Хоббиту стало еще страшнее, и мысли его окончательно разбежались.
– Пусть задаст нам вопрос, моя прелесссть, пусть. Еще один вопроссик для нас, да, – сказал Голлум.
Однако Бильбо просто не мог вспомнить еще загадку, пока гадкое существо сидит рядом и трогает его мокрой холодной лапой. Он почесал в затылке, он ущипнул себя, но так ничего и не придумал.
– Спроси нас! Спроси нас! – прошипел Голлум.
Бильбо еще раз ущипнул себя и хлопнул по щеке; схватился за короткий меч; даже сунул другую руку в карман и случайно нащупал кольцо, которое подобрал в туннеле и про которое начисто забыл.
– Что у меня в кармане? – спросил он вслух. Бильбо говорил сам с собой, но Голлум решил, что это вопрос, и ужасно расстроился.
– Нечестно! Нечестно! Нечестно, моя прелесссть, спрашивать, что у него в паршшивых карманишшках!
Бильбо понял, что получилось, и, поскольку другого вопроса в запасе не было, решил настоять на этом.
– Что у меня в кармане? – спросил он громче.
– Шш-шш-шш, – зашипел Голлум. – Пусть даст нам три попытки, моя прелесссть, три попытки.
– Отлично! Первая!
– Руки! – сказал Голлум.
– Неправильно! – ответил Бильбо, который, по счастью, уже вынул руку из кармана. – Вторая попытка!
– Шш-шш-шш. – Голлум расстроился еще больше. Он вспомнил, что в карманах у него самого: рыбьи кости, гоблинские клыки, мокрые ракушки, крылышко летучей мыши, острый камешек, чтобы точить зубы, и прочая пакость. Он пытался сообразить, что носят в карманах другие.
– Нож! – сказал он наконец.
– Неправильно! – ответил Бильбо – он потерял свой некоторое время назад. – Третья попытка!
Теперь Голлум изводился куда сильнее, чем когда Бильбо загадал ему про яйцо. Он шипел и отдувался, и качался взад-вперед, и шлепал подошвами по полу, извивался и ерзал, но все никак не решался истратить третью попытку.
– Давай! Я жду! – Бильбо старался говорить решительно и бодро, хотя не знал, чем закончится игра вне зависимости от того, отгадает ли Голлум. – Время вышло!
– Бечевка или пусто! – выкрикнул Голлум. Конечно, это было жульничество – назвать две отгадки вместо одной.
– Ни то, ни другое! – вскричал Бильбо с огромным облегчением; он тут же вскочил, прижался спиной к ближайшей стене и выставил вперед меч. Хоббит, разумеется, знал, что игра в загадки – древняя и священная; даже гадкие создания боялись в нее подличать. Однако он чувствовал, что склизкое существо так просто свое обещание не выполнит. Найдет какой-нибудь предлог. В конце концов последний вопрос не был настоящей загадкой по древним правилам.
По крайней мере, Голлум сразу на него не бросился. Он видел меч у Бильбо в руках и сидел, шепча и подрагивая. Наконец у хоббита иссякло терпение.
– Ну? Как насчет твоего обещания? Я хочу наружу. Покажи мне дорогу.
– Мы обещали, прелесссть? Показать мерзкому маленькому Бэггинсу дорогу наружу, да-с. Но что у него в кармашках? Не бечевка, прелесссть, и не пусто. О нет! Голлум!
– Не твое дело, – сказал Бильбо. – Обещание есть обещание.
– Оно сердится, прелесссть, оно злится, – прошипел Голлум, – но пусть запасется терпением, пусть. Нам прежде нужно забрать кой-какие вещицы, да, полезные вещицы.
– Тогда побыстрее! – сказал Бильбо, радуясь, что Голлум уйдет. Он думал, что тот просто выдумал предлог и больше не вернется. О чем это Голлум бормочет? Что за вещицы такие у него в озере? Однако хоббит ошибался. Голлум и впрямь собирался вернуться. Он был зол и голоден. А поскольку это было мерзкое и коварное существо, у него уже созрел план.
Недалеко был его остров, о котором Бильбо не знал; там в тайнике Голлум хранил свои жалкие пожитки и одну красивейшую вещицу, очень замечательную. У него было колечко – золотое колечко, его прелесть.
– Мой деньрожденный подарочек, – бормотал он про себя, как частенько в эти нескончаемые темные дни. – Вот что нам сейчас нужно, да-с!
Дело в том, что кольцо было волшебное, и, надев его на палец, вы становились невидимым; только на ярком солнце вас можно было заметить, и то лишь по тени, бледной и едва различимой.
– Деньрожденный подарочек! Оно досталось нам в день рождения, моя прелесссть! – Так он всегда себе говорил. Однако кто знает, как достался Голлуму этот подарок, давным-давно, в далекие времена, когда такие кольца еще имели хождение? Возможно, даже их Повелитель не мог бы это сказать. Голлум поначалу носил его на пальце, пока не устал, потом в мешочке под одеждой, пока не натер кожу, а с тех пор хранил в каменном тайнике на острове, и все время проверял, на месте ли. Иногда Голлум все же надевал кольцо, когда без него становилось невмоготу, или когда был очень, очень голоден, а рыбой уже пресытился до отвращения. Тогда он выползал в темные коридоры и подстерегал одиноких гоблинов. Иногда он даже рисковал забираться в такие места, где горели факелы, от света которых начинали слезиться глаза; потому что ему ничего не грозило. Да, ничего. Никто его не видел, никто не замечал, пока холодные пальцы не смыкались на шее жертвы. Только несколько часов назад он надел кольцо и поймал маленького гоблина-заморыша. Ну и пищал же тот! От него еще осталось несколько недоглоданных косточек, но Голлум хотел чего-нибудь понежнее.
– Безопасно, да, – шептал он про себя. – Оно нас не увидит, верно, моя прелесссть? Нет. Оно нас не увидит, и мерзкий маленький меч нам не страшен.
Вот что было в его гадком умишке, когда он сорвался с места, зашлепал к лодочке и пропал во мраке. Бильбо думал, что больше Голлума не услышит, однако остался подождать, потому что не знал, как выбраться в одиночку.
Вдруг он услышал вопль, от которого мороз пробежал по коже. Голлум ругался и выл в темноте, не очень далеко, судя по звуку. Он был у себя на острове и тщетно шарил и скребся, ища кольцо.
– Где оно? Куда запропастилоссь? – слышал Бильбо. – Сплыло, моя прелесссть, потерялось, потерялось! Ешь нас и режь нас, прелесть потерялась!
– В чем дело? – крикнул Бильбо. – Что ты там потерял?
– Пусть не спрашивает! – завизжал Голлум. – Его не касается, нет, голлум! Потерялось, голлум, голлум, голлум.
– Я тоже потерялся! – крикнул Бильбо. – И хочу найтись! Я выиграл игру, а ты обещал! Давай сюда! Выводи меня наружу, потом будешь искать!
Как ни жалобно стенал Голлум, у Бильбо в сердце ничего не шевельнулось. Он подозревал, что вещь, которая так нужна склизкой твари, наверняка какая-то пакость.
– Давай сюда! – снова крикнул он.
– Нет, пусть потерпит еще! – отвечал Голлум. – Мы должны поискать, оно потерялось, голлум.
– Ты не ответил на последний вопрос, и ты обещал!
– На последний вопрос! – повторил Голлум. Внезапно из темноты донеслось пронзительное шипение. – Шшто у него в кармашках? Пусть скажет. Пусть сперва скажет.
У Бильбо не было никаких особых причин скрывать. Голлум нашел разгадку быстрее, чем он – еще бы, ведь Голлум веками дрожал за кольцо. Однако Бильбо раздражало его копание. В конце концов, он победил в игре, более или менее честно, с риском для жизни.
– Не угадал, значит не угадал, – сказал хоббит.
– Но это был нечестный вопрос, – зашипел Голлум, – и вовсе не загадка.
– Если дело дошло до обычных вопросов, – сказал Бильбо, – то я спрошу первым. Что ты потерял? Говори!
– Что у него в кармашках? – Шипение становилось все громче и резче; повернувшись на звук, Бильбо к своей тревоге увидел во тьме две светлые точки. У Голлума проснулись подозрения, и глаза его зажглись бледным пламенем.
– Что ты потерял? – спросил Бильбо. Однако теперь глаза в темноте вспыхнули зеленым огнем и быстро приближались. Голлум стремительно греб к берегу; ярость утраты и подозрения так переполняли его, что не страшил даже меч.
Бильбо не мог понять, отчего это жалкое создание так разозлилось, но видел, к чему идет дело: Голлум убьет его в любом случае. В последнюю секунду он развернулся и побежал обратно по темному коридору, держась за стену левой рукой.
– Что у него в кармашках? – зашипело сзади, и Голлум с плеском выпрыгнул из лодки.
«А что, правда?» – подумал Бильбо на бегу, пыхтя и спотыкаясь. Он сунул левую руку в карман. Кольцо было холодное и легко скользнуло на указательный палец.
Шипение приближалось. Бильбо обернулся и увидел два маленьких зеленых огня. От страха он припустил быстрее, но споткнулся о выщербину в полу и рухнул ничком, на упавший плашмя меч.
В тот же миг Голлум его нагнал, однако Бильбо не успел прийти в себя, вскочить или взмахнуть мечом, а Голлум уже промчался мимо, бранясь и шипя на ходу, словно ничего не заметил.
С чего бы это? Голлум прекрасно видит в темноте. Бильбо даже со спины различал бледное свечение его глаз. Хоббит с натугой поднялся, спрятал в ножны меч (который теперь снова лучился) и очень осторожно двинулся следом. Другого пути не оставалось – не ползти же обратно к озеру. Может быть, Голлум, сам того не желая, выведет его наружу.
С чего бы это? Голлум прекрасно видит в темноте. Бильбо даже со спины различал бледное свечение его глаз. Хоббит с натугой поднялся, спрятал в ножны меч (который теперь снова лучился) и очень осторожно двинулся следом. Другого пути не оставалось – не ползти же обратно к озеру. Может быть, Голлум, сам того не желая, выведет его наружу.
– Смерть ему! Смерть! Смерть! – шипел Голлум. – Смерть Бэггинсу! Исчезло! Что у него в кармашках? Догадываемся, догадываемся, моя прелесссть. Он нашел его, нашел. Наш деньрожденный подарочек.
Бильбо навострил уши. Теперь и у него забрезжила догадка. Он чуть-чуть прибавил шагу, потому что Голлум по-прежнему бежал быстро, не оглядываясь, но вертя головой из стороны в сторону, как видел Бильбо по бледным отсветам на стенах.
– Деньрожденный подарочек! Когда ж мы его потеряли, моя прелесссть? Да, да! Когда свернули шею паршивому визгуну. Да! Ешь нас и режь нас! Оно соскользнуло с нас, после стольких лет! Сплыло, голлум.
Неожиданно Голлум сел и зарыдал, с присвистом и всхлипом. Слушать это было жутко. Бильбо остановился и прижался к стене. Через некоторое время Голлум перестал плакать и заговорил. Казалось, он спорит сам с собой.
– Без толку возвращаться и искать, мы не вспомним все места, где охотились. Все бесполезно. Оно у Бэггинса в кармашках, мерзкий пролаза его нашел, ясно.
– Мы лишь догадываемся, моя прелесссть, лишь догадываемся. Мы не узнаем, пока не отыщем мерзкое существо и не придушим. Но оно не знает, что умеет подарочек, верно? Оно просто держит его в кармашках. А раз не знает, то далеко не скроется. Оно заблудилось, это мерзкое существо. Оно не знает выхода. Оно само сказало.
