– Негодяй! Да кто ты такой, чтобы мне угрожать?
Кортни, к моему замешательству, повел себя точно так же, как всякий аристократ, обвиненный простолюдином. Невзирая на кинжал в моей руке, он бешено шагнул ко мне, однако сделал ошибку, мимолетно глянув на брошенный на кровати камзол. Если у него и было оружие, то оно осталось там. Чтобы добраться до него, Кортни пришлось бы проскочить мимо меня. Я дал ему время обдумать свое положение, хотя сам уже помыслил о том, что его вспышка ярости неподдельна. И не только потому, что виновный был бы более осторожен, но и потому, что Кортни ни мало не удивился тому, что я еще жив.
И если не он пытался отравить меня – то кто же?
Я отогнал размышления и выразительно шевельнул лезвием кинжала. Лицо Кортни изменилось; вскинув бровь, он указал на кувшин, который стоял на столике.
– Могу я выпить? В горле пересохло.
Я кивнул, внимательно следя, как он подходит к столику и наполняет кубок. Кортни поднес питье к губам и испытующе посмотрел на меня поверх кубка.
– Сожалею о смерти твоего… оруженосца? – Он отпил глоток. – Однако поскольку теперь ясно, что я не причастен к ней, а ты по-прежнему здесь, стало быть, у тебя имеется и другая цель. Шантаж?
– Раз уж вы об этом заговорили – почему бы и нет? – холодно отозвался я.
– В таком случае ты даром тратишь время. Вопреки расхожим представлениям, то, что ты обнаружил меня в этом сомнительном заведении, само по себе вовсе не означает, будто я путаюсь с мальчиками. – Кортни одарил меня томной улыбкой. – Зато я знаю многих людей при дворе, которые и впрямь подвержены этому пороку. Хочешь узнать их имена?
Его беспечный тон не произвел на меня никакого впечатления.
– Мне нет дела до того, с кем вы путаетесь. Мне нужны ответы на вопросы, и я их получу.
– Бог ты мой! Это похоже на угрозу.
Граф осушил кубок и отставил его на стол с раздражением человека, который вынужден продолжать наскучивший разговор.
– Вопросы, говоришь? Чьи же? По всей видимости, твоего хозяина Ренара?
– Королева ему доверяет, – ответил я.
И в тот же миг, прежде чем я успел хоть глазом моргнуть, Кортни бросился на меня с длинным узким стилетом, который незаметно взял со столика. Он метил мне в живот; когда я крутнулся, избегая удара, он пинком сшиб меня с ног. Я упал на колени и выронил кинжал. Я потянулся было к нему, стараясь увернуться от Кортни и подняться на ноги, но тут граф прыгнул на меня сверху, схватил за волосы и рванул назад мою голову. Лезвие прошлось по моему горлу, вспарывая кожу.
– Я не люблю, когда мне докучают безродные мерзавцы, – прошипел Кортни, и злобное ликование в его тоне испугало меня даже больше, чем теплая струйка поползшей по шее крови. – Я задам только один вопрос и, если ответ придется мне не по вкусу, перережу тебе горло. Кто тебя послал?
Не колеблясь ни секунды, я прошептал:
– Елизавета. Меня послала Елизавета.
Глава 12
Кортни крепко держал меня за волосы, но когда прозвучало имя Елизаветы и хватка его ослабла, я еле сдержался, чтобы не отшвырнуть его и не нанести ответный удар. В моем распоряжении был весь опыт детских лет, долгих лет, когда меня подстерегали и избивали отпрыски Дадли. Эти, с позволения сказать, высокородные господа все на одно лицо. Все они полагают, будто такой, как я, всегда склонится перед их неоспоримым превосходством.
Я позволил Кортни оставаться при этом мнении, по крайней мере пока.
– Елизавета! – эхом повторил он. – Ну уж нет, придумай что-нибудь получше. С какой стати принцесса станет доверяться безродному сукину сыну?
Мне становилось все труднее сохранять неподвижность. Кортни сегодня вечером явно выпил лишнего; я чувствовал, как дрожь его пальцев передается острию стилета, и мне совсем не хотелось сдохнуть с перерезанным горлом в этом жалком борделе только потому, что Кортни упустит нож. Я твердил себе, что надо выждать, что рана, которую он мне уже нанес, всего лишь царапина, а горло всегда обильно кровоточит, даже от царапины. Мне столько раз доводилось резаться во время бритья; и этот порез ничуть не страшнее. И все же некая дикая первобытная ярость постепенно нарастала во мне. Этот человек воплощал все то, что я ненавидел с детства, – лощеный барич, который уверен, что вправе безнаказанно применять силу и презирать всех тех, кто якобы ниже его. Если Кортни и не подбросил в мою комнату отравленное письмо, то лишь потому, что у него на такое не хватило воображения, – он и без того прекрасно может прикончить меня, не моргнув глазом.
