Букет прекрасных дам - Дарья Донцова 14 стр.


— Эту девушку знаете? — потыкал я пальцем в другие снимки.

Кисина принялась разглядывать карточки. Сначала она воскликнула:

— Райка!

Потом засомневалась.

— Нет, но похожа, жуть, может, все-таки она?

Затем добавила:

— Вот странно.

— Что? — быстро спросил я.

— Ну у Райки волосы были короткие, прямо совсем… Не так давно прихожу домой, а у нее пряди длинные!

— Как же такое получилось? — искренно изумился я. — Ну из длинных волос понимаю, как короткие сделать, но наоборот?

— Да запросто, — отмахнулась Катя, — ща все что угодно выполнят, только башляй. В салонах услуга есть, «приваривают» локоны, и все дела, смотрятся как родные, только стоит это столько, что закачаешься!

Увидав «волосатую» подругу, Катерина всплеснула руками.

— Ты с ума сошла! Зачем деньжищи грохнула! И вообще, со стрижкой лучше было.

Но Раиса фыркнула:

— Много ты понимаешь! Сейчас все манекенщицы только с длинными прическами! Если хочу карьеру на подиуме делать, следует свои отрастить, только чего мне год ждать! А так раз, два и готово.

— Ну ты и дура! — сказала привычную фразу Катя. — Где деньги взяла? С утра же жаловалась, что даже на сигареты нет.

— Одолжила, — отмахнулась подруга.

Катя только качала головой. Глупый поступок. Райка симпатичная девчонка, но особой красоты нет. Таких на улице полно. Вряд ли ей суждено стать супермоделью!

— Значит, на фото не она? — решил уточнить я.

— Уж и не знаю, — вздохнула Кисина, — похожа очень, только платье дорогое, у Раи таких нет, опять же серьги, цепочка, кольцо.

Все верно, Рита обожала обвешиваться золотом и нацепляла на себя кучу разномастных драгоценностей. То, что бриллианты следует носить только после шести вечера и что в сапфировом колье не стоит ходить на занятия, просто не приходило ей в голову.

Кстати, я не так давно попал впросак. Решил сделать ей приятное и перед днем рождения Риты отправился в ювелирный магазин, где купил золотой браслетик, показавшийся мне элегантным и оригинальным. Тоненькая цепочка, украшенная крохотными колокольчиками, я подумал, что она красиво будет смотреться на хрупком девичьем запястье. Но Рита, получив подарок, взвизгнула:

— Вау, от тебя я такой продвинутости не ожидала. Прикольная штука!

Не успел я и рта раскрыть, как она задрала брючину и навесила браслетик на щиколотку, он оказался ножным и, судя по всему, очень понравился Ритусе, потому что она его практически не снимала.

— Прямо замучилась, — призналась Катя, — нет, все-таки это Рая, только накрашена по-другому и одета шикарно!

Потом она внезапно побледнела и прошептала:

— Так это чего же выходит? Раиска померла, да?

— Не знаю, — честно ответил я, — поэтому и хочу съездить к вам домой, порыться в вещах. Разрешите представиться, частный детектив Иван Подушкин.

— Катя Кисина, — ответила окончательно растерявшаяся девица, забывшая от волнения, что мне великолепно известно ее имя.

— Рад знакомству, — улыбнулся я, — давай поедем, посмотрим на вещички.

С этими словами я раскрыл кошелек, вытащил за уголок еще одну купюру, потом засунул ее назад и произнес:

— Окончательный расчет после обыска.

— Пошли, — подскочила Катя.

Глава 16

Жила Кисина возле самого метро «Первомайская», в отвратительном доме из желтых блоков, да еще на первом этаже. Окна были расположены так низко, что все прохожие с любопытством заглядывали внутрь. Квартира оказалась мерзкой, маленькой, темной, с потолком, висящим прямо на голове. Под ногами лежал не паркет, а линолеум, обои давным-давно следовало сменить, впрочем, убраться тут тоже не мешало, кавардак вокруг царил феерический. Спальня Риты, с разбросанными вещами и лежащими на столе чулками вперемешку с косметикой, выглядела просто образцовой по сравнению с этим помещением.

Но Катю беспорядок совершенно не смущал. Прямо в уличных ботинках она протопала до продавленного дивана, новинки мебельной промышленности шестидесятых, шлепнулась на продранную гобеленовую обивку и заявила:

— Валяйте, смотрите.

Я оглядел расшвырянные повсюду кофты, брюки, нижнее белье.

— Тебе придется показать то, что принадлежит Рае.

— А ее все вон в том шкафу, — ткнула не слишком чистым пальцем Катя в сторону допотопного гардероба, — мы с ней разделились, мое в стенке, ее в шкафчике.