– Сказало, да, но оно хитрющее. Всего не скажет. Скрыло, что у него в кармашках. Оно знает. Раз сюда пришло, значит, знало дорогу, да. Оно спешит к черному ходу, да, к черному ходу.
– Там его поймают гоблины. Там оно не выберется, прелесссть.
– Шш-шш, голлум. Гоблины! Но если с ним наша прелесть, она достанется гоблинам, голлум! Они выяснят, что может подарочек! Мы больше не будем в безопасности, голлум! Гоблин наденет его и станет незззримым. Он будет здесь, а мы его не увидим. Даже наши зоркие глазки его не различат, он подкрадется и сцапает нас, голлум, голлум!
– Тогда перестанем спорить, прелесть, и поспешим. Если Бэггинс в той стороне, надо поторопиться. Давай! Тут близко! Быстрей!
Голлум вскочил, как укушенный, и быстро зашлепал вперед. Бильбо побежал сзади, по-прежнему осторожно, хотя теперь боялся только споткнуться и упасть с грохотом. Голова шла кругом от удивления и надежды. Кольцо-то, судя по всему, волшебное – оно делает тебя невидимкой! Конечно, он слышал о подобном в старинных сказках, но с трудом верил, что сам случайно нашел такое. Однако глазастый Голлум проскочил в ярде от него, не заметив.
Они по-прежнему бежали: Голлум впереди, шлепая ногами, шипя и ругаясь; Бильбо позади, по-хоббичьи неслышно. Вскоре они оказались в таком месте, где, как запомнил Бильбо по пути вниз, от основного коридора отходили боковые. Голлум тут же принялся их считать.
– Один слева, да-с. Один справа, да-с. Два справа, да-с, да-с. Два слева, да, да-с. – И так далее в том же духе.
По мере того, как цифры росли, он все сильнее трясся, а голос его становился все плаксивее – озеро осталось далеко-далеко внизу, ему становилось страшно. Тут уже могли встретиться гоблины, а он без кольца. Наконец Голлум остановился перед узким отверстием слева, если смотреть по ходу движения.
– Семь справа, да-с! Шесть слева, да-с! Тот самый. Ведет к черному ходу, да-с.
Он заглянул внутрь и отшатнулся.
– Мы не смеем туда соваться, прелесссть, не смеем. Там гоблины, да-с. Страсть сколько гоблинов. Мы их чуем. Ш-ш-ш!
– Шшто будем делать? Ешь их и режь их! Мы должны подождать здесь, прелесссть, подождать и посмотреть.
Это был тупик. Голлум вывел-таки Бильбо к выходу, но сам его и загородил – сидел в проходе, свесив голову между колен, и медленно поводил туда-сюда холодно светящимися глазами.
Бильбо бесшумней мыши отделился от стены, однако Голлум сразу напрягся, принюхался, глаза его позеленели. Он тихо, угрожающе зашипел. Голлум не видел хоббита, но насторожился – кроме зрения у него были обоняние и слух, обостренные жизнью в темноте. Он пригнулся, уперся передними лапами в пол и выставил голову, почти касаясь носом камня. Хотя Бильбо различал лишь черную тень в блеске зеленых глаз, он видел или чувствовал, что Голлум изготовился к прыжку.
Хоббит почти перестал дышать и застыл, как камень. Его охватила отчаянная решимость. Надо выбраться из ужасной тьмы, пока остались хоть какие-то силы. Надо сражаться. Ударить это гнусное создание клинком, чтобы потухли страшные глаза. Оно же хотело его убить!.. Нет, нечестно. Он теперь невидим. Голлум без меча, к тому же пока впрямую не покушался на его жизнь. И потом он такой жалкий, одинокий, обездоленный.
Неожиданное понимание, жалость, смешанная с ужасом, всколыхнулись у Бильбо в сердце: ему представились бесконечные неотличимые дни без света и надежды на лучшее, жесткие камни, холодная рыба, шнырянье и пришепетывание. Все эти мысли пронеслись в мгновение ока. Его передернуло. И тут, в приливе внезапной силы и решимости, он прыгнул.
Не очень высоко по человеческим меркам, зато в неизвестность. Прямо через Голлума он прыгнул, на семь футов вперед и на три вверх, не ведая, что еще дюйм – и размозжил бы голову о низкий свод арки.
Голлум упал на спину и попытался поймать хоббита в полете, но поздно: пальцы схватили воздух, а Бильбо, приземлившись на крепкие ступни, во все лопатки припустил по коридору. Он не обернулся посмотреть, что там Голлум. Поначалу сзади слышались шипение и брань, потом они смолкли. В следующий миг раздался душераздирающий вопль, исполненный отчаяния и ненависти. Голлум понял, что проиграл – он не осмеливался бежать дальше. Он упустил жертву и упустил то единственное, чем дорожил – свою прелесть. От этого вопля у Бильбо душа ушла в пятки, но он продолжал бежать. Вдогонку ему, как зловещее эхо, неслось:
– Вор, вор, вор! Навсегда ненавистный Бэггинс!
Потом наступила тишина, но и она казалась Бильбо зловещей. «Если гоблины так близко, что он их чуял, то они наверняка слышали этот вопль, – думал хоббит. – Осторожней, а то как бы не случилось чего похуже».
Туннель был низкий и грубо вырубленный, что, впрочем, ничуть не мешало хоббиту. Он бы двигался совсем легко, если бы время от времени не ушибал свои многострадальные ноги об острые выступающие камни. «Низковато для гоблинов, по крайней мере для крупных», – думал Бильбо. Ему было невдомек, что гоблины, даже очень большие, могут быстро бежать внаклонку, почти касаясь руками пола.
Вскоре туннель, который до сих пор все время спускался, начал подниматься – сперва полого, потом все круче и круче, так что Бильбо поневоле замедлил шаг. Наконец подъем кончился, туннель завернул за угол и вновь пошел вниз. Там, в конце короткого спуска, Бильбо различил брезжущий за очередным поворотом свет. Не красный, как от факела или костра, но бледный, солнечный. И тут Бильбо побежал.
Во всю свою хоббитскую прыть он выбежал за последний поворот и внезапно попал в большую пещеру. После стольких часов в темноте свет показался ослепительно ярким. На самом деле он едва сочился в открытую каменную дверь.
Бильбо заморгал и вдруг увидел гоблинов: гоблины в полном боевом облачении, с саблями наголо сидели перед открытой дверью, не спуская с нее глаз. За туннелем, ведущим к двери, они тоже следили. Все гоблины были начеку и готовы к любым неожиданностям.
Караульные увидели Бильбо раньше, чем он их. Да, увидели. По случайности ли, или кольцо не спешило покориться новому хозяину, но на пальце его не было. С ликующим воплем гоблины кинулись на хоббита.
Волна отчаяния и ужаса, как эхо Голлумовой утраты, накрыла Бильбо с головой, и, позабыв даже вытащить меч, он сунул руки в карманы. О радость! Здесь, в левом, было кольцо и само наделось на палец.
Гоблины замерли как вкопанные. Хоббит исчез, словно испарился. Они завопили в два раза громче, но уже без прежнего ликования.
– Где он? – кричали одни.
– Убежал обратно в проход! – орали другие.
– Сюда! – вопили третьи.
– Туда! – четвертые.
– Приглядывайте за дверью! – взревел десятник.
Засвистели свистки, загремели доспехи, зазвенели сабли, гоблины с бранью забегали взад-вперед, падая друг на друга и свирепея с каждой минутой. Началась настоящая сумятица, неразбериха и столпотворение.
Бильбо до смерти перепугался, и все же ему хватило присутствия духа, чтобы спрятаться за большую бочку с пивом для караульных, пока его не сбили, не затоптали и не поймали на ощупь.