Дяченко Марина, Дяченко Сергей
Ордынец
…Невыносимая тяжесть густой черной жижи. Невыносимая тяжесть, пласты и пласты мутной воды, паутина гнилых корней — древних корней, не успевших стать слизью… Покосившиеся камни, неразличимые в плотной вязкой массе. Мертвая тишина, мертвая темнота, и давит, давит, давит…
…Встать.
Прямо посреди второй четверти в их пятом классе объявился новичок. Звали его обыкновенно — не то Витя, не то Саша, только никто почему-то не мог запомнить, как именно.
А вот фамилия у новичка была яркая. Ордынец. Человек орды.
Так и стали звать.
Юльке Фетисовой он не понравился сразу; про себя она сравнила его с желтобрюхим вараном — неприятной тварью, виденной однажды в зоопарке в городе Наеве. У варана был отрешенный, ничего не выражающий холодный взгляд; Ордынец же всегда казался повернутым к собеседнику спиной — даже когда смотрел ему прямо в глаза.
Держался он тихо и замкнуто; учился неплохо, изредка прогуливая уроки, за что и получил в конце четверти вместо поведения «прим» поведение «уд». Невыразительная внешность и вечное ко всему равнодушие сделали бы Ордынца полностью незаметным в толпе пятого «А», если бы в преддверии каникул не произошла неожиданная и неприятная история.
Накануне Нового года шефы с Плотины одарили школу пригласительными билетами на елку в Наев; каждый глянцевый билетик снабжен был корешком «Подарок». К событию готовились загодя, предвкушая и веселый хохот в электричке, и праздничную толчею большого города, и елку, и полых изнутри шоколадных дедморозов — когда выяснилось вдруг, что пригласительных не хватает на всех.
Степка Васенцов был баламут и заводила; Степка первым закричал, что если не ехать всем классом — то не поедет никто. Степку поддержали — кто из солидарности, кто из желания угодить, а кто из страха, потому что у Степки были не только громкий голос и большие кулаки, но и многочисленные друзья из шестого и даже седьмого класса. Сильнее же всего было главное опасение — выломиться из коллектива, оказаться не как все.
Юлька Фетисова огорчилась ужасно. В глубине души она признавала Степкину правоту — но убирать в шкаф уже готовое к употреблению праздничное платье оказалось тяжело до слез.
Пятый класс гордо бойкотировал Наевскую елку — а на следующий день стало известно, что Ордынец-то бойкот проигнорировал, посетил зрелище и положенный подарок съел.
Пятиклассники, со скрежетом зубовным отказавшиеся от поездки, ощутили себя обманутыми и глубоко оскорбленными; потому Степка Васенцов начал разговор, имея за спиной обширную и возмущенную толпу.
— Ты что же это?! — спросил Степка, нехорошо сузив глаза. — Ты был, что ли, на елке?
— Да, — ответил Ордынец без тени страха. Юльке Фетисовой показалось, что он удивлен.
Степка Васенцов знал, что такое «чувство локтя»; он читал передовую детскую литературу и знал, что предать подобное чувство есть самое ни на есть преступление. Он вообще был начитанный мальчик, хоть и баламут.
— Ты что же… против всех?!
Ничего ужаснее предположить было невозможно, и толпа за Степкиной спиной выжидающе притихла.
Ордынец пожал плечами. Степка шагнул вперед и протянул почти по слогам:
— А зна-аешь, что за это быва-ает?
В следующую секунду Ордынец ударил.
Это вовсе не похоже было на школьную драку с плевками, толчками и градом оскорблений. Ордынец молчал — он даже не счел нужным сделать подходящее к случаю яростное лицо. Он просто ударил, и Степка с ревом покатился по земле.
Толпа отшатнулась. Стоявшие сзади не сразу поняли, что, собственно, произошло; Васенцов прижимал руки к лицу и ревел как младенец, потому что Ордынец разбил ему нос, а это очень больно. Под этот рев пятиклассники смотрели на Ордынца, а он — на сгрудившихся перед ним испуганных детей.
В тот момент он как никогда был похож на желтобрюхого варана — Юльке Фетисовой померещился удовлетворенный блеск на дне его стылых равнодушных глаз. Почему-то сразу и всем стало ясно, что следует отступить на шаг… А лучше на два.
Степка сел, по-прежнему закрывая окровавленное лицо; ему давно уже было не до гордости не до мужества, не говоря уж о «чувстве локтя». Ордынец некоторое время разглядывал его, будто решая, ударить еще раз или хватит; решив, очевидно, что довольно, снова обернулся к потерявшим дар речи ребятам:
— Я не в вашем классе… Считайте, что не в вашем. Считайте, что меня вообще нет.
