного дня, покачиваясь, курит трубку, потягивает янтарный виски и читает любимую книгу.
Я выбралась из‑под одеяла, чувствуя слабость, как после болезни и осмотрела себя. Меня переодели в чистую длинную рубашку из приданого. Чей‑то жалобно — радостный скулеж продолжал звучать где‑то на задворках сознания, полностью выпихнуть его из своей головы не получилось.
Спустила ноги… на паркет, и моя сибаритская натура возликовала: хозяева здесь гораздо больше заботятся об удобстве, чем в Хемвиле, не говоря уж об обители Святой Матены. И хоть ступать босиком по паркету было холодновато, я наслаждалась его гладкой поверхностью с классическим рисунком в елочку, да впрочем — всем!
Испытывая определенную неловкость, — все‑таки проснулась в незнакомом месте, куда не своими ногами пришла — еще раз осмотрела мебель и отделку, даже пальчиками попробовала, потому что сдержать профессиональное и обычное бытовое любопытство сил не было. Еще в туалет хотелось, а ночного горшка не видно.
В поисках этой нужной штуковины осторожно, неуверенно открыла одну из дверей и — оказалась в гардеробе, где свои сундуки с приданым сразу же увидела. Значит, меня в этих замечательных покоях поселили. Классно!
Выглянула в следующую дверь. Хм — м, пустой коридор, с развешенными вдоль стен масляными светильниками под стеклянными колпаками, а не чадившие факелы, как в том же Хемвиле.
Открыв третью дверь, расположенную почти рядом с камином, я замерла от восторга. Уборная, самая настоящая! Да — не унитаз, а можно сказать почти дырка над полом, с легким гудящим сквозняком в трубе, но все же — цивилизация. Из этой комнатушки вела еще одна дверь, выяснилось, в теплую комнату с ванной, снабженной сливом. Одна стена этого замечательного «санузла» является одновременно частью камина. Здесь же имеется довольно внушительный насос, но накачать воду у меня силенок не хватит, а жаль — искупаться хотелось неимоверно. К немалой радости, я обнаружила здесь ведро с водой, пусть комнатной температуры, но привести себя в порядок хватит.
Быстро посетив драканий клозет, вымылась, словно ребенок, радостно наблюдая, как убегает вода в слив. Почистила зубы и почувствовала себя гораздо лучше. Выбрала для первого дня в новом доме красивое платье из голубого бархата с золотистой вышивкой ромбиками по корсажу и рукавам, заплела обычную косу и посмотрела на себя в зеркало.
«Я самая обаятельная и привлекательная.[1] Все мужчины без ума от меня. У меня стройная фигура, красивые ноги…» — пропела я, глядя с улыбкой на свое отражение, вспомнив замечательный фильм.
На меня смотрела красивая молодая женщина. Яркая, экзотическая. Золотая, можно сказать, начиная с аккуратно причесанной головы и до кончиков пальчиков на руках и ногах, ведь там тоже есть двухцветные переливающиеся чешуйки. И голубой бархат ей очень к лицу.
С улыбкой покружилась вокруг своей оси, но затем страх и озабоченность снова заполнили золотисто — желтые глаза, отразившиеся в зеркале. И рефреном моим чувствам вторила чужая печаль и тоскливый настырный скулеж.
Присела на стул и задумалась: «Где мой благоверный, когда он так необходим?» Несомненно, я сейчас в его замке, с чего бы меня отправили в другое место. Да еще в бессознательном состоянии, и после всех темных клятв, что он принес. А еще не давал покоя кто‑то новенький, нахально забравшийся в мою голову. Эмоции Сэбиана пока ощущались приглушенным фоном и нисколько не надоедливым, а вот этот… нытик…