– Я не знаю, зачем он пришел в тот дом, – произнесла Марго. – А вы, Прасковья Ильинична, не спрашивали его, куда он уходит?
Долгополова свела брови, видимо, отбирая в уме, что сказать, ведь неосторожно брошенное слово потом обернется новыми ударами. И ушла от прямого ответа:
– Не спросила.
Замкнулась. Марго применила обратную любопытству тактику:
– Хорошо, не будем об этом. Поедемте, извозчик ждет.
– Не поеду, – подскочила Прасковья Ильинична, отошла к стене.
– Подумайте, как вы будете выглядеть...
– Разве я не могу заболеть?
– Можете. Но не сегодня, когда хоронят вашего мужа. Не прибавляйте лишних поводов для пересудов, прошу вас. Его нет, а вам... вам жить. Вам и вашим детям, подумайте о них. Умоляю вас, поедемте!
– Не могу, – повернулась к ней Прасковья Ильинична, но голову опустила низко, коснувшись подбородком груди. – Они знают. Они все знают.
– Не понимаю, – развела руками Марго.
– А тут и понимать нечего. У моего мужа была женщина. Он снял ту квартиру, чтобы встречаться с ней.
– Кто?! Нифонт Устинович?!! Быть того не может!
– Может, Маргарита Аристарховна, может. Я узнала месяцев семь назад, а точнее, весной. Он клялся, будто ничего между ними не было, я ведь хотела уйти, это грозило скандалом, наши имена не сходили бы с уст. А не так давно он перешел спать в комнату для гостей, объяснял это тем, что, мол, работает допоздна. Зачем – надеюсь, вам понятно? Чтоб уходить из дому незамеченным, когда ему вздумается. Теперь мне предстоит одной пережить скандал, муж сделал меня посмешищем, будь он проклят!
– Вы знаете, с кем у него...
– Была интрижка? Разумеется. С Галицкой.
– С Вики?! Она же замужем.
– Сразу видно: вы, Маргарита Аристарховна, непорочной души человек. Да, замужем. Однако это ей не помешало встречаться с моим мужем. Я случайно перехватила записку, которую должен был передать ей племянник, да нечаянно обронил, а я подняла.
– Но она же подходила к нам на балу...
– Это один из способов доказать свою невиновность, – гневно сказала Прасковья Ильинична. – Вы молоды и пока не знаете, каково коварство и мужчин, и женщин. Не дай вам бог узнать!
– Пускай было так, как вы говорите, но сейчас поедемте. Не позволяйте клеветникам торжествовать, выдержите этот день, проявите стойкость. Вы выиграете, поверьте мне.
– Мне нелегко.
– Знаю. Я буду рядом.
– Хорошо, – сдалась она, пересиливая себя.
Баенздорфу давно за пятьдесят, но ему не безразличны ни собственная внешность, ни мнение о нем окружающих. Он тщательным образом следил за собой и своей одеждой, однако выпуклые уплотнения под глазами и землистый цвет лица говорили о недугах, преследующих людей в этом возрасте, если провели они наполненную излишествами жизнь. Виссарион Фомич догнал Баенздорфа, когда процессия пришедших на похороны отделилась от свежей могилы и направилась к воротам кладбища:
– Простите, господин Баенздорф, не уделите ли мне пару минут?
– Позвольте, а вы, собственно, кто?
– Начальник сыскной полиции Виссарион Фомич Зыбин.
– А... – понимающе протянул Баенздорф, сбавляя шаг. – По поводу Долгополова?
– Разумеется. Вы ведь с ним дружны были, не так ли?
– Приятельствовали.
– А не говорил ли он вам, для чего снял квартиру?
– Он снял квартиру? – вытаращил глаза Баенздорф. – Не знал-с, не знал-с. Квартиру, на которой его убили?
– Да-с, – коротко ответил Виссарион Фомич и заглянул снизу (ростом он был много ниже) в лицо Баенздорфа. По всем признакам, тот не врал и на самом деле не знал, для чего Долгополову понадобилась квартира.