Я подошел к деревянной конструкции, больше всего напоминавший поставленный стоймя гроб, и распахнул кривые дверцы. Да, Рая была намного аккуратнее Кати. Ее вещички висели на плечиках, а скромное бельишко, колготки и футболки ровными стопками высились на полках.

Нарядов было мало. Несколько блузок, явно очень дешевых, джинсы, штаны из кожзаменителя, два свитерочка и одна мини-юбочка из красной клеенки. Это все. Я в задумчивости стоял у шкафа. И зачем пришел сюда? К чему смотреть на эти жалкие тряпки? Сам не знаю, но Арчи, помощник Ниро Вульфа, всегда залезал в гардероб к интересующим его людям и обязательно находил нечто эдакое… Я же не видел ничего примечательного.

— Ну? — поинтересовалась Катя, вытаскивая из-за батареи бутылку с темно-коричневой жидкостью. — Нагляделись? Хотите, коньячком угощу?

— Спасибо, но я за рулем.

— Ну и что? — искренне удивилась Кисина. — Разве пятьдесят грамм помешают?

— Лучше скажи, что ты делала пятого декабря? — строго спросил я.

— Ну, — фыркнула девчонка, — это же когда было! Вот вчерашний день помню, у Лины Мамаевой гуляли, на дне рождения, а пятого… Хотя, нет! Конечно! У Лины Мамаевой была, на дне рождения!

— Послушай, — разозлился я, — не может же у твоей подружки быть два дня рождения? Сама же только что сказала, будто вчера у нее веселилась.

— Верно, — засмеялась Катя, — пятого она родилась, мы один раз собирались, а вчера у нее именины были, опять плясали.

Ага, понятно, повод для пьянки всегда найдется.

— Рая с тобой была?

— Не-а, — протянула Катя, — она в тот день парня к себе зазвала.

— Как его зовут?

— Кого?

— Кавалера Раисы.

— Хрен его знает, — пожала плечами Катя, — как-то зовут, наверное.

Тонкое наблюдение.

— Она тебя не знакомила со своими приятелями? У нее был постоянный мальчик?

— Не-ет, — протянула Кисина, — так, случались всякие, но про последнего ничего не знаю, хотя не прочь бы с ним познакомиться!

— Почему?

— Прямо Тарзан, а не мужик, — захихикала Катя, — во, глядите!

Она вскочила с дивана, дошла до ванной комнаты, порылась в пакете с грязным бельем и протянула мне серовато-голубой свитер с оторванным рукавом.

— Во!

— Это что? — удивился я, взяв в руки свитер.

Он был мятым, потерявшим всякий вид, но на горловине виднелся крохотный ярлычок «Шанель», и пахло от вещи, несмотря на то, что она пролежала довольно большое количество времени в грязи, тонкими, дорогими французскими духами.

— Райкин прикид, — хмыкнула Катя.

Я не очень хорошо разбираюсь в нарядах, но на этом свитере просто стоял невидимый штамп «отличное качество». Уж не знаю, отчего у меня возникло подобное чувство, может, из-за того, что он был мягким, нежным на ощупь.

— Похоже, дорогая вещь, где она ее взяла? — пробормотал я.

— Может, кто поносить дал, — спокойно заявила Катя, — только посмотрите, чего ее Тарзан наделал, рукав оторвал, во, какой страстный!

— Где же ты нашла свитер?

— А тут, — рассмеялась Катя, — пришла домой…

Отправившись на вечеринку пятого числа около полудня, Кисина пообещала Рае, что придет назад седьмого. День рождения собрались праздновать на даче, в Малаховке. Рая обрадовалась и сказала:

— Отлично, а я парня зазову, раз тебя нет, оттянусь по полной программе.

— Давай, действуй, — одобрила Катька, уносясь в гости, — вся хата твоя до седьмого, хоть полк солдат приводи.

Пятого они и впрямь от души погуляли в Малаховке, выпили, поплясали, потом разбрелись по комнатам. Впереди ждало еще шестое число, обещавшее стать хорошим праздником. Нежадная Лина купила много водки и закуски, мальчиков в компании было больше, чем девочек, ну что еще надо для счастливого отдыха? Но шестого числа случился облом. Около одиннадцати утра на дачу, где мирно почивали гуляки, ворвался обозленный отец Лины, надавал дочери пощечин, переколотил остававшиеся бутылки и вытолкал на снег едва успевших натянуть джинсы гостей. Пришлось Катьке, не выспавшись и не догуляв, ехать домой. Она, правда, желая предупредить Раю, честным образом несколько раз позвонила домой, но трубку никто не брал, и Катерина, решив, что подруга дрыхнет после утомительной ночи, явилась на «Первомайскую».

