Человек в Противогазе смотрел на него сверху вниз.
— А вот у Виктории МакКуин, похоже, парочка настоящих материнских сисек. Вы их видели лично. Что вы думаете об ее сиськах?
Зиг уставился на него. Он понимал, о чем спрашивает Человек в Противогазе, но не мог сообразить, как ответить на такой вопрос. Вик МакКуин было всего восемь лет; в сознании Зига она снова стала ребенком, девочкой с мальчишеским велосипедом. Время от времени она заходила к нему раскрашивать фигурки. Приятно было наблюдать за ее работой — она раскрашивала человечков с тихой преданностью, сузив глаза, как будто щурилась, заглядывая в длинный туннель и пытаясь увидеть, что там, на другом конце.
— Это же ее дом вон там, через улицу, верно? — спросил Человек в Противогазе.
Зиг не хотел ему говорить. Не хотел идти на коллаборационизм. Ему в голову пришло именно слово «коллаборационизм», а не «сотрудничество».
— Да, — услышал он собственный голос. Потом добавил: — Почему я вам это сказал? Почему я отвечаю на ваши вопросы? Я не коллаборационист.
— Это тоже севофлуран, — сказал Человек в Противогазе. — Вы не поверите, какие вещи порой говорили мне люди, которым я давал подышать добрым старым пряничным дымом. Одна старушка, которой, самое меньшее, было шестьдесят пять лет от роду, сказала мне, что кончила всего раз в жизни, когда ей засадили в задницу. Шестьдесят пять лет! Тьфу, да же? Будешь ли нежить, будешь ли тешить в шестьдесят пять лет![104] — Он захихикал — это был невинный, захлебывающийся смех ребенка.
— Это сыворотка правды? — сказал Зиг. Ему потребовалось основательное усилие, чтобы озвучить этот вопрос: каждое слово было ведром с водой, которое приходилось с трудом доставать из глубокого колодца вручную.
— Не совсем, но этот газ, конечно, высвобождает подсознание. Размягчает его для внушения. Подождите, вот скоро ваша жена начнет приходить в себя. Станет лакомиться моим членом, словно это ее обед, а она пропустила завтрак. Она просто будет считать, что так и надо! Не беспокойтесь. Я не заставлю вас смотреть. К тому временем вы будете мертвы. Слушайте: где Вик МасКуин? Я целый день наблюдал за домом. Там, похоже, никого нет. Она что, уехала на лето, да? Это была бы досада. Для головы и зада!
Но Зигмунд де Зут не ответил. Он отвлекся. До него наконец дошло, что такое он слышал, что производило это шипение, это царапанье, этот глухой стук.
Это было вовсе не у него в голове. Это была пластинка, которую он слушал, секстет «Облачный атлас» в исполнении Берлинского оркестра.
Музыка кончилась.
Озеро Уиннипесоки Конец июняКогда Уэйн отправился в дневной лагерь, Вик начала работать над новой книжкой… и «Триумфом».
Ее редактор полагал, что, возможно, пришла пора для «ПоискоВика» на праздничную тему, и считал, что большим спросом могло бы пользоваться рождественское приключение. От этой мысли поначалу несло запахом скисшего молока, из-за чего Вик морщилась, испытывая к ней рефлекторное отвращение. Но, несколько недель так и этак повертев ее в уме, она поняла, каким беспощадно коммерческим окажется такой выпуск. Кроме того, она представляла себе, как мило будет выглядеть ПоискоВик в полосатой, как леденец, шапке и с таким же шарфом. Ей ни разу не пришло в голову, что у робота, созданного на основе двигателя мотоцикла «Вулкан», никогда не возникнет потребности в шарфе. Это будет правильно выглядеть. Она была рисовальщицей, а не инженером; реальностью можно было пренебречь.
В дальнем углу каретного сарая она расчистила место для своего мольберта и положила начало новой книжке. В первый день она проработала три часа, простым синим карандашом рисуя озеро с раскалывающимся льдом. ПоискоВик и его маленькая подруга Бонни хватаются друг за друга на плавающей льдине. Безумный Мебиус Стрипп подобрался к ним снизу, на подводной лодке, сработанной под Кракена, чьи щупальца выбрасывались вокруг них. По крайней мере, ей казалось, что она рисует щупальца. Вик, как всегда, работала, включив музыку и отключив сознание, склоняя в задумчивости голову набок. Пока она рисовала, лицо у нее было гладким, лишенным складок, как у ребенка. И таким же безмятежным.
Она корпела над рисунком, пока у нее не свело руку, затем оставила работу и вышла на дневной свет, потянулась, заведя руки за голову, и прислушалась к хрусту в позвоночнике. Вошла в коттедж, налила себе стакан чая со льдом — об обеде Вик не беспокоилась, она вообще почти не ела, когда работала над книгой, — и вернулась в каретный сарай, чтобы обдумать, чему будет место на второй странице. Решила, что если она тем временем будет возиться с «Триумфом», то обдумыванию это не повредит.