Он снова пожал плечами и ушел, оставляя позади молчащих пятиклассников и хлюпающего кровью Степку — живое доказательство тому, что Ордынец все-таки есть.
История не имела продолжения — всем сразу расхотелось проводить с Ордынцем какие-либо разбирательства.
За каникулы Степкин нос почти зажил, а кровоподтек вокруг глаза из черно-лилового сделался желтым. Школьная медсестра предположила, что Васенцов поцеловался с грузовиком; посвященные в историю старшеклассники недоуменно спрашивали друг у друга, как это ТАКОЕ можно сделать с одного удара.
Находились охотники, особенно среди старших девчонок, заглянуть в спортзал во время физкультуры пятого «А»; любопытствующий взгляд находил Ордынца в самой середине строя. Спортивный костюм его был на два размера больше, чем следовало, и в нем Ордынец походил не на героя-супердрачуна, а скорее на спущенный воздушный шарик. Все положенные нормы ГТО он сдавал обязательно на четыре.
Ордынец продолжал держаться тихо и незаметно, однако между ним и прочими стояла теперь почти осязаемая ледяная стена. Всеобщее отторжение было столь явным, что классная руководительница дождалась очередного Ордынцевого прогула, чтобы устроить воспитательный час. Темой его было Что Такое Настоящий Коллектив или Почему Нельзя Отталкивать Товарища.
Классную слушали, опустив унылые лица; Танька Сафонова ерзала, опаздывая на музыку, а хулиган Саенко, с которым у Юльки Фетисовой тянулся вялотекущий конфликт, исподтишка постреливал жеванной бумагой. Заключительным аккордом стал оптимистический вывод классной, что ребята, конечно, все поняли и Коля… нет… Саша… короче Ордынец займет в коллективе полагающееся место.
Уходящую Юльку классная поймала уже в дверях:
— Фетисова… В концерт к Восьмому марта требуют два номера.
Юлька уныло кивнула. Она была культмасс-сектором, и на все случаи жизни у нее имелся Влад Печанов с гитарой и стих про упавшего в пропасть коня.
— Обязательно займи Ордынца.
Юлька опешила — но классная уже отступала к своему столу, давая тем самым понять, что разговор окончен.
Два дня Юлька маялась, не зная, как подступиться к внезапно возникшей проблеме; потом разозлилась и решила, что Ордынцу ничего не сделается, если облеченная властью культмасс-сектора Юлька скажет ему коротко и внятно: «Подготовь то-то и то-то к такому-то числу». Ничего он, конечно, не подготовит, но вот совесть у Юльки будет чиста.
На гребне куража Юлька дождалась большой перемены и подошла к последней парте, где в вечном одиночестве обретался Ордынец.
— Эй, Ордынец!
Он поднял на нее глаза.
Слова застыли у Юльки на губах. Ей показалось, что ее с размаху зашвырнули в ледяную воду и теперь внимательно наблюдают, как она там барахтается.
— Что? — спросил Ордынец после паузы. Будто желтобрюхий варан облизнулся раздвоенным язычком и тихо спросил: что?
— Ничего, — сказала Юлька и поспешила прочь.
Дорога к двери показалась ей долгой, как кишка; она уходила, чувствуя прилипший к спине холодный вязкий взгляд. Ну уж нет, ей, Юльке, ничего от Ордынца не требуется, ну его, пусть его, черт с ним…
Степка Васенцов, видевший все от начала до конца, сочувственно ей улыбнулся.
А еще через несколько дней вялотекущий конфликт с хулиганом Саенко обострился.
На последнем уроке Саенко ткнул Юльку циркулем — прямо под лопатку. Юлька зашипела сквозь зубы и, развернувшись, залепила обидчику по носу тридцатисантиметровой пластмассовой линейкой. Географичка обоим записала в дневники, но этим дело не кончилось.
Саенко дорос как раз до Юлькиных подмышек — однако нрав имел подлый и непредсказуемый. На выходе из класса Юлька получила тяжелой сумкой по руке, охнула и выронила портфель.
— Очколупка, — сказал довольный Саенко.
— Лысая какашка, — ни с того ни с сего выдала Фетисова.
Круглое лицо Саенко сделалось длинным, как огурец. Такое сочетание оскорбительных слов лишило его остатков разума.
Первым делом он выпотрошил Юлькин портфель; растерявшись, она не успела выхватить из-под его грязного ботинка пластмассовый футляр для очков.
— Очколупка! Сука обезьянная!
Жалобно хрустнула любимая Юлькина ручка — на четыре разноцветных стержня. Разъярившись, Юлька бросилась врукопашную — но хулиган Саенко вывернулся, смачно плюнул на оборку передника и поддал носком ботинка Юльке под колено.
Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Юлька увидела двух парней из десятого класса — заинтересовавшись, они внимательно наблюдали за схваткой. Таня Сафонова испуганно жалась к стене; что-то крикнул издалека Влад Печанов — «эй, придурки, хватит» или «эй, вы чего».
Саенко футбольнул опустевший Юлькин портфель в сторону мужского туалета; кто-то загоготал противным голосом. Обливаясь слезами, Юлька снова кинулась вперед, кулак ее угодил в мягкое, Саенко взвыл и схватил Юльку за волосы.
Было ужасно больно. Она вырывалась, бессильно выкрикивая свою бесполезную теперь «лысую какашку», а Саенко методично драл и драл, не забывая походя пройтись по Юлькиным тетрадкам; в какой-то момент она не выдержала и заревела в голос — и в ту же секунду волосы ее оказались на свободе, а хулиган Саенко заорал так, что Юлькин плач утонул в его оре.
Ордынец стоял рядом, чуть наклонив голову вперед; Саенко катался с расквашенным носом, заливая кровью надраенный мастикой пол. Вопли его были совершенно нечленораздельны.
Из учительской выскочила химичка — в пятом классе нету химии, однако все, конечно, знали, что это именно химичка, причем очень свирепая. Сейчас лицо ее было краснее красной повязки на рукаве:
— Что здесь происходит?!
Десятиклассники давно слиняли. Из Саенковских воплей вычленилось смазанное:
— Орды…ы…ы…не-ец…
Химичка шагнула к Ордынцу, и ноздри ее раздувались, как алые паруса:
— Ты Ордынец? Ты это сделал?!
И тут всхлипывающая Юлька увидела невозможное. Ордынец чуть шагнул навстречу химичке и нежно, тихо, так, что слышала одна Юлька, прошептал:
— Вы дежурный педагог?
Химичка непроизвольно дернула рукой с красной повязкой.
— Почему же вы не видите, что происходит?
Химичка моргнула, и Юлька впервые увидела со стороны, как другой человек — взрослый человек! — подпадает Ордынцу под взгляд.
Саенко все хлюпал и жаловался; химичка икнула, поднеся ладонь ко рту. Вздрогнула, скривила губы; растерянно оглянулась, пробормотала невнятную угрозу и скрылась в учительской. Ордынец проводил ее взглядом, оглядел окровавленного Саенко — и потом обернулся к Юльке.
Она вдруг увидела себя его глазами — зареванная дылда в съехавших очках, растрепанная, красная, в оплеванном переднике. Ей захотелось провалиться сквозь землю — и не потому, что смотрит пятый «А» и набежавшие со всех сторон старшеклассники. Ордынец смотрел иначе. Юлька не могла понять, как — и сгорала от стыда.
Он оказался совсем рядом — невзрачный мальчонка со свинцовым взглядом старика.
— Ничего, — сказал он примиряюще. — Ничего.
Скандал замяли — Ордынцу пообещали «уд» в четверти, а Саенко так и так светил «неуд». Юльке удалось простудиться и пропустить неделю школы а когда она вернулась, все уже забыли о происшествии.
Или сделали вид, что забыли.
На один из классных часов явились шефы с Плотины — поговорить с ребятишками о чуде науки и техники, давшем название городу — Плотинск. Ради такого случая классная принесла из дому кипятильник и чай в стеклянной баночке; гости колотили ложечками в кружках и рассказывали пятиклассникам, как трудно было решиться на возведение такого исполинского сооружения — как-никак, а несколько деревень затопили!
— Двенадцать деревень, — сказали с задней парты.
Все обернулись — кроме шефов и учительницы, они сидели к классу лицом и без того видели Ордынца, положившего подбородок на ладони:
— Двенадцать деревень. Пять кладбищ. Десять церквей и две часовни. Языческое капище десятого века…
Никогда и ни при каких обстоятельствах Ордынец не заговаривал в классе первым. Только, если спросят.
Учительница нахмурилась:
— А причем тут, Коля…
Она тут же запнулась — кажется, Ордынца зовут Слава. Как назло, не было под рукой классного журнала.
— А при чем тут, Ордынец… Откуда такие сведения?
Шефы, добродушно щурясь, вовсю хлестали чай.
— А вы возьмите карту пятидесятилетней давности… Правда, там капища нету, — это снова подал голос Ордынец.
Классная обрадовалась:
— А почему бы тебе, Ордынец, не подготовить сообщение на тему… что-нибудь про науку и экологию?
Но Ордынец уже равнодушно смотрел в окно — происходящее потеряло для него всякий интерес.
Плотина была центром города и смыслом города. Плотина содержала три санатория на берегу моря и четыре пансионата в прочих живописных местах, у плотины были два пионерлагеря, пароход и лодочная база. Плотина отправляла детей своих сотрудников «за границу» — поэтому хулиган Саенко дважды был в Альпах, а отличница Таня Сафонова — ни разу, ибо Танина мама работала не на Плотине, а в городской поликлинике.
Географически Плотина рассекала город пополам, по хребту ее ползали машины, а в шлюзах кипела вода с катерами и «Кометами». Каждый год школьников водили на экскурсию к Плотине, и дамочки-экскурсоводши рассказывали с небольшими вариациями одно и то же — про чудо, его историю и что «если даже взять два миллиона лошадей и впрячь в одну повозку, они окажутся слабее, чем мощь нашей Плотины». Юлька никогда не могла представить себе такую тьму лошадей сразу.
После рассказа экскурсоводши просили задавать вопросы, и никто ничего не задавал, только Фетисова, непонятным образом жалея дамочек, со вздохом интересовалась: а если взять три миллиона лошадей?..
После памятного чаепития с шефами Юльке приснился сон. Очень страшный, между прочим.
Ей снилось, что она лежит среди склизких камней, а сверху на нее давит масса черной гнилой воды, да так, что глаза вжимаются вовнутрь черепа, а ребра втыкаются в легкие; она проснулась с криком — причиной кошмара послужил, оказывается, шестикилограммовый кот Паркет, с урчанием угнездившийся у Юльки на груди…
На другой день ей почему-то захотелось сделать Ордынцу приятное. Вроде как поблагодарить за оборону от хулигана Саенко.
Случай не заставил себя ждать — Ордынца вызвали к доске на первой же математике, тема была муторная, и Ордынец чего-то там не помнил. Юлька, по близорукости сидевшая на первой парте, имела возможность наблюдать, как холодное безразличие на лице Ордынца сменяется раздражением и замешательством.
В этот самый момент покровительствующая школьникам судьба прислала деловитую завучиху с неотложным делом; математичка отвлеклась, и тогда Юлька молниеносным движением развернула свой учебник и подтолкнула его Ордынцу чуть не под нос.
Тот удивился — по понятной причине никто и никогда ему не подсказывал. В какую-то секунду Юльке показалось, что он не снизойдет, однако Ордынец снизошел-таки. Скользнув глазами по столбику формул, он обернулся к доске и застрочил, как пулемет.
— Ты чего?!
Степка Васенцов воззрился на Юльку со второй парты. Глаза его были круглыми от обиды и возмущения:
— Ты чего? Ты это ему зачем?!
Юлька смутилась и пожалела о сделанном; она еще больше о нем пожалела, когда на перемене Васенцов подкатился к ней с видом черной тучи:
— Ему же бойкот! Ты что, штер… штрек…брехер?
Степка читал передовую детскую литературу и знал длинные сложные слова. Юлька смутилась окончательно; рядышком крутился Саенко, помышляющий о реванше.
— Оставь ее в покое.
Степка не сразу понял, откуда голос, и потому возмущенно вскинулся:
— А ты чего…
И осекся, потому что Ордынец стоял уже совсем рядом и запросто мог дотянуться до Васенцовского носа. Саенко куда-то исчез.
— Я тебя трогал, да-а? — протянул Степка уже не так воинственно. — Я к тебе лез?
— Пошел вон.
Ордынец глядел прямо Степке в глаза — ни дать ни взять желтобрюхий варан, вставший на задние лапы. Юлька увидела, как в круглых Васенцовских зрачках страх сменяется ужасом.
— Я же тебя не трогал, — прошептал Васенцов чуть не плача.
В следующую секунду место, где он только что стоял, опустело.
Ордынец закинул за спину свою видавшую виды сумку; все, кто был в тот момент поблизости, поспешно расступились перед ним широким коридором. Ордынец прошествовал по нему, как лайнер по взлетной полосе; у самой лестницы вдруг обернулся к Юльке:
— Ну, ты идешь?
И она пошла.
Она ходила за ним везде, как собачка. Книжные истории о первой любви выглядели совсем иначе, о пионерской дружбе — тем более, а потому Юлька не могла найти слова для обозначения их с Ордынцем отношений.
Он был ниже ее на голову, белобрысый, веснушчатый, щуплый; Юлька прекрасно сознавала, как смешно выглядит рядом с ним здоровенная дылда в круглых очках. Впрочем, в школе над ними не смеялись.
Уже в конце апреля Степка Васенцов подловил ее как-то возле раздевалки:
— Ты… Фетисова… Не водись с ним!
— Очень я тебя испугалась, — ответствовала уверенная в себе Юлька.
Степка поморщился, как от боли: