— Звучит не очень убедительно, — возразил я.
— Возможно. Однако это весьма ценное дополнительное доказательство.
— Доказательство чего?
— Предположения, на которое наводят ботинки погибшего. Я их скрупулезно изучил, однако не нашел следов песка, гравия или земли, несмотря на то что до железнодорожного полотна ему пришлось добираться через пустырь. Но я обнаружил на подметках табачную золу, темную отметину, похожую на пятно от раздавленного окурка папиросы или сигары, несколько крошек печенья, а за один из гвоздиков зацепилось несколько цветных ворсинок, по всей видимости, от ковра. Это дает основание предположить, что мужчина был убит в доме, где на полу лежал ковер, а уже оттуда его отнесли к путям.
Некоторое время я молчал, поражаясь способностям Торндайка; впрочем, подобное чувство я испытывал всякий раз, когда становился свидетелем его следственных действий. Его удивительное умение сопоставлять, казалось бы, незначительные факты, выстраивать из них логические цепочки и восстанавливать по ним картину преступления всегда приводило меня в восхищение.
— Если ваши умозаключения верны, проблему можно считать решенной. В доме наверняка остались многочисленные улики. Весь вопрос в том, как найти этот дом, — наконец произнес я.
— Да, вопрос именно в этом, и решить его чрезвычайно сложно. Чтобы разгадать загадку, достаточно одного взгляда на интерьер. Но мы же не можем вторгаться в каждый дом, чтобы искать там улики. Наша путеводная нить оборвалась. Ее конец находится в неизвестном нам доме, и если мы не сможем связать обрывки, то останемся ни с чем. Ведь, как вы помните, наша главная цель — ответить на вопрос «Кто убил Оскара Бродского?».
— Так что вы предлагаете?
— На следующем этапе расследования нам необходимо связать убийство с каким-то определенным домом. Для этого я намерен собрать воедино все имеющиеся факты и рассмотреть каждый из них со всех возможных точек зрения. Если я не смогу установить необходимую связь, расследование зайдет в тупик и придется начинать с другого конца, скажем, с Амстердама, если выяснится, что Бродский имел при себе бриллианты, в чем я ни минуты не сомневаюсь.
На этом наша беседа закончилась, поскольку мы пришли на место, где было найдено тело. Инспектор и начальник станции уже осматривали рельсы в свете фонарей.
— Удивительно мало крови, — заметил последний. — Я повидал немало подобных случаев, и всегда было море крови — и на паровозе, и на полотне. Очень странно.
Едва взглянув на рельсы — они его не слишком интересовали, — Торндайк осветил фонарем землю с наружной стороны полотна — рыхлую, усыпанную гравием с мелкими включениями мела, — а затем направил свет на подметки инспектора, опустившегося на колени рядом с рельсом.
— Видите, Джервис? — тихо сказал он, и я понимающе кивнул.
К подметкам инспектора прилип мелкий гравий, среди которого виднелись пятна от раздавленных кусочков мела.
— Вы не нашли шляпу? — спросил Торндайк, поднимая с земли короткий обрывок шпагата, валявшийся на земле рядом с рельсом.
— Нет, но она должна быть где-то неподалеку. А вы, я вижу, нашли еще одну ценную улику, сэр, — усмехнулся инспектор, глядя на шпагат.
— Кто знает. Белый шпагат с зеленой ниткой. Возможно, позже он нам кое-что подскажет. В любом случае его стоит сохранить.
Вынув из кармана жестяную коробочку, в которой, среди прочего, находились пакетики для семян, Торндайк положил в один из них обрывок шпагата и надписал пакетик карандашом. Снисходительно улыбнувшись, инспектор продолжил осмотр полотна. Теперь к нему присоединился и Торндайк.
— Похоже, бедняга был близорук, — заметил инспектор, указывая на осколки от очков. — Вероятно, поэтому и забрел на пути.
— Возможно.
Торндайк, уже заметивший осколки, извлек из коробочки еще один пакетик.
— Дайте мне, пожалуйста, пинцет, Джервис. И еще один возьмите себе, чтобы помочь собрать осколки.
Инспектор удивленно поднял глаза:
— Надеюсь, вы не сомневаетесь, что очки принадлежали погибшему? Он точно был очкариком, я видел отметину у него на переносице.
— Почему бы не удостовериться в этом лишний раз? — ответил Торндайк и тихо добавил, обращаясь ко мне: — Соберите все, что найдете, Джервис. Это может нам помочь.
— Не вижу, каким образом, — возразил я, ползая по гравию в поисках мельчайших осколков стекла.
— Неужели? Посмотрите на эти осколки: некоторые из них довольно приличных размеров, а вот те, что на шпале, совсем крошечные. И обратите внимание на их количество. Состояние стекла явно не согласуется с обстоятельствами произошедшего. Это толстые вогнутые линзы, разлетевшиеся на массу мелких осколков. Как же они разбились? Явно не в результате падения: такие линзы при падении разбиваются на несколько крупных кусков. И не паровоз их переехал, иначе они превратились бы в порошок, который обязательно остался бы на рельсах, а там его нет. С оправой та же история: при падении ее повреждения были бы менее значительны, а если бы по ней проехал паровоз, тогда мало бы чего осталось.
— И что вы думаете по этому поводу?
— Состояние оправы говорит о том, что на очки наступили. Но если тело сюда принесли, вполне возможно, что и очки тоже, причем они были уже разбиты. Скорее всего, на них наступили, но не здесь, а раньше, во время борьбы. Поэтому так важно собрать каждый кусочек.
— Но почему? — никак не мог понять я.
— Если мы соберем все осколки, которые сможем найти, и окажется, что их меньше, наша гипотеза найдет подтверждение и недостающие следует искать совсем в другом месте. Если же осколков наберется точно на две линзы, значит, очки были разбиты здесь.
Пока мы собирали осколки, официальные лица кружили с фонарями вокруг путей в надежде обнаружить шляпу. Когда все осколки были найдены и дальнейшие поиски с помощью лупы уже не приносили результатов, мы увидели, что блуждающие огоньки фонарей удалились на весьма приличное расстояние.
— Пока наши друзья не вернулись, мы можем рассмотреть наш улов, — предложил Торндайк.
Поставьте чемоданчик на траву у ограды — он послужит нам столом.
Достав из кармана письмо, Торндайк разложил его на чемоданчике и прижал парой камней, хотя ночь была безветренной. Потом он высыпал на бумагу содержимое пакетика и, тщательно разровняв осколки, какое-то время молча изучал их. Вдруг на лице его появилось какое-то странное выражение, и он стал энергично выбирать крупные осколки, раскладывая их на две карточки, вынутые им из футляра. После чего начал быстро и ловко складывать осколки вместе, пока на карточках не появились очертания восстановленных линз. Я с растущим волнением наблюдал за его манипуляциями: что-то подсказывало мне, что мы находимся на пороге открытия.
Через некоторое время на карточках появились два стеклянных овала, в которых не хватало всего лишь пары мелких осколков. Оставшиеся фрагменты были столь незначительными, что дальнейшая реконструкция не представлялась возможной. Торндайк поднял голову и тихо рассмеялся.
— Довольно неожиданный результат, — объявил он.
— А в чем дело?
— Разве вы не видите, друг мой? Здесь слишком много стекла. Мы почти полностью собрали линзы, а осколков осталось гораздо больше, чем требуется, чтобы заполнить пустоты.
Взглянув на кучку мелких осколков, я понял, что он прав. Они явно были лишними.
— Удивительно. И как вы это объясните?
— Ответ нам подскажут сами осколки, если мы сумеем найти к ним подход.
Торндайк снял карточки с линзами и осторожно опустил их на землю. Вынув из чемоданчика микроскоп, он установил на нем объектив с десятикратным увеличением и поместил на предметное стекло оставшуюся стеклянную мелочь. Направив на нее свет фонаря, мой друг стал сосредоточенно смотреть в окуляр.
— Ха! — наконец воскликнул он. — Интрига усложняется. Стекла здесь одновременно и много и мало. Иными словами, очкам принадлежит лишь пара осколков, которых явно недостаточно, чтобы полностью воссоздать линзы. Остальное — это мягкое, неровное формованное стекло, не имеющее ничего общего с твердым оптическим. Все эти посторонние осколки имеют изогнутую форму, что указывает на то, что они были частью цилиндра, скорее всего стакана или бокала.
Немного переместив предметное стекло, Торндайк продолжал:
— Нам повезло, Джервис. На одном из осколков видны две расходящиеся гравированные линии, образующие острие восьмиконечной звезды. А на другом я вижу три точки — скорее всего, это концы трех лучей. По ним мы можем судить о характере сосуда. Это был тонкий прозрачный стакан со звездами. Я думаю, вам знаком этот узор. Иногда его дополняет ободок с орнаментом, но чаще наносят одни звезды. Вот, взгляните.
Не успел я приложить глаз к окуляру, как появились инспектор с начальником станции. Вид мужчин, сидящих на земле с микроскопом, чрезвычайно развеселил инспектора, и он, уже не скрываясь, расхохотался.
— Извините, джентльмены, но такому тертому калачу, как я, все это кажется немного… ну, вы понимаете. Микроскоп — вещь, конечно, занимательная, но здесь от него мало толку, верно?
— Возможно, — не стал спорить Торндайк. — Кстати, вы нашли шляпу?
— Нет, ее не обнаружили, — признался инспектор.
— Тогда мы поможем вам в дальнейших поисках, если чуточку подождете.
Торндайк капнул на карточки немного ксилола, чтобы зафиксировать осколки в собранных линзах, и убрал их вместе с микроскопом в чемоданчик, после чего объявил, что мы готовы идти.
— Здесь рядом есть какое-нибудь жилье? — спросил он у начальника станции.
— Ближе Корфилда ничего нет, а до него около полумили.
— А где проходит ближайшая дорога?
— В трехстах ярдах отсюда есть заброшенная дорога, которую прокладывали к дому, который так и не построили. От нее к станции ведет тропинка.
— А еще какие-нибудь дома там есть?
— Только один, и от него до ближайшего жилья не меньше полумили. А других дорог здесь нет.
— Есть вероятность, что Бродский шел отсюда, ведь его нашли с этой стороны путей.
Инспектор согласился, и мы последовали за начальником станции к дому, попутно разглядывая землю у себя под ногами. Пустырь, по которому мы шли, зарос щавелем и крапивой. Надеясь найти шляпу, инспектор шарил фонарем по каждому пригорку и ворошил заросли носком ботинка. Через триста ярдов мы подошли к низкой ограде, за которой был виден сад с небольшим коттеджем. Инспектор стал яростно пинать крапиву, росшую у забора. Внезапно что-то звякнуло, послышался вопль, и инспектор, поджав ногу, отскочил, оглашая воздух проклятиями.
— Какой идиот бросил в крапиву эту дрянь! — возмущался он, потирая ушибленную ногу.
Торндайк поднял с земли металлический прут толщиной в три четверти дюйма и длиной около фута.
— Похоже, он здесь недавно, — заметил он, внимательно рассматривая прут в свете фонаря. — На нем совсем нет ржавчины.
— Мне от этого не легче, — проворчал инспектор. — По башке бы съездить того придурка, который бросил сюда эту железку.
Не обращая внимания на страдания инспектора, Торндайк продолжал рассматривать прут. Потом он поставил фонарь на ограду, вынул лупу и продолжил свое занятие с удвоенным усердием. Разъяренный инспектор захромал прочь, и вскоре мы услышали, как он отчаянно колотит в ворота.
— Будьте любезны, подайте мне предметное стекло с капелькой раствора, — попросил меня Торндайк. — К пруту прилипли какие-то волокна.
Подготовив необходимое, я передал его Торндайку вместе с пинцетом, иглой и покрывным стеклом и установил на садовой ограде микроскоп.
— Сочувствую инспектору, — заметил Торндайк, заглядывая в окуляр. — Но для нас это был поистине счастливый удар. Взгляните в микроскоп.
Расположив предметное стекло так, чтобы рассмотреть весь образец, я сообщил свое мнение:
— Красная шерсть, синий хлопок и желтые растительные волокна, похожие на джут.
— Все правильно. Та же комбинация волокон, что и на кусочке, застрявшем между зубами трупа, и, вероятно, из того же источника. Похоже, этот прут вытирали о ковер или штору, которой удушили беднягу Бродского. Мы в любом случае должны проникнуть в этот дом. Слишком явная улика, чтобы ею пренебречь.
Быстро упаковав чемоданчик, мы поспешили к воротам, где увидели обоих должностных лиц, задумчиво глядящих на заброшенную дорогу.
— В доме горит свет, но там никого нет, — сообщил инспектор. — Я уже много раз стучал, но никто не отзывается. И вообще, что мы здесь забыли? Шляпа, вероятно, лежит неподалеку от того места, где был найден труп, и утром мы ее обязательно разыщем.
Торндайк молча вошел в сад и, подойдя к двери дома, тихо постучал и приложил ухо к замочной скважине.
— Я же сказал, сэр, что там никого нет, — раздраженно бросил инспектор и, видя, что реакции не последовало, пошел прочь, сердито бормоча себе под нос.
Как только он отошел, Торндайк стал шарить лучом фонаря по двери, порогу, тропинке и небольшим клумбам, с одной из которых он поднял какой-то предмет.
— Весьма ценная улика, Джервис, — объявил он, выходя из ворот и показывая мне недокуренную папиросу.
— Что же в ней ценного? Что она нам дает?
