— Я не ослышалась, Джек сказал, что у него в животе урчит? Ты ж обессилел уже совсем — садись-ка, вот тебе супу —
— Ну что, детки, повеселились?
Мэгги:
— Нет!
— Мэгги! ну как ты себя ведешь?
Я помог ей снять пальто; под ним на ней было хлопчатобумажное платьице; от сладости ее фигурки мне захотелось расплакаться.
— Мэгги никогда ни Бостон не нравился, ни другие места, — сообщила мне миссис Кэссиди, — так что не обращай на нее внимания, она просто дурью мается —
Ей нравится только носить старый свитер, туфли и на качелях качаться — совсем как я —
— Мне тоже, миссис Кэссиди — если б не нужно было в футбол играть —
— Идите есть!
Громадный ростбиф, картошка, мятая репа, подливка — как раз то, что ирландская дама станет в меня впихивать, да еще с добавкой —
После ужина с разбитым сердцем сидел я на другом конце гостиной напротив Мэгги и наблюдал за нею, полусонный, а они разговаривали — как дома, поужинали, дремлем в креслах, сладкие ноги Мэгги — Ее темные глаза презрительно окидывали меня — Она свое слово сказала — Миссис Кэссиди видела, что мы не поладили — Большая экспедиция, планы, великий бал, цветы — всё коту под хвост.
Утром в понедельник они отправились домой, хорошенько выспавшись, Мэгги — к своей веранде, младшим сестренкам, обожателям, что по-соседски заглядывают на огонек, к своей реке, к своей ночи — а я к своим водоворотам нового треска и блеска — стоя в школьном коридоре, Милтон Блох, позже ставший композитором, представил меня Лайонелу Смарту («Псих Смарт» — и это преподавателю математики), который впоследствии стал моим замечательным милым другом современного джазового поколения, Лондона, Нью-Йорка, целого мира — «Это Джек Дулуоз, он считает, что самая великая банда — у Маггзи Спэнира [81]», а Лайонел весь вспыхивает, хохочет: «У Каунта, чувак, у Каунта» [82] — 1940-й — бегом в «Савой», треп на тротуарах Американской Ночи с басистами и падшими духом тенорами с громадными безразличными веками (Лестер Янг [83]); статьи в школьную газету, в «Парамаунте» Гленн Миллер, новые ботинки, выпускной день, а я валяюсь на травке и читаю Уолта Уитмена и свой первый в жизни роман Хемингуэя, а с другой стороны студгородка долетают бурные аплодисменты и напутственные речи (у меня не оказалось белых штанов) —
Весна в Нью-Йорке, первый запах древесного дыма на Третьей авеню в первую ночь без заморозков — парки, любови, прогулки с девчонками, стили, восторги — Нью-Йорк на безукоризненной лирической полочке Америки в Ночи, Яблоко на Скале, зеленый мазок отвесного Куганз-Блафф над Поло-Граундз в первую неделю мая, и Джонни Майз [84] из «Сент-Луисских Кардиналов» засандаливает новый хоумран — сестренка Билла Керески Мики в черных шелковых брючках в пентхаусе, губы алые, а под глазами круги шестнадцатилетней, на груди — мягкий инициал — Пластинки Дьюка [85] — Дикие гонки в Йельский студгородок, круг за кругом вокруг Маунт-Вернон в полночь с гамбургерами и девчонками — Фрэнк Синатра невероятно блистателен в свободном ниспадающем костюме, поет вместе с Гарри Джеймсом «На сингапурской улочке» [86], и не только девчонки-подростки от него тащатся, но и мальчишки-подростки, что уже слышали в Калифорнии этот печальный кларнет Арти Шоу на тихой изумительной улочке у Утрилло [87] — Всемирная Ярмарка, грустные тромбоны с эстрады-ракушки над всеми этими лебедями — Павильоны с международными флагами — Счастливая Россия — Вторжение во Францию, большой Бух! за морем — Французские профессора под деревьями — Чокнутый Марти Черчилль лезет в подземку и сшибает у какого-то мужика шляпу на пол, а поезд трогается Ха Ха Ха! — мы несемся по платформе надземки — Просыпаюсь однажды воскресным утром в квартире Дэвида Ноулза на Парк-авеню, открываю жалюзи, вижу молодого мужа в фетровой шляпе и гетрах, он выгуливает красиво одетую жену и младенца в коляске сквозь рябь золотых солнц, прекрасно и совсем не грустно — Сreme de menthe в «Плазе», vichyssoise, pate [88] при свечах, роскошные шеи — Воскресенье в «Карнеги-холле».
Весенние сумерки
на Пятой авеню,
— птица.
Разговоры за полночь на Бруклинском мосту, подходят сухогрузы из Монтевидео — Дикие поколения скачут в джазовых точках, гении в роговых очках наливаются пивом — Впереди Коламбийский университет — Заемщики биноклей в спальне Майка Хеннесси разглядывают девчонок из Барнарда [89] за зеленой площадкой для гольфа —
Мэгги потеряна.
46
Три года спустя, в холодную снежную ночь, лоуэллский вокзал переполнен поздними пассажирами из Бостона, что сжимают в кулаках «Дейли рекордз», спешат к машинам, автобусам. Через дорогу вокзальная столовка процветала, на гриле сочно шкворчали гамбургеры, а когда раздатчик со своей старой монтанской физиономией вылил на тускло поблескивавший жир жаровни тесто для блинчиков, оно все взметнулось вверх шипооблаком, громко, а двери взвизгивали, когда поездные мальчишки заходили поесть. Пассажирский поезд, 6.05 или 6.06, только что отошел, по Лоуэллу в зимних сумеречных снегах громыхал товарняк в сотню вагонов. А его последняя теплушка тащилась следом по мосту через Конкорд в Южном Лоуэлле, как раз недалеко от Массачусетс-стрит — паровоз пробирался носом сквозь лесные склады и оптовые базы сантехники, газгольдеры центрального Лоуэлла за ткацкими фабриками и Челмзфорд-стрит, а на задних дворах Принстон-бульвара подвижный состав еще вяз в сеющихся снежных заносах. По Миддлсекс-стрит и за железнодорожными путями, несколько обшарпанных тускло-серых парадных спрятали от бури нескольких лоуэллских официантов. Ресторан «Благден» работал не бойко, бурый на углу, внутри несколько скучных едоков, зал кафетерия. За ним гараж и стоянка «Благден» уже почти справились с вечерним наплывом. Служитель только откатил на место большой грузовик, поближе к перегородке, и втиснул последний «бьюик» поглубже в ряд в самом дальнем углу гаража, места почти не осталось. Служитель остался один, прошел на свое место с ключами от машины, карандашом и квитанциями, толстые ляжки спешили — полунританцовывая. У больших подъемных ворот присвистнул, увидев, что буран медленно опускается в переулок; над головой тускло тлело серое кухонное окно многоквартирного дома — служитель слышал, как о чем-то болтают детишки. Он свернул в пузо кабинетика с конторкой, швырнул на нее корешок квитанции к другим бумагам и сигаретным пачкам, а сам бросился в кресло на колесиках, развернул его и закинул ноги на стол. Рыгнул. Снял трубку. Набрал номер.
— Здорово, эт ты, Мэгги?
— Да. Джек? Опять звонишь? Я думала, ты со мной уже всё — не поверила —
— Я, я! Давай! Я за тобой прям щас заеду — Попьем пивка в конторе, радио врубим, попляшем — я тебя домой отвезу — на здоровенном «бьюике» —
— Во сколько?
— Прям щас!
— Похоже, ты изменился.
— Ну дак. Три года тебе не хухры-мухры!
— Последний раз, когда я тебя видела — после бала — помнишь? — такой мальчик из колледжа был —
— Я уже не мальчик из колледжа. — Я через месяц на Флот ухожу.
— Ты же был уже на флоте!
— Так то ж торговый —
— Тогда ты был лучше — Но я все равно приду — «Мэгги все та же», — подумал служитель гаража,
Джек Дулуоз, высчитывая:
— Значь так, я буду ровно через двадцать минут. Сиди наготове. Я сразу должен вернуть этот «бьюик» на место. Это все равно что угнать. И за стоянкой никто не присматривает —
— Ладно. Я уже готова.
— Отлично, малышка, — сказал Дж. Д. — покеда, — кинув трубку и вскочив на ноги. Вытащил ключи, вышел, запер дверь кабинетика, попробовал — подошел к подъемным воротам просто дернуть за ручку, хлопнул по ним, снова углубился в гараж, сел в «бьюик».
Дверца машины мягко фыркнула. Затем снова щелкнула, когда он выскочил опять и выключил несколько ламп в гараже — Уже в сумраке начал что-то сокрушенно искать. Затем машина медленно завелась, он сдал чуть-чуть назад, переключил передачу, выехал, мигнули фары — осветив все гаражные тени — Бибикнул клаксон, когда он случайно двинул локтем, нашаривая сигареты — С подозрением оглядываясь через плечо, проехал по гаражу, выехал наружу в занесенный снегом переулок — Шапки на нем не было, одна куртка — Всего лишь за несколько месяцев до этого он работал репортером в одной лоуэллской газетенке и сейчас выглядел дико, словно человека вывалили в эту краснокирпичную груду ночи из какой-то каталажки, и он теперь, весь сияя, воровато и неистово озирается, вертит пугливой своей головой, отовсюду слыша воображаемые звуки, видя, как на него мчатся воображаемые машины, а он должен быть на стреме — невозможно медленно «бьюик» пополз к выезду из проулка. Снег повалил гуще. «Валет бубен, — пел Джек, — валет бубен, тобою буду я сражен», — выговаривая «Уаэт бубьон» как бы в память о Джи-Джее Ригопулосе, который пел так в новогоднюю ночь 1939 года, когда он сам впервые встретил Мэгги, эту девушку, кому он сейчас засадит так засадит, вот только затащит сперва в этот «бьюик», чуть попозже в гараже, и поглубже —
— Малышка, — вслух произнес он, — я тебя сегодня вечерком точно отымею — так, как раньше с тобой бывало, теперь не проканает — я ж тебя просто наизнанку выверну — у меня и после тебя были бабы, и поездил я немало, и заезжал далеко — я б мог тебе такого порассказать, что вся твоя занюханная Массачусетс-стрит под этой звездой побледнела бы и скукожилась — и про железные дороги, и про бутылки, что я швырял, а женщины приносили мне на ужин джин, и про старых бичар, за которыми я перся по полям, чтоб только послушать, как они блюза поют — и про луны над Вирджинией — и про птичек на том же месте засушливым утром — рельсы на юг бегут, на запад — обо всех пыльных местах, где я присаживался — спал — О том, что я узнавал наутро за конторским столом, за школьной партой, за письменным столиком у себя в спальне — О романчиках прямо на гравии — на расстеленных в парке газетах — на кушетках пивных землячеств — О танцах, что я разучивал у ночного окна в одиночестве — О книгах, что я прочел, о новых философиях, что я придумал — Торстен Веблен, дорогая моя — Шервуд Андерсон [90], милашка — и еще чувак, которого зовут Достоевский — и о горах на Северном полюсе, на которые я взбирался — Так не пытайся же дать мне сегодня отлуп, получишь по рукам, я спущу тебя в реки, ты у меня попляшешь —
Пока он говорил так, «бьюик» выкатился наконец из гаражного проулка на Миддлсекс-стрит, пропустив три машины, а теперь едва обгоняя три другие, он свернул вправо, перевалил через рельсы, пугливо заглядывая в жерла ночи по обе стороны, не выскочат ли с хрустом локомотивы, мимо вокзала, столовки, отеля «Мерри-мак» — где, как он знал, Рино, хозяин «бьюика», просто валяется в постели со своей телкой и не вылезет оттуда до утра, а если и сегодня, то все равно гораздо позже — У подножия высокого холма, куда от Мерримак уходила Школьная улица, он собрал все свое мужество, полагая, что в безумном свежем снегопаде цепи ему не понадобятся —
Вокруг мигали светофоры. Он взобрался на горку, на миг притормозив на перевале, сдав чуть правее, уступая в этой достославной карусельке кольцевой развязки чуть больше места другим лошадкам из центра Лоуэлла, описал полный круг и стал спускаться по Школьной, ведя машину уверенней, набирая скорость: интересно же, какие опасности сейчас швырнет ему в лицо реальная жизнь. Вниз мимо бального зала «Коммодор», вниз мимо академии Кита, и оставив слева черный огромный общественный пустырь, теперь побелевший и исчерченный черными пунктирами следов, еще ниже к Южному Лоуэллу и дому Мэгги.
47
Но тот не изменился. Печально гаражный служитель вглядывался в теплые огни домика, в рытвины дороги, тусклые фонари, мертвые лозы на зимней веранде, в силуэт дорогой и любимый и какой-то полунавязчиво неявный — очертания старой тахты в углу веранды, на которой так давно он терял голову от лунного вина в чьей-то чужой юности, когда его собственная юность была юна —
Мэгги выскочила на его гудок. Он не разглядел ее лица. Она сразу подбежала к другой дверце.
— Ты не хочешь зайти с моими поздороваться?
— Не-а, поехали —
Она села, испуганно, влезла в машину чуть не на четвереньках, с трудом высвободив ноги, попробовала усесться.
— Ну, вот ты какой — сильно изменился —
— Почему это?
— Похудел, но ты ведь больше и не мальчишка — то есть все равно мальчишка, но выглядишь… как-то бездушно или как-то…
— Бездушно!! Ха!
— Или как-то — А я, я изменилась?
Он завел машину, глянул наскоряк.
— Ну дак — ты такая девушка, которая всегда одинаково выглядит — хорошо —
— Ты даже не посмотрел.
Он гнал машину по Массачусетс-стрит, отчаянно стремясь хоть что-то сделать, пытаясь обруливать черневшие на снегу люки.
— Посмотрел, посмотрел.
Они дрались и боролись на самом дне «бьюика» в глубине гаража в два часа ночи, и сладость девочки таилась от мальчика под толстым резиновым поясом трусов, за который он дергал и тянул, безнадежно пьяный, уже у самых врат.
Она расхохоталась ему в лицо, он захлопнул дверцу, выключил свет, отвез ее домой, на обратном пути сумасшедше несясь по этой слякоти, тошня, матерясь.
Примечания
1
Искаженные строки из американской народной песни «Ржаной виски» (Rye Whiskey). — Здесь и далее прим. переводчика.
2
Тайрон Эдмунд Пауэр-мл. (1914—1958) — американский театральный и киноактер, как правило игравший в амплуа романтического героя-любовника.
3
ОЧАК (CMAC) — Объединение членов ассоциации католиков мужское общество взаимопомощи, в Лоуэлле существует с 1878 г. В 1900 г. на перекрестке улиц Мерримак и Потакет выстроено здание ставшее центром общественной и культурной жизни города.
4
Борис Карлофф (1887—1969) — американский актер, знаменитый исполнением ролей монстров, вампиров и маньяков в ранних фильмах ужасов. Бела Любоши — имеется в виду Бела Лугоши (1884—1956), американский актер венгерского происхождения, знаменитый своим участием во множестве фильмов ужасов.
5
Ты свою… (фр.)
6
Чарльз Бикфорд (1891—1967) — американский характерный киноактер второго плана.
7
Песня «Глубоко в грезе» (Deep in a Dream), слова и музыка Эдди Делейнджа и Джимми Ван Хьюзена, впервые записана оркестром Арти Шоу в 1938 г., вокал — Хелен Форрест.
8
Джин Крупа (1909—1973) — американский джазовый барабанщик и композитор.
9
Золотой дом (исп.).
10
«Бостон» — пончик с заварным кремом, облитый шоколадом. «Болстер» — шоколадная конфета с начинкой из твердого арахисового масла.
11
По Фаренгейту. Примерно -12°C.
12
От лат. dolor — боль, мука, страдание, скорбь.
13
Искаж. Petit Jean (фр.) — Малыш Жан.
14
Ну вот (фр.).
15
Отец мой (фр.).
16
«Отче наш» и «Славься Мария» (фр.) — католические молитвы.
17
Зд.: катавасия (фр.).
18
Ну вот (фр.).
19
«Кремел» — популярная в первой половине XX в. в США марка десертов и пудингов.
20
Гленн Миллер (1904—1944) — американский джазовый композитор и руководитель самого популярного биг-бэнда своего времени. Джеймс Фрэнсис Дорси (1904—1957) — американский джазовый саксофонист и кларнетист, руководитель оркестра.
21
«Моя греза» (My Reverie, 1938) — популярная песня на стихи Ларри Клинтона, основана на фортепианной мелодии Reverie французского композитора Клода Дебюсси (1890). «Сердце и душа» (Heart and Soul, 1938) — популярная песня Хоуги Кармайкла на стихи Фрэнка Лёссера. Боб Эберли (1916—1981) — американский джазовый певец, исполнитель баллад, пел в оркестре Джимми Дорси. Рэй Эберли (1919—1979) — американский джазовый вокалист и руководитель оркестра, брат Боба Эберли. Одно время пел в оркестре Гленна Миллера.
22
УОР, Управление общественных работ — федеральное независимое ведомство, созданное в 1935 г. по инициативе президента Ф. Д. Рузвельта и ставшее основным в системе трудоустройства безработных в ходе осуществления «Нового курса». Существовало до 1943 г.
23
Основным блюдом (фр.).
24
Станислас Паскаль Франшо Тоне (1905—1968) — американский киноактер, режиссер и продюсер. Брюс Кабо (Этьен Пелиссье Жак де Бужак, 1904—1972) — американский киноактер. Элис Фэй (Элис Жанна Лепперт, 1915—1998) — американская киноактриса. Дон Эмичи (Доминик Феликс Амичи, 1908—1993) — американский киноактер и режиссер.
25
Марк Ван Дорен (1894—1972) — американский поэт, прозаик и критик, почти сорок лет преподавал английский в Университете Коламбия.
26
«Свидание с Джуди» (A Date Tenth Judy) — многосерийная комедийная радиопостановка Эн-би-си. Передача выходила с 1941 по 1950 г.
27
Эдвин Арлингтон Робинсон (1869—1935) — американский поэт иронического склада, любимый автор президента Рузвельта.
28
Томас Клейтон Вулф (1900—1938) — американский писатель, классик литературы XX в., своими монументальными автобиографическими романами-эпопеями оказавший огромное влияние на творчество Керуака.