Сапожников на протяжении всего разговора отрешенно сидел, откинувшись в кресле, но, услышав последние слова, напрягся и выпрямился. Со стороны он напоминал породистую сторожевую собаку, увидевшую противника и готовую моментально на него броситься. Для начала Михаил Петрович спросил:
– Что же я такого важного должен буду делать?
– Разрешите, я поведаю вам о сути задания позже. Для начала я должен услышать ваш ответ, и надеюсь, вы скажете «да!».
– А если я скажу «нет»? – спросил с абсолютно отрешенным взглядом, устремленным мимо собеседника, Сапожников.
– Не думаю, что такой вариант ответа возможен. Обсуждаемая с вами тема является предметом особой государственной важности. И если я сказал, что ожидаю от вас положительный ответ, так это просто вопрос времени. Сейчас, сегодня вечером или завтра утром. Я уверен, что вы, Михаил Петрович, будучи патриотом, не можете ответить отказом.
Беленький произносил слова медленно, почти по слогам, как будто пытаясь достучаться до вдруг ставшего безразличным ко всему происходящему в данный момент в этом кабинете Сапожникова.
«Неужели он не понимает, что шансов отвертеться у него нет?» – подумал директор департамента.
– Илья Иосифович, а могу ли я как-нибудь по-другому помочь вашей организации?
– Это как, например? – с сарказмом спросил Беленький.
– Куплю вам компьютеры, или автомобили, или маленький самолет, например, или… – теперь уже издевался над собеседником Сапожников.
Михаил Петрович вдруг почувствовал необычайную легкость, как будто многотонные цепи разорвались, и он взлетел, а теперь сверху наблюдал за происходящим. Вряд ли кто-нибудь мог объяснить произошедшую с Михаилом Петрович метаморфозу, он и сам не понимал, что же произошло. В одну секунду Сапожников перестал опасаться и этого заведения, и этого человека. Теперь миллиардер видел в сидящем напротив него собеседника такого же, как и он сам, бизнесмена, пытающегося решить свои проблемы. А с бизнесменами Сапожников умел общаться профессионально, ведь он был гроссмейстером этого ордена.
– Нет! – резко оборвал его Беленький. – Нам не нужны, как вы выразились, «маленькие самолеты». Повторяю еще раз: все, что от вас требуется, – войти в контакт с Липсицем.
– Нет! – не менее жестко произнес Сапожников и замолчал, не желая продолжать разговор.
– Михаил Петрович, я понимаю, что для вас мое предложение крайне неожиданное, – вдруг перешел на мягкий, мурчащий тон Беленький, – но без вас нам будет очень трудно справиться с поставленной задачей. Имейте это в виду! Я позвоню вам завтра.
– Хорошо, – сказал Сапожников только для того, чтобы скорее закончить беседу и выскочить из здания.
Тот же офицер проводил посетителя до выхода, оттуда Михаил Петрович почти бегом добрался до паркинга и прыгнул в машину, которую с интересом рассматривали водители на стоянке. Видимо, нечасто приезжали «Майбахи» на территорию Службы внешней разведки.
Глава 3
Вечером Михаил Петрович запланировал полететь в Лондон, поэтому он решил не возвращаться в офис. Позвонил помощнику, занимающемуся его поездками по всему миру. Николай отвечал за оформление маршрутов, бронирование билетов и стыковки любых возможных видов транспорта, будь то полет частным самолетом Сапожникова, встречи шефа и членов его семьи в аэропорту, трансферы на автомобилях, заказы VIP-залов и даже швартовка личной яхты.
– Николай, попробуй сдвинь часа на три мой отлет в Лондон.
– Хорошо, Михаил Петрович, я сейчас свяжусь с Внуково-3 и минут через пятнадцать вам перезвоню.
– Договорились. Я нахожусь недалеко от Внуково, поэтому сразу поеду туда и буду ждать. Надеюсь, у тебя получится!
– Да не в первый раз изменять график. Если не случится никаких форс-мажорных ситуаций в виде полета президента, премьера или мэра Москвы, то все будет в порядке.
