— Ваняша, не в службу, а в дружбу, сходи за Маргошей к остановке. Она сегодня без машины, что, кстати, только к лучшему. На дороге сплошной лед.
Значит, Риточка где-то побывала…
— Они чему-то радовались, — пояснила Наташа. — Ритка подняла бокал с вином и заявила: «Давай за успех!» А Настя поднесла палец к губам: «Тише».
— Ерунда, — отмахнулась Ритуся, — эти дрыхнут!
Но Наташенька уже проснулась и сквозь полуприкрытые ресницы наблюдала за девицами. Те опрокинули емкости, потом Настя вздохнула:
— Больше не пей, хватит с тебя.
— Хорошо, — согласилась Рита.
— Если вы хотели, чтобы я припомнила что-то необычное, так это было Риткино поведение, — сообщила Наташа.
— А что в нем было странного?
— Ну вы-то ее не знали, — хмыкнула девушка, — Ритулька запросто мужиков перепивала, ей бутылку водяры, как мне пол-литра кефира скушать, и ни в одном глазу… А уж сухое винище вообще как воду хлебала. С чего бы Насте у нее стакан отнимать? Чтобы Ритке нажраться, море надо. И уж совсем непонятно, отчего та послушно отставила рюмашку. Ритке ничего приказать нельзя, мигом наоборот сделает.
И это сущая правда. Дожив до восемнадцати лет, Марго, как звала ее бабушка, сохранила подростковое упрямство. Правда, Нору она всегда слушалась. Впрочем, пару раз Ритуся нахамила бабке, но Элеонора не из тех людей, которые стерпят молча оскорбления. «Если вас ударили по правой щеке, подставьте левую» — это не для нас. Смирения в моей хозяйке нет ни на йоту, но, с другой стороны, она идеально владеет собой. На наглое заявление Риты что-то типа: «Отвяжись от меня, сама знаю, как поступить», Нора мирно ответила:
— Сама так сама.
Рита, не ожидавшая столь легкой победы, даже растерялась, но, очевидно, она плохо знала бабку. Вечером того же дня Марго сунулась к Элеоноре в кабинет и попросила:
— Дай денег.
Элеонора спокойно поинтересовалась:
— Зачем?
— Ну, — удивилась внучка, — у меня все кончились…
Нора развернула инвалидное кресло и спросила:
— И когда у тебя стипендия?
— Хрен ее знает, — оторопела Рита, — не помню.
— Придется вспомнить!
— Почему?
— Потому что теперь это твой единственный источник дохода.
— Как, — обомлела Маргоша, — ты не дашь мне ничего?
— Нет, — заявила Нора, — ты сегодня сказала, что хочешь самостоятельности. Пожалуйста, получи ее в полном объеме.
Ритуля слегка растерялась. С ней произошло то, что случилось с народами Африки, истово боровшимися за свою независимость. Когда проклятые колонизаторы наконец-то покинули «черный континент», выяснилось, что свобода не всегда приносит счастье и процветание. У бедных государств не было денег на еду, медицинское обслуживание и образование граждан. Голод, эпидемия, развал экономики — вот следствие неуемного желания иметь независимость. Можно ли разрешить трехлетнему ребенку жить так, как он хочет?
Через неделю Рита поняла, что бабушка не шутила, а еще через две явилась к той в кабинет и прошептала:
— Ну извини, я вела себя как дура.
Нора спокойно открыла сейф, вытащила стопку купюр и отдала внучке со словами:
— Со мной лучше дружить.
С тех пор Ритуся остерегалась хамить бабушке, но на остальных это правило не распространялось. И насчет пьянства правда.
Пить Марго начала лет в пятнадцать. Обеспокоенная Нора отволокла девочку к наркологу, и здесь выяснилась удивительная вещь. Впрочем, сам я практически не разбираюсь в медицине, но попробую объяснить вам суть дела. Уж не взыщите, если не сумею вникнуть во все детали.
Коротко дело выглядит так. У всякого человека, кажется, в желудке имеется фермент, разлагающий алкоголь. От количества этой субстанции зависит способность организма к опьянению. Больше фермента — вы держитесь молодцом, меньше — падаете замертво. Кстати, у северных народов — чукчей, эскимосов, якутов, ненцев — этого фермента практически нет, поэтому они и спиваются. Русскому мужику требуется для кайфа бутылка, а какому-нибудь эвенку достаточно чайной ложки. Таковы их физиологические особенности. Конечно, степень опьянения можно слегка уменьшить, если «принимать» горячительное под хорошую, желательно жирную, закуску или съесть перед выпивкой два-три куска хлеба с толстым слоем масла. Но, повторюсь, степень опьянения от этих мер изменится только слегка, в конечном итоге все зависит от химических процессов в организме.
Так вот, Рите досталось от природы рекордное количество этого фермента, хватило бы на пятерых мужиков. Поэтому девица могла пить не морщась и практически никогда не испытывала похмелья. Но, тем не менее, сидя в гостях у Насти, послушно отставила стакан. Интересно, что они задумали? Об успехе какого предприятия говорили?
— Это все? — спросил я у Наташи.
— В общем, да, — протянула та.
— Что еще тебя насторожило?
— Ерунда, — отмахнулась Потапова.
— Все же?
— Ритка переоделась.
— Да ну? Зачем?
— Вот и я удивилась, — усмехнулась Наташа, — знаете, какие у нее вещи? Фирма, сплошной эксклюзив. Ритуся никогда не возьмет даже в руки кофточку с рынка, а тут появилась в голубом свитере, явно купленном в переходе у метро.
— Ничего не путаете?
— У меня на шмотки глаз наметан, — вздохнула девчонка, — сначала на ней красовался такой серый пуловер, светлый, явно очень дорогой. А потом, когда они с Настькой вновь явились, на Ритке был другой прикид, который решительно отличался от первого.
— Может, вам показалось? — решил уточнить я. — Освещение было разным?
— Не-а, — протянула Наташа, — во-первых, другой цвет. Серый и голубой, согласитесь, они разные. А потом, качество… Нет, первая вещь была фирменной, а вторая — дешевка. Да у метро в ларьке такими торгуют. С чего бы Ритка на себя дерьмо нацепила?
Я взял у Потаповой ее домашний телефон, адрес и вышел на улицу. Кто бы мог подумать, что ремесло сборщика информации такое тяжелое? Кажется, сущая ерунда, а я уже устал, ладно, поеду завтра к Насте Королевой, мне не хочется вновь беседовать с девицей, но надо, потому что лучшая подружка Риты наврала мне с три короба.
Глава 6
Часы показывали ровно час, когда я прибыл на место. На звонок в дверь никто не отзывался. Небось девушка спит. Но придется нашей врушке проснуться и ответить на кое-какие неприятные вопросы…
Мой палец уткнулся в черненькую кнопочку, было великолепно слышно, как в квартире заливается «соловей», но никаких признаков жизни с той стороны не обнаруживалось. Полный разочарования, я дернул ручку, и дверь приоткрылась.
— Настя! — крикнул я, всовывая голову внутрь. — Настя, вы где?
В ответ — тишина. Я вошел в квартиру и понял, почему дверь открыта. На ней висел самый примитивный замок. Элементарная конструкция, сделанная, скорей всего, в семидесятые годы, не захлопывается, ее следует снаружи и изнутри запирать на ключ. Но ключа в скважине не оказалось. Либо безголовая девица, избавившись от похмелья, унеслась в неизвестном направлении, либо дрыхнет без задних ног. Ясно одно, ни в том, ни другом случае не следует оставлять квартиру открытой. Правда, похоже, красть тут нечего…
Вздохнув, я вошел в комнату. Беспорядок остался прежним, пепельницы не вытряхнуты, и запах стоял соответственный — отнюдь не аромат роз. Крохотная кухонька была пуста. Насти не видно. Глупая девчонка ушла. Я сел на табуретку. И как поступить? Оставить квартиру без запора опасно. С другой стороны, не сидеть же мне тут невесть сколько, девушка могла умотать в гости и заявиться домой через пару дней. В задумчивости я поднял глаза вверх и увидел свет, горевший в ванной комнате. Если помните, во многих пятиэтажках между кухней и санузлом зачем-то существует окно. Очевидно, Настя принимала перед уходом душ, а потом выскочила второпях на улицу. Куда же она так спешила?
Я встал, вышел в коридорчик и, прежде чем щелкнуть выключателем, ради порядка заглянул в ванную.
Первое, что бросилось в глаза, бутылочка из-под шампуня, покачивающаяся на воде. Ну и неряха! Даже воду после себя не слила, а ведь, если заявится домой дня через три, тут такая вонь пойдет, что соседи придут!
Ощущая себя брюзгливым стариком, я шагнул внутрь и дернул за цепочку. Грязная, мыльная вода с ревом устремилась в трубу, и я увидел сначала нечто непонятное, а потом появилось тело Насти, лежащее на дне ванны.
Наверное, будь я женщиной, из моей груди вырвался бы крик ужаса. Но, честно вам скажу, молчание далось мне с трудом. Девушка лежала скрючившись, словно младенец в утробе матери.
Я патологически добропорядочен, стараюсь переходить улицу только на зеленый свет, тщательно соблюдаю на дороге скоростной режим и всегда вовремя оплачиваю полученные счета. Согласен, такое поведение слегка отдает занудством, но я педантичный человек. Иногда моя маменька, отличающаяся, кстати, крайней безалаберностью, говорит:
— Боже, Вава, тебе следовало родиться немцем.
Может, оно и так, только, соблюдая законы и правила, легче жить. Хотя в наши дни фраза «жить по правилам» звучит слегка двусмысленно.
За всю свою жизнь я видел трупы всего несколько раз. И это были люди, отошедшие в мир иной в результате старости или долгой болезни. Тела их, уложенные в гробы и заваленные цветами, походили скорее на восковые куклы. Зрелище было, безусловно, неприятным, но не страшным. Сегодня же увиденное поразило меня даже сильней, чем наезд на Риту. Только вчера я говорил с девчонкой, и вот она уже превратилась в нечто без разума и души. Стараясь не потерять остатки самообладания, я сел на унитаз и увидел на старой, ободранной стиральной машине почти пустую бутылку мартини. Все стало ясно.
Желая избавиться от изматывающего похмелья, Настасья решила выпить. Девчонка медленно, но верно превращалась в алкоголичку. Синдром опохмелки — четкий показатель этого процесса. Залезла в ванну и принялась глотать мартини. Вермут вообще коварная вещь. При всей своей сладости он способен здорово ударить по мозгам.
Перед глазами мигом возникла картина. Крохотный санузел, наполненный паром, и Настя, глотающая из горлышка «лекарство». Скорей всего, она потеряла сознание и утонула. Но что делать мне? Обычно в таких случаях нужно вызывать милицию, но сначала посоветуюсь с Норой.
— Слушаю, — рявкнула хозяйка, — говорите.
— Тут некоторые сложности, — сообщил я.
— Короче, — буркнула Нора.
— Приехал к Насте, если помните, ситуация сложилась так, что пришлось посетить ее еще раз…
— Быстрее, — недовольно поторопила Элеонора.
— Но на звонок никто не открывал…
— Изложи суть дела, — прервала меня хозяйка, — не рассусоливай!
— Хорошо, что сделать с трупом?
Надо отдать должное Норе, десять дам из десяти, услышав подобное заявление, мигом бы завизжали и стали задавать дурацкие вопросы, но моя хозяйка спокойно поинтересовалась:
— Кому принадлежит тело?
— Насте.
— Надеюсь, ты звонишь с мобильного?
— Да.