Катя — шалава, но чувства подруги уважает. Поэтому, войдя в крохотную прихожую, загремела ботинками и заорала:

Катя — шалава, но чувства подруги уважает. Поэтому, войдя в крохотную прихожую, загремела ботинками и заорала:

— Ежели кто голый, прикройтесь, я вернулась.

Но ей ответила тишина. Катя вошла в комнату и увидела, что кровать Раи перевернута, на столе стоит полупустая бутылка коньяка «Белый аист» и лежат загнувшиеся куски сыра, а возле софы валяется голубой свитер с оторванным рукавом.

Катька присвистнула. Похоже, подружка приводила вчера Брюса Уиллиса и Тарзана в одном флаконе. Озверев от страсти, парень с такой яростью раздевал любовницу, что разорвал свитер. Подобрав его и валявшийся рядом рукав, Катька сунула «комплект» в пакет с грязным бельем. Прикид выглядел дорого, Райка явно одолжила его у кого-то, чтобы произвести должное впечатление на кавалера, шмотки следовало привести в порядок.

Словом, свитер совсем не удивил Катю, девчонки частенько просили у подруг поносить вещички, впрочем, охотно давали и свои. Удивляло только, куда подевалась Рая? Что поволокло ее ни свет ни заря, а часы показывали только два, из дома?

Впрочем, изумлялась Катя недолго. Недопитый коньяк мигом оказался в ее желудке, и через десять минут Кисина заснула.

— Вот странность так странность, — сморщила она свой узенький лобик, — там было всего граммов сто, не доза для меня, а глотнула — и как топором по башке дали, еле-еле до дивана добралась.

Проснулась Катя только на следующий день, голова болела немилосердно, тошнило, тряс озноб… На похмелье, на нормальную птичью болезнь «перепил» ее состояние походило мало. Катька решила было, как водится, поправиться бутылочкой пивка, но стало только хуже.

— Паленый коньяк был, — сказала она, — небось в ларьке брали, не в магазине, вот самопал и подсунули, хорошо, тапки не отбросила, просто траванулась.

Пришлось Катюше целый день валяться дома, ну а потом голова прошла, желудок запросил есть, и девушка повеселела.

— Значит, последний раз вы видели Раю пятого декабря?

— Ага.

— И не заволновались, что подруга так долго отсутствует? И не забеспокоились? Вдруг случилось несчастье?

— И что могло произойти? — хмыкнула Катька. — А то, что дома нет… Если ее мужик рукава отдирает, значит, она в койке валяется, вот и все дела.

— Где лежал свитер?

— А тут, — кивнула Катя на кровать.

Я подошел к ложу, оглядел его, потом наклонился. Под софой никогда не пылесосили, темно-серые комки пыли покрывали пол ровным слоем. Я мрачно обозревал «равнину».

— И чего там? — поинтересовалась Катя, тоже наклонясь. — Ой, гляньте, какая штучка!

Быстрым движением она схватила нечто, незамеченное мной, и сказала:

— У Райки такой не было, прикольная вещичка!

Я глянул на ее руку и почувствовал, как по спине от затылка к поясу пробежала холодная волна озноба. На узкой ладошке, откровенно говоря, не слишком чистой, лежал золотой браслетик, тот самый, с колокольчиками, подаренный мной Рите.

Катя, не замечая моей реакции, тарахтела:

— Золотой, похоже, жаль, замочек сломался. И откуда он у нее?

— Поносить небось кто-то дал, — еле выдавил я из себя.

— А что? — согласилась Катя. — Вполне может быть.

Я ушел от Кати, унося с собой голубой свитер и браслет. Хитрая девчонка стребовала за них еще сто долларов. Прежде чем отправиться домой, я вновь зашел в фотосалон к Круглову, нашел парня, в одиночестве пьющим кофе, и сказал:

— Спасибо, встретил Кисину.

— Так нема за що, — хмыкнул Павел, — говно вопрос.

— У вас вроде есть еще снимки? Она сказала, вы хотели их в понедельник отдать.

— Отдать? — хмыкнул фотограф. — Тут не офис матери Терезы, а модельный бизнес. Работа денег стоит.

— Но Галина Селезнева пообещала, что снимки сделают по заказу ее агентства «Модес».

Круглов засмеялся:

— Ой, держите меня, люди добрые! Шарашкина контора, а не агентство. Да, позвонила Галина, сказала, что пришлет девчонку на съемку…

— А вы?

— Я никогда от заказов не отказываюсь, — вздохнул Павел, — что хотите сниму: девушку, бабушку, дедушку, зеленую мартышку, денежки только отстегивай.

Галина Селезнева заверила парня, что при получении готовых снимков девушка отдаст деньги.

— Я еще предупредил, чтобы наличкой, — объяснял Павел, — никаких там «положим на счет». Лично вручи, хрустящими бумажками, желательно, зелеными.

И он противно заржал.

— Она заказывала альбомчик?

