Да.
Что же еще? Ничего, кроме твердого в кожаном переплете блокнота. Он взял его в руки и открыл на первой попавшейся странице. Снова бабушкин почерк. Дата гласила январь 1919 года.
– Дневник, – выдохнул он.
Да. Да. Бабушка закрыла глаза и долго не открывала их.
Майк захлопнул крышку сундука, сунул дневник и фотографию под мышку, быстро подошел к кровати и прижался щекой к губам бабушки. Сухое дыхание едва заметно вырывалось из ее губ.
Он мягко погладил ее волосы, спрятал дневник и фото под рубашку и отправился на кушетку отдыхать.
Харлен выяснил, что словечко «потрошитель» возможно означало, что вам придется прижать револьвер прямо к потрохам намеченной жертвы, чтобы ее прикончить. Эта маленькая штука ни черта не стреляла.
Он ушел далеко в сад, расположенный между их домом и домом Конгденов, подыскал дерево, которое вполне могло служить мишенью, отмерил от него двадцать шагов, поднял здоровую руку, стараясь держать ее прямо и твердо, и нажал курок.
Ничего не произошло. Вернее боек поднялся и упал назад. Нет ли на этой проклятой штуке чего-нибудь вроде предохранителя… Вроде нет, вообще никаких приспособлений кроме того, которое поворачивает цилиндры. Спустить курок оказалось труднее, чем он ожидал. К тому же чертова повязка мешала ему удерживать равновесие.
Он чуть пригнулся и с помощью большого пальца поднял боек так, чтобы тот щелкнул. Перехватив револьвер поудобнее, Харлен прицелился в дерево. И зачем только сделана такая маленькая мушка на стволе? Наверное, чтобы лучше прицелиться. Он снова спустил курок.
Звук выстрела чуть не заставил его выронить оружие. Это был действительно маленький револьвер; он ожидал, что звук и отдача будут примерно такими же, как от пистолета 22 калибра, из которого Конгден иногда позволял ему пострелять. Но было не так.
От громкого крак зазвенело в ушах. Вдоль всей Пятой Авеню залаяли собаки. Ноздри защекотал запах порохового дыма, хоть и не слишком похожий на запах, вызванный фейерверком, который Харлен устроил всего неделю назад. И его запястье ощутило тяжесть отдачи. Мальчик пошел посмотреть, куда попала пуля.
Никуда она не попала. Он даже не задел дерево. Восемнадцать дюймов в диаметре, и он промазал. В этот раз Харлен отошел на пятнадцать шагов, прицелился тщательнее, боек поднял повыше, задержал дыхание и спустил курок.
Револьвер загрохотал и подпрыгнул в ладони. Собаки просто зашлись в лае. Харлен подбежал к дереву, ожидая увидеть дыру величиной с кулак. Ничего. Он оглядел землю вокруг, будто пуля могла уйти туда.
«Черт возьми» тихо прошипел он. Теперь, отойдя на коротенькие десять шагов, он снова тщательно прицелился и выстрелил. В этот раз, как обнаружилось, он задел кору с правой стороны, примерно на четыре фута выше того места, куда он целился. И это с каких-то десяти шагов! Собаки просто взбесились и где-то за деревьями хлопнула дверь. Харлен направился на запад к узкоколейке, подальше от города, к давно заброшенным зерновым элеваторам и салотопленному заводику. Там, к западу от дороги имелась рощица и рос густой кустарник, к тому же насыпь можно использовать как заградительный вал. Сначала он об этом не подумал и теперь с холодным ужасом размышлял о том, что было б если бы пуля улетела на пастбище и попала в одну из коров. Хорошенький подарочек был бы кому-то!
Надежно спрятавшись в густом кустарнике примерно в полумиле к югу от свалки, Харлен перезарядил револьвер, отыскал несколько бутылок и банок, чтобы уставить их в качестве мишеней напротив поросшей сорняком насыпи, и начал практиковаться.
Его стрельба ни черта не стоила. Нет, вернее револьвер стрелял… У Харлена уже болело запястье и заложило уши… Но пули не хотели ложиться туда, куда он их посылал. В кино это выглядело так легко, когда Хью О'Брайен в роли Уайтта Ирпа разил всех врагов наповал с расстояния в шестьдесят футов. Любимым героем Харлена был техасский ковбой Хоби Гилман в фильме «Слежка» в исполнении Роберта Калпа. У Хоби был отличный пистолет, и Харлен с удовольствием смотрел бы этот фильм хоть каждый вечер.
Может дело в том, что у этого револьвера короткий ствол. Как бы там ни было, Харлен обнаружил, что попасть возможно только с расстояния футов десять и только из трех-четырех выстрелов. С бойком он стал справляться получше, и выяснил, что следует поднимать курок до упора, тогда боек сам поднимется и упадет когда надо. Он уже было наловчился так делать, но потерял почти все силы.
Ну, если мне понадобится кого-нибудь застрелить из этой штуки, то сначала придется приставить ее к виску противника, чтобы не промахнуться.
Харлен израсходовал двенадцать пуль и как раз заряжал следующие шесть, когда услышал позади себя шорох. Он круто обернулся, приподняв револьвер, но затвор не был закрыт и все пули, кроме первых двух, выпали на траву.
Из-за деревьев выступила Корди. В руках она несла двустволку, которая была почти с нее ростом, но с переломленными в казеннике стволами, как носят охотники. Девочка внимательно смотрела на Харлена своими маленькими свинячьими глазами.
Господи, подумал мальчик, я и забыл, насколько она безобразна. Лицо Корди напомнило ему плохопропеченный пирог, в который кто-то вставил глазки, узкие губы и нос-картошкой. Волосы топорщились за ушами, а на глаза падали противными сальными прядями. На ней было то самое мешковатое платье, которое Харлен помнил по школе, только теперь оно было еще более грязным; серые, когда-то бывшие белыми, носки, стоптанные башмаки. Маленькие острые зубы были почти такого же цвета, что и носки.
– Ну, Корди, – сказал Харлен, опуская револьвер и стараясь, чтобы его голос звучал естественно, – что случилось?
Она продолжала молча смотреть на него. Под этими прядями было даже не видно открыты ли вообще у нее глаза. Наконец Корди сделала к нему несколько шагов.
– Ты выронил пули, – произнесла она тем монотонным, безразличным голосом, который так удачно передразнивал сам Харлен, вызывая смех товарищей.
Он выдавил улыбку и присел, чтобы подобрать пули. Но нашел только две из них.
– Одна за твоей левой ногой, – подсказала девочка, – а другая под нею.
Харлен отыскал пули, сунул в карман, защелкнул барабан и сунул револьвер за пояс своих джинсов.
– Приглядывай за ним получше, – протянула Корди, – а то как бы тебе не отстрелить свою сосиску.
Харлен почувствовал, как кровь бросилась ему в голову, поправил повязку на руке и нахмурился.
– Какого дьявола тебе тут надо?
Она пожала плечами и переложила тяжелую винтовку с одной руки на другую.
– Просто интересно было посмотреть, кто тут пуляет. Подумала, что может Ка Джей обзавелся новой пукалкой.
Харлен вспомнил рассказ Дейла Стюарта о его столкновении с Конгденом.
– Потому ты и ходишь с этой пушкой? – спросил он со всем отпущенным ему сарказмом.
– Не-а, я не боюсь Ка Джея. Мне надо не спускать глаз с кое-кого другого.
– С кого это, другого?
Корди еще больше сощурила глаза.
– С Руна, этого куска дерьма. С Ван Сайка. Это они уволокли Тубби. – Ты думаешь, они похитили его?
Девочка бесстрастно отвернулась, глянула на солнце, затем перевела взгляд на насыпь.
– Никто его не похитил. Они пришили его.
– Убили? – Харден почувствовал, как сжались его внутренности. – С чего ты взяла?
Она пожала плечами и оперлась двустволкой о пень. Ее руки казались двумя бледными, тонкими трубками. Наклонив голову, Корди принялась ковырять ранку на запястье.
– Я видала его.
Харлен даже задохнулся.
– Ты видела тело своего брата? Где?
– В окне.
Лицо в окне. Нет, это была старуха… Миссис Дуган.
– Выдумываешь, – сказал он.
Корди подняла на него глаза цвета застоявшейся воды.
– Ничего не выдумываю.
– Ты видела его из окна? Твоего дома?
– А из какого еще окна я могла его видеть, чудило?
Харлену сразу захотелось стукнуть ее по физиономии, но он взглянул на ружье в ее руках и воздержался.
– А почему вы не вызвали полицию?
– Да он же не торчит там все время. И у нас телефона нет, чтобы звонить.
– Не торчит все время? – День был ужасно жарким. Солнца не было видно. Футболка Харлена была насквозь мокрой от пота, и рука под повязкой чесалась как сумасшедшая. Но сейчас он почувствовал, что весь дрожит.
Корди приблизилась к нему на шаг, так, чтобы можно было говорить шепотом.
– Он не объявляется, потому что все время околачивается здесь. То он заглядывал ко мне в окно, то торчал под домом. Ну там, где обычно ползают собаки, только сейчас они туда не суются.
– Но ты сказала, что его…
– Да, его кокнули, – подтвердила свои слова Корди. – Сначала я думала, что его просто уволокли, но когда я увидела его, то поняла, что он мертвяк. – Она подошла поближе и посмотрела на ряд выстроившихся бутылок и банок. Только на двух банках были следы от пуль, и ни на одной из бутылок. – Мать, она тоже его видала, только она думает, что это привидение. Думает, ему охота вернуться домой.
– А ему охота? – Харлен с удивлением услышал, что говорит хриплым шепотом.
– Еще чего. – Корди теперь в упор смотрела на него из-под нависших прядей волос. От нее пахло как от старого, давно не стиранного полотенца. – Это не настоящий Тубби. Тубби умер. А это его тело, которое они как-то пользовают. Он хочет уволочь и меня. Из-за того, что я сделала с Руном.
– А что ты сделала с доктором Руном? – спросил Харлен. Револьвер холодил ему живот. В открытых стволах ружья он заметил два поблескивающих медных кружочка. Эта Корди таскается повсюду с заряженным ружьем. К тому же она психическая. Интересно, успеет ли он выхватить револьвер, если она прицелится в него из своей двустволки.
– Я стреляла в него, – Корди произнесла это тем же монотонным голосом, каким говорила всегда. – Только не убила. Жалко, что я промахнулась.
– Ты стреляла в доктора Руна? Нашего директора?
– Ну. – Внезапно она потянулась, ухватилась за его футболку и вытащила из-за пояса револьвер. Харлен от удивления даже не успел остановить ее. – Черт возьми, откуда ты взял эту малявку? – Она поднесла револьвер так близко к лицу, что казалось она его обнюхивает.
– Мой отец…, – кое-как выдавил Харлен.
– У моего дядьки есть такой же. Но он ни хрена не стоит, если расстояние больше двадцати футов или вроде того, – сказала она, все еще держа двустволку на локте согнутой левой руки. Затем резко крутанулась на месте и прицелилась в ряд бутылок. – Капут, – усмехнулась Корди и протянула ему револьвер, держа вперед рукояткой.
– Я не шутила насчет того, что нельзя носить оружие в штанах, – продолжила она. – Мой дядька, тот и вправду чуть не отстрелил себе сосиску, когда пьяный сунул револьвер за пояс и не снял с предохранителя. Держи его в заднем кармане штанов, а футболку вытащи наружу.
Харлен так и сделал. Револьвер сразу показался большим и неуклюжим, но к этому можно было привыкнуть. Чувствовалось, что носить его именно так и надо.
– А с чего ты стреляла в доктора Руна?
– Несколько дней назад, – ответила она. – На следующий день после той ночи, когда за мной явился Тубби. Я поняла, что это Рун его науськивает.
– Я спросил, не когда, – пояснил Харлен. – а почему?
Корди покачала головой будто он был самым тупым созданием на свете.
– Да потому что он убил моего брата и теперь натравливает его на меня, – терпеливо стала разъяснять она. – Чего-то странное происходит этим летом. И мать поняла это. И отец. Но ему-то чихать на все.
– Ты не убила его? – спросил Харлен. Лес внезапно притих и стоял рядом с ними, подобно молчаливому и зловещему живому существу.
– Убила кого?
– Руна.
– Еще чего, – она вздохнула. – Я была слишком далеко. Пули только поцарапали дверцу его старого плимута да чуть саданули по руке. Может я и попала ему в задницу, но не знаю.
– А где?
– В руку и задницу, – повторила она, теряя терпение.
– Нет, я имею в виду где ты стреляла в него? В городе?
Корди опустилась и присела на насыпь. Между раздвинутыми коленями виднелись трусы. Харлен в жизни бы не подумал, что увидев девчачьи трусы – причем не отдельно, а прямо на девчонке – он будет смотреть на них без всякого интереса. Но он действительно смотрел без всякого интереса. Они были такими же серыми, как ее носки.
– Если бы я стреляла в него в городе, наверное, я бы была уже в тюрьме, а?
Харлен кивнул.
– Не-а. Я стреляла в него, когда он поехал на салотопленный заводик. Как раз стал вылезать из своей чертовой машины. Я могла бы подобраться ближе, но между нами было футов сорок открытого пространства. После выстрела он так и подпрыгнул… Поэтому я и думаю, что попала ему в зад. И я видела, что подкладка его костюма разорвалась… А потом он вскочил в этот чертов грузовик и удрал с Ван Сайком. Похоже, они засекли меня.
– Какой грузовик? – спросил Харлен, но он уже знал какой.
– Сам знаешь, – вздохнула Корди. – Проклятый Школьный Грузовик. – Она схватила Харлена за запястье и с силой потянула вниз. Он опустился рядом с ней на колени. Где-то в лесу послышался стук дятла. По Каттон Роуд, примерно в четверти мили от них проехала машина. Грузовик, подумал Харлен.
– Слушай, – казала Корди, все еще держа его за руку. – Не нужно очень много мозгов на то, чтобы понять, что ты засек чего-то в Старом Централе. Потому-то ты и сверзился тогда. А может и потом видел чего-то еще.
Харлен замотал головой, но она не обратила на это внимания.
– Они убили твоего дружка, – продолжала Корди. – Дьюана. Не знаю, как они это сделали, но это точно они. – Она чуть отвернулась, и на ее лице появилось странно-отрешенное выражение. – Смехота, но мы с Дьюаном еще в детский сад вместе ходили. Но никогда не разговаривали. Мне всегда казалось, что он по-настоящему хороший. Вечно о чем-то думал, но меня это не злило. Мне даже хотелось, чтоб мы с ним ушли куда-нибудь, и долго бродили и говорили бы обо всем… – Тут ее глаза снова обрели фокус, и она глянула на свою руку, все еще сжимавшую запястье Харлена. Рука разжалась. – Слушай, ты ведь здесь не потому что хотел подышать воздухом. Ты чего-то боишься. И я знаю чего.
Харлен глубоко вздохнул.
– Ладно, – его голос все еще звучал хрипло. – Что нам со всем этим делать?
Корди Кук кивнула, будто подошло время.
– Нам нужно найти твоих дружков, – сказала она. – Всех тех, кто видал чего-нибудь. Мы соберем всех вместе и выследим Руна и остальных. И живых и мертвяков. Всех тех, кто охотится за нами.
– И что тогда? – Харлен наклонился к ней так близко, что мог разглядеть светлые волоски у нее над губой.
– Тогда мы убьем живых, – сказала Корди и улыбнулась, обнажив свои серые зубы. – Убьем живых, а мертвых… Ладно, что-нибудь придумаем. – Неожиданно она наклонилась и положила руку Харлену на джинсы, прямо на это место. И сжала пальцы.
Он даже подпрыгнул. Ни одна девочка никогда этого не делала. А сейчас, когда она вдруг это сделала, то он всерьез подумал, не выстрелить ли в нее, чтобы она ушла.
– Хочешь вынуть? – прошептала она, ее голос был пародией на обольстительный шепот. – Хочешь, мы оба разденемся? Здесь никого нет.
Харлен облизнул губы.
– Не сейчас, – выдавил он из себя. – Может, позже.
Корди вздохнула, пожала плечами, поднялась на ноги и перекинула через руку винтовку. Затем щелкнула затвором.
– Лады. Что скажешь, если мы пойдем в город к твоим приятелям и обо всем поговорим?
– Сейчас? Убьем живых, эхом пронеслось в голове у Харлена. Он вспомнил добрые глаза Барни и подумал о том, какими глазами тот станет на него смотреть, защелкивая наручники и арестовывая за стрельбу в директора, сторожа и бог знает в кого еще.
– Ясно, сейчас, – сказала Корди. – Какого толку выжидать? До темна еще уйма времени. А потом они снова могут прийти.
– Ладно, пошли, – услышал Харлен свой голос. Он встал, отряхнул джинсы от пыли, поправил в заднем кармане отцовский револьвер и пошел по железнодорожной насыпи следом за Корди.
Глава 24
Майку нужно было пойти на кладбище. Но так как ни за что на свете он решился бы отправиться туда одному, то он попытался убедить мать в том, что им следует отнести цветы на могилу дедушке. Как раз на следующий день у отца начиналась неделя работы в ночную смену, поэтому воскресенье было вполне подходящим для подобного мероприятия днем.
Майк чувствовал себя подонком, читая дневник Мемо и пряча его под одеяло каждый раз, когда мама заглядывала к нему. Но это же была бабушкина идея, не так ли?
Тетрадь оказалась толстым, переплетенным в кожу блокнотом, и была заполнена ежедневными бабушкиными записями почти за три года, с декабря 1916 по конец 1919 года. Они и подсказали Майку то, что он хотел узнать.
На фотографии было написано «Уильям Кэмпбелл Филипс», и это имя упоминалось с лета 1916 года. Очевидно этот Филипс был одноклассником Мемо… Скорее даже ее школьным вздыхателем. Тут Майк даже прервал чтение, с трудом представляя бабушку в качестве школьницы.
Филипс закончил школу в том же, 1904 году, что и бабушка. Но она уехала учиться в школу бизнеса в Чикаго, где, как знал по семейным преданиям Майк, она однажды и встретила дедушку в кафе-автомате на Медисон Стрит, а Уильям Кэмпбелл Филипс очевидно поступил в расположенный через дорогу Джубили Колледж и стал учиться на преподавателя. Потом, насколько Майк понял из каллиграфических записей бабушки, он работал учителем в Старом Централе. В то время, в 1910 году, Мемо уже вернулась из Чикаго, причем будучи женой и матерью.
Но, согласно осторожным заметкам в дневнике за 1916 год, Филипс не прекратил демонстрировать знаки своего внимания. Несколько раз он с различными подарками заглядывал домой к бабушке, причем именно тогда, когда дедушка был занят работой на элеваторе. Видимо он посылал письма, хотя в дневнике не упоминалось их содержание, но Майк догадался об этом. Мемо сожгла их.