— Молодец, теперь возьми салфетку, вообще любую тряпку и вытри все предметы, к которым прикасался: дверные ручки, выключатели. Понял?
— Да.
— Потом уходи. Тряпку не бросай в квартире, возьми с собой. Ты там курил?
— Вчера да.
— Забери окурки. Высыпь в мешочек, затем прикрой дверь. Мешок выброси где-нибудь в мусорный бачок, но не делай этого во дворе у Насти, и быстро езжай домой.
— Но следует сообщить в милицию! Нельзя же оставить тело просто разлагаться в ванне.
— Хорошо, — каменным голосом заявила Элеонора, — отъезжай от места происшествия, найди телефонную будку и, не называясь, скажи все, что надо. Но не делай этого около нашего дома.
Следующие полчаса я, ощущая себя настоящим преступником, тщательно заметал следы. И если с уничтожением отпечатков пальцев справился легко, то с окурками все оказалось не так просто. В комнате было полно блюдечек и консервных баночек, забитых чинариками. Я, естественно, не помнил, куда запихивал остатки «Мальборо».
Не желая сортировать бычки, я просто вытряхнул все пепельницы в найденный полиэтиленовый пакет и унес его в «Жигули». Будку я отыскал в центре, возле магазина канцтоваров «Комус», там же швырнул в урну кулек с окурками и набрал 02.
— Семнадцатая, милиция, слушает.
— Здравствуйте, — сказал я, — запишите адрес.
— Зачем? — строго поинтересовалась диспетчер.
— Там находится в ванне труп девушки, Анастасии Королевой. Несчастная утонула.
— Слушаю.
Я сообщил необходимые координаты.
— Кто говорит? — донеслось из трубки.
— Благонадежный гражданин.
— Кто? — повысила тон женщина. — Имя, фамилия, адрес проживания.
Я молча отсоединился и пошел в машину.
Вся эта история начинала мне нравиться все меньше и меньше. До сих пор я еще никогда не утаивал от милиции какие-либо сведения о себе.
Выслушав мой отчет, Нора забрала диктофон и сказала:
— Прекрасно, иди обедать. Завтра продолжишь.
Решив расставить точки над «i», я попробовал посопротивляться:
— Нора, мне совершенно не по душе то, чем я занимаюсь, не говоря уже о том, что выступать в роли анонима совершенно противоречит всем моим моральным принципам.
— Иногда, — спокойно заявила хозяйка, — приходится поступаться принципами.
— Но до сих пор у меня не было нужды делать это!
— Все когда-нибудь происходит в первый раз.
— Мне это не нравится…
— Вава, — прищурилась Элеонора, — если хочешь уволиться, милости прошу. Конечно, я к тебе привыкла, и ты меня устраиваешь, но незаменимым специалистом ты не являешься, а когда услышат про зарплату, смею тебя уверить, очередь из претендентов выстроится до Кольцевой дороги.
Я молчал.
— И потом, — улыбнулась хозяйка, — прикинь, что с тобой сделает Николетта, когда сообразит, что из-за того, что сынок потерял место, она больше не сможет устраивать файф-о-клоки и журфиксы. Ей-богу, как представлю ее гнев, делается тебя жаль. Поэтому от души советую: иди спокойно поешь, отдохни, почитай про хоббитов, а завтра с новыми силами за работу. Ступай, дружочек, не зли меня.
Я молча вышел в коридор. Вот змея, нашла самое уязвимое место и ужалила именно в него. Николетта — это моя матушка. Не успели мои мысли потечь в совершенно ином направлении, как зазвонил телефон. Я похлопал себя по карманам, выудил крохотный пищащий аппаратик, откинул крышечку.
— Слушаю вас.
— Вава, — раздался высокий, пронзительный голос, — голубчик, где ты?
Я невольно вздрогнул. Стоит нечистого помянуть, как он тут как тут. На том конце провода злилась Николетта. Вообще-то моя маменька носит имя Вероника, но оно ей показалось слишком простым, поэтому на всех афишах фигурировала Николетта Адилье. Фамилию Подушкина матушка категорически носить не хотела, собственная, Адилье, казалась ей более подходящей.
Хотя, если вдуматься, то поступила она очень глупо. Ее дальним предком был солдат наполеоновской гвардии, замерзавший в 1812 году на Смоленской дороге. Войска Кутузова гнали захватчиков назад, в Европу, стоял жуткий мороз, и хилые европейцы, одетые в тоненькие сюртучки и обутые в сапоги, полками гибли от холода, наши же войска, имевшие на ногах валенки, а на плечах, скорей всего, тулупы, двадцатиградусный мороз воспринимали легко.
Может быть, и погиб бы несчастный Пьер, но в деревеньке с веселым названием Большая Грязь нашлась добрая баба Марфа, пожалевшая чернявого парня с горбатым носом. Так на Руси появилась семья Гадилье, потом первая буква потерялась, и осталось Адилье. Следовательно, маменька моя из крестьян, и ее брак с представителем славного древнего рода дворян Подушкиных следует считать жутким мезальянсом.
Но все знакомые считали маменьку тонкой натурой, человеком сильных эмоций, что, в общем-то, верно. Почти все актрисы — истероиды. Только, пожалуйста, не надо считать, будто я оскорбляю племя лицедеев и называю представителей прекрасного пола истеричками.
Истероид — это тип характера, бывают холерики, сангвиники, эпилептоиды (не путать с эпилектиками) и истероиды, которые вовсе не истерики, хотя определенную склонность к бурному проявлению чувств имеют. Николетта обожает быть в центре внимания. Ее карьера в театре сложилась в общем неплохо. В ряд звезд матушка не выбилась, но в шеренге тех, кто исполнял роли второго плана, занимала достойное место. Впрочем, пару раз ей достались главные роли и благожелательные рецензии.
В детстве я ее боялся. Вернее, совершенно не понимал, как следует себя вести с ней. Вот Николетта веселая как птичка возится в спальне.
— Вава, любимый, — душит она меня в объятиях, — ах, ты мой дорогой мальчик, котик сладенький, ну давай, мусечка, тебя поцелую.
Облизанный и заласканный, я уходил в свою комнату и мирно начинал играть в солдатиков. Вдруг дверь в детскую с треском распахивалась и влетала мать.
— Негодный мальчишка, — вопила она, — ты меня в могилу загонишь! Почему уроки не делаешь, марш к столу!
Бесполезно было ей объяснять, что все домашние задания давным-давно выполнены. Оловянные солдатики швырялись на пол, в руки мне совали толстенную книгу, и маменька, завершившая процесс воспитания, удалялась с гордо поднятой головой. Я начинал читать подсунутый текст и даже увлекался, но примерно через полчаса Николетта заглядывала в комнату и сюсюкала:
— Вава, хочешь мороженое, эскимо? Да брось дурацкие учебники, поиграй лучше, все равно всех знаний не получишь.
И так по пятнадцать раз на дню. Она могла надавать ни за что пощечин, потом кинуться со слезами меня обнимать, купить новый футбольный мяч и тут же вышвырнуть его в окно, а потом опять нестись в магазин за другим мячиком. Контрастный душ, а не женщина! С младых ногтей я усвоил простую истину: маменьку следует слушаться, даже если она говорит откровенные глупости. Потом, повзрослев и став умней, я больше с ней не спорил. Зачем? Самый сильный инстинкт у человека — это самосохранение, а Николетта была способна превратить в ад жизнь того, кто смел высказывать свое собственное мнение. Какие скандалы она закатывала! Какие истерики! Вытерпеть подобное поведение мог только такой святой человек, как мой отец. Впрочем, у него была своя метода борьбы с вздорной женщиной. Стоило маменьке пойти в разнос и начать крушить посуду, как папенька мигом одевался и, провожаемый яростным воплем: «Можешь сюда больше не возвращаться», — исчезал из дома.