Провинциальный городок Алексино был знаменит двумя достопримечательностями: фарфоровым заводом, где работало большинство его жителей, и превращенной в музей усадьбой графов Вольских, которые, собственно, этот завод и построили. Вообще, несмотря на бездну времени, минувшего с поры «царствования» Вольских, о них частенько вспоминали и теперь. Неудивительно – энергичные помещики не только обнаружили запасы ценной глины и наладили производство фарфора, но и запрудили небольшую речушку, превратив ее в систему из множества прудов и протоков, прозванную «маленькой Венецией». Со временем пруды здорово обмелели, заросли кувшинками и тростником, но не одно десятилетие оставались любимым местом отдыха обитателей Алексина. Дом дяди Павла находился неподалеку от этих прудов, и наша компания – Антон, Александра, несколько местных ребят и я – ходила туда почти каждый день купаться, загорать, ловить рыбу. Что же касается самой усадьбы Вольских, то мы с сестрами собирались посетить ее едва ли не с первых дней каникул, но до сих пор так и не сделали этого. И вот сегодня у нас появилась прекрасная возможность осуществить давние планы. Антон согласился поработать экскурсоводом, и теперь оставалось самое главное – уговорить Лору отправиться вместе с нами.
Сразу после завтрака моя старшая сестра вышла в сад и позвала Бальта – молодого, резвого ротвейлера, некогда принадлежавшего Страннику. С той поры, как пес остался без хозяина, Лора опекала его и проводила с ним почти все время. Обычно они часами гуляли в самых диких, заброшенных уголках парка, возвращаясь домой только для того, чтобы перекусить. Похоже, сегодняшний день не стал для Лоры исключением. Подойдя к ней, я предложил составить нам компанию и прогуляться к музею-усадьбе. Она отрицательно покачала головой:
– Спасибо, но я уже бывала там. Идите одни, мне это неинтересно. Мы с Бальтом…
– Послушай, Лора! Нельзя столько времени находиться в одиночестве. Можно запросто одичать. Пойдем в город, там полно народу, в музей водят экскурсантов, среди которых наверняка можно встретить симпатичных парней… – брякнул я и умолк на полуслове, сообразив, что про парней говорить, наверное, не следовало.
– Ценю вашу заботу, ребята, но, честное слово, у меня все в порядке. Просто иногда хочется немного побыть одной.
Лора грустно улыбнулась и в сопровождении обрадованного предстоящей прогулкой Бальта покинула сад. Пришлось идти на экскурсию без нее. Погода была отличной, и Антон предложил добираться до усадьбы пешком.
– Это лучше, чем трястись в пыльном автобусе, – заявил он, бодро шагая по безлюдной тенистой улочке. – Хотя и не так быстро.
Окраина Алексина совсем не походила на город и больше смахивала на старый дачный поселок с вросшими в землю частными домишками и роскошными фруктовыми садами. Миновав несколько переулков, наша компания спустилась к крайнему из прудов «маленькой Венеции» и пошла вдоль его берега.
– Знаете, когда в усадьбу приезжает очередная экскурсия, туристам рассказывают о «памятниках архитектуры» и «садово-парковых комплексах». Все зевают и скучают, абсолютно не представляя, что здесь происходило на самом деле, – на ходу рассказывал Антон, вышагивая по песчаной, протоптанной у самой кромки воды, тропинке. – Но тот, кто родился в наших краях, знает про графов Вольских много жутких и таинственных историй. Они не только сорили деньгами, устраивали на прудах карнавалы и строили флигели в виде средневековых замков, но и занимались черной магией. Особенно отличилась некая София…
– Антон! Мало мы пережили ужасов! Довольно этих историй! Я даже слышать не хочу о колдовстве! – возмутилась Саша.
– Как знаешь. Кстати, ходят слухи, что из флигеля, выстроенного в виде замка, прорыт подземный ход, который прямиком ведет к реке. Мы с ребятами обшарили весь берег вниз по течению, но пока ничего не обнаружили. Впрочем, Катька-разбойница надежды не теряет…
Тропинка то поднималась на заросшие соснами склоны невысоких холмов, то спускалась к самой воде. Срезая углы, мы преодолевали заросли дикого шиповника, шли по ветхим мостикам, пересекая обмелевшие протоки, и наконец увидели возвышавшееся над водой здание с колоннами.
– Вот мы и пришли, – сообщил Антон. – Вход с той стороны особняка. Там же, кстати, и автобусная остановка.
Экскурсия мне не понравилась. В пол-уха слушая рассказ экскурсовода, мы чинно проследовали по зеркальному паркету, ненадолго задерживаясь у картин, скульптур и старинной резной мебели. Было скучно и даже слегка клонило в сон. Из всех экспонатов меня привлек только портрет Софии Вольской, таинственной женщины, о которой недавно упоминал Антон. «Ведьма» оказалась очень хороша собой, но самое сильное впечатление производили ее глаза – живые, страстные, необычного темно-синего цвета. Впрочем, получше рассмотреть ее портрет не удалось – экскурсионная группа неудержимо стремилась вперед, увлекая за собой всех замешкавшихся и отставших.
– Ну как? – поинтересовался Антон, когда мы выбрались из бесконечной череды комнат барского дома.
– Очень поучительно, – уныло откликнулась Саша. – Об этом можно рассказать в сочинении на тему «Как я провел лето».
– Знаешь, в этой Софии и в самом деле есть нечто особенное, Антон. Какая-то скрытая сила. Расскажи о ней поподробней.
– Для начала сходим на ее могилу, – предложил Антон. – Это очень необычное место. Софию считали ведьмой и потому похоронили не в фамильном склепе, а поодаль, на краю кладбища. До недавнего времени там стоял необычный памятник в виде высокой бронзовой пальмы, но пару лет назад, во время страшной зимней грозы, в него ударила молния, и он испарился.
– Зимой не бывает гроз.
– Бывают, Александра, только очень редко. Я покажу вам оплавленный след на камне и тень пальмового листа, отпечатавшуюся на соседнем надгробии. Идемте.
– Ни за что! Как только мы явимся в такое жуткое место, сразу начнутся ужасы и чертовщина. Я это кожей чувствую.
Сестренка начала протестовать, но мы с Антоном проигнорировали ее мнение и бодро зашагали прямиком к центральному входу на старое кладбище. Недовольная Александра поплелась следом. Кладбище напоминало полузаброшенный тенистый парк. Под развесистыми кронами столетних деревьев было удивительно спокойно, и вся атмосфера этого уснувшего города мертвых навевала умиротворение и благодушие. Скакали по могильным плитам неугомонные воробьи, пробившиеся сквозь листву солнечные лучи золотили покосившиеся кресты… Я немного отстал от Саши и Антона и уже собирался свернуть вслед за ними с центральной аллеи, как вдруг мое внимание привлекла мелькавшая между крестами белая косынка. Кто-то очень маленький и проворный быстро-быстро бежал по кладбищу.
– Вы видели?
– Что? – уточнил Антон, а Саша тут же начала тараторить о призраках, оживших мертвецах и прочих глупостях.
– На кладбище кто-то есть. Живой.
– Тебя это удивляет, Мишка? Мало ли кто пришел сюда навестить могилы своих родных. Да и туристы здесь часто бывают.
– Смущает только одно обстоятельство – этот посетитель либо с огромной скоростью бегает на четвереньках, либо имеет рост метр с кепкой.
– Либо это ребенок.
– Маленькие дети не гуляют по кладбищу в одиночку, Антон.
Косынка вновь промелькнула метрах в пятидесяти от того места, где мы стояли, и на этот раз ее заметили все. Боявшаяся идти на могилу ведьмы Саша тут же предложила выследить таинственного коротышку. Идея всем понравилась. Решив, что мертвые могут подождать, мы ринулись в погоню. Светлое пятно еще несколько раз возникало между надгробий, расстояние между нами и обладателем белой косынки постепенно сокращалось, как вдруг Антон очень невовремя споткнулся об оградку могилы. Мы замешкались, а когда решили продолжить преследование, то обнаружили, что коротышка бесследно исчез.
– А я говорю, это был ребенок! – досадливо тряхнул головой Антон. – Лучше бы мы сразу отправились на могилу Софии и не занимались бегом с препятствиями. Теперь вот нога болит…
Похоже, нас занесло в самый дальний и заброшенный уголок кладбища. Запыленные могильные плиты скрывали заросли бурьяна, кое-где можно было заметить ржавые остовы венков и сгнившие опрокинутые скамейки.
– Уйдем отсюда, Мишка, – едва слышно прошептала сестренка. – Мне страшно.
– Надо же… – На лице Антона появилось удивленное выражение. Он подошел к большому неровному обломку серого гранита, заменявшему обычную могильную плиту, дотронулся до лежавшего там букетика ромашек. – Цветы совсем свежие, недавно сорваны. Теперь я вспоминаю это место. Папа когда-то приводил меня сюда. Здесь похоронен Иван Орлов.
Названное Антоном имя нам ни о чем не говорило. Мы с сестренкой переглянулись, ожидая дальнейших объяснений.
– Этот человек – мой двоюродный дедушка, – пояснил он.
– Получается, что кто-то приносит на могилу твоего родственника цветы и делает это достаточно регулярно, – я указал на лежавшие неподалеку сухие букетики. – А ты об этом ничего не знаешь.
– Этот человек – мой двоюродный дедушка, – пояснил он.