— Очень многое. Ее зажгли и кинули недокуренной, что говорит о внезапной перемене планов. Она брошена у входа в дом, значит, куривший собирался туда войти. Он не был знаком с хозяином, иначе прошел бы в дом с папиросой. Сначала этот человек вообще не намеревался входить на участок, иначе не стал бы закуривать перед воротами. Это, конечно, общие предположения, а теперь перейдем к деталям. Папиросная бумага известной марки «Зигзаг», водяные знаки видны очень четко. У Бродского была обнаружена пачка папиросной бумаги той же марки. Посмотрим, какой там табак.
Вытащив из лацкана булавку, Торндайк вытащил из папиросы кусочек темно-коричневого табака и показал мне.
— Мелкая «латакия», — не колеблясь, определил я.
— Прекрасно. Перед нами папироса с табаком, точно таким же, как в кисете Бродского, причем свернута она из необычной бумаги, имевшейся в пачке, найденной у Бродского. Руководствуясь правилом силлогизма, я могу предположить, что данная папироса была свернута Оскаром Бродским. Тем не менее мы будем искать подкрепляющие улики.
— А что это?
— Как вы могли заметить, Бродский пользовался круглыми деревянными спичками, которые и были обнаружены в его коробке. Такие спички тоже не вполне обычны. Поскольку он зажег папиросу где-то рядом с воротами, мы можем попытаться найти там обгоревшую спичку. Давайте посмотрим на дороге, по которой он, видимо, и пришел.
Мы медленно пошли по дороге, освещая фонарями землю, и буквально через несколько шагов я обнаружил валявшуюся в грязи спичку. Быстро подняв ее, я увидел, что она круглая и деревянная.
С интересом осмотрев спичку, Торндайк положил ее вместе с папиросой в свою коробочку для вещественных доказательств.
— Теперь уже нет сомнений, Джервис, что Бродский был убит здесь. Нам удалось связать это место с преступлением, так что осталось лишь проникнуть в дом и найти там другие улики.
Мы пошли вдоль ограды и на ее противоположной стороне обнаружили инспектора, недовольно беседующего с начальником станции.
— Думаю, сэр, нам пора возвращаться, — заявил он. — Мне вообще непонятно, зачем мы сюда забрели, но… Эй, сэр, остановитесь!
Торндайк, чуть подпрыгнув, закинул свою длинную ногу на забор.
— Я не разрешаю вам вторгаться в личные владения, сэр! — продолжал инспектор, но Торндайк уже преодолел ограду и смотрел на инспектора с другой стороны.
— А теперь послушайте меня, инспектор. Есть все основания полагать, что Бродский перед смертью был в доме, и я готов поклясться в этом. Сейчас важно не упустить время, мы должны идти по горячему следу. Я не предлагаю вам вламываться в дом. Мне нужно только проверить мусорный бак.
— Мусорный бак! — поперхнулся инспектор. — Нет, вы действительно джентльмен со странностями! Что же хотите там найти?
— Разбитый стакан или бокал. Тонкий, с узором из маленьких восьмиконечных звездочек. Он может быть в мусорном баке или в доме.
Инспектор колебался, но уверенность Торндайка произвела на него впечатление.
— Мы, конечно, можем покопаться в мусоре, хотя какое отношение разбитый стакан имеет к нашему делу, я ума не приложу. Это выше моего понимания. Ну, да ладно, идем.
Он перелез через ограду, и за ним последовали мы с начальником станции.
Торндайк чуть задержался у ворот, осматривая землю, а официальные лица торопливо пошли по тропинке. Не найдя ничего интересного, доктор направился к дому, внимательно оглядываясь по сторонам. На полдороге мы услышали взволнованный голос инспектора:
— Скорее сюда, сэр!
Поспешив в том направлении, мы обнаружили наших должностных лиц, с изумленным видом склонившихся над мусорной кучей. Свет их фонарей освещал осколки тонкого узорчатого стекла, сверкающие среди мусора.
— Не представляю, сэр, как вы догадались, что они здесь есть, — произнес инспектор с ноткой уважения в голосе. — Но зачем они вам, я понять не могу.
— Это всего лишь одно звено в цепи доказательств, — пояснил Торндайк, доставая пинцет и склоняясь над мусорной кучей. — Возможно, мы найдем здесь кое-что еще.
Он поднял несколько кусочков стекла и, рассмотрев их, бросил обратно в кучу. Внезапно внимание доктора привлек маленький осколок, валявшийся в самом низу. Подхватив стекло пинцетом, Торндайк стал пристально разглядывать его под лупой.