Мой враг — королева - Виктория Холт 19 стр.

— Хватит с меня, — сказал он, — из Ирландии ничего путного не получится. Отныне я буду жить дома. Я собираюсь вести спокойную размеренную жизнь. Мы вернемся в Чартли.

Внутренне я решила, что ни за что этого не будет. Я не собираюсь похоронить себя в провинции, вдалеке от городских развлечений, дворцовых интриг и очарования Роберта Дадли. Отдаление от Роберта лишь усиливало мое желание, и я знала, что стоит нам встретиться, я вновь брошусь в этот омут, несмотря на стыд и совесть, и буду жить одним моментом и смело встречать последствия, каковы бы они ни были.

Я стала мудрее и сильнее и чувствовала за собой способность вести Уолтера по жизни по своему усмотрению.

— Чартли — очень милое место, — сказала я ему, — но разве ты не видишь, что наши дочери выросли?

— Я заметил. Сколько сейчас Пенелопе?

— Ты должен был бы помнить возраст своей первой дочери. Ей четырнадцать.

— Слишком молода для замужества.

— Но не слишком молода, чтобы мы начали подыскивать ей подходящую партию. Я бы хотела, чтобы она удачно вышла замуж, и, желательно, была обручена.

Уолтер признал мою правоту.

— Я очень расположена к Филипу Сидни, — продолжала я. — Он гостил у нас, когда я принимала королеву в Чартли, и они с Пенелопой чувствовали симпатию друг к другу. Это хорошо, когда девушка знает своего будущего мужа, прежде чем вступит в брак.

И опять Уолтер согласился со мной и сказал, что Филип Сидни — прекрасная пара для нашей дочери.

— Как племянник Лейстера он найдет понимание и участие королевы, — сказал он. — Она все так же любит Дадли, насколько я понял.

— Да, он все еще фаворит королевы.

— Здесь, правда, есть одно сомнение. Если королева выйдет замуж за иностранного принца, я сомневаюсь, что Лейстер удержится при дворе, и тогда ее симпатии к родственникам Лейстера много уменьшатся.

— Неужели ты думаешь, что она когда-нибудь выйдет замуж?

— Ее министры пытаются уговорить ее на это. Отсутствие наследника становится все более насущной проблемой. В случае смерти королевы начнутся распри, а это всегда — несчастье для страны. Она обязана оставить наследника.

— Но она слишком стара для рождения первенца, хотя никто не осмелится сказать ей это.

— Она все еще может родить наследника.

Я громко рассмеялась, внезапно восхищенная одной мыслью, что я на восемь лет моложе королевы.

— Что тут смешного? — удивился Уолтер.

— Ты смешон. Ты был бы уже в Тауэре, обвиненный в измене, если бы она слышала тебя.

О, как он мне надоел! С Робертом у меня были лишь краткие реплики при встрече.

— Это невыносимо, — шептал он мне.

— Я не могу удрать от Уолтера, а ты не можешь приехать в Дюрхэм Хауз.

— Я могу попытаться.

— Дорогой мой Роберт, вряд ли ты согласишься делить с нами постель. Даже Уолтер тогда заподозрит что-нибудь.

Как бы ни была я огорчена и раздосадована, я была довольна, что Роберт раздосадован еще более.

— Ну что ж, Роберт, — сказала я, — ты ведь волшебник. Я жду волшебства.

Что-то нужно было предпринимать, потому что я предполагала, что вновь случилось неизбежное: кто-то — я так и не выяснила кто — нашептал Уолтеру, что в его отсутствие Роберт Дадли принимал живейшее участие в жизни его жены.

Уолтер отказался верить этому, но не в отношении Роберта, а в отношении меня. До чего же наивным он был! Я бы уладила дело с Уолтером, однако у Роберта оказалось множество смертельных врагов, которые стремились не столько навредить семейству Эссексов, сколько выбить у Роберта почву из-под ног и навсегда опорочить его перед королевой.

В один из вечеров Уолтер вошел в спальню с очень суровым лицом.

— Я услышал очень серьезные обвинения, — объявил он.

Сердце мое бешено заколотилось, так как я, действительно, была виновна, однако у меня хватило сил спокойно спросить:

— Обвинения — в чем?

— В твоей связи с Лейстером.

Глаза мои широко распахнулись: я надеялась, что выгляжу невинно.

— Что ты имеешь в виду, Уолтер?

— Я услышал, что ты — его любовница.

— Кто мог сказать такое?

— Я пообещал источнику информации держать его имя в секрете.

— И ты веришь этому секретному информатору?

— Я бы не поверил этому в отношении тебя, Леттис, но репутация Дадли далека от невинной.