Она собиралась ухлопать на мотоцикл час или около того, а затем вернуться к «ПоискоВику». Вместо этого она проработала три часа и забрала Уэйна из лагеря на десять минут позже срока.
После этого она стала заниматься книгой по утрам, а мотоциклом — после полудня. Она приучилась ставить будильник, чтобы всегда забирать Уэйна вовремя. К концу июня она накопила целую стопку эскизных страниц и разобрала «Триумф» вплоть до двигателя и голой металлической рамы.
За работой она пела, хотя редко это осознавала.
— Коль пою я эту песню, то никто здесь не уснет! Я сегодня в настроенье — ночь петь буду напролет! — пела она, когда работала над мотоциклом.
А работая над книгой, она пела:
— К Рождеству везет нас папа — сани Санты ждут там нас. К Рождеству везет нас папа, чтобы день прошел, как час.
Но это была одна и та же песня.
Хэверхилл 1 июляПервого июля Вик с Уэйном поместили озеро Уиннипесоки в зеркало заднего вида и поехали обратно к дому ее матери в Массачусетсе. Теперь это был дом Вик. Она все время об этом забывала.
Лу летел в Бостон, чтобы провести четвертое вместе с Уэйном и впервые в жизни увидеть фейерверк в большом городе. Вик собиралась провести выходные в доме матери — теперь в своем доме — и постараться не пить, разбирая вещи мертвой женщины. У нее была мысль продать дом осенью и вернуться в Колорадо. Это стоило обсудить с Лу. Над «ПоискоВиком» она могла работать где угодно.
В коридоре маршрута 1, ведшем в Хэверхилл, движение было из рук вон плохим. Они застряли на дороге, под отдающимся головной болью небом с низко клубящимися облаками. Вик чувствовала, что никто не должен мириться с вот таким небом, оставаясь холодно трезвым.
— Тебя сильно тревожат призраки? — спросил Уэйн, пока они стояли на холостом ходу, ожидая, когда поедут автомобили перед ними.
— А что? Тебя пугает, что мы остановимся на ночь в доме бабушки? Если ее дух еще там, он не причинит тебе никакого вреда. Она тебя любила.
— Нет, — безразличным тоном сказал Уэйн. — Просто я знаю, что призраки любили с тобой поговорить, вот и все.
— Уже нет, — сказала Вик, меж тем как поток машин наконец поредел, и ей удалось проехать по правой полосе до поворота. — Уже все, малыш. Твоя мама повредилась умом. Вот почему мне пришлось лечь в больницу.
— Они были ненастоящими?
— Конечно, нет. Мертвые остаются мертвыми. Прошлое — это прошлое.
Уэйн кивнул.
— Кто это? — спросил он, глядя через двор, когда они свернули на подъездную дорогу.
Вик, задумавшись о привидениях, не обратила внимания на его вопрос и не заметила женщины, сидевшей у нее на крыльце. Когда Вик загнала машину на стоянку, посетительница поднялась на ноги.
На гостье были застиранные джинсы, распадающиеся на нити на коленях и бедрах, причем совсем не в соответствии с модой. В одной руке она держала сигарету, испускавшую бледную струйку дыма. В другой руке у нее была папка. У нее был тягучий, нервный взгляд наркоманки. Вик ни с чем не могла ее сопоставить, но была уверена, что знает ее. Она понятия не имела, кто это, но как-то чувствовала, что уже много лет ожидала появления этой женщины.
— Твоя знакомая? — спросил Уэйн.
Вик помотала головой. На какое-то время она лишилась дара речи. Большую часть последнего года Вик провела, крепко держась за здравомыслие и трезвость, словно старушка, сжимающая пакет с продуктами. Глядя во двор, она чувствовала, что дно у пакета начинает рваться.
Наркоманка в расползшихся джинсах «Чак Тейлор» вскинула руку в нервном, ужасно знакомом коротком взмахе.
Открыв дверцу машины, Вик вылезла и обошла капот, чтобы оказаться между Уэйном и этой женщиной.
— Могу я чем-то помочь? — прохрипела Вик. Ей требовался стакан воды.
— Надеюс-с-сс-ссс… — Голос у нее звучал так, словно она вот-вот чихнет. Лицо у нее потемнело, и она выдавила: — сь, да. Он с-с-су-свободен.
— Надеюс-с-сс-ссс… — Голос у нее звучал так, словно она вот-вот чихнет. Лицо у нее потемнело, и она выдавила: — сь, да. Он с-с-су-свободен.
— О чем вы говорите?
— О Приз-з-зраке, — сказала Мэгги Ли. — Он с-с-снова разъезжает п-п-по дорогам. Я думаю, ты должна вос-с-спользоваться с-с-своим мос-с-стом и попытатьс-с-ся найти его, Вик.
* * *Она слышала, как Уэйн вылез из машины позади нее, как захлопнулась его дверца. Он открыл заднюю дверцу, и с заднего сиденья спрыгнул Хупер. Она хотела сказать ему вернуться в машину, но тогда она выдала бы свой страх.
Женщина улыбнулась ей. Ее лицо было отмечено невинностью и простой добротой, что для Вик очень живо ассоциировалось с сумасшествием. В психиатрической больнице она достаточно часто видела такие лица.
— Из-з-зз-звини, — сказала гостья. — Я не хотела начинать с-с-с-с… — Теперь голос у нее звучал так, как будто ее могло вырвать. — …с-СС-с этого. Я Ммм-мм-мм — о боже. Ммм-МММ-мм-мммм-МЭГГИ. С-с-сильно з-з-з-заикаюсь. Из-з-вини. Однажды мы с-с тобой пили чай. Ты поц-ц-царапала колено. Давно. Ты была не намного с-с-старше, чем твой с-су-сс-сс… — Она замолчала, глубоко вздохнула, попробовала еще раз. — Мальчик. Но, думаю, ты точно долж-ж-жна это помнить.
Ужасно было слушать, как она пытается говорить, — все равно, что смотреть, как безногая женщина перетаскивает себя по тротуару. «Раньше она не заикалась так сильно», — подумала про себя Вик, в то же время оставаясь убежденной, что эта наркоманка — невменяемая и, возможно, опасная незнакомка. Оказалось, она в состоянии совмещать эти два понятия, совсем не чувствуя, что противоречит сама себе.
Наркоманка коснулась руки Вик, но ладонь у нее была горячей и влажной, и Вик быстро отстранилась. Вик посмотрела на руки девушки и увидела, что их испещряют множественные блестящие шрамы, похожие на оспины, — ожоги от сигарет. Некоторые из них были лиловато-розовыми, недавними.
Мэгги бросила на нее краткий взгляд, в котором смущение граничило с болью, но, прежде чем Вик смогла что-то сказать, Хупер, протиснувшись мимо, уткнулся носом в промежность Мэгги Ли. Мэгги засмеялась и оттолкнула его морду.
— Ой, ну и ну! У тебя ес-с-сть свой Йети. Какой милый, — сказала она. Она посмотрела поверх собаки на сына Вик. — А ты, должно б-б-быть, Уэйн.
— Откуда вы знаете его имя? — хриплым голосом спросила Вик, в голову которой пришла сумасшедшая мысль: «Фишки «Эрудита» не могут сообщать ей настоящих имен».
— Ты посвятила ему свою первую ис-с-с-с… книгу, — сказала Мэгги. — Раньше все они были у нас в библиотеке. Я тебя обож-жжжжжжжжжала!
— Уэйн? Отведи Хупера в дом, — сказала Вик.
Уэйн свистнул, щелкнул пальцами, прошел мимо Мэгги, и собака неуклюже затрусила вслед за ним. Уэйн плотно закрыл дверь за ними обоими.
Мэгги сказала:
— Я всегда думала, что ты напишешь. Ты обещала. Гадала, подашш-ш-шь ли ты весточку, когда арестовали М-М-МУ-мммМэнкса, но потом подумала, что ты решила вычеркнуть его из своей жизни. Несколько раз я ч-ч-чуть тебе не написала, но с-с-сначала боялась, что твоя с-с-су… твои родные с-с-станут рас-с-с-с-спрашивать тебя обо мне, а потом подумала, что ты, м-мм-может быть, хочешь вычеркнуть из с-своей жизни и меня.
Она снова попыталась улыбнуться, и Вик увидела, что у нее недостает зубов.
— Мисс Ли. По-моему, вы что-то путаете. Я вас не знаю. И ничем не могу вам помочь, — сказала Вик.
Вик пугало именно ощущение, что все было ровно наоборот. Мэгги ничуть не путалась — лицо у нее так и блестело от сумасшедшей определенности. Если кто и путался, так это сама Вик. Она видела все это перед своим мысленным взором: темную прохладу библиотеки, пожелтевшие фишки «Эрудита», разбросанные на столе, бронзовое пресс-папье, похожее на пистолет.
— Если ты меня не знаешь, то откуда тебе известна моя фамилия? Я ее не называла, — сказала Мэгги, только с сильным заиканием — на то, чтобы вывести эту фразу наружу, потребовалось около полуминуты.
Вик подняла руку, требуя тишины, и отмела это заявление как нелепое. Конечно, Мэгги упомянула свою фамилию. Она назвала ее, когда представлялась, Вик в этом не сомневалась.
— Вижу, однако, что вам кое-что обо мне известно, — продолжала Вик. — Поймите, мой сын ничего не знает о Чарльзе Мэнксе. Я никогда не говорила ему об этом человеке. И я не позволю, чтобы он услышал о нем… от посторонней. — Она чуть было не сказала от сумасшедшей.
— Конечно. Я не хотела п-п-пугать тебя или с-с-с-с…
— Тем не менее вы это сделали.
— Н-н-н-но, Вик…
— Прекратите называть меня так. Мы не знаем друг друга.
— Если бы я называла тебя П-п-п-пацанкой, тебе бы больше понравилось?
— Я не хочу, чтобы вы хоть как-то меня называли. Я хочу, чтобы вы ушли.
— Н-н-но тебе надо узнать о мм-мм-ммм… — От отчаянного желания выдавить нужное слово она едва не стонала.
— Мэнксе.
— Спасибо. Да. Нам надо решить, что с ним делать.
— С чем что делать? Что значит — Мэнкс снова разъезжает? Условно-досрочного он не получит вплоть до 2016 года, а последнее, что я о нем слышала, — он лежит в коме. Даже если бы он проснулся и его освободили, ему было бы лет двести. Но его не выпускали, потому что в противном случае меня бы уведомили.
— Он не настолько стар. Попробуй сссс-с-с… — Она словно имитировала звук горящего фитиля. — …сто пятнадцать!
— Господи Боже. Я не обязана выслушивать эту чушь. У вас есть три минуты, чтобы убраться, леди. Если после этого вы еще будете на лужайке, то я вызову полицию.
Вик сошла с дорожки в траву, собираясь обойти Мэгги и достичь двери.
Она этого не сделала.
— Тебя не уведомили, что его отпустили, потому что его не отпускали. Подумали, что он умер. В конце мммм-мм-мая.
Вик застыла на месте.
— Что значит — подумали, что он умер?
Мэгги протянула папку.
На внутренней стороне обложки Мэгги записала телефонный номер. Взгляд Вик задержался на нем, потому что первые три цифры, шедшие после кода зоны, были собственным ее днем рождения, а следующие четыре цифры были вовсе не четырьмя цифрами, но буквами ФУФУ, своего рода непристойным заиканием из самих себя.
В папке содержалось около полудюжины распечаток из разных газет, сделанных на листах бумаги с надписью ТУТСКАЯ ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА — ТУТ, ШТАТ АЙОВА. Бумага была в пятнах от воды и сморщенной, коричневатой по краям.
Первая статья была из газеты «Денвер Пост».
Предполагаемый серийный убийца Чарльз Талант Мэнкс умирает, вопросы остаются
Там была миниатюрная фотография, сделанная при аресте: худое лицо с выпученными глазами и бледным, почти безгубым ртом. Вик пыталась прочесть статью, но текст расплывался у нее перед глазами.
Она вспомнила бельепровод — и как слезились у нее глаза, как полны были дыма легкие. Она вспомнила лишающий мыслей ужас, сопровождаемый мотивом «Веселого Рождества».
Она выхватывала отдельные фразы из статьи: дегенеративное заболевание, подобное болезни Паркинсона… прерывистая кома… подозревается в десятке похищений… Томас Прист… перестал дышать в два часа ночи.
— Я не знала, — сказала Вик. — Никто мне не сообщил.
Она была слишком выведена из равновесия, чтобы продолжать сосредоточивать свою ярость на Мэгги. Она просто думала: он умер. Он умер, и теперь ты можешь о нем забыть. Эта часть твоей жизни завершена, потому что он мертв.
Эта мысль не принесла с собой никакой радости, но она чувствовала возможность чего-то лучшего: облегчения.
— Не знаю, почему мне не сообщили, что его не стало, — сказала Вик.
— Ммм-мм. Спорить готова: потому что растерялись. Посмотри на следующей странице.
Вик устало подняла взгляд на Маргарет Ли, вспомнив ее слова о том, что Мэнкс снова разъезжает по дорогам. Она подозревала, что сейчас они подойдут к собственному сумасшествию Мэгги Ли, тому безумию, что заставило ее проделать весь путь из Тута, штат Айова, в Хэверхилл, штат Массачусетс, чтобы просто передать Вик эту папку.
Вик перевернула страницу.
Труп предполагаемого серийного убийцы исчезает из морга
Департамент шерифа обвиняет «вандалов-извращенцев»
Вик прочла первый абзац, затем закрыла папку и протянула ее обратно Мэгги.
— Псих какой-то тело украл, — сказала Вик.
— Н-н-не думаю, — сказала Мэгги. Папку она не приняла.
Где-то ниже по улице взревела, оживая, газонокосилка. Вик только сейчас заметила, как жарко было во дворе. Даже сквозь пасмурную дымку солнце пекло ей голову.