Эскорт автомобилей свернул на Киевское шоссе, Сапожников открыл шторку окна и посмотрел на улицу. Он поймал себя на мысли, что не может узнать хорошо знакомую с детства дорогу. Дедушкина дача располагалась в генеральском поселке в районе Апрелевки, и все детство и юность Миша проводил там. Каждое лето, в самом начале, родители забрасывали его на дачу, где у мальчика была уже сложившаяся компания. Большой теплый дом, стоящий на огромном участке размером почти с гектар, мог быть использован круглый год. В связи с этим родители часто приезжали со своими компаниями на выходные, и иногда кто-то из их знакомых брал с собой детей. Ребята с удовольствием принимали участие во взрослых посиделках, слушали, как родители поют песни, смотрели, как они танцуют под магнитофонные записи. Но главным развлечением для Миши и его друзей было разведение огня в камине, а потом они могли часами, до тошноты и угара, смотреть на пламя, подбрасывать дрова, загодя приготовленные родителями. Миша в детстве насмотрелся на огонь в камине настолько, что потом во взрослой жизни не мог его терпеть. Архитектор, проектировавший усадьбу Сапожникова, в угоду моде и сложившимся правилам красивой жизни запроектировал в главном доме целых четыре камина. Михаил Петрович, отдавший строительство на откуп жене, с ужасом обнаружил эти кошмарные сооружения и ни разу не зажег спичку ни в одном из них. Марина тоже, видимо, не питала особых чувств к открытому огню, а согласовала наличие каминов механически, поэтому стояли они уже почти десять лет, абсолютно новые, как из магазина, никем и никогда не используемые.
Вот такая же оскомина, как от огня, образовалась у Сапожникова и от Киевского шоссе. Слишком много и с удовольствием он ездил по нему в детстве. С поступлением в институт это самое удовольствие потихоньку начало таять, создавая какое-то неприятное ощущение. Его можно было сравнить с только что выпавшим снегом в середине осени – вроде красиво, вокруг белым-бело, а под ногами мерзкая слякоть.
Но иметь большую зимнюю дачу считалось очень круто в молодежной среде, поэтому по Киевскому шоссе приходилось ездить по-прежнему – возить веселые компании, но каждый раз маршрут давался все сложнее. И однажды, приехав в очередной раз на выходные со студенческой командой, состоящей из четырех юношей и двух девушек, ребята здорово погуляли. Через месяц каждая из веселых подружек во всеуслышание заявила, что она беременна, а от кого – неизвестно, но абсолютно точно от одного из той четверки. Поднялся огромный скандал, замять который не удавалось ни дедушке-герою, ни папе-профессору. И неизвестно, насколько печальными оказались бы последствия той оргии для ее участников, если бы не вмешался отец одного из них – генерал доблестной секретной службы. Он договорился, что дело закроют при условии, что юноши и забеременевшие девушки создадут счастливые пары. Ребята бросили «орел-решка», Мишу пронесло, а два его товарища женились на своих непутевых подругах. После этого случая Сапожников совсем перестал ездить на дачу и пользоваться Киевским шоссе. Даже во Внуково он предпочитал добираться по Минскому или Боровскому шоссе. Водители поначалу удивлялись этим странным маршрутам, занимавшим значительно больше времени, чем необходимо, но спорить с шефом не решались и постепенно к ним привыкли.
Когда денег было уже достаточно и встал вопрос о строительстве загородного дома, Сапожников поставил перед женой единственный географический запрет – Киевское шоссе. Марина равнодушно отнеслась к пожеланию мужа – она и без этого кроме Рублевки не представляла никакой другой подмосковной дороги, ведущей к местам, пригодным для жизни их семьи.
Пару лет назад делегация, возглавляемая президентом страны, в которую Михаил Петрович входил в качестве члена группы поддержки от российских деловых кругов, приземлилась в правительственном аэропорту Внуково -2. Когда вышли из терминала, Сапожникова пригласил к себе в машину вице-премьер правительства Меркулов. Отказаться от предложения не представлялось возможным. Эскорт Сапожникова пристроился за автомобилем вице-премьера, машины, конечно, поехали через Киевское шоссе. Сапожников смотрел по сторонам и не верил своим глазам – настолько изменилась дорога его детства. Вместо узкой асфальтовой полоски простиралась современная трасса с офисами и заправками по обеим сторонам. Вековой лес вдоль шоссе был вырублен. Автомобили могли ехать настолько быстро, что мелькавшие в окне строения создавали иллюзию городской магистрали. С тех пор водители получили указание ездить по Киевскому шоссе – сейчас оно радовало глаз и никоим образом не напоминало ту студенческую дорогу. У Сапожникова даже возникла привычка при поездке по Киевке открывать занавески на окнах машины.
Полгода назад он решился доехать до дедушкиной дачи. Здесь теперь жили родители, и их единственный сын не был у них в доме почти пятнадцать лет. Поездка не доставила Михаилу Петровичу удовольствия. Часть дороги еще не успели реконструировать, и он застал почти неизменный пейзаж, знакомый со времен своего детства, дополняемый большим количеством многоэтажных домов, построенных в последние годы на въезде в Апрелевку.
