проходивший почти через весь дом и застеленный от стены до стены зеленым ворсистым ковром.
В коридоре пахло готовящейся индейкой.
Она бежала, не обращая внимания на двери по обе стороны коридора, зная, что они ведут только в ванные комнаты и спальни. Она держалась за правое запястье, дыша, но преодолевая боль.
Через десять шагов коридор перешел в маленькую прихожую. Дверь в передний двор была слева, сразу за узкой лестницей, поднимавшейся на второй этаж. На стенах висели принты на темы охоты. Улыбающиеся краснолицые мужчины воздевали связки мертвых гусей, демонстрируя их благородно выглядящим золотистым ретриверам. Пара распашных салунных дверей в форме крыла летучей мыши вела в кухню справа от Вик. Запах готовящейся индейки чувствовался здесь сильнее. И здесь было теплее, лихорадочно тепло.
Она увидела свой шанс, ясно увидела его у себя в уме. Человек по имени Призрак входил через гараж. Он последует за ней через боковую дверь в дом. Если она сейчас бросится, пронесется через двор, то сможет достичь «Короткого пути» пешком.
Вик метнулась через прихожую, ударившись бедром о стол. Закачалась и чуть не упала стоявшая на нем лампа с отделанным бисером абажуром.
Она схватила дверную ручку, повернула ее и уже готова была потянуть ее на себя, когда в глаза ей бросился вид через боковое окно.
Он стоял во дворе — один из самых высоких мужчин, которых ей когда-либо приходилось видеть, шести с половиной футов самое меньшее. Он был лыс, и в его бледном черепе, изборожденном голубыми прожилками, присутствовало что-то непристойное. На нем был сюртук с фалдами и двумя рядами латунных пуговиц. Он был похож на солдата какой-то древней армии, полковника на службе у некоего иностранного государства, где армия именуется не армией, но легионом.
Он слегка отвернулся от дома в сторону моста, так что она видела его в профиль. Он стоял перед «Коротким путем», положив одну руку на руль ее велосипеда.
Вик не могла шевельнуться. Ее словно парализовало. Она не могла даже заставить свои легкие заглатывать воздух.
Призрак склонил голову набок — язык тела любопытной собаки. Несмотря на крупный череп, черты у него были мелкими, как у ласки, и стянутыми близко друг к другу в центре лица. У него был съеженный подбородок и неправильный прикус, что придавало ему очень глупый, почти слабоумный вид. Он походил на какого-нибудь деревенского простачка, произносящего каждый слог в слове го-мо-сек-су-аль-ный. Его возраст она оценила как что-то между сорока и ста сорока. Откуда было ей знать, что одна из этих двух крайних возможностей в точности соответствует истине?
Он разглядывал ее мост, огромная протяженность которого вдавалась в деревья. Затем посмотрел в сторону дома, и Вик убрала лицо от окна, вжавшись спиной в дверь.
— Добрый день, кто там ни есть! — крикнул он. — Выходи поздороваться! Я не кусаюсь!
Вик вспомнила, что надо дышать. Потребовалось усилие, словно ей обвязали грудную клетку ограничительными ремнями.
Призрак крикнул:
— Ты бросила свой велосипед у меня во дворе! Не хочешь ли забрать? — Через некоторое время он добавил: — Ты и крытый мост у меня во дворе бросила! Его легко можно получить обратно!
Он рассмеялся. Его смех прозвучал как радостное лошадиное ржание, и-и-и-и-го-го-го! Вик снова пришло в голову, что этот тип, возможно, слабоумен.
Закрыв глаза, она крепко прижималась к двери. Потом до нее дошло, что он некоторое время ничего не говорил и, возможно, приближается к фасаду дома. Она повернула засов, стала надевать цепочку. Потребовались три попытки, чтобы цепочка оказалась на месте. Руки у нее были скользкими от пота, и она все время ее роняла.
Но не успела она запереть дверь, как он снова заговорил, и по его голосу она поняла, что он по-прежнему стоит посреди заросшего двора:
— Кажется, я знаю, что это за мост. Большинство людей огорчились бы, обнаружив у себя во дворе крытый мост, но только не мистер Чарльз Талант Мэнкс Третий. Мистер Чарли Мэнкс знает кое-что о мостах и дорогах, которые появляются там, где их никогда не было. Я и сам ездил по дорогам, которых не было. Долго ездил. Уверен, ты удивилась бы, если бы узнала, как долго! Я знаю одну дорогу, на которую можно попасть только в моем «Призраке». Ее нет ни на одной карте, но она появляется, когда мне это нужно. Появляется, когда у меня есть пассажир, готовый ехать в Страну Рождества. А куда твой мост ведет? Тебе надо выйти! У нас, я уверен, много общего! Бьюсь об заклад, мы будем верными друзьями!
