— Здорово, парни. Как жизнь? — Монтгомери гнусавит, как и все выходцы из штата Джорджия. — Познакомьтесь с Ники. Ники, это Макдональд, Ван Барен, Бэйтмен — ты отлично загорел — и мистер Прайс. Пожав руку только Прайсу, он забирает стакан у Ники. Ники вежливо, словно робот, улыбается, — вероятно, она не говорит по-английски.
— Монтгомери, — произносит Прайс любезным, дружеским тоном, пялясь при этом на Ники. — Ну как жизнь?
— Ну, парни, — говорит Монтгомери, — вижу, у вас классный столик. Уже расплатились? Шучу.
— Слушай, Монтгомери, — говорит Прайс, глядя на Ники. Он по-прежнему демонстрирует необычайное расположение к человеку, которого я считал чужаком. — Может, в сквош?
— Позвони мне, — рассеянно отвечает Монтгомери, обводя взглядом зал. — Это не Тайсон? Вот моя визитка.
— Отлично, — говорит Тимоти, пряча ее в карман. — Как насчет четверга?
— Не могу. Улетаю завтра в Даллас, но… — Монтгомери уже отходит от нашего стола, торопясь подойти еще к кому-то. Ники он увлекает за собой. — Давай на следующей неделе.
Ники улыбается мне, потом смотрит в пол (розовые, голубые, лимонно-зеленые плитки перекрещиваются треугольничками), словно в них скрывается ответ, некая разгадка, разумное объяснение тому, почему она связалась c Монтгомери. Я вяло размышляю, старше ли она его и не заигрывала ли со мной.
— До встречи, — говорит Прайс вдогонку.
— Пока, парни… — Монтгомери уже в середине зала. Ники семенит за ним. Я был не прав: у нее есть задница.
— Восемьсот миллионов, — качая головой, присвистывает Макдермотт.
— Университет? — спрашиваю я.
— Смехотворный, — намекает Прайс.
— Роллинс? — гадаю я.
— Ну почти, — говорит Макдермотт. — Хемпден-Сидней.
— Паразит, неудачник, сука, — подводит итог Ван Паттен.
— Но у него восемьсот миллионов, — выразительно повторяет Макдермотт.
— Ну и пойди отсоси y карлика, — заткнешься ты или нет? — говорит Прайс. — Неужели ты такой впечатлительный, Макдермотт?
— Все равно, — замечаю я. — А телка ничего себе.
— Девка что надо, — поддакивает Макдермотт.
— Согласен, — с неохотой кивает Прайс.
— Слушайте, вы, — горестно произносит Ван Паттен. — Я знаю эту цыпочку.
— Да ладно, — стонем мы в один голос.
— Попробую угадать, — говорю я. — Подцепил ее в «Туннеле», да?
— Нет, — он отпивает, — она модель. Анорексичка, алкоголичка, неврастеничка. Настоящая француженка.
— Ну что за клоун, — говорю я, не понимая, врет он или нет.
— Поспорим?
— Ну и что? — пожимает плечами Макдермотт. — Я бы трахнул ее.
— Она выпивает в день литр «Столичной», блюет и снова выпивает столько же, — объясняет Ван Паттен. — Стопроцентная пьянчужка.
— Стопроцентная дешевая пьянчужка, — бормочет Прайс.
— А мне безразлично, — мужественно произносит Макдермотт. — Она прекрасна. Я хочу трахнуть ее. Жениться на ней. Иметь от нее детей.
— Господи, — почти ржет Ван Паттен. — Ну кто женится на цыпочке, которая родит бутылку водки с клюквенным соком?
— Его слова не лишены смысла, — говорю я.
— Угу. Еще он собирается подцепить ту армянскую цыпочку в баре, — ухмыляется Прайс. — А она что родит — бутылку шампанского и пинту персикового сока?
— А где армянская цыпочка? — вытягивая шею, раздраженно спрашивает Макдермотт.
— О боже. Пошли вы на хуй, пидоры, — вздыхает Ван Паттен.
К столику подходит метрдотель, здоровается с Макдермоттом, потом замечает, что у нас нет наших бесплатных коктейлей, и убегает до того, как мы успеваем его остановить. Не знаю, откуда Макдермотт так хорошо знаком с этим Аленом, — может, через Сесилию?
Однако это меня слегка задевает, и я решаю заработать очки своей новой визиткой. Я достаю ее из бумажника (газелевая кожа, Barney's, $850), кидаю на стол и жду реакции.
— Это что, грамм? — не без интереса спрашивает Прайс.
— Новая визитка, — я пытаюсь вести себя небрежно, но все равно гордо улыбаюсь. — Ну как вам?
— Ух-ты, — взяв ее в руки, говорит Макдермотт, и с искренним восхищением потирает ее пальцами. — Очень красивая. Посмотри-ка…
Он передает визитку Ван Паттену.
— Вчера забрал из печати, — замечаю я.
— Хороший цвет, — говорит Ван Паттен, пристально рассматривая карточку.
— Это цвет кости, — уточняю я. — А тиснение называется Silian Rail.
— Silian Rail? — переспрашивает Макдермотт.
— Да. Неплохо, а?
— Очень неплохо, Бэйтмен, — сдержанно произносит завистливая скотина Ван Паттен, — но это ничто по сравнению с… — Он вытаскивает свой бумажник и швыряет рядом с пепельницей свою визитку. — Посмотри-ка на эту.
Мы все склоняемся и рассматриваем визитку Дэвида. Прайс тихо говорит:
— Да, это действительно круто.
Цвета такие элегантные, шрифт просто великолепный, и меня охватывает короткая судорога зависти. Я стискиваю кулаки, а Ван Паттен самодовольно говорит:
— Цвет яичной скорлупы и шрифт Romalian…
Он оборачивается ко мне:
— Что скажешь?
— Мило, — хрипло говорю я. Мне даже удается кивнуть. Мальчик приносит четыре новых Bellini.
— Боже, — говорит Прайс. Он смотрит визитку на свет, не обращая внимания на коктейли. — Вот это действительно супер. И откуда у такого дурня, как ты, столько вкуса?
Я смотрю на карточку Ван Паттена, потом на свою, и не могу поверить, что Прайсу больше нравится визитка Ван Паттена. Перед глазами у меня все плывет, я отпиваю и делаю глубокий вдох.
— Но постойте-ка, — говорит Прайс. — Вы еще ничего не видели… — Из внутреннего кармана пиджака он достает свою визитку и медленно, театральным жестом выкладывает ее на всеобщее обозрение. — Это моя.
Даже я должен признать, что она великолепна.
Внезапно мне кажется, что ресторан затих и отодвинулся от нас. В сравнении с этой визиткой музыка превратилась в бессмысленный шум, и мы хорошо слышим слова Прайса:
— Рельефное тиснение, цвет — бледно-облачный…
— Черт возьми, — восклицает Ван Паттен. — Никогда не видел ничего подобного…
— Мило, очень мило, — вынужден я признать. — Но постойте. Давайте посмотрим на визитку Монтгомери.
Прайс вытаскивает визитную карточку Монтгомери, и, хотя он сидит с бесстрастным видом, я не понимаю, как он может оставаться равнодушным к ее утонченной окраске и стильной плотности. Я удручен тем, что затеял все это.
— Давайте закажем пиццу, — предлагает Макдермотт. — Никто не хочет взять пиццу, напополам со мной? «Ред снеппер»? М-м-м. Бэйтмен будет, — говорит он, весело потирая руки.
Я беру карточку Монтгомери и даже ощупываю ее, чтобы понять, какое ощущение она оставляет на подушечках пальцев.
— Что, нравится? — По тону Прайса понятно, что он видит, как я завидую.
— Ага, — небрежно отвечаю я, возвращая Прайсу визитку так, словно мне она до фени, однако чувствую, что мне трудно глотать.
— Пицца «Ред снеппер», — напоминает мне Макдермотт. — Я, блядь, умираю от голода.
— Никакой пиццы, — бормочу я, чувствуя облегчение от того, что Тим убрал визитку Монтгомери в карман, с глаз долой.
— Ну давай, — ноет Макдермотт. — Давай закажем пиццу.
— Заткнись, Крэйг, — говорит Ван Паттен, наблюдая за официанткой, принимающей заказ у другого столика. — И позови сюда вон ту, симпатичную.
— Но это не наша официантка, — отвечает Макдермотт, нервно теребя меню, которое он выхватил у проходившего мимо официанта.
— Все равно позови, — настаивает Ван Паттен. — Попроси у нее воды, «Корону», что угодно.
— А почему ее? — я ни к кому конкретно не обращаюсь. Моя визитка, оставленная без внимания, лежит на столе рядом с орхидеей в синей стеклянной вазе. Я перегибаю ее пополам и убираю в бумажник.
— Она жутко похожа на девушку из отдела Жоржетты Клингер в Bloomingdale's, — говорит Ван Паттен. — Позови ее.
— Будет кто-нибудь пиццу или нет? — Макдермотт входит во вкус.
— А ты-то откуда знаешь? — спрашиваю я Ван Паттена.
— Я там покупаю духи для Кейт, — отвечает он.
Прайс машет руками, чтобы привлечь наше внимание:
— Я говорил вам, что Монтгомери карлик?
— Кто такая Кейт? — спрашиваю я.
— Кейт — это телка, с которой у Ван Паттена роман, — объясняет Прайс, не сводя глаз со столика, за которым сидит Монтгомери.
— Что случилось с мисс Китт ридж? — интересуюсь я.
— Ага, — улыбается Прайс. — И как же Аманда?
— Господи, ребята, будьте проще. Верность? Ну конечно.
— И ты не боишься подхватить что-нибудь? — спрашивает Прайс.
Прайс машет руками, чтобы привлечь наше внимание:
— Я говорил вам, что Монтгомери карлик?
— Кто такая Кейт? — спрашиваю я.
— Кейт — это телка, с которой у Ван Паттена роман, — объясняет Прайс, не сводя глаз со столика, за которым сидит Монтгомери.
— Что случилось с мисс Китт ридж? — интересуюсь я.
— Ага, — улыбается Прайс. — И как же Аманда?
— Господи, ребята, будьте проще. Верность? Ну конечно.
— И ты не боишься подхватить что-нибудь? — спрашивает Прайс.
— От кого, от Аманды или Кейт? — интересуюсь я.
— Мне казалось, мы сошлись на том, что с нами это в принципе не может случится, — громко произносит Ван Паттен. — Так что… дураки вы. Заткнитесь.
— Разве я тебе не говорил?…
Приносят еще четыре Bellini. Теперь на столе их уже восемь.
— Боже мой, — стонет Прайс, пытаясь поймать официанта, пока тот не удрал.
— Пицца «ред снеппер»… пицца «ред снеппер», — Макдермотт нашел себе мантру на вечер.
— Вскоре на нас набросятся горячие иранские девки, — бубнит Прайс.
— Но ведь это ноль-ноль-ноль с чем-то процента чего-то,… вы слушаете? — спрашивает Ван Паттен.
— …Пицца… пицца, — Макдермотт бьет кулаком по столу, и тот трясется. — Черт возьми, кто-нибудь меня слушает или нет?
Я все еще в трансе от визитки Монтгомери — классные цвета, плотность, тиснение, шрифт. Внезапно я поднимаю руку, словно готовясь ударить Грега, и ору что есть мочи:
— Никто не хочет твою ебаную пиццу! Пицца должна быть пышной и плотной и сырная корочка должна быть что надо! А здесь, блядь, корочка слишком тонкая, потому что мудозвон-повар все пережаривает! Пицца здесь пересушенная и ломкая!
Побагровев, я грохаю об стол своим стаканом, а когда поднимаю глаза, то оказывается, что закуски уже принесли. Симпатичная официантка смотрит на меня со странным, застывшим выражением лица. Я вытираю рукой лицо и мягко улыбаюсь ей.
Она продолжает смотреть на меня так, словно я чудовище. Кажется, она действительно напугана. Я смотрю на Прайса — зачем? Ищу поддержки, что ли?
Он произносит одними губами:
— Сигары, — и похлопывает себя по карману пиджака.
Макдермотт тихо произносит:
— А мне кажется, они не ломкие.
— Милая, — говорю я. Не обращая на Макдермотта никакого внимания, я беру официантку за руку и притягиваю к себе. Она вздрагивает, но я улыбаюсь, и она не сопротивляется, когда я подтягиваю ее поближе.
— Итак, мы намерены здесь как следует покушать… — начинаю я.
— Но я совсем не это заказывал, — говорит Ван Паттен, глядя в свою тарелку. — Я хотел колбаску из мидий.
— Заткнись, — кидаю я на него злобный взгляд, потом спокойно поворачиваюсь к симпатичной официантке, ухмыляясь, как идиот. Но как красивый идиот. — Одним словом, понимаете, мы тут часто бываем, и, скорее всего, мы сейчас закажем хороший бренди, коньяк… кто его знает. Мы желаем отдохнуть и насладиться этой атмосферой, — я делаю жест рукой. — А потом, — другой рукой я вынимаю бумажник из газелевой кожи, — мы бы хотели покурить превосходные гаванские сигары, и нам бы не хотелось, чтобы нас беспокоили неотесанные…
— Неотесанные, — Макдермотт кивает Ван Паттену и Прайсу.
— Неотесанные, невежливые посетители или туристы, которые неизбежно будут жаловаться на наши маленькие безобидные привычки… Поэтому… — я сую в ее маленькую ручку купюру (надеюсь, это полтинник), — если вы сумеете сделать так, чтобы нам не досаждали, мы с благодарностью оценим это. — Я поглаживаю ее руку, сжимая ее в кулачок. — А если кто-то будет жаловаться, ну так… — я делаю паузу, а потом перехожу на угрожающий тон, — вышвырните их вон.
Она кивает и уходит с озадаченным, растерянным видом.
— Кроме того, — говорит Прайс, улыбаясь, — если очередные Bellini появятся в радиусе трех метров от нашего стола, мы устроим метрдотелю аутодафе. Так что предупредите его на всякий случай.
Мы долго молчим, созерцая наши закуски. Тишину нарушает Ван Паттен.
— Бэйтмен?
— Да? — я накалываю на вилку кусочек рыбы, макаю его в красную икру, а затем откладываю вилку.
— Ты — просто совершенство, — мурлычет он.
Прайс видит, что еще одна официантка приближается к нам с подносом, на котором стоят четыре стакана для шампанского, наполненные бледно-розовой жидкостью. Он говорит:
— Господи, это уже становится нелепым…
Однако она ставит стаканы на соседний столик, за которым сидят четыре телки.
— Клевая, — говорит Ван Паттен, оторвавшись от своей колбаски из морского гребешка.
— Фигура что надо, — согласно кивает Макдермотт. — Это точно.
— А я не впечатлился, — Прайс шмыгает носом. — Посмотрите на ее колени.
Мы разглядываем официантку, и, хотя у нее длинные, загорелые ноги, я вижу, что одно колено у нее определенно больше другого. Левое колено шире и крупнее правого. Теперь этот незначительный недостаток кажется огромным, и мы все теряем к ней интерес. Ван Паттен ошеломленно смотрит в свою тарелку, потом на Макдермотта. Он говорит:
— Я тоже не это заказывал. Это суши, а не сашими.
— Господи, — вздыхает Макдермотт. — Ты же сюда не есть пришел.
Мимо нашего столика проходит парень — вылитый Кристофер Лаудер. Прежде чем отправиться в туалет, он похлопывает меня по плечу и говорит:
— Привет, Гамильтон, ты хорошо загорел.
— Ты хорошо загорел, Гамильтон, — передразнивает Прайс, кидая тапас в мою тарелку для хлеба.
— Твою мать, — говорю я, — надеюсь, я не покраснел.
— В самом деле, куда ты ходишь, Бэйтмен? — спрашивает Ван Паттен. — Я имею в виду, загорать?
— Да, Бэйтмен. Куда же? — Макдермотт, кажется, искренне интересуется этим вопросом.
— Читайте по губам, — отвечаю я, — В солярий. — И раздраженно добавляю. — Как и все.
— У меня, — говорит Ван Паттен, выдержав для максимального эффекта паузу, — солярий… дома, — и он отправляет в рот большой кусок колбаски из гребешка.
— Чушь собачья, — съеживаясь, говорю я.
— Это правда, — с полным ртом подтверждает Макдермотт. — Я его видел.
— Да это, блядь, что-то сверхъестественное, — говорю я.
— Что же в этом, блядь, сверхъестественного? — спрашивает Прайс, гоняя вилкой по тарелке свой тапас.
— Ты знаешь, сколько стоит членство в ебаном солярии? — терзает меня Ван Паттен. — Годовой абонемент?
— Ты просто псих, — бормочу я.
— Смотрите, ребята, — говорит Ван Паттен. — Бэйтмен рассердился.
Неожиданно возле нашего стола возникает официант. Не спрашивая, можно ли убирать закуски, он уносит наши почти нетронутые тарелки. Никто не жалуется, разве что Макдермотт спрашивает:
— Он что, унес наши закуски?
Потом он смеется непонятно чему. Осознав, что он смеется один, Макдермотт замолкает.
— Он забрал их, потому что порции такие маленькие. Наверное, он решил, что мы уже поели, — устало говорит Прайс.
— Я все же думаю, что иметь солярий дома — это сумасшествие, — говорю я Ван Паттену. Вообще-то в глубине души я считаю, что солярий дома — это роскошно, вот только в моей квартире для него нет места. Есть ведь и другие удовольствия в жизни, не только солярий.
— А с кем это Пол Оуэн? — Макдермотт спрашивает Прайса.
— С каким-то уродом из Kicker Peabody, — раздраженно отвечает Прайс. — Он знаком с Маккоем.
— Тогда почему он сидит с этими кретинами из Drexel? — спрашивает Макдермотт. — Разве это не Спенсер Уин?
— У тебя глюки, что ли? — спрашивает Прайс. — Это не Спенсер Уин.
Я смотрю на Пола Оуэна, сидящего с тремя парнями. Один из них, возможно, Джефф Дюваль. Все четверо в подтяжках и в очках в роговой оправе; у всех волосы зачесаны назад, все пьют шампанское. Я лениво размышляю о том, как Оуэну удалось заполучить счета Фишера. Аппетит от этого не улучшается, однако еду приносят сразу после того, как убрали закуски, и мы начинаем есть. Макдермотт снимает подтяжки. Прайс называет его «тряпкой». Я как будто парализован, однако мне все же удается отвернуться от Оуэна и заглянуть в свою тарелку (запеканка — в виде желтого шестиугольника, окруженного полосками копченого лосося и завитками зеленого, как горошек, соуса томатилло). Потом я перевожу взгляд на толпу людей, которые ждут своей очереди. Кажется, они злые и опьяневшие от бесплатных коктейлей; они устали так долго ждать столик, который наверняка окажется говеным, где-нибудь возле кухни, хоть они и сделали предварительный заказ.
Ван Паттен нарушает тишину нашего стола, швырнув вилку и отодвинув стул.