— Портфолио? — оскалился мастер. — Ну уж нет. Там работа долгая, художественная, я всегда предоплату беру, а тут щелкнул два раза, и всех делов, чтобы не рисковать. И видно, не зря схалтурил, никто за снимками не явился…

— Продайте их мне.

— Зачем? — удивился Павел.

Потом окинул меня взглядом и, понизив голос, сообщил:

— Ежели желаете на красивых девчонок полюбоваться, такие кадры есть! Клубника со сливками! Ну, хотите?

— Спасибо, меня не интересует порнография, просто я хочу сделать приятное Кате.

— Понял, — кивнул фотограф, — пятьдесят баксов.

На мой взгляд, два протянутых снимка не стоили и пяти рублей. На одном девушка в черненьких брючках и свитерочке стояла возле псевдостаринного кресла. Одна рука с чересчур красными ногтями покоилась на спинке, другая упиралась в бедро. На втором фото Рая сидела в том же кресле, закинув ногу на ногу, старательно улыбаясь в объектив. Я полез в портмоне за деньгами и вновь выронил карточку Риты. Павел наклонился и, с интересом разглядывая изображение, протянул:

— Надо же, все-таки похожа на Катьку эту до жути.

— Нет, это, — ответил я, протягивая купюру, — она и есть.

— Кто? — удивился Павел.

— Катя Кисина.

Круглов хмыкнул.

— Нет, они разные. Вот там, — и он ткнул пальцем в свою работу, — Кисина, а тут — совсем другая девушка.

— Почему вы так решили? — осторожно спросил я. — Из-за дорогого платья?

— Тряпку можно любую нацепить, — отмахнулся Павел, — черты лица и впрямь похожи, цвет волос, прическа. Только у одной огонь в глазах горит, бесенята прыгают, сразу видно, яркая личность, непокорная, свободная… А у второй взгляд недоеной коровы и улыбочка жалкая.

Он помолчал немного, потом помахал фотографией Риты.

— Вот этой мадемуазели я бы посоветовал попробовать себя на «языке», а другой и начинать не надо.

Я молча переводил взгляд с одного улыбающегося личика на другое, но где он тут увидел яркую, свободную личность? По-моему, девицы похожи, как две капли воды из одного стакана.

Когда я вышел на улицу, в голове ворочались тяжелые, мрачные мысли. Наступили ранние сумерки, ветер усиливался, юркая поземка бросалась под ноги. Я начал прогревать мотор, тупо глядя, как щетки смахивают мгновенно налетающие снежинки. Вдруг прямо передо мной запарковалась роскошная иномарка. Из водительской дверцы выскользнула девица в меховом манто, а с пассажирской стороны вылез мальчик, щуплый подросток. Он повернулся ко мне лицом, и я узнал… Севу, «гениального» писателя, страстную любовь Люси.

Я с интересом стал наблюдать за происходящим. Мужик нежно обнял дамочку за талию, та одарила его страстным поцелуем. Действие происходило прямо перед моей машиной. Я приспустил окно и спрятал голову под руль. В «Жигули» ворвался ледяной ветер, хлопья мокрого снега и голоса.

— Ну дорогой, еще минуточку, давай посидим в машине, — сюсюкала девица.

— Извини, любимая, — щебетал Сева, — я должен бежать, мама ждет. Понимаешь, она никому не разрешает делать себе инсулиновые уколы, только мне.

— Ты так о ней заботишься, — с легкой завистью пробормотала женщина.

— Как же иначе! — с жаром воскликнул Сева. — Мать у меня одна.

Потом он обнял девицу за талию и с чувством произнес:

— Жена, надеюсь, тоже одна будет, если, конечно, твои родители изменят свою позицию насчет бедных женихов, а то не видеть нам друг друга. Я человек старомодный, не современных взглядов, и без благословения отца с матерью не пойду в загс.

— Севочка, — затараторила дама, — ей-богу, я их уговорю.

— Впрочем, — неожиданно заявил «писатель», — нам и так хорошо!

— Нет, — со слезами в голосе воскликнула партнерша, — я хочу быть всегда с тобой, мне надоело прятаться и общаться украдкой! Я хочу семью, детей!

— Конечно, милая, — улыбался, словно гиеноподобная собака, Сева, — мне мечтается о том же, только твой отец против.

— Я его сломаю! — взвизгнула девушка.

Сева издал вздох:

— Любимая, через пять минут я должен быть дома, диабетику нельзя пропускать укол, может начаться кома, уезжай спокойно. Встретимся здесь же через неделю в шесть вечера.

— Только через семь дней! — недовольно воскликнула женщина.

— Но, дорогая, ты разве забыла, что завтра я улетаю в Питер на съезд прозаиков? — ласково укорил Сева и поцеловал даму.

Назад Дальше