— Даже в таком случае ты не должен верить этому в отношении Дадли, если веришь мне. — «Дурак!» — подумала я про себя и решила, что атака будет лучшим средством обороны. — А я должна сказать, что оскорблена твоей манерой узнавать о поведении жены, встречаясь с грязными людишками по углам.

— Я не верю этому, Леттис. Его, должно быть, видели с кем-то еще.

— Но ты, наверняка, подозреваешь меня, — обвинила я его, намеренно разжигая злобу к Уолтеру. Это оказалось наиболее эффективно, ибо бедняга Уолтер уже готов был просить прощения.

— Не совсем. Я хотел бы, чтобы ты сама сказала мне, что это — чистая ложь. Я вызову на дуэль человека, который осмелился донести эту ложь.

— Уолтер, — сказала я, — ты же знаешь, что это — ложь. И я знаю это. Если ты устроишь из этого шум, то все дойдет до ушей королевы, и она обвинит тебя. Ты же знаешь, она не потерпит, чтобы ей говорили плохо о Роберте Дадли.

Он молчал, но, по выражению его лица, я поняла, что мои доводы попали прямо в цель.

— Мне жаль любую женщину, которая связана с ним, — проговорил, наконец, Уолтер.

— Мне тоже, — парировала я.

Но волнение мое не улеглось. Я должна была сказать Роберту, что произошло. Это было трудно. Нужно было выискивать возможность, а так как Роберт также искал такой возможности, совместными усилиями мы все же нашли ее.

— Я схожу с ума, — сказал Роберт. Я отвечала:

— Есть кое-что, что сведет тебя с ума окончательно. — И я рассказала ему все.

— Кто-то проговорился, — отвечал Роберт. — Теперь заговорят о том, что твоя болезнь — последствие твоего избавления от ребенка.

— Кто бы это мог быть?

— Дорогая моя Леттис, за нами шпионят и следят те, кому мы более всего доверяем.

— Если это дойдет до ушей Уолтера… — начала было я.

— Вот если это дойдет до королевы, тогда нам придется поволноваться, — с досадой сказал Роберт.

— Что же нам делать?

— Предоставь это мне. Мы с тобой собираемся пожениться. Остальное будет обеспечено. Но нужно преодолеть много препятствий.

Я поняла, как много усилий он прилагает для осуществления этого, лишь тогда, когда пришло Уолтеру распоряжение от королевы посетить ее по поводу, не терпящему отлагательств. Когда после визита к королеве он вернулся домой, я с нетерпением ждала его.

— Что там было? — спросила я.

— Это сумасшествие, — раздраженно ответил он. — Она не желает понять. Приказала мне вернуться в Ирландию.

Я очень постаралась не показать радости и облегчения. То была, несомненно, работа Роберта.

— Она предложила мне пост маршала Ирландии.

— Это большая честь, Уолтер.

— Она так думает. Я попытался объяснить ей свое положение.

— И что она сказала?

— Она не стала слушать. — Он беспомощно посмотрел на меня. — Лейстер был с нею. Он говорил о том, как важна для короны Ирландия и что именно мне предначертано стать маршалом. Думаю, что он приложил большие усилия, чтобы уговорить на это королеву.

Я молчала, притворяясь озадаченной и унылой.

— Лейстер сказал, что для меня это будет хорошая возможность исправить свое поражение. Они даже не стали слушать, когда я попытался объяснить, что они не понимают ирландцев и их политики.

— И… чем все закончилось?

— Королева дала мне понять, что ожидает моего отъезда. Не думаю, чтобы тебе все это пришлось по вкусу, Леттис.

Теперь я должна была быть очень осторожной, поэтому я сказала:

— Ну что ж, Уолтер, мы должны сделать все, что возможно.

Это удовлетворило его. Он все еще подозревал Лейстера, и, хотя он безгранично мне доверял, я видела, что сомнения у него были.

Я сделала вид, что отправлюсь с ним в Ирландию, хотя, конечно, и не собиралась ехать никуда.

На следующий день я сказала:

— Уолтер, я очень волнуюсь за Пенелопу.

— Что случилось? — Он выглядел удивленным.

— Я знаю, что она рано для своего возраста созрела. Она не слишком опытна в вопросах противоположного пола. Дороти также волнует меня, а Уолтера я вчера обнаружила в слезах. Роберт выглядит мрачно, хотя и пытается успокоить Уолтера. Роберт сказал, что будет просить королеву о милости не посылать меня в Ирландию. Если я уеду, я не найду себе места от беспокойства за детей.

— У них есть няни и гувернеры.

— Но им нужно гораздо большее. В особенности Пенелопе, ведь у нее такой возраст… А мальчики еще слишком юны, чтобы их оставить. Я разговаривала с Уильямом Сесилом. Он возьмет Роберта к себе в имение перед тем, как ему поступить в Кембридж, но пока еще рано. Мы не можем оставить детей совсем одних, Уолтер.

Дети спасли меня. Уолтер был расстроен, однако он любил семью и не хотел, чтобы дети страдали. Я проводила с ним все свое время, слушая его рассуждения по ирландскому вопросу и сочиняя вслух планы нашей жизни по его возвращении домой, что произойдет очень скоро, заверила его я. Тогда его положение как маршала при дворе упрочится, говорила я ему, и уж если придется вернуться в Ирландию, мы сможем поехать вместе.

И вот он уехал. Он с чувством обнял меня на прощанье и даже просил прощения за обвинения в мой адрес. Он сказал, что было бы хорошо привезти детей обратно в Чартли, и, как только он вернется, мы спланируем наше будущее.

Мы расстались, мечтая о том, как выдадим дочерей замуж, а мальчиков определим на обучение.

Я обнимала его с любовью, так как слишком грустным он выглядел, и, наряду с облегчением по поводу его отъезда, я чувствовала жалость к нему и стыд за то, что делаю.

Я сказала, что мы должны примириться с разлукой во имя благополучия детей, и, хотя это могло бы показаться величайшим лицемерием, в моих глазах в тот момент стояли искренние слезы, и я была рада тому, что они утешили его на прощанье.

В июле он отплыл в Ирландию, и я возобновила свои встречи с Робертом Дадли. Роберт признался мне, что он долго убеждал королеву в том, что присутствие Уолтера необходимо в Ирландии.

— Ты всегда получаешь то, чего желаешь, — сказала я ему. — Теперь я ясно вижу это.

— Я получаю то, чего я заслуживаю, — парировал он. Я притворилась, что встревожена:

— Тогда я боюсь за вас, милорд Лейстер.

— Не бойтесь, миледи будущая Лейстер. Если кому-то суждено преуспеть, он должен знать, что идти вперед нужно смело. Это наилучший путь к успеху.

— А что теперь? — спросила я.

— Мы должны подождать — и увидим.

Я ожидала около двух месяцев.

Как-то один из слуг приехал из Чартли в Дюрхэм Хауз. Я увидела, что этот человек страшно встревожен.

— Миледи, — начал он, когда его привели ко мне, — случилось ужасное: родился черный теленок, и я подумал, что вам нужно дать знать.

— Ты правильно поступил, что приехал сообщить, — сказала я. — Но это всего лишь легенда, и пока мы все здоровы.

— Миледи, в народе говорят, что эта примета никогда не обманывает. Она всегда означала смерть для хозяина замка. Милорд сейчас в Ирландии… это дурное место.

— Это правда, он там по делам королевы.

— Его нужно предупредить, миледи. Нужно, чтобы он приехал.

— Боюсь, что королева не пожелает менять свою политику из-за рождения черного теленка.

— Но если бы ваша милость объяснили бы королеве…

Я отвечала, что все, что в моих силах — это написать графу Эссексу в Ирландию и сообщить ему о рождении теленка.

— Ты будешь вознагражден за то, что привез мне вести, — сказала я ему.

Когда он уехал, я задумалась. Может ли это быть правдой?

Как это странно, что именно теперь родился черный теленок и что эта легенда находит себе оправдание из поколения в поколение.

И еще до того, как я смогла отправить письмо мужу, я сама получила известие о том, что Уолтер умер от дизентерии в Дублинском замке.

ГРАФИНЯ ЛЕЙСТЕР

Таким образом, я стала вдовой. Я не могла даже изобразить горя. Я никогда не любила Уолтера, а с тех пор, как я стала любовницей Роберта, я всегда глубоко сожалела о своем браке. Однако некоторая доля симпатии, смешанной с жалостью, у меня к Уолтеру была; я родила от него детей, и совсем не почувствовать печали я не могла. Но я не замыкалась на ней, поскольку перспективы, которые мне сулила свобода, переполняли меня восторгом.

Я едва смогла дождаться, когда увижу Роберта. Пришел он ко мне так же тайно, как и прежде.

— Мы должны продвигаться к цели очень осторожно, — сказал он, и холодный страх охватил меня. «Не пытается ли он теперь ускользнуть от брака?» — спрашивала я себя. И еще один вопрос не давал мне покоя: «Каким образом Уолтер скончался столь скоропостижно?»

Было сказано, что это дизентерия. От нее умерли многие, но в таких случаях всегда было некое подозрение. Я лежала без сна, гадая, действительно ли это ирония судьбы или здесь какую-то роль сыграл Роберт.

И каковы будут последствия? Я была обеспокоена, но так же желала Роберта, как и прежде. Неважно, что он совершал, какими мотивами руководствовался — моя страсть к нему не изменилась.

Именно я сказала детям о смерти их отца. Я собрала всех в своих апартаментах и, притянув к себе Роберта, провозгласила:

— Сын мой, теперь ты — граф Эссекс.

Он посмотрел на меня огромными изумленными глазами, и любовь к нему захлестнула меня. Я продолжала:

— Роберт, дорогой мой, отец твой умер, и ты — его наследник как старший сын.

Роберт принялся всхлипывать, и в глазах Пенелопы появились слезы. Дороти уже плакала, а маленький Уолтер, видя всеобщее горе, принялся громко ныть.

И я подумала с удивлением: «Значит, они и вправду любили его».

Но почему бы им не любить отца? Когда он был с ними груб или жесток? Он всегда был любящим отцом.

— Нам это принесет перемены, — продолжала я.

— Мы уедем назад в Чартли? — спросила Пенелопа.

— Мы не можем пока ничего планировать, — сказала я. — Нужно подождать.

Роберт осторожно посмотрел на меня:

— Если я теперь — граф, что я должен делать?

— Пока ничего. Некоторое время ничего не изменится. Все пока остается так, как если бы ваш отец был жив. У тебя будет титул, но тебе нужно будет закончить свое образование. Не бойся, милый, все будет хорошо.

«Все будет хорошо!» — Эта фраза поминутно звучала у меня в ушах, дразнила меня. Важно было предвидеть в ней обман.

Королева прислала за мною вскоре. Всегда сочувственная к горю, она тепло встретила меня.

— Дорогая моя кузина, — сказала она, обнимая меня, — это печальное для вас время. Вы потеряли хорошего мужа.

Я опустила глаза.

— У вас четверо детей, нужно позаботиться об их благополучии. И юный Роберт теперь стал графом Эссексом. Очаровательный молодой человек: я надеюсь, он не слишком потрясен горем.

— Он в горе, Мадам.

— Бедный ребенок! А Пенелопа с Дороти и малыш?

— Они глубоко переживают смерть отца.

— Вне сомнения, вы пожелаете оставить на время двор.

— Не знаю, Мадам. Иногда мне кажется, что для оплакивания своей потери мне нужен покой провинции, но иногда это представляется совсем непереносимым. Куда бы я ни кинула взгляд там — все будет напоминать о нем.

Она понимающе кивнула.

— Тогда я предоставляю вам возможность решать, что вас более устраивает.

Именно она прислала ко мне лорда Берли. В Уильяме Сесиле, который теперь носил титул лорда Берли, было что-то внушающее доверие. Он был достойным человеком, то есть таким, который чаще действовал из соображений порядочности, чем из эгоистических надежд, а это можно сказать лишь об очень немногих государственных деятелях. Он был среднего роста, весьма худ и производил впечатление человека меньшего масштаба, нежели было в действительности. У него была темная борода и довольно большой нос, но именно в добрых глубоких глазах его скрывалось нечто, что успокаивало и внушало доверие.

— Время для вас очень тяжелое и печальное, леди Эссекс, — сказал он, — и Ее Величество очень озабочено вашим и детей благополучием. Слишком молодым умер граф — дети все еще нуждаются в отцовской опеке. Вероятно, это было его желанием, чтобы старший сын Роберт поступил под мою опеку.

— Я говорила с ним об этом, — отвечала я. — Он высказывал такое желание.

— В таком случае я буду счастлив принять у себя Роберта, когда вам будет угодно прислать его ко мне.

— Благодарю вас. Ему потребуется некоторое время, чтобы оправиться от горя по отцу. В следующем мае он поступает в Кембридж.

Лорд Берли одобрительно кивнул:

— Я слышал, что он умный мальчик.

— Он хорошо начитан по-латыни и по-французски и любит учиться.

— В таком случае дела у него пойдут хорошо.

Таким образом, дело с Робертом было улажено: для меня это было наилучшим вариантом, ибо я слышала, что в кругу семьи лорд Берли — добрый и внимательный отец и что уж совсем редкость — прекрасный верный муж.

Было неизбежным, как я полагала, что сейчас же о смерти Уолтера начнут ходить темные слухи.

Кто-то, скорее всего тот же человек, что нашептал Уолтеру о моей связи с Робертом, теперь принялся обсасывать слухи о его смерти.

Роберт явился ко мне встревоженный и настоял на разговоре. Он сказал, что, по слухам, Уолтер был убит.