Тогда Вик решилась. Каждое мгновение, что она стояла, слушая его, убавляло время, которое у нее было, чтобы спастись. Она шевельнулась, оттолкнулась от двери, пробежала по прихожей, пробилась через салунные двери, и ее глазам предстала
Кухня,небольшое темное помещение, где стоял стол с желтой пластиковой столешницей, а на стене, под выцветшим на солнце детским рисунком, висел уродливый черный телефон.
С потолка свисали пыльные серпантины, желтые в черный горошек, совершенно неподвижные в застывшем воздухе, как будто много лет назад здесь праздновали чей-то день рожденья и с тех пор так до конца и не прибрались. Справа от Вик была металлическая дверь, открытая в чулан, где виднелись стиральная машина и сушилка, несколько полок с припасами и встроенный в стену шкаф из нержавейки. Рядом с чуланной дверью стоял большой холодильник «Фриджидар» в аристократично-развратном стиле роскошного седана 1950-х.
В кухне было тепло, хотя воздух сперт и несвеж. В духовке разогревался готовый обед. Она представила себе кусочки индейки в одном отделении, картофельное пюре в другом, а также укрытый фольгой десерт. На разделочном столе стояли две бутылки апельсиновой шипучки. Имелась дверь на задний двор. Через три шага Вик оказалась перед ней.
За задней частью дома присматривал мертвый мальчик. Она знала, что он сейчас мертв — или еще хуже, чем мертв. Что он был ребенком этого Чарли Мэнкса.
В куртке из сыромятной кожи, в джинсах и с босыми ногами, он стоял совершенно неподвижно. Капюшон у него был откинут, открывая его светлые волосы и разветвления черных вен на висках. В открытом рту виднелись ряды игольчатых зубов. Увидев ее, он улыбнулся, но не двинулся, когда она вскрикнула и повернула защелку. За ним тянулись белые следы — от прикосновений его ступней замерзала трава. Лицо у него было гладким как стекло, как эмаль. Глаза слегка затуманивала изморозь.
— Выходи, — сказал он, выдыхая пар. — Иди сюда, хватит уже этих глупостей. Поедем в Страну Рождества все вместе.
Она попятилась от двери. Наткнулась бедром на печь. Повернулась и стала вытаскивать ящики в поисках ножа. В первом, что она открыла, было полно кухонных тряпок. Во втором лежали венички, шпатели и дохлые мухи. Она снова полезла в первый ящик, схватила пачку полотенец для рук, открыла духовку и бросила их поверх обеда с индейкой. Дверцу духовки она оставила приоткрытой.
На плите стояла сковорода. Она ухватила ее за ручку. Хорошо, когда есть чем замахнуться.
— Мистер Мэнкс! Мистер Мэнкс, я ее видел! Она просто лошара! — крикнул мальчик. Потом он завопил: — Смехота!
Вик повернулась и бросилась через салунные двери обратно к передней части дома. Она снова глянула в окно возле двери.
Мэнкс подвел ее велосипед ближе к мосту. Он стоял перед входом, всматриваясь в темноту, склонив голову набок: возможно, прислушиваясь. Наконец он, казалось, принял какое-то решение. Он наклонился и сильным, плавным толчком запустил велосипед на мост.
Ее «Роли» перекатился через порог и исчез в темноте.
Невидимая игла скользнула ей в левый глаз и дальше, в мозг. Издав рыдание — не смогла удержаться, — она согнулась пополам. Игла отступила, потом снова скользнула внутрь. Ей хотелось, чтобы у нее взорвалась голова, хотелось умереть.
Она услышала хлопок, словно у нее вдруг перестало закладывать уши, и дом содрогнулся. Как будто реактивный самолет огласил небо, преодолев звуковой барьер.
В прихожей запахло дымом.
Вик подняла голову и прищурилась, глядя в окно.
«Короткий путь» исчез.
Она поняла, что это случится, как только услышала этот жесткий, пронзительный хлопок. Мост коллапсировал сам в себя, как умирающее солнце, обращающееся в черную дыру.
У сюртука Чарли Мэнкса развевались фалды, когда он шел к дому. Теперь в его уродливом, собранном в кучку лице не было и намека на добродушие. Напротив, он выглядел как глупец, собирающийся сделать что-то варварское.
Она взглянула на лестницу, но поняла, что если поднимется по ней, то у нее не будет возможности спуститься. Оставалась кухня.
Когда она ступила через салунные двери, мальчик стоял у задней двери, прижимаясь лицом к вставленному в нее стеклу. Он улыбнулся, показывая полный рот тонких крючков, эти мелкие ряды искривленных костей. Его дыхание распространяло на оконце перья серебристой изморози.