– Получается, что кто-то приносит на могилу твоего родственника цветы и делает это достаточно регулярно, – я указал на лежавшие неподалеку сухие букетики. – А ты об этом ничего не знаешь.
– Получается…
Несколько смущенный, Антон отошел в сторону, рассматривая соседние могилы. Внезапно его взгляд стал сосредоточенным, он склонился над огибавшей гранитную глыбу дорожкой. Мы подошли к Антону и увидели четко отпечатавшийся на влажной земле след маленькой босой ноги.
– Так вот куда направлялся ребенок в белой косынке! – догадалась Саша. – Непонятно только, почему он ходит босиком. Как ты думаешь, Антон, что его связывает с твоим дедушкой?
Антон только пожал плечами. Заинтригованный случившимся, я предложил выследить малыша и как следует расспросить его.
– Во всяком случае, сегодня нам этого сделать не удастся. Вряд ли коротышка приходит сюда чаще чем раз в день, следовательно, надо набраться терпения. Кстати, мама будет недовольна, если мы опять опоздаем к обеду.
Антон был прав. Мы торопливо покинули территорию кладбища, так и не заглянув на могилу Софии Вольской.
* * *– Какой ты бледный, Антон. Голова не болит? – тетя Ира участливо посмотрела на сына.
– Нет, мам, все о’кей, – Антон отодвинул тарелку с недоеденными пельменями. – Просто я сыт.
– А мне еще добавки, – попросил сидевший напротив меня дядя Павел. – Вот наберусь сил и приступлю наконец-то к веранде.
Дядя Павел делал ремонт. Он занимался этим с начала лета, и конца его работе не предвиделось. Доставшийся ему по наследству дом был очень велик, стар и запущен. Он имел три этажа, множество комнат, в которых давно не жили, громадный подвал, а над его крышей возвышалась изящная остроконечная башенка. Проблема состояла в том, что эти хоромы постоянно нуждались в ремонте, а основательно привести дом в порядок не позволяло отсутствие денег и времени. «Хорошо еще, дядя не догадывается, внутри какого монстра он живет. Для него это только старая развалина, приносящая массу неприятностей… – подумал я, допивая чай. – Если бы он знал всю правду…»
– Дядя Павел, я все хотела спросить, но как-то не получалось. – Саша помолчала, подыскивая нужные слова. – Короче, мы уже почти два месяца живем в вашем доме, но ничего не знаем о его истории и все такое…
– Долго я ждал этого вопроса! – Дядя Павел усмехнулся, подкрутил усы. – Дождался, что обнадеживает. Ради такого разговора и ремонт подождет. Ступайте в гостиную, а ты, Антон, сбегай в архив, принеси альбомы с фотографиями.
Архивом дядя Павел называл расположенную на третьем этаже комнату, в которой хранились старые газеты, журналы, книги и фотографии. Антон попросил меня о помощи – в одиночку дотащить пухлые стопки фотоальбомов было довольно сложно. Выйдя из кухни, мы прошли в холл, где находилась разделявшая дом на два крыла лестница с широкими ступенями и красивыми резными перилами. В помещении было сумрачно, свет проникал сюда только через украшенное витражом окно лестничной площадки. Я замер, встревоженный внезапно нахлынувшим необъяснимым чувством тревоги, а Антон бодро побежал вверх по ступеням…
Все происходило как в замедленной съемке – доски медленно уходили вниз, открывая зияющую под ними пустоту, нога Антона погружалась в бездну, и ее живую плоть яростно терзали белые, острые как бритва, клыки притаившегося во мраке чудовища. Паутина залепляла мне лицо, мешая смотреть и дышать. Разрывая липкие сети, я полз к своему другу, который из последних сил цеплялся за крошившуюся под пальцами доску, но время было неумолимо…
– Антон! Антон!
– Что? – Он стоял на верхней ступеньке лестницы, глядя на меня с удивлением и легким испугом. – Ты так орешь, будто снежного человека увидел. Это розыгрыш?
– Будем считать, что да, – наваждение отступило, но в душе остался нехороший осадок – больше месяца в доме не происходило ничего подобного, и вот, похоже, началось снова. – Скажи, Антон, за последнее время с тобой не случалось ничего необычного? И вообще, как ты спишь?
– Как убитый. Кошмары терзают только любителей ужастиков вроде тебя. Ты идешь?
Мы благополучно забрали толстые, пропахшие пылью альбомы и спустились в гостиную, где нас ждали дядя Павел и Саша. Лора отсутствовала, вероятно, она опять ушла на прогулку с Бальтом.
– Вас только за смертью посылать, – усмехнулся дядя Павел, и его слова всколыхнули во мне новую волну страха. – В ваши годы я был куда резвее.
Рассевшись возле круглого стола и разложив фотографии, мы приготовились слушать его рассказ. Выдерживая паузу, он оглядел собравшихся:
– Мы знаем историю своего рода едва ли не с начала девятнадцатого века, но я начну рассказ с истории Евгения Орлова, преуспевающего купца, который, собственно, и построил этот дом. От первого брака у него было двое детей: старший сын Николенька и младшая дочурка Тата…
Это имя заставило меня вздрогнуть. Повзрослевшая Тата, Татьяна Евгеньевна, прабабушка Антона, долгие годы усмиряла чудовищный дом-убийцу, и именно ее знания помогли нам справиться с кошмаром. А вот о старшем брате Таты я прежде ничего не слышал.
– Через несколько лет после смерти первой жены Евгений Васильевич вновь обвенчался, – продолжал рассказ дядя Павел. – Второй брак оказался очень несчастливым. Молодая красавица жена привела в дом своего ребенка и все свое время посвящала обожаемой малышке. Вскоре и женщина, и девочка трагически погибли. Обстоятельства их смерти так и не удалось выяснить до конца.
Мог ли дядя Павел даже на миг представить, что сидевшие рядом с ним юнцы намного лучше его осведомлены о событиях столетней давности?! Тем не менее так оно и было. Сила волшебства позволила нам заглянуть в прошлое, своими глазами увидеть гибель рыжеволосой колдуньи и ее дочери Лизоньки, познакомиться с молодой Татой. Однако ни я, ни Саша с Антоном не собирались демонстрировать свои познания. Сидя за столом, мы продолжали слушать рассказ хозяина дома. Шелестели страницы старого альбома, сменяли друг друга пожелтевшие фотографии… Огромные глаза Лизоньки смотрели прямо на меня, внимательно и укоризненно. Взгляд златокудрой девочки со старого фото пугал до дрожи, возвращая к пережитому кошмару. Облик этого, похожего на ангелочка ребенка выбрало коварное чудовище, едва не погубившее нас в начале этого лета. Оно говорило ее голосом, смотрело на меня ее глазами…
– Тата была настоящей затворницей, редко покидала дом и почти не имела друзей, – доносился негромкий голос дяди Павла. – Тем не менее она довольно быстро вышла замуж за соседского паренька Володю Тимошина. Вскоре у них родился мальчик – мой отец.
Перевернув еще несколько страниц семейного альбома, дядя указал на большую овальную фотографию:
– Хороший снимок. Здесь все. На дворе самое начало двадцатого века.
С выцветшей фотографии на нас смотрели высокий осанистый мужчина, его молодая жена с загадочными чуть раскосыми глазами, худенькая черноволосая Тата, похожая на фарфоровую куклу Лизонька, худощавый, одетый в студенческую форму Николенька.
– А вот этот скромный юноша, – палец дяди Павла указал на долговязого студента, – преподнес своему батюшке немало сюрпризов. У Николая с детства были выдающиеся математические способности. В пятнадцать лет он поступил в Московский университет, ему прочили славное будущее, но… Парень увлекся революцией, математика пошла побоку, он едва не угодил на каторгу и в результате был с треском изгнан из учебного заведения. Пришлось Николеньке ни с чем вернуться в родное Алексино. А потом, во времена Гражданской войны, старики испуганно крестились, стоило им только услышать имя Николая Орлова. Из робкого студентика получился крутой красный командир, идейный и абсолютно убежденный в своей правоте. В тридцать седьмом его не стало. Остался семилетний сынишка Иван.
– Иван? – переспросила Саша. – Иван Орлов?
– Точно. Тоже интересная и трагическая судьба. Парень был мечтателем и романтиком, таким же, как его отец. Но настали иные времена, и в моду вошли другие идеалы. Иван стал геологом. Он объездил всю Сибирь, искал полезные ископаемые, по полгода не бывая дома. Иван очень любил свою работу, а еще он мечтал о всеобщем счастье.
– Костры, гитара, ночи в палатке, – мечтательно произнесла Саша. – Люблю турпоходы.
– Работа геолога – это не только прелести кочевой жизни, но и тяжелый труд, – нравоучительным тоном пояснил дядя Павел. – Впрочем, и романтики там хватало.
На стол легли новые фотографии – бородатые мужчины на фоне гор, рек, вертолетов, ошеломляющие, величественные пейзажи…
– Ой, какая красивая! – Саша указала на стоявшую среди бородачей высокую блондинку. – Ей бы моделью быть, а она комаров кормит.
– Аглая. Невеста Ивана. Они познакомились в экспедиции и мечтали никогда не разлучаться друг с другом. Она приезжала сюда. – Дядя Павел вздохнул, помолчал. – Я еще пацаном был, но Аглаю на всю жизнь запомнил. Такая красивая, добрая, много смеялась, очень любила Пушкина…