По случаю воскресенья во дворце было шумно. Были архиепископ Кентеберийский, епископ Лондонский, лорд-канцлер, офицеры и другие знатные люди, пришедшие засвидетельствовать свое почтение королеве. Она должна была принять их в Присутственном зале, увешанном гобеленами, где на полу для этого был настлан свежий паркет.
Народ также собрался, желая поглазеть на впечатляющую процессию. Королеве нравилось, чтобы простой люд смотрел и восхищался помпезностью церемоний. Придя к власти через волеизъявление народа, королева всегда находила удовольствие в том, чтобы потрафлять вкусам этого народа. Когда она ехала в толпе, она обычно заговаривала с самыми нищими и убогими, ей хотелось, чтобы народ думал, будто она, посланная Богом на землю, вознесенная властью до необозримых высот, все же является слугой его. И то был один из секретов ее громадной популярности.
Я наблюдала, как входили в зал графы, кавалеры Ордена Подвязки и бароны, охраняемый двумя стражами лорд-канцлер; один из стражников нес королевский скипетр, а другой — меч королевства в пунцовых ножнах. Следом шла королева, но я не могла рассмотреть шествие до конца: у меня были обязанности за столом.
Процесс приготовления праздничного стола мне всегда был интересен. Ритуал походил на священный — с такой торжественностью он обставлялся. Я была назначена леди-дегустатором вместе с юной герцогиней: традиция требовала, чтобы одна леди была замужней, а другая — нет, но обе знатного рода.
Сначала появился церемониймейстер с жезлом, за ним следовал человек, несший скатерть, затем следовали специальные лица для разноски ларца с пряностями, резательной доски и хлеба. Я едва сдерживала улыбку, наблюдая, как они преклоняли колено перед пустым столом, прежде, чем поставить на него все эти предметы.
Затем настала наша очередь. Мы приблизились к столу, я несла нож для дегустации. Мы взяли хлеб и соль и потерли о поверхность тарелок, дабы убедиться, что они чисты. Когда с этим было покончено, внесли блюда. Я взяла нож и нарезала порциями каждое кушанье, а затем раздала стражникам, которые должны были на себе испробовать, не содержит ли пища яда.
Когда они прожевали свои куски, зазвучали трубы, а затем барабаны, подавая знак, что кушанья готовы.
Королева должна была принимать пищу в примыкающем маленьком кабинете, а не в общем зале. Я предположила, что она позовет меня к себе.
И не ошиблась. Она прибыла в кабинет, а мы взяли блюда и поднесли ей. Она приветствовала мое возвращение ко двору и указала мне на место возле себя.
Я изобразила удивление и благодарность по поводу такой чести, а она в это время пристально рассматривала меня. Мне же не терпелось рассмотреть, как эти годы изменили ее, но нужно было набраться терпения.
— Ха, — сказала королева, — а жизнь в провинции идет тебе на пользу, так же, как и рождение детей. Двое сыновей у тебя, если не ошибаюсь? Думаю, в скором времени я их увижу.
— Вашему Величеству нужно только приказать, — отвечала я, констатируя очевидное.
Она кивнула:
— Так многое произошло с тех пор, как ты покинула нас. Я очень скучаю по моей дорогой кузине, твоей матери.
— Ваше Величество всегда были очень добры к ней, она мне часто говорила об этом.
Может быть, я в действительности разглядела слезу в ее золотистых глазах? Несомненно, в отношении тех, кого она считала своими истинными друзьями, королева была очень сентиментальна, а моя мать была ее другом.
— Слишком рано она умерла. — Это прозвучало как упрек: кому? Моей матери за то, что та покинула ее? Богу, за то, что забрал ее и огорчил тем самым королеву? «Катрин Ноллис, как посмела ты оставить свою госпожу, которая нуждается в тебе!», или: «Господи, отчего же ты забираешь у меня самых лучших слуг?» Я почти подумала вслух, но вовремя предупредила сама себя: «Попридержи язык». Но не язык вызвал когда-то недовольство королевы, так как Ее Величество, которая всю жизнь проводила среди льстецов, даже любила временами мою дерзость.
— Я рада видеть Ваше Величество в добром здравии и оправившейся после недавней болезни, — сказала я.
— Да, я была на волоске от смерти — так все полагали, и, сознаюсь, я сама так думала.
— Нет, Мадам, Вы должны быть бессмертны. Ваш народ нуждается в Вас.
Она кивнула и продолжила:
— Так вот, Леттис. Я бы хотела видеть тебя вместе с нами. Ты все еще красива. Муж обойдется некоторое время без тебя. У него есть дела в Ирландии. Хотя он многое там испортил, но сердцем он предан короне. Надеюсь, теперь ему повезет больше. Мы вскоре оставляем Гринвич.
— Ваше Величество устало от этого места?
— Нет. Оно всегда было моим любимым. Полагаю, так всегда бывает с местом, где родился. Но мне предстоит оказать честь милорду Лейстеру. Он горит желанием показать нам Кенилворт. Я слышала, что его стараниями это место стало одним из лучших поместий в Англии. Он не успокоится, пока я не осмотрю его.
Я внезапно наклонилась и, взяв в свои руки ее красивейшую белую ручку, поцеловала ее. Если Роберт горел желанием показать королеве Кенилворт, я горела желанием увидеть его.
Я взглянула на нее и постаралась поскорее загладить свой внезапный порыв, но Елизавета была в сентиментальном настроении — и, в конце концов, я была родственницей.
— Мадам, — сказала я, — простите мне мою дерзость, но я исполнена радости быть опять вместе с Вами.
Тяжелый взгляд ее глаз помягчел, она поверила мне.
— Я рада тебе, Леттис, — сказала она. — Будь готова ехать со мной в Кенилворт. Не сомневаюсь, тебе захочется принарядиться для этого случая. Сшей себе что-нибудь, пусть к тебе вызовут портниху. У нас есть здесь немного алого бархата… на платье будет достаточно. Скажи, от моего имени, что ты можешь взять его. — Улыбка тронула ее губы. — Нам всем стоит постараться выглядеть как можно лучше для милорда Лейстера, я полагаю.
Она все так же любила его, что можно было понять по ее голосу, когда она произнесла его имя. Оставалось гадать: что ждет меня на этом опасном пути. Даже мысль о нем заставляла учащенно биться мое сердце. Я знала, что желаю его, несмотря ни на что, несмотря даже на возможное его охлаждение ко мне.
Если бы он лишь взглянул в мою сторону, если бы показал, что готов оживить свое желание, я бы, не сомневаясь ни минуты, вновь стала соперницей королевы.
— Я прикажу доставить немного вина аликанте, — добавила она.
Вино было принесено, и я смешала его с водой: она так любила. Она по-прежнему ела и пила очень мало, вино употребляла редко, предпочитая легкое пиво, смешивая с водой. Иногда во время обеда либо ужина она, недоев, поднималась из-за стола, не дожидаясь окончания трапезы, если она была неформальной. Нам, разумеется, не нравилась эта привычка королевы, так как ее уход из-за стола означал, что и все остальные должны подняться, ибо никто не смел оставаться за столом, когда королева оканчивала прием пищи. А, поскольку нас обносили блюдами после нее, это нередко означало еду в страшной спешке. Поэтому никто не жаждал отобедать вместе с королевой. Однако в этот раз она не торопилась, и большинство смогло окончить трапезу, насладясь пищей сполна.
Потягивая вино, она мягко улыбалась, вероятно, думала о Роберте.
В июле мы выехали в Кенилворт, расположенный на пути между Уорвиком и Ковентри, в пяти милях от обоих городов. Таким образом, достаточно далекое от Лондона расстояние позволило нам насладиться путешествием.
Кавалькада была яркой и многочисленной: тридцать пять наиболее выдающихся мужчин Англии, все королевские фрейлины, в числе которых была и я, и четыреста слуг. Королева планировала оставаться в Кенилворте в течение трех недель.
Народ выходил к нашей кавалькаде, чтобы приветствовать королеву, и она любезно заговаривала с некоторыми, ибо никогда не упускала случая поговорить со своим народом.
Стоило нам проехать некоторую часть пути, как мы увидели едущих по направлению к нам всадников. Во главе их ехал он — я сразу же его узнала. Мое сердце забилось. Я предполагала, что почувствую, увидев его, еще до того, как они приблизились. Он великолепно сидел в седле. Он подходил как нельзя лучше для исполнения должности стремянного королевы. Он постарел и стал тучнее, чем был восемь лет тому назад. Лицо его приобрело слегка более темный, кирпичный оттенок, а волосы на висках были тронуты сединой. В голубом бархатном камзоле, с разрезами в виде звезд по новой германской моде, с голубым пером на шляпе он выглядел величественно и неотразимо. Я сразу почувствовала, что былой магнетизм его мужской красоты не померк за годы. Едва ли теперь Елизавета любила его, постаревшего, меньше, чем некогда юного и стройного. Это же можно было отнести и ко мне.
Он подъехал к королевской процессии, и на щеках Елизаветы появился легкий румянец удовольствия.
— Я вижу, — проговорила она, — нас встречает милорд Лейстер.
Он подъехал к королевской процессии, и на щеках Елизаветы появился легкий румянец удовольствия.
— Я вижу, — проговорила она, — нас встречает милорд Лейстер.
Он подъехал к ней, взял ее руку и поцеловал. Когда я увидела, как он взял ее руку, как встретились их глаза, жестокая ревность охватила меня. Я с трудом уговорила себя успокоиться под тем предлогом, что он просто оказывает почести своей королеве. Не будь она королевой, он думал бы лишь обо мне.
Они ехали верхом рядом.
— Что же это вы не предупредили, что будете нас встречать, злодей? — спросила она. Эпитет, которым она его наградила, значил в ее устах величайшую ласку и нежность: я слышала это и ранее.
— Я не могу доверить никому иному проводить Вас в Кенилворт, — пылко заверил он.
— Ну что ж, принимая во внимание наше нетерпение увидеть ваш волшебный замок, — мы, пожалуй, простим вас. Вы хорошо выглядите, Роб.
— Как никогда, — ответил он. — Вероятно, это благодаря присутствию миледи.
Я почувствовала прилив гнева и ярости, так как он даже не потрудился взглянуть в мою сторону.
— Ну что ж, поедем, — сказала королева, — иначе нам придется добираться до Кенилворта еще неделю.
Мы отобедали в Итчингворте, где нас щедро угощали и развлекали и где королева выразила желание поохотиться, так как неподалеку был лес.
Я видела, как она удалялась бок о бок с Робертом верхом. Она не сделала попытки скрыть от кого-либо свою нежность и любовь к Роберту. Что касается его, тут я не могла решить, насколько велика была любовь к королеве, а насколько велики амбиции.
Надеяться на женитьбу он уже не мог, но даже и в этом случае он должен был стремиться остаться в фаворитах. Не было другого человека в Англии, которому бы так завидовали и которого бы так ненавидели. Он добился милости и любви королевы таким дерзким напором и скользкими путями, что завоевал себе благодаря этому тысячи недоброжелателей, которые ждали его падения. Среди них были и те, кто знал его, и те, кто никогда не видел, — такова уж человеческая натура.
Я начинала понимать натуру Роберта, и тогда, оглядываясь в прошлое, я поняла то, что мне было неясно в дни нашей страсти. Он был великодушен с униженными, куртуазен с женщинами, и временами его манеры совершенно скрывали от глаз силу, которой он был наделен от природы.
Страстный его темперамент время от времени давал себя знать. Он мог впадать в ярость, подчиняться диким страстям, и в его жизни было много темных дел. Но те, кто имел с ним дело, не вмешиваясь в его секреты, получал истинное удовольствие от общения с ним. Жизнь вынуждала его быть осторожным даже с королевой. Если у нее были воспоминания, которые влияли на ее к нему отношение, то были они и у него. Его дед, финансовый советник короля Генри VIII, был обезглавлен, и, как говорили, труп его отдан на съедение волкам с той целью, чтобы умиротворить народ, возмущенный налогами, одобренными королем, но собираемыми от имени Дадли и Эмпсона. Отец Роберта поплатился головой за попытку посадить на трон леди Джейн Грей и своего сына Джилфорда. Так что не было ничего удивительного в хитрости, коварстве и осторожности, благодаря которым Роберт сохранял собственную голову на плечах. Но думаю, он был в достаточной безопасности, ибо Елизавета ненавидела подписывание смертных приговоров, даже для своих врагов. Очень маловероятным было то, что, даже в изменившихся обстоятельствах, она подпишет его любимому человеку.
Но, конечно, всегда была возможность впасть в немилость, и естественно, что он делал неимоверные усилия, чтобы избежать этого.
Он все еще не заметил меня к тому времени, когда мы достигли Грэфтона, где у королевы был замок. Елизавета находилась в прекрасном расположении духа. По сути, она пребывала в нем с того самого момента, когда появился Роберт. Они ехали верхом бок о бок, и нам часто был слышен ее смех, когда они обменивались одним им известными шутками.
Погода было необычайно жаркой, поэтому, прибыв в Грэфтон, мы все испытывали жажду. Мы прошли в холл, Роберт с королевой впереди, и он распорядился принести пива, которое нравилось королеве.
После некоторой суматохи пиво было принесено, но, как только королева пригубила его, она выплюнула напиток.
— Я не могу пить эту гадость! — возмутилась она. — Для меня это пиво слишком крепкое!
Роберт попробовал пиво и провозгласил, что оно крепче, чем мальвазия. Он добавил, что напиток столь крепок, что он не ручается за себя, и приказал слугам найти и немедленно доставить легкое пиво, которое употребляет королева.
Но сделать это было нелегко, так как замок и окрестности были пустынны, и чем долее затягивались поиски, тем более гневалась королева.
— Что это за слуги, — кричала она, — которые не знают, как вовремя подать своей королеве хорошее пиво! Неужели в этом доме нечего выпить?
Роберт сказал, что не осмеливается подавать королеве воду, поскольку не может ручаться, что она не отравлена. Близость отхожих мест к замку была опасной, особенно в подобную той жаркую погоду.
Роберт не был человеком, который сидит сложа руки и горюет по поводу обстоятельств. Он послал людей в деревню и спустя некоторое время легкое пиво для королевы было доставлено. Когда Роберт самолично принес его королеве, она выразила удовлетворение и напитком, и услужливостью Роберта.
Именно в Грэфтоне Роберт впервые заметил меня. Я увидела, как неотрывно он начал смотреть в мою сторону. Затем он подошел и, поклонившись, проговорил:
— Леттис, мне доставляет огромное удовольствие снова видеть вас.
— А мне приятно видеть вас, милорд Лейстер.
— Мы были Леттис и Роберт, когда встречались в последний раз.
— Слишком давно это было.
— Восемь лет назад.
— Вы помните?
— Есть вещи, которые невозможно забыть.
Да, любовный пыл, жажда приключения — все было в нем вновь: я видела это по его глазам. Я полагаю, что так же, как и мне, опасность придавала остроту его жизни, и он любил ее.
Мы смотрели друг на друга, и я знала, что он вспоминает интимные моменты, которые мы делили друг с другом за закрытыми дверями того секретного кабинета во дворце, что стал обителью нашей любви восемь лет тому назад.
— Нам нужно встретиться снова… наедине, — сказал он. Я ответила:
— Королеве это не понравится.
— Это так, — отвечал он, — но если она ничего не узнает, она не будет недовольна. Позволь мне сказать, что я очень рад видеть тебя в Кенилворте.
Он оставил меня, ибо очень волновался, как бы королева не заметила наш интерес друг к другу. Я уговорила себя, что это мотивировано его опасением, что меня вышлют тотчас со двора. То, что меня так восхитило когда-то, вновь возникло между нами. Это чувство не прошло с годами, даже возросло. Я надеялась, что по-прежнему была привлекательна для него. Нам нужно было лишь взглянуть друг на друга, чтобы понять, что мы нужны друг другу.
Однако я имела уже другие взгляды на нашу связь: нужно было дать ему понять, что я желаю отношений на более твердой основе. У меня были планы выйти за него замуж. Но как это сделать, если я замужем? Следовательно, пока это невозможно. Однако бросать себя, как использованную вещь, я больше не позволю. Тем более по приказу королевы. Нужно дать ему это понять с самого начала.
Дни теперь стали насыщены и полны возбуждения, мы с ним постоянно обменивались многозначительными взглядами. Когда появится возможность быть вместе, нужно ею воспользоваться.
Думаю, томление и препоны между нами только прибавляли желания. Мне не терпелось попасть скорее в Кенилворт.
Было девятое июля, когда мы достигли замка. Когда Кенилворт показался, все вскрикнули от восхищения, и я увидела, как оценивающе взглянул на королеву Роберт, — восхищена ли она. Зрелище было действительно величественное. Башни, общая мощь замка делали его крепостью в прямом смысле слова, а на юго-западе замок обрамляло озеро чудной красоты, сияющее в лучах солнца. Через ров был перекинут изящный мост, недавно выстроенный по приказу Роберта. Вблизи замка зеленел лес, обещающий приятную охоту.
— У него вид королевской резиденции, — сказала королева.
— Выстроен и рассчитан с единственной целью — доставить удовольствие королеве, — заметил Роберт.
— Но тем самым вы затмили и Гринвич, и Хэмптон, — упрекнула его королева.
— Только присутствие Вашего Величества придает этому месту вид королевской резиденции. Без Вас это была бы куча камней, — отвечал всегда любезный Роберт.
Меня охватил приступ внутреннего смеха. «Слишком густо льстишь, Роберт», — подумала я. Но, по всей видимости, королева так не думала, потому что наградила Роберта любящим, полным удовлетворения взглядом.
Вдоль дороги выстроились в ряд десять девушек в туниках из белого шелка. Они представляли собой сивилл и вскоре загородили нам дорогу. Одна из девушек вышла вперед и начала читать стихотворные восхваления королеве, предсказывающие ей долгое и счастливое правление, которое должно было принести мир и процветание ее народу.