– Думаю, встречаться с кем-то надумал там, – пожимал плечами Баенздорф. – А хороша ли квартира?
– Плоха. Подстать людям с весьма скромными средствами.
Баенздорф настолько озадачился, что остановился:
– Признаться, я сразу подумал о женщине. Однако привести даму в дрянное место... Нет, Долгополов не таков был. Он жил с шиком, презирал бедность.
– А что, он увлекался женским полом?
– Да не так, чтобы очень... – вновь пожал плечами Баенздорф, словно сомневался. – Симпатизировал иногда, но так, лишь в лице появлялась нега, когда он смотрел на хорошеньких дам.
– В особенности на молодых? – уточнил Зыбин.
– А вы покажите мужчину, интересующегося старухами. Безусловно, он поглядывал на молодых, да только, насколько мне известно, на том дело и кончалось. Он ведь скрытен был.
– Так... – протянул Виссарион Фомич, что-то считая в уме. – А деловых встреч он не мог там проводить?
– Ночью-с? – скептически фыркнул Баенздорф.
– К примеру, засиделся с партнером, оговаривая сделки.
– Не было у него партнеров и сделок, уж я бы знал. Он доход с капитала получал приличный, да имения давали прибыль. Я решительно не знаю, зачем ему понадобилась квартира.
– Недруги у него были?
– Помилуйте, какие недруги? Когда возраст подходит к полувеку, бывшие недруги становятся приятелями. В молодости важны карьера, взлеты, победы, отсюда и недруги появляются, или завистники. А Долгополов карьеры не делал, жил припеваючи. Умерен был, занимал прочное положение в обществе, никуда не совал нос.
– Стало быть, причин убить его ни у кого не было?
– Никаких, – уверенно сказал Баенздорф.
– Не было-то не было, а убили-с, – повздыхал Зыбин.
Виссарион Фомич пребывал в скверном расположении духа, что особенно подчеркивали надутые губы с опущенными вниз уголками. Он сидел в нелюбимом кресле, и вот – нате, вставать пришлось, ведь сиятельство явилось! Зыбин взялся за подлокотники и теперь с натугой силился вытеснить зад из кресла, он даже покраснел.
– Сидите, сидите, Виссарион Фомич, – замахала ладонями Марго.
– Чертово кресло! – Он рухнул назад. – Доколе я мучиться-то буду!
– А надобно отпилить подлокотники, – дала совет она.
– Нехорошо будет, – капризно вспылил он, разозлившись на ее сиятельство, увидевшую воочию, как он толст и неуклюж. Не способен даже из кресла вылезти!
– Не сердитесь. – Марго дружелюбно улыбалась, твердо решив: не получит он повода избавиться от нее. Пусть хоть ругается, хоть дуется, а не получит. – Вы говорили с Баенздорфом?
– Говорил-с, – промолвил он вяло, будто ему было лень языком шевелить, да и глядеть в сторону графини не стал. – Не замечен Долгополов в сомнительных делах и связях, врагов у него не имелось.
– А у меня вчера был удачный день, – похвастала она.
И что? Да ничего! Марго опешила: с трудом вызнала семейные тайны, а Зыбин и ухом не повел, лишь скосил незаинтересованные глаза! Да как он с такой ленью сыском заведует! Сдержавшись, чтоб не наговорить ему кучу нелюбезностей, в результате которых ей придется покинуть участок навсегда, она продолжила:
– Прасковья Ильинична не собиралась идти на похороны мужа, я выяснила причину. У Долгополова была любовница. Весной Прасковья Ильинична раскрыла тайную связь, она подняла записку мужа, которую должен был передать его любовнице, но нечаянно обронил, племянник. Она хотела уйти от него, но Долгополов умолял ее остаться. А совсем недавно он переселился в комнату для гостей, чтоб иметь возможность уходить ночью.
Разве она не заслужила похвалы? Видимо, нет. Виссарион Фомич принялся бить пальцами обеих рук по столу, напевая без слов:
– Тпру, тпру, тпру, тпру-ту-ту... И что, сильно она переживает?
– А вы как думаете! Ей стыдно за мужа.
– Вот и первый мотив...
– Мотив? – не поняла Марго. – Какой мотив?
– Да у жены Долгополова.
– Вы хотите сказать... – задохнулась негодованием Марго.
– Да-с, ревность. – Он был абсолютно спокоен.
– Ревность?! – повысила тон она и заходила по кабинету, разъярившись до неузнаваемости. – Да как вы смеете очернять прекрасную женщину?! Вы б ее видели! Она раздавлена, сломлена! Прасковья Ильинична не способна, слышите, неспособна убить... да еще собственного мужа! Отца ее детей! Как бы она пришла на квартиру ночью? Одна? Без сопровождения? Как я понимаю, он тайно снял квартиру, никто о ней не знал, жена тем более. Черт знает, что вам влезло в голову! Дурацкая идея, скажу вам! Я докажу, как вы заблуждаетесь, черт возьми!
– Ой, ваше сиятельство, не надо вот этого... пых-пых... не надо-с! – покривился он. И вдруг, вытаращив глаза, воскликнул: – Сударыня!
Марго остановилась, упрямо наклонив голову и глядя на него в упор, а он возмущенно отчитал ее:
– Вы ругаетесь?! Нехорошо-с даме вашего положения.... Ай-яй-яй.
– Хм! – фыркнула она и отошла к окну, чтобы отдышаться.
Во время паузы Зыбин прикидывал в уме: пожалуется мужу, тот сразу резюме выдаст: мол, на покой пора, уважаемый. Дудки! А вот возьмет и стерпит избалованную куклу. Он еще покажет ей! Ишь, ругаться вздумала! И при ком? При нем, который в отцы ей годится, а то и в дедушки. Да графиня нуждается в воспитании. Ничего, он ее перевоспитает, не таких обламывал, муж спасибо скажет. Виссарион Фомич строго приказал:
– Сядьте, сударыня, сядьте! – Марго, пыхтя от недовольства, прошла к стулу, плюхнулась на него, отвернув лицо от Зыбина. – Помнится мне, кто-то обещал в сторонке постоять и не мешать следствию. Аль мне послышалось? – Сопение в ответ, а не пыхтение, – значит, мадам успокоилась. – Я ведь предупреждал: дело наше грязное, иной раз себя подозревать станешь. Так вот: коль вам так нравятся трупы и прочее, извольте, мое высокоблагородие, слушаться и ротик на замке держать. Мне решать, кого подозревать, понятно-с?
– Сядьте, сударыня, сядьте! – Марго, пыхтя от недовольства, прошла к стулу, плюхнулась на него, отвернув лицо от Зыбина. – Помнится мне, кто-то обещал в сторонке постоять и не мешать следствию. Аль мне послышалось? – Сопение в ответ, а не пыхтение, – значит, мадам успокоилась. – Я ведь предупреждал: дело наше грязное, иной раз себя подозревать станешь. Так вот: коль вам так нравятся трупы и прочее, извольте, мое высокоблагородие, слушаться и ротик на замке держать. Мне решать, кого подозревать, понятно-с?
– Понятно, – процедила она, почти не разжимая рта, как он требовал.
– Так вот, сударыня ваше сиятельство. – А ехидства полная телега в каждом слове, каждой букве! – У Долгополовой есть мотив, есть, хоть вы тут лопните от злости. Да, ревность – одна из сильнейших страстей человеческих. Она алчет мести за обман, поруганную честь. Вам, вижу, ревность незнакома...
– А вам? – поддела его Марго.
– А мне знакома-с. Потому как сталкивался с подобным явлением не раз. Но мои подозрения, может статься, необоснованны, так что угомонитесь. Возможно, некто, зная про интрижку ее мужа, нарочно подгадал так, чтобы подозрение пало на его жену. Посему надобно искать и тех, кто с ним ссорился, кого он обидел. Коль так случится, я отставлю Долгополову. Страшного в том нет, я обязан наметить версии и проверять их, каковы б они ни были. А положение в обществе, сударыня, не дает гарантий, что человек не преступник. По данным нашего ведомства, более всего склонны к совершению преступлений как раз господа. Далее идут купцы и мещане, а уж на последнем месте крестьяне. Долгополов убит, стало быть, для кого-то был опасен. Вернемся к нему. Кто его любовница?
– Мы не похожи на сплетников? – Марго отошла от недавней вспышки гнева, она отходчива. – Я передаю, вы собираете...
– Хуже, сударыня. Сплетни, слухи, наговоры, оговоры – это все следствие собирает. Мы подслушиваем, подсматриваем, порой сами плетем интриги, и какие! А все для чего? Истину добываем. Вам, сударыня, противно?
– Отнюдь, – с вызовом ответила она.
Противен был Виссарион Фомич со своим круглым и потным лицом, толстыми губами, жидкими и длинными, как у лакея, бакенбардами, вышедшими из моды триста лет назад. А его толстые пальцы с коротко стрижеными ногтями! Какие-то обрубки! А его живот – круглый, выступающий далеко вперед! Да он натуральная жаба!
– Кто? – коротко спросил Зыбин, требуя назвать имя любовницы.
– Вики Галицкая.
– Ммм, – одобрительно покивал он. – Недурна, весьма недурна. Отчего ж она Долгополова предпочла, а не кого-нибудь краше?
– У нее спросите.
– А вы узнайте, в свете-то часто бываете.
– Я вам еще один мотив преподнесу, – коварно сказала она.
– И какой же?
– Галицкий мог убить Долгополова. – Марго поедала его глазами, а Зыбин никак не отреагировал. – Из ревности. Он обожает жену, умен, думаю, догадался, что она ему изменяла. Между прочим, человек он вспыльчивый, самолюбивый.
– Вполне возможно, – согласился Зыбин. – Стало быть, наметились две версии. Чудненько.
– Три! – с торжеством произнесла Марго.
– Да? – приятно удивился он.
– Еще сама Вики Галицкая!
– А не перебор ли?
– Отчего же? – на этот раз Марго не смогла удержаться от ехидной ноты. – Коль Долгополов снял квартиру для встреч с женщиной, то приходила к нему Галицкая. Что, ежели Вики решила порвать с Долгополовым? А тот, не желая лишиться любовницы, предупредил, что расскажет об их связи мужу? Зная Галицкого, могу сказать: он не потерпит измены. Это достаточный мотив для убийства, не так ли?
Виссарион Фомич переплел пальцы, сложив их на животе, выпятил нижнюю губу и снова после раздумья согласился:
– Пожалуй, мотив серьезный.
Про себя Зыбин хихикал – он наметил сразу три версии, как только стало известно, что у Долгополова была любовница. Эти версии лежат на поверхности, и, как правило, отставляются за несостоятельностью, но их непременно следовало учесть, потому что пути господни неисповедимы.
– Меня радует, что я полезна следствию, – вдруг очаровательно улыбнулась Марго. От былого гнева не осталось и следа. – Дадите мне задание?
– Да уж дал, – отмахнулся он.
Внезапно ему пришла мысль: а Ростовцеву весьма просто удалить от себя, заодно она сослужит полезную службу. С высшим сословием крайне трудно, эти господа, заботясь о чести и стараясь произвести хорошее впечатление (хотя тайно творят, черт знает что), не откровенничают с полицией, мало того – презирают служителей порядка. Зато с удовольствием сплетничают в кулуарах, а в кулуары Маргарита Аристарховна, в отличие от него, доступ имеет. Да, он намерен сделать ее сиятельство своей осведомительницей, посему смягчил тон:
– Вот вам задание. Проникните в самую суть сплетен. Людям лишь кажется, что они мудры и предусмотрительны, держат за дурачков остальных. Сие есть глубочайшее заблуждение, оттого скандалы случаются чаще, нежели хотелось бы. Мне нужны сплетни о всех трех подозреваемых. И не вздумайте, сударыня, руководствоваться личными симпатиями. Как вы говорили, племянник должен был передать записку Галицкой?