«Нет, пока я сюда ездить не буду! – решил Сапожников после этого визита. – Лучше, как и раньше, один раз в месяц стану приезжать к родителям в их городскую квартиру».
Въехали на территорию Внуково-3, небольшого терминала, обслуживающего деловую авиацию. Дежурный ничего не знал о предстоящем вылете Сапожникова, а Николай еще не звонил. Михаил Петрович решил набрать его номер сам.
– Пятнадцать минут уже прошло. Почему не звонишь?
– Михаил Петрович, я собирался связаться с вами с минуты на минуту. У меня проблемы, – произнес Николай испуганным голосом, – пока не получается не только поменять время вашего вылета, но и вечерний полет не подтверждается.
– Ты что, с ума сошел?! Как это не подтверждается? – ведь еще час назад все было в порядке…
Произнеся эти слова, Сапожников запнулся. Неужели в СВР столь быстро отреагировали на закончившийся час назад разговор? В голове образовались ужасные картины: ему закрывают границу, вызывают на Лубянку или куда там еще могут вызвать, а дальше…
– Алло, Михаил Петрович, вы меня слышите?
Сапожников понял, что пока он рисовал в голове кошмарное будущее, его собеседник продолжал что-то рассказывать.
– Да, сейчас слышу! Что-то было со связью. Повтори, пожалуйста, еще раз.
– Конечно. С вылетом проблемы возникли еще вчера. Я не хотел вас беспокоить. Оказалось, что у самолета просрочен полетный сертификат. Обещали сделать к сегодняшнему дню, но не успевают. Боюсь, придется отложить полет на завтра.
– Ну и ладно, – радостно произнес Сапожников, – завтра так завтра.
«Слава богу, технические неполадки, а я сразу начинаю грешить на СВР. Не зря ведь я почувствовал, что в моей голове начинает меняться отношение к чекистам. Они сейчас совсем другие, мало похожи на своих предшественников, так сильно, на генетическом уровне, напугавших мою семью».
Михаил Петрович вышел из здания аэропорта, вдохнул глоток подмосковного воздуха. Закружилась голова. Наверное, это от усталости и нервных потрясений.
– Здесь на сегодня все, – сказал он начальнику охраны, – едем в офис.
Удивленный сотрудник по рации вызвал со стоянки автомобили. Машины подрулили к входу, Сапожников уселся в «Майбах», нажал на кнопку регулировки сиденья так, что оказался почти в лежачем состоянии, открыл шторки на окнах и принялся с интересом, в который уже раз, разглядывать проносящиеся мимо корпуса нового терминала, гостиницы и другие выросшие за последние месяцы здания.
Весь следующий день Сапожников занимался навалившимися на него делами. Кризис давал о себе знать. Приходилось сокращать зарплаты. Людей пока еще не увольняли, но многие сами уходили, считая, что предлагаемая зарплата не соответствует их уровню. На место уволившихся никого не принимали. В головах уходящих сотрудников еще не сложилось четкого понимания нынешней ситуации: рабочих мест с каждым месяцем становилось все меньше, и уйдя из компании по собственной воле, обидевшись на «жестоких» работодателей, можно было надолго оказаться вообще без места.
Михаил Петрович не любил да и не умел увольнять людей. Для этого требовался особый талант, обладатели которого шли к жизненным вершинам, переступая через исковерканные судьбы других людей. У Сапожникова сложилась совсем другая тактика. Число сотрудников, с которыми Михаил Петрович общался лично, было ограниченным – его заместители, помощники и руководители подразделений. Если он видел, что человек не справляется с поставленными задачами, то сначала резко отчитывал его, затем переставал выплачивать ему премии, общаться с ним лично, а в конце концов и приглашать на различные встречи и совещания, отключив при этом его компьютер от Интернета и внутренней сети, а также корпоративный мобильный телефон. «Порядочный» человек, прожив месяц с небольшим в условиях полной блокады, сам писал заявление об уходе, а «непорядочный» думал, что перехитрил всех на свете и может получать зарплату только за то, что ходит на работу и с утра до вечера читает там книги и газеты. Но он сильно ошибался. Непосредственные начальники по прошествии первого месяца ничегонеделания начинали его травить: по часам контролировать приход-уход, время обеда, требовать два раза в неделю самому делать генеральную уборку в своем офисе, отправлять с заданиями, по уровню больше соответствующими посыльным или курьерам. После этого максимум через месяц увольнялись и «непорядочные».
Итак, существовало два способа расстаться с сотрудником: сразу объявить ему о том, что он не подходит, выплатить положенные два оклада и распрощаться с ним навсегда или заплатить максимум эти же две зарплаты за якобы выполняемую работу и дождаться, когда он сам уволится в течение двух месяцев. Спорить, какой из способов увольнения гуманнее, бесполезно. Одни работодатели предпочитали первый, другие – второй. Сапожников, однажды просчитав экономическую модель того и другого варианта, понял, что они практически идентичны. В таком случае, решил он, увольнять сразу не стоит, чтобы не слишком напрягать собственную нервную систему, и выбрал второй, более щадящий ее путь.
С просмотром зарплат Михаил Петрович закончил довольно быстро, вызвал финансового директора Андрея Миловидова, передал ему список и спросил:
– Что с нашими кредитами?
– Пока все нормально. Банкиры ждут результатов вашего возвращения из Лондона. Они хотят быть уверены в участии западных фондов в финансировании наших проектов.
– Молодцы! – с раздражением бросил Сапожников. – Если бы я был сам уверен в этом финансировании, то мне никакие российские банки не были бы нужны.
– Вот именно, – поддакнул финансист, – им государство денег для поддержания промышленности передало, а они сидят на них как собака на сене, сами их в индустрию не вкладывают, потому что не умеют, а нам не дают, потому что требуют дополнительных гарантий. А дополнительные гарантии от западных финансовых структур могут появиться только при наличии кредитования от наших банков – и возникает замкнутый круг. Как в той задачке: что появилось раньше – курица или яйцо?..
Сапожников, в десятый раз слушавший эту историю из уст заместителя, перебил его:
– Я понял, Андрей. Ты принес новые бумаги для Лондона?
– Нет. Осталось работы на пару часов.
– Почему?! – возмутился Сапожников. – Все должно было быть сделано вчера вечером, к моему сегодняшнему отъезду, а получается, что не готово даже к завтрашнему. В чем дело?
– Михаил Петрович, вы же знаете, бумаги были у вас еще вчера. Но англичане прислали новые вопросы, и мы не успеваем на них ответить. Слишком много вновь возникших требований…
Сапожников опять перебил Миловидова:
– Не морочь мне голову! Оставайтесь работать на ночь, но чтобы к утру документы были готовы. Принесешь мне в приемную к девяти часам. Все, можешь идти.
Сапожников остался один. Прилег на диван. От нервного напряжения ломило все тело. Посмотрел на часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Может, поехать домой? Нет, там опять будет скандал из-за этого чертова родительского собрания, лучше встретиться с Ольгой.
Роман с Ольгой продолжался второй год. Сапожникова он не очень напрягал. Девушка хоть и пыталась требовать к себе повышенного внимания, довольствовалась встречами один или два раза в неделю и существенными материальными вливаниями. Когда они познакомились, длинноногая голубоглазая красавица Ольга, совсем недавно закончившая какой-то второсортный московский университет, работала в рекламной компании. Начав встречаться с человеком чуть старше ее отца, девушка подумала, что разница в возрасте должна быть компенсирована материально. Она моментально ушла с работы, сняла хорошую квартиру в центре, купила абонемент в «World class», выпросила маленький спортивный автомобиль «BMW» и начала, как ей казалось, настоящую гламурную жизнь. Михаил Петрович не питал к Ольге никаких особых чувств, рассматривая ее в качестве красивой вывески при входе в определенные мужские компании и обладательницы роскошного молодого тела, предназначенного для нормального периодического секса. Покупка машины и драгоценностей, расходы на кратковременный отдых доставляли Сапожникову скорее удовольствие, чем огорчение, – слишком они были незначительны в его бюджете, а девушке приносили огромную радость.
Имеет ли Ольга какую-нибудь другую жизнь, он не знал, скорее – не хотел знать. Сапожников понимал, что их отношения основаны на взаимовыгодных интересах. Было абсолютно ясно, что нужно Сапожникову и что – Ольге. Любые попытки изменить сложившийся порядок вещей неизбежно привел бы к незамедлительному разрыву. Ольге, чтобы понять правила игры, потребовалось время, но по прошествии года девушка точно знала, как и чем ограничиваются ее права. Она не имеет права просить у Миши, чтобы тот остался на ночь, если он этого не хочет; отказаться от его визита, если он этого хочет; требовать куда-то поехать или пойти вместе, и наоборот, нельзя не поехать или не пойти, если приглашает Миша. Совсем незначительные ограничения взамен роскошной жизни.