– Ты второй раз назвал меня ублюдком и вдобавок сукиным сыном, а я, так уж вышло, люблю собак.
С этими словами я двинул графа локтем в грудь, одновременно выгнув спину, чтобы сбросить его с себя. Развернувшись на коленях, я схватил его за руку и вывернул ее вниз, отведя от себя лезвие стилета. К моему неприятному удивлению, Кортни оказался сильнее, чем можно было судить с виду, хоть нападение и застигло его врасплох. Пока он изворачивался, силясь вернуть себе былое преимущество, я рывком поставил его на ноги и заломил руку за спину. Пальцы графа разжались, и стилет с глухим стуком упал к моим ногам.
– Могу сломать, – прошептал я ему на ухо, выворачивая руку выше.
Кортни вскрикнул. Я пинком раздвинул его лодыжки, прочнее удерживая его в неудобной позе.
– Или мы придем к соглашению. Выбор за тобой.
Я вновь дернул заломленную руку и одновременно шарил по полу ногой, пододвигая ближе свой кинжал. Чтобы подхватить его с пола, мне пришлось бы выпустить графа, а я знал, что он в тот же миг набросится на меня. Беззвучно сосчитав до четырех, я разжал хватку, метнулся за кинжалом, развернулся и со свистом рассек воздух перед собой, чтобы помешать Кортни ко мне подобраться. Граф попятился, страдальчески ощупывая запястье; он даже не сделал попытки дотянуться до стилета. По всей видимости, я повредил ему кисть.
Скривившись, Кортни резким движением подбородка указал на столик с кувшином.
– Мне… мне нужно выпить. Рука болит.
– На сей раз уж позволь мне за тобой поухаживать, – отозвался я.
С этими словами я сгреб с кровати его камзол и зашвырнул в угол, затем указал Кортни на табурет у кровати и, не сводя глаз со своего пленника, налил вина из кувшина. Граф осторожно принял кубок. Запястье, уже начавшее распухать, самое большее через час обещало нешуточные страдания.
– Нужно будет что-нибудь приложить к этому месту. Лучше всего лед, благо его вокруг в избытке. – Я помолчал. – Расскажи о дружбе с Робертом Дадли.
После этих слов я напрягся, ожидая новой вспышки, однако Кортни в ответ лишь одарил меня угрюмым взглядом.
– Понятия не имею, о чем ты толкуешь.
– На твоем месте я бы не стал так отвечать. Ты забыл, что я подслушал ваш разговор с принцессой в коридоре? Мне известно, что ты сговорился с Дадли. Кроме того, я знаю, что королева отвергла твои брачные предложения, так что повод участвовать в заговоре у тебя есть. Остается узнать одно: что вы задумали?
В глазах Кортни промелькнула паника.
– Ты спятил. У нас нет никаких тайных замыслов.
– В самом деле? Тогда, может быть, объяснишь, чего ради ты взялся переправить Дадли книгу с письмом принцессы Елизаветы внутри?
Он не сумел сдержать изумленного возгласа:
– Как ты… откуда ты об этом знаешь?!
– Мне сказала принцесса. И кстати, она желает получить свое письмо назад. Верней говоря, она этого требует.
Кортни передернуло, и в голосе его зазвучала неприкрытая враждебность.
– Требует, вот как? Она полагает, будто может передумать и я так запросто отберу ее письмо у Дадли?
Я замер.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что письмо сегодня было доставлено по назначению, – злобно усмехнулся Кортни. – Дадли надеялся на него и не намерен менять свои планы только потому, что у принцессы случился приступ угрызений совести. Он знает, что его ждет. Знает, что, едва королева объявит о помолвке с Филиппом Испанским, прозвучит смертный приговор для него самого и его братьев. Ренар потребует в качестве свадебного подарка головы всех изменников, заключенных в Тауэре.
Я похолодел:
– Зачем Дадли понадобилось письмо принцессы? Что он замышляет?
– Этого я не знаю, – пожал плечами Кортни. – Я только доставил…
Я прыгнул к нему и, прижав одной рукой острие кинжала под самым подбородком, пинком раздвинул его ноги и свободной рукой стиснул поврежденное запястье. Я выкрутил его так, что граф закричал от боли.
– Если думаешь, что это боль, – процедил я, – попробуй представить, каково будет на дыбе. Ты уже приговорен, милорд, хотя сам этого не знаешь. Пусть я тайно служу принцессе, но дон Ренар не далее как вчера нанял меня отыскать доказательство, которое позволит вернуть тебя в Тауэр… а сейчас я в таком настроении, что совсем не прочь пойти ему навстречу.
Кортни выпучил глаза:
– Ренар?! Он… он приговорил меня?
– Ренар?! Он… он приговорил меня?
– Он уверен, что ты затеваешь заговор против королевы… но мы-то с тобой знаем правду. Знаем, что настоящий вдохновитель заговора – твой дружок Дадли. Так что, милорд, помоги мне, а я помогу тебе.
Дыхание графа сделалось неглубоким и частым, на мертвенно-бледном лбу проступили крупные капли пота. Он с отчаянием глядел на дверь у меня за спиной, словно ожидая, что оттуда вдруг явится спасение. Я и сам удивлялся, что громила в черном, слуга графа, до сих пор не ввалился в комнату, хотя бы для того, чтоб узнать, жив ли его господин. Очевидно, Эдвард Кортни был не из тех хозяев, которые пробуждают в слугах преданность.
Я сильнее сжал запястье Кортни:
– У меня мало времени.
– Я же сказал, – простонал он сквозь зубы. – Мне ничего не изве…
Я вновь выкрутил руку, и на сей раз Кортни пронзительно вскрикнул.
– В последний раз спрашиваю: что замышляет Дадли?
– Нет! Ради бога, перестань! Клянусь, я ничего не знаю! – Кортни тяжело дышал, и ноги его, зажатые моими коленями, неистово дергались. – Он не делится со мной своими планами. Я просто делаю то, что он скажет.
– И что он тебе сказал делать?
– Войти в доверие к Елизавете. Больше ничего.
Я смерил Кортни испытующим взглядом:
– Ты лжешь.
– Нет! Не надо!
Хоть я держал графа за руку и острие моего кинжала, прижатого к шее, едва не протыкало кожу, боль, по всей видимости, стала невыносима – он резко откинулся назад и свалился с табурета на пол. Мне пришлось выпустить его и отскочить, чтобы не упасть сверху. Стоя над графом, я смотрел, как он корчится у моих ног. Когда Кортни наконец заговорил, в голосе его не было ни намека на раскаяние.
– Глупец! – прошипел он. – Убей меня, если хочешь, но больше я тебе ничего не могу сказать. О том, что замышляет Дадли, знает только сам Дадли. Я просто переправляю его письма!
Неприкрытое отчаяние, прозвучавшее в этой речи, заставило меня призадуматься. Я не верил Эдварду Кортни ни на грош. Он вполне способен на бесстыдную ложь и, скорее всего, бесстыдно лжет, однако же он – моя единственная ниточка к Дадли, и если только я не готов пытать его, придется с ним договориться.
– Вставай, – сказал я.
Кортни кое-как поднялся на ноги. Рука с поврежденным запястьем неестественно болталась.
– Расскажи об этих письмах. Ты, насколько я понял, и рассылаешь, и принимаешь их. Сколько их было? Кому пишет Дадли? От кого получает ответ?
Кортни пошатывался, с трудом держась на ногах; щеки его ввалились, лицо залила смертельная бледность. Я опасался, как бы он не потерял сознание.
– Писем было не много, – наконец выдавил он, – вроде бы шесть или семь всего – и отправленных, и полученных. Наверняка не помню. Мы прячем их в обычных вещах, а потом мой слуга доставляет или забирает свертки. Все письма были запечатаны. Ни имен, ни адресов на них не было, только названия графств. Писем я не читал. Я просто делал, как велел Дадли, и в условленные вечера дожидался здесь посыльных, которые забирали ответы.
Он даже не читал писем Дадли? Если это правда, то я затруднялся решить, кто такой Эдвард Кортни – наивный младенец или величайший в мире идиот.
– В какие графства шли письма? – резко спросил я. – Постарайся вспомнить, что было на них написано.
Кортни тяжело дышал: сейчас, должно быть, боль уже нешуточно терзала его.
– Одно письмо было в Сассекс, другое – в Суррей. Кажется, были еще Оксфордшир и Беркшир. Ах да, и Саффолк. Дадли все устроил загодя; я не задавал вопросов. С какой стати? Посыльные платили мне. Я отправлял половину денег Дадли, а другую половину оставлял себе. Жизнь при дворе недешева; содержание, назначенное мне королевой, едва покрывает мои расходы.
Я едва удержался, чтобы не закатить глаза к потолку:
– Не сомневаюсь. Итак, ты понятия не имеешь, кому именно Дадли отправлял эти письма, но если он устроил все загодя, без твоего участия, значит у него есть и другие подручные, которые извещают адресатов, что пора забрать у тебя письма.
Кортни испустил стон, доковылял до кровати и сел, морщась от боли.
– Почем я знаю? Думаешь, у него нет под рукой людей, готовых услужить? Всякий паршивый стражник или мальчишка-золотарь в Тауэре с радостью пособит высокородному узнику, если тот прилично заплатит.