– Мне ведь сказала это Прасковья Ильинична, – забеспокоилась Марго. – Вы не должны меня подвести.
– И не подведу. Я, сударыня, в следствии, почитай, всю жизнь, начинал юнцом на побегушках. Сами-то не проговоритесь Долгополовой о моих подозрениях.
– Вы меня оскорбляете.
– Предупреждаю, ваше сиятельство, ибо знаю женщин. Доверчивые существа, отсюда... У меня все, а у вас?
Марго подскочила. Выгоняет ее! Да он невежа... Впрочем, Виссарион Фомич дал задание! Разве это не победа над ним? Еще какая!
4
Характеристика Сирина, которую дала жена Зимовца, оказалась более чем точна, к ней София добавила бы – разумеется, то, что бросилось в глаза, – врожденную трусость. Только увидев удостоверение Артема, еще не зная, с чем к нему пришли, Сирин весь съежился, глаза его забегали, губы затряслись и посинели. Можно так бояться неизвестно чего, к тому же в возрасте, когда мужчина имеет и первые седины, и положение, и стабильность!
– Не могли бы вы подождать минут пять-десять? – робко спросил он. – Я как раз закончу.
– Где вас ждать? – спросил Артем.
– Где... где... – без причин занервничал Сирин. – Прямо здесь... извините, в коридоре... Потом я отведу вас на кафедру, там никого в это время не бывает.
– Подождем.
София и Артем подошли к окну, оттуда открывался вид на спортивную площадку; снег валил и валил, добавляя белизны в унылый серый пейзаж. Казалось, на этой девственно чистой земле ничего не может произойти скверного, человека должно тянуть к таким же чистым помыслам. Но в мире много относительных вещей, которым трудно дать объяснение, и София не объяснила бы, почему вдруг напомнила:
– Кто обещал взять меня на охоту?
Артем согнулся, облокотившись локтем о подоконник, заглянул в лицо Софии, в его глазах появились провокационные искры:
– Возьму. Только без мужа.
– Он увлечен охотой на деньги, так что сам не поедет.
– А тебя отпустит?
М-да, флирт не относится к чистым помыслам, но женщине, обделенной вниманием мужа, не помешает почувствовать себя привлекательной, это взбадривает. Впрочем, не она флиртовала, – заигрывал Артем и очень активно.
– Ты возьми, с мужем я разберусь, – сказала София и отвернулась от его нахально-игривой физиономии.
– Пока некогда, сама видишь, – с сожалением вздохнул Артем. – Эх, сейчас на фазанов разрешена охота, их больно много развелось.
Вышел Сирин, стеснительно пригласил:
– Идите за мной.
В небольшом помещении с типично кабинетными столами он предложил расположиться, где нравится, сам уселся за стол и выжидающе уставился на Артема. Сирин отчего-то волновался, что Артем заметил сразу же:
– Да вы не переживайте, мы только поговорить.
– Нет, я не переживаю, что вы, – заерзал Сирин. – Вернее... да, переживаю. Из-за Германа Олеговича. Нелепая смерть...
– Кстати, – прервал его Артем, – он не говорил вам, куда поедет после банкета?
– А меня не было на банкете, – поспешно и, как показалось Софии, обрадовано сказал Сирин. – Я не участвовал в проекте.
– Значит, не знаете, – констатировал Артем. – Ну, хорошо, а что вы сами думаете по поводу его убийства? Получается, он поехал домой, по пути подобрал каких-то людей, и те его зарезали.
– Подобрал? – вскинулся Сирин. – Вы сказали – подобрал?
– Думаю, так и было, а что?
– Видите ли... он мог... подобрать.
– Ночью? – скептически спросил Артем. – Незнакомых? Такой доверчивый, не знал, чем это чревато?
– Понимаете, Герман Олегович выдерживал огромную нагрузку... психологическую. И даже физическую, ему приходилось мало спать, все работал, работал... иногда без отпуска...
Сирин покосился на Софию, замялся. Артем терял терпение, поэтому жестко сказал, не побоявшись окончательно зажать этого трусливого человечка: