Правда, было еще одно существенное неудобство. Из-за Жастина и его друга голландца, прилетевшего чуть позже, и компании много общались на английском. Все, кроме Кати. Понимать-то с горем пополам она понимала, а вот говорить побаивалась: вдруг что-нибудь не так ляпнет? В английском она никогда не была сильна: то ли с учителями не везло, то ли способностей не хватало, то ли усердия. Раза три записывалась на курсы, да все никак не выходило с посещением. Так и бросала, не проучившись и семестра, а теперь вот об этом сожалела.
Однако вскоре приспособилась: Генка стал ей нашептывать на ухо синхронный перевод или же она тихонько уточняла у него то или иное слово. А затем и вовсе перестала переспрашивать: с каждым часом незнакомая речь становилась все понятней. Вот тогда и решила твердо: по возвращении домой сразу пойдет на курсы английского и поставит это дело во главу угла. Хватит выслушивать насмешки, что «читает со словарем». От того же Ладышева, к примеру.
Стоило только Кате вспомнить о Вадиме, как настроение моментально менялось. Ну почему он с ней так поступил и как же глубоко успел проникнуть ей в душу… Грусть от связанных с ним воспоминаний могла нахлынуть когда угодно, в любую минуту: и утром, когда просыпалась одна, и вечером в компании, когда вместе со всеми веселилась. Особенно донимала перед сном. Незаметно протискивалась, тихонько касалась одной ей известных струн, издававших настолько печальные звуки, что на глаза тут же наворачивались слезы, а настроение минувшего дня моментально меркло и сдавало без боя все завоеванные позиции. Оставалась одна ностальгическая мелодия, под которую, всхлипнув в последний раз, Катя и засыпала…
В остальном же все было более чем хорошо, и десять дней в белокаменной пролетели как одно мгновение — интересно, насыщенно, беззаботно. Но все рано или поздно заканчивается — в четверг утром Жастин улетал к родителям во Францию, а вечером Катя с Генрихом уезжали поездом в Минск: Вессенберг решил навестить школьного друга в Жлобине, у которого недавно родилась двойня. Проводив Кложе в Шереметьево, они решили сразу не возвращаться в гостеприимно приютившую их квартиру в Марьино, а прогуляться напоследок по Москве. Да и погода благоприятствовала: с утра было солнечно, что в такое время года большая редкость. Ну как тут не побродить вдвоем? Тем более что за эти дни им так и не удалось поговорить по душам — вокруг постоянно были люди.
Лишь теперь Катя смогла поведать Вессенбергу все подробности последнего периода семейной жизни. И о том, как случайно встретила в аэропорту мужа с молодой любовницей, и как развивались дальнейшие события. Рассказала также об аварии и о предложении перейти на другую работу. Правда, о Ладышеве она не произнесла ни слова. Разве что изредка в ее рассказе фигурировал некто «знакомый».
Порядком продрогшие под холодными лучами зимнего солнца, озябшие на ветру, они решили заглянуть в первый попавшийся по пути ресторан в центре столицы.
— Гена, мы не туда зашли, — еще в холле шепотом оценила Катя уровень заведения. — Не впишемся в интерьер.
Что правда, то правда: оба они были в удобной для ходьбы, но совершенно немодной обуви, в потертых джинсах, скромных утепленных куртках. Гости же, судя по плечикам в гардеробе, одевались исключительно в дорогих бутиках.
— Глупости, — помогая ей раздеться, отмел сомнения Генрих. — Все это условности. Москва просто погрязла в условностях!
Окинув с ног до головы неформатных посетителей, стоявшая на входе администратор недвусмысленно ухмыльнулась и провела их в самой дальний угол полупустого зала.
— Извините, но мы хотели бы пересесть за тот столик, — показал рукой Вессенберг в направлении окна.
— Это невозможно, — высокомерно, но вежливо ответил подошедший официант и протянул меню. — Это частное элитное заведение, где столики бронируются на годы вперед.
— Ни фига себе! — прокомментировала Катя, просмотрев цены. — Ген, пошли отсюда, а? — негромко предложила она. — Да мне эта рыбка за сто долларов в рот не полезет.
— Нет уж! Раз зашли — останемся здесь! Назло! — категорично заявил Генрих.
— Назло бюджету, что ли?
— Неважно. Но кое-каким правилам хорошего тона это «элитное» заведение следует поучить, — заговорщицки улыбнулся он и жестом подозвал официанта. — Молодой человек, будьте так добры, принесите моей даме другое меню, — показал он взглядом на большую кожаную папку в руках у Кати. — Это моветон. Уважающее себя солидное заведение никогда не подаст женщине, пришедшей с мужчиной, меню с ценами. Странно, что вам до сих пор этого не объяснили.
Слегка покраснев, официант забрал у Кати меню, буркнул какие-то извинения, подошел к администратору и что-то зашептал на ухо, взглядом указывая на парочку в углу. Недовольно пожав плечами, та надменно повернулась спиной к залу.
— Н-да, — усмехнулся Генрих. — Как был совок, так им и остался. И чем «элитней» заведение, тем махровей совок. Ладно, ну их! Давай вернемся к разговору о твоей семейной жизни, — прикрыл Генрих ладонью руку Кати. — Не расстраивайся. Грешно, наверное, в том сознаваться, но я рад, что все так вышло.
— И чему же ты рад? Тому, что я стою перед выбором: начинать жизнь сначала или вернуться в старую, в которой никогда уже не будет так, как прежде?
— А что для тебя значит «так, как прежде»? Вот откровенно, как на духу, попробуй перечислить все, с чем тебе жаль расставаться. Кроме материальных благ, конечно.
— Наверное, тоскую по стабильности, по уюту, по своей квартире, — после долгой паузы медленно начала она. — Хотя ты прав, это из разряда материального. Того, чем была наполнена та квартира, больше нет. Все в прошлом. Так что даже не знаю, как тебе ответить.
— А я сам отвечу. Я ведь тоже немало в жизни повидал, и знаешь, к какому выводу пришел? Всего в жизни можно достичь, многое можно купить. Кроме трех важных вещей: здоровья, любви и удачи. Это и есть формула счастья, вот только ее составляющие не продаются и не покупаются. Не спорю, когда-то вас с Виталиком связывала любовь, вы были молоды, здоровы, и удача вроде сопутствовала. Нашли друг друга, у тебя складывалась карьера, у мужа бизнес. Правда, немного однобокое счастье выходило — с детьми не получалось. То есть первым подвело здоровье.
— Ну, здоровье-то здесь ни при чем, — попробовала вмешаться в его рассуждения Катя.
— А ты не спорь, — мягко остановил ее Генрих. — Выслушай до конца. Так вот, следуя формуле, первым подвело здоровье, и на каком-то этапе развитие семейных отношений зависло, остановилось. Одновременно с этим профессиональная удача мутировала, переродилась из доброкачественной в злокачественную и стала разводить вас по разные стороны. Защитный слой любви, поначалу закрывавший ваше счастье от всех невзгод, точно озоновый слой Земли, растягивался, пытаясь покрыть разделявшее вас пространство, и постепенно истончался. Пока совсем не сошел на нет, стал невидимым. Вы даже не заметили, когда он совсем исчез. Разве не так?
— Погоди, дай сосредоточиться, — приложила руку к виску Катя. — Ты настолько образно и быстро мыслишь, что я за тобой не поспеваю.
— А ты попытайся представить: вот ваша семья, Земля то есть, цветущая, благоухающая, — Генрих подтянул к себе вазочку со скромным живым букетиком. — Вот ваш озоновый слой, — обвел он ее руками. — Вот он исчезает, — он убрал руки. — Внешне вроде ничего не изменилось, но вредоносное ультрафиолетовое излучение постепенно, день за днем, делает свое черное дело. Скажем, вот так, — принялся он увлеченно заламывать головки мелких цветков в букете. — Еще чуть-чуть — они завянут, скукожатся, высохнут. Потом нагрянут ураганы, песчаные бури, смерчи, — с этими словами Генка выдернул букетик из вазы, вылил из нее в пустой фужер воду и поставил на стол кверху дном. — Все, ничего не осталось! Достаточно легкого порыва ветра и — бац! — рассыплется в прах! — щелкнул он ногтем по керамике.
Ваза тут же завалилась на бок, при этом толкнула соседний пустой бокал, который с грохотом шмякнулся на пол и разлетелся вдребезги.
— Молодые люди, вы что тут хулиганите? — грозно разнеслось по залу.
Генрих с Катей удивленно обернулись: на всех парах к ним летел официант в сопровождении администратора. Люди за соседним столиком замерли, перестали есть и с нескрываемым любопытством уставились сначала на странную парочку, затем на работников заведения, а также на двух дюжих охранников, довольно шумно торопившихся к ним на помощь.
— Извините, извините нас, пожалуйста, — густо покраснела Катя.
— Простите, увлекся, — виновато развел руками Генрих, быстро перевернул вазу, перелил из фужера воду и всунул порядком потрепанный букетик цветов. — Я все оплачу, не волнуйтесь, — глянув на мелкие кусочки на полу, потянулся он за портмоне.
— Конечно, оплатите! И за букет заплатите, и за фужер. Не простой, между прочим, а изготовленный по спецзаказу! Еще и милицию вызовем! — мстительно заявила пышногрудая дама в униформе.
— Заодно прессу и сотрудников немецкого консульства пригласите, — подсказал Генрих. — Впрочем, прессу не стоит, она уже присутствует. Вот, пожалуйста, — вытащил он из другого кармана немецкий паспорт и удостоверение сотрудника престижного европейского журнала.
— Да видели мы эти книжечки в переходе, там и не такое продают, — угрюмо пробурчал один из охранников, положив на плечо Генриха огромный кулачище. — Куда их теперь? За дверь? — спросил он у администраторши.
Та нерешительно перевела взгляд с паспорта на его обладателя.
— Что здесь происходит? — негромко раздалось за спинами.
Одного голоса было достаточно, чтобы и охранники, и дама в униформе вытянулись по стойке смирно.
— Вот, Евгений Борисович, шумят, посуду бьют, — пожаловалась администратор и показала глазами на паспорт на столе. — Не знаем, что делать.
— Бокал разбился случайно, но я готов возместить ущерб, — поняв, кто здесь главный, обратился к неожиданно появившемуся мужчине Генрих. — Заодно и написать об уровне обслуживания в вашем «элитном» ресторане. Двадцать минут сидим, а никто даже не подумал принять заказ. Я заберу, вы не будете возражать? — потянулся он к рекламному буклету на краю стола. — Чтобы название не забыть. Европейской аудитории будет весьма полезно почитать, — недвусмысленно добавил он.
Одетый с иголочки мужчина изучающе посмотрел на посетителя, затем на лежащий на столе паспорт, задержал взгляд на пластиковом удостоверении с фотографией, с минуту помолчал и вдруг расплылся в учтивой улыбке.
— Простите. Это досадное недоразумение. Мы всегда рады гостям столицы и уж тем более дружим с прессой. Никакого ущерба не было и нет, — произнес он и тут же красноречиво зыркнул в сторону притихшего персонала. — Чего застыли как истуканы? Марш на вход! — зашипел он сквозь зубы.
Дюжих охранников и администраторшу с официантом точно ветром сдуло.
— Извините, но в Москве такая проблема с кадрами. Сплошь лимита и приезжие: пока их обучишь, — посетовал он. — Я готов загладить вину и компенсировать возникшие неудобства за счет заведения. Евгений Борисович Лавров, директор. Вот моя визитка. Если вы не против, я приглашаю вас отобедать в кабинет для VIP-персон…
Хмыкнув, Генрих посмотрел на Катю, как бы спрашивая ее. Та едва заметно отрицательно качнула головой.
— Нет, вы знаете, у нас уже не получится, — демонстративно посмотрел на часы Вессенберг. — Не вписываемся в график. Увы, пока дожидались вашего официанта, лимит времени вышел, — вздохнул он и убедительно соврал: — Торопимся на пресс-конференцию в мэрию. Но в любом случае спасибо за приглашение. Пойдемте, Екатерина Александровна. Нас наверняка уже ждет машина, — добавил он для пущей важности.
— Может быть, вечером заглянете? — еще раз попробовал исправить ситуацию директор. — Я зарезервирую вам столик.
— Вечером мы приглашены на прием в посольство, увы, — развел руками Генрих. — Но, возможно, воспользуемся вашим приглашением в следующий приезд. Если, конечно, нас снова не встретят по одежке, — усмехнулся он. — Объясните своему персоналу, что форма одежды у людей нашей профессии может быть разной: губернатор тоже не в деловом костюме утром с нами область объезжал.
— Да-да… Конечно, мы это учтем, — впечатлившись, забормотал директор.
Пройдя с посетителями до гардероба, он лично помог даме одеться, проводил до дверей, которые одну за другой тут же услужливо распахнул охранник, десять минут назад предлагавший вышвырнуть их за дверь.
Посмеиваясь в душе над такими переменами, Катя отступила в сторону, чтобы дать дорогу входившим в этот момент в ресторан людям, подняла голову и застыла. Пропустив перед собой красивую, ухоженную даму в мехах, в дверях появился… Вадим Ладышев. Растерявшись не меньше Кати, он машинально шагнул назад за порог, дав ей возможность выйти. Но она не могла сдвинуться с места. Немая сцена продолжалась несколько секунд.
— Проходи, Катюнь, — легонько подтолкнул ее в спину Генрих.
Спустившись со ступенек, она оглянулась. Поймав ее взгляд, недоуменно смотревший вслед Ладышев быстро скрылся за дверью.
— Ты чего? Жалко было уходить? Теперь в этом заведении как минимум трех человек лишат премии, — взял ее под руку развеселившийся Генрих. — Ладно, пойдем, поищем что-нибудь подемократичней.
Буквально в квартале от ресторана они завернули в пиццерию, где их сразу посадили за приглянувшийся столик у окна, быстро приняли и довольно быстро приготовили заказ.
— Ты чего снова такая смурная? — спросил Генка, расправляясь с блюдом. — Расстроилась, что рыбку не попробовала? А пицца здесь очень даже ничего! Не хуже, чем в Италии. Ты чего не ешь?
— Аппетита нет, — оторвавшись от созерцания снующих за стеклом прохожих, ответила Катя и нехотя придвинула к себе заказанный вегетарианский салат.
— Еще бы! Одной травой питаться! А давай выпьем? Сухое белое, как ты любишь. Эй, официант! — поднял он руку.
— Здесь, наверное, только итальянское, — негромко заметила Катя, но этого оказалось достаточно, чтобы мигом подскочивший к посетителям молодой человек оценил ситуацию.
— Чили, Аргентина, Австралия, Новая Зеландия, Калифорния, — скороговоркой принялся перечислять он. — Франция, естественно. Все, что дама пожелает! — и добродушно улыбнулся.
— Ну хорошо, уговорили, — сдалась Катя.
— Чаевые причитаются, — заговорщицки подмигнул парнишке Генрих. — Студент? Как зовут?
— Студент. Михаил, — молодой человек указал взглядом на бэйджик и снова расплылся в улыбке. — Только заступил. Я на второй смене работаю, на первой учусь.
— Молодец! Уважаю! — похвалил Вессенберг, внимательно изучая винную карту. — Нашел! Вот это, пожалуйста. Шардоне, Франция.
— Будет сделано! — кивнул улыбчивый официант и спустя несколько минут появился с бутылкой. — Вот, пожалуйста!
— Шустрый малый, — оценил Генрих и, рассмотрев бутылку, кивнул. — То, что надо!
Мастерски откупорив бутылку, Михаил налил немного вина в бокал и растерянно замер, решая, кому подать на пробу.
— Нет-нет, — поняла его нерешительность Катя и кивнула в сторону своего спутника. — Это у него французы в друзьях, пусть и пробует.
— Достойно, — сделав глоток, оценил Генрих. — Не прошло и получаса, как нас уже накормили и вот-вот напоят. У вас здесь что, за скорость доплачивают? — шутливо поинтересовался он у парнишки, ловко разливавшему вино по бокалам. — И глазомер при приеме на работу проверяют?
В обоих бокалах было налито настолько поровну, что хоть линейку прикладывай!
— Нет, — снова широко улыбнулся официант. — Я здесь почти год работаю, натренировался. А скорость — это да, гоняют. Хотя и сами понимаем: чем быстрее обслуживаешь, чем выше посещаемость, тем больше чаевых, — поделился он. — Приятного аппетита!
— Вот он, совершенно другой, демократический подход и уровень! — поднял вверх указательный палец Генрих. — Ну что, подружка, выпьем?
— Выпьем — где же кружка, — вздохнула Катя.
— За тебя и за твою новую жизнь!
Сделав несколько маленьких глотков, она отодвинула бокал и снова рассеянно уставилась в окно.
— Катя, что с тобой? Едва мне удалось тебя чуть-чуть развеселить, как опять уныние. Так нельзя, — мягко дотронулся Генрих до ее руки. — Так и до депрессии недалеко. Объясни, что могло случиться полчаса назад? Отчего такая резкая смена настроения? Скажи, иначе не отстану.
— Да так. Показалось, что знакомого встретила. Когда выходили из ресторана.
— Показалось или встретила? Что за тип? Я его знаю? Сейчас же вернемся, я хочу взглянуть на того, кто посмел испортить тебе настроение! — воинствующе заявил он.
— Успокойся, показалось, — поспешила заверить Катя.
Перспектива снова увидеть Ладышева на пару с очаровательной дамой в мехах совсем не радовала. Как и возвращение в заведение, где их так негостеприимно приняли.
— Я уже начинаю волноватья, что с тобой будет, когда я уеду. А давай я заберу тебя с собой в Германию?
— Каким образом? — хмыкнула Катя. — И что я там буду делать?
— Ничего. Будешь жить, учить немецкий, писать свою книгу, наконец.
— И в каком статусе? Политического убежища просить? Так ведь не дадут, веских оснований нет.
— Убежища, но не политического… — Генрих умолк на мгновение. — К примеру, выйдешь за меня замуж и без проблем получишь вид на жительство.
— Как это замуж? — не сразу поняла Катя. — Ген, ты что? Я еще развестись не успела.
— Ну, развод и оформление новых бумаг, конечно, займет некоторое время, — согласился он. — А в остальном… Почему бы тебе не подумать над моим предложением всерьез?