Я перебирал в мыслях все факты, словно части головоломки. Роберт Дадли не только получал, но и рассылал письма тем, кто был достаточно заинтересован в его замысле, чтобы платить графу за молчание. Часть денег, которую Кортни переправлял Дадли, шла, по всей видимости, на то, чтобы оплатить услуги неведомых подручных, когда Дадли требовалось известить об очередном письме своих сообщников. Нельзя сказать, что эти рассуждения прибавили мне спокойствия. Графства, упомянутые Кортни, окружали Лондон со всех сторон. Дадли определенно готовил заговор, и, судя по всему, серьезный.
Но что он задумал? И как со всем этим связана Елизавета?
– Я должен с ним поговорить, – вырвалось у меня.
Кортни разинул рот:
– Ты в своем уме? Для Дадли ты никто, пустое место. С какой стати он будет тебе что-то рассказывать?
– Ты плохо меня знаешь, – заметил я, и его передернуло. – Итак, ты поможешь мне пробраться в Тауэр. Или предпочитаешь, чтобы я сообщил Ренару все, что ты мне сейчас рассказал?
– Нет! – Кортни шагнул ко мне. – Я все сделаю. Я помогу тебе. Только не сегодня. Мой слуга… знает, кого из стражников можно подкупить. Он все устроит.
– У тебя есть сутки. Думаю, твоему слуге не составит труда меня найти. – Я сделал паузу, чтобы он получше усвоил мои слова. – И если тебе хоть раз придет в голову выдать меня, поверь: когда я заговорю, Ренар получит все, что ему нужно. Мы ведь понимаем друг друга, милорд?
С этими словами я повернулся к двери.
– Помни, что ты обещал! – услышал я за спиной дрожащий голос Кортни. – Если я помогу тебе, ты не натравишь на меня псов Ренара.
Я искоса глянул на него:
– Обложи запястье льдом. И воздержись от верховой езды самое меньшее на неделю, иначе рука потеряет гибкость и ты не сможешь ею пользоваться. Я пришлю твоего слугу, он тебе поможет.
Кортни обессиленно рухнул на кровать, а я рванул на себя дверь и вышел.
* * *Подручный графа ждал у подножия лестницы. В общем зале было теперь людно, мужчины в масках, более или менее раздетые, танцевали, целовались и тискали друг друга в темных углах.
– Вышло дольше, чем я думал, – заметил человек в черном и, мельком глянув на мой заляпанный кровью воротник, добавил: – Должно быть, ты ему приглянулся. Он режет только любимчиков.
– Лучше позаботься о своем хозяине, – буркнул я и, широкими шагами пройдя мимо него, покинул общий зал.
Забрав шпагу и плащ у охранника, который опять одарил меня понимающей ухмылкой, я увернулся от новой попытки схватить меня между ног и вынырнул в ночь.
Сыпал легкий снежок. Я жадно вдыхал морозный воздух, словно так мог очиститься от мерзости тесного общения с Эдвардом Кортни. Идя назад по замерзшей реке, поверхность которой определенно казалась мне недостаточно твердой, я внезапно почувствовал, что за мной следят, и положил руку на эфес шпаги. Впрочем, как и раньше на мосту, подручный Кортни довольствовался тем, что шел за мной на приличном расстоянии, причем шаги его на промерзшем снегу производили куда больше шума, чем подобало бы профессиональному шпиону. Достигнув берега, я со шпагой в руке стремительно развернулся.
Крутящийся снег осыпался на обширную – и совершенно безлюдную – гладь реки.
Я бросил отобранный у придворного плащ на Кинг-стрит и, дрожа от холода, поспешил во дворец. Поднявшись по стылой лестнице к дверям своей комнаты, я замер как вкопанный, в горле застрял тугой комок.
Я заставил себя отпереть дверь.
На первый взгляд комната выглядела так же, как перед моим уходом. И лишь когда я вошел и зажег сальную свечу, мне стало ясно, что тут побывала Сибилла; она вернулась, чтобы привести в порядок разбросанные мной вещи, поставить на место сундук и табурет, а также положить на мою кровать бережно свернутый плащ Перегрина.
Ноги у меня подкосились. Оседая на пол, я стянул с кровати плащ и, уткнувшись лицом в складки ткани, которая все еще хранила слабый запах своего хозяина, горько зарыдал.
Глава 13
Я проснулся с пронзительным чувством невосполнимой утраты и с куда более прозаическим бурчанием в животе. Лишь сейчас я вспомнил, что с той самой трапезы в таверне возле моста во рту у меня не было ни крошки.
В одних чулках я побрел к тазику, проломил тонкую корочку льда и плеснул холодной водой в лицо. Заметив свое отражение в ручном зеркальце, я оцепенел. Несмотря на аккуратную, недавно подстриженную бороду, лицо мое выглядело изможденным, осунувшимся. Под налитыми кровью глазами темнели круги, кожа отсвечивала пергаментной желтизной. Всего за одни сутки я будто состарился на много лет.