Когда она ступила через салунные двери, мальчик стоял у задней двери, прижимаясь лицом к вставленному в нее стеклу. Он улыбнулся, показывая полный рот тонких крючков, эти мелкие ряды искривленных костей. Его дыхание распространяло на оконце перья серебристой изморози.
Зазвонил телефон. Вик вскрикнула, словно ее кто-то схватил, оглянулась на него. Ее лицо коснулось желтых в горошек серпантинов, свисавших с потолка.
Только это были вовсе не серпантины. Это были полоски липучки с дюжинами дохлых мух, приклеившихся к ним и высохших до подобия шелухи. К горлу Вик подступила желчь. У нее был кисло-сладкий вкус, словно у испортившегося фраппе из «Терриса».
Снова зазвонил телефон. Она схватила трубку, но, прежде чем ее поднять, вгляделась в детский рисунок, приклеенный лентой прямо над телефоном. Бумага была сухой, коричневатой и ломкой от старости, лента пожелтела. Там изображался целый лес карандашных рождественских елок и человек по имени Чарли Мэнкс в шляпе Санты, с двумя маленькими девочками, которые ухмылялись, показывая полный рот клыков. Дети на картинке были очень похожи на существо на заднем дворе, которое когда-то было ребенком.
Вик поднесла трубку к уху.
— Помогите, — крикнула Вик. — Помогите мне, пожалуйста!
— Где вы, мэм? — сказал кто-то детским голосом.
— Я не знаю, не знаю! Я заблудилась!
— Наш автомобиль уже там. Он в гараже. Забирайтесь на заднее сиденье, и наш водитель отвезет вас в Страну Рождества. — Кто бы ни был на другом конце линии, он захихикал. — Мы позаботимся о вас, когда вы сюда прибудете. Мы повесим ваши глазные яблоки на нашей большой рождественской елке.
Вик повесила трубку.
Услышав хруст у себя за спиной, она развернулся и увидела, что мальчик ударил лбом в окно. По стеклу разбежалась паутина трещин. Сам мальчик, казалось, не поранился.
Она слышала, как сзади, в прихожей, Мэнкс налегает на входную дверь, силясь ее открыть, слышала, как дергается цепочка.
Ребенок отвел голову, потом мотнул ею вперед и снова с громким хрустом ударился лбом в окно. Осколки стекла посыпались на пол. Мальчик рассмеялся.
Из приоткрытой духовки высунулись первые желтые языки пламени. Они издавали звук, похожий на хлопанье голубиных крыльев. Обои справа от печи чернели и извивались. Вик уже не помнила, зачем решила устроить пожар. Что-то вроде бегства под прикрытием дыма.
Ребенок сунул руку в разбитое окно, нащупывая задвижку. Зазубренные стеклянные острия царапали ему запястье, снимали стружки кожи, пускали черную кровь. Это, казалось, его не беспокоило.
Вик ударила его по руке сковородой. Она вложила в замах весь свой вес, и инерция увлекла ее прямо в дверь. Она отпрянула, попятилась и села на пол. Мальчик выдернул руку наружу, и она увидела, что три сломанных пальца у него карикатурно согнуты не в ту сторону.
— Ты смешная! — крикнул он и рассмеялся.
Отталкиваясь пятками, Вик заскользила на заду по кремовым плиткам пола. Мальчик просунул лицо в разбитое окно, показывая ей черный язык.
Духовка отрыгнулась красным пламенем, и у нее на мгновение загорелись волосы на правой стороне головы — тонкие волоски извивались, чернели и сморщивались. Она похлопала по ним ладонью. Полетели искры.
Мэнкс вышиб переднюю дверь. Цепочка лопнула с жестяным лязгающим звуком; с громким треском вырвалась задвижка. Она услышала, как дверь врезалась в стену с сотрясшим весь дом грохотом.
Мальчик снова просунул руку в разбитое окно и открыл заднюю дверь.
Вокруг нее падали горящие полоски мушиной липучки.
Когда Вик оторвала зад от пола и повернулась, Мэнкс стоял по другую сторону салунных дверей, собираясь шагнуть на кухню. Он смотрел на нее широко открытыми глазами, с плотоядным восхищением на безобразном лице.
— Я, когда увидел твой велосипед, подумал, что ты помоложе, — сказал Мэнкс. — Но ты уже совсем выросла. Тем хуже для тебя. Страна Рождества не очень-то подходит для девочек, которые совсем выросли.
Открылась дверь у нее за спиной… и это сопровождалось ощущением, будто из кухни высасывается весь горячий воздух, будто его вдыхает в себя мир снаружи. Красный циклон пламени вырвался, кружась, из открытой духовки, и вместе с ним закружились тысячи искр. Повалил черный дым.
Когда Мэнкс, вломившись в салунные двери, направился к ней, Вик уклонилась от него, съежившись и пригнувшись за громоздким «Фриджидаром», ступая в единственное остававшееся ей помещение — в
ЧуланУхватившись за металлическую ручку, она попыталась захлопнуть за собой дверь.
Дверь оказалась тяжелой, она завизжала, когда Вик потащила ее над полом. Никогда в жизни ей не приходилось двигать такую тяжелую дверь.
На ней не было никакого замка или запора. П-образная железная ручка крепилась болтами к металлической поверхности. Схватившись за нее, Вик расставила ноги и уперлась пятками в дверную раму. Мгновение спустя Мэнкс дернул. Вик прогнулась, ее рвануло вперед, но она сомкнула колени и удержала дверь закрытой.
Он ослабил тягу, а потом вдруг потянул снова, пытаясь застать ее врасплох. Он был тяжелее, самое меньшее, на семьдесят фунтов, и у него были длинные, как у орангутанга, лапищи, но она упиралась ступнями в дверную раму, и у нее скорее вырвались бы из плеч руки, чем подкосились бы ноги.
Мэнкс перестал тянуть. Вик улучила миг осмотреться и увидела швабру с длинной голубоватой металлической ручкой. Она стояла совсем рядом, справа от нее, на расстоянии вытянутой руки. Она просунула ее через П-образную дверную скобу, чтобы концы швабры упирались в края дверной рамы.
Когда Вик отпустила дверь и отступила назад, ноги у нее тряслись так сильно, что она едва не села на пол. Чтобы устоять, ей пришлось опереться на стиральную машину.
Мэнкс снова потянул дверь, и ручка швабры загромыхала, стуча по раме.
Он сделал паузу. В следующий раз он потянул дверь очень осторожно, как бы на пробу.
Вик услышала его кашель. Ей показалось, что прозвучал и детский шепот. Ноги у нее дрожали. Дрожали с такой силой, что она понимала: стоит ей отойти от стиральной машины, и она упадет.
— Теперь ты загнала себя в угол, маленькая поджигательница! — крикнул Мэнкс через дверь.
— Пошел вон! — крикнула она.
— Изрядной же наглостью надо обладать, чтобы вломиться к кому-то в дом, а потом велеть ему убираться! — сказал он. Но прозвучало это довольно добродушно. — Ты, кажется, боишься выходить. А будь у тебя хоть капля ума, ты гораздо больше боялась бы оставаться там, где ты есть!
— Пошел вон! — снова крикнула она. Никаких других слов не придумывалось.
Он еще раз кашлянул. У подножия двери замерцал жутковато-красный свет от огня, разбиваемый двумя тенями, показывавшими, где стоят ноги Чарли Мэнкса. Несколько мгновений снова слышался шепот.
— Детка, — обратился он к ней. — Я безо всяких раздумий предоставлю этому дому сгореть. Мне есть, куда поехать, а эта укромная дыра теперь уже все равно для меня спалена. Выходи. Выходи, или задохнешься там в дыму, и потом никто не опознает твои обгорелые останки. Открывай дверь. Я не причиню тебе никакого вреда.
Она опиралась на стиральную машину, обеими руками держась за ее край, а ноги у нее так и ходили ходуном — неистово, едва ли не комично.
— Жаль, — сказал он. — Мне бы хотелось знаться с девушкой, у которой есть собственный транспорт, позволяющий путешествовать по дорогам мысли. Мы же с тобой относимся к редкому виду. Нам надо бы учиться друг у друга. Ладно. Сейчас я тебе кое-что преподам, хотя этот урок вряд ли придется тебе по вкусу. Остался бы с тобой и поговорил чуть дольше, но здесь становится слишком тепло! А я, если честно, предпочитаю климат похолоднее. Я так люблю зиму, что практически стал одним из эльфов Санта-Клауса! — И он снова рассмеялся этим своим ржущим ковбойским смехом: и-го-го-го-го!
На кухне что-то опрокинулось. Это что-то обрушилось на пол с такой силой, что Вик вскрикнула и едва не вскочила на стиральную машину. Удар сотряс весь дом, породив отвратительную вибрацию, пробежавшую по плиткам пола. На мгновение ей показалось, что пол может провалиться.
По звуку, по весу, по силе удара она поняла, что именно сделал Мэнкс. Он схватил этот здоровенный старый холодильник в роскошно-порнографическом стиле и опрокинул его перед дверью.
* * *Вик долго стояла у стиральной машины, ожидая, когда же у нее перестанут трястись ноги.
Сначала она не верила по-настоящему, что Мэнкс ушел. У нее возникло чувство, что он ждет, чтобы она бросилась к двери и заколотила в нее, умоляя ее выпустить.
Она слышала гул огня. Слышала, как лопаются и трескаются от жара какие-то вещи. Обои шипели и похрустывали, словно кто-то подбрасывал в костер горсти хвои.