– А вдруг твои там?
– Вряд ли, что им в душной Москве делать? Да и звонил я на домашний – никто трубку не берет.
– Ну ладно, давай, только в темпе, а то скоро журналисты пронюхают, что ты в Москву вернулся, и слетятся сюда как мухи на… гм, на тебя, в общем.
– Свинота ты обнаглевшая! Так с боссом разговаривать! Совсем страх потерял!
– Ой, потерял, батюшка-царь! Чичас лучинушку зажгу и буду под сиденьями шариться, пока вы на фатерку-то бегать будете!
– Клоун!
– Дык как скажете, надежа-государь!
Здорово, когда на свете есть друзья! В общем, ты, да я, да мы с тобой справимся с любой бедой.
Алексей взял с заднего сиденья сумку и почти бегом направился к подъезду.
– Здравствуйте, Алексей Викторович! – чуть не вывалился из своей будки консьерж, быстренько спрятав в стол какую-то газету. Впрочем, судя по возбужденной физиономии, содержание газеты было то самое. Лимонно-сенсационное. – Вы уже вернулись?
Вот зачем люди задают подобные вопросы? Нет, я не вернулся, решил голограмму домой сгонять, за свежими носками.
– Привет, Гена, – кивнул Майоров. – Как там дела, никто в нашу пустую квратиру не пытался влезть?
– Да вы что, Алексей Викторович! – От усердия глаза бывшего спецназовца, комиссованного из армии в связи с ранением, стали похожи на стеклянные пуговки плюшевого медвежонка. – Как можно! Я для чего здесь сижу, по-вашему? Катерина, уезжая, меня отдельно попросила за квартирой приглядывать, так я всегда в свое дежурство поднимаюсь, замки проверяю. Все спокойно! Ваши, как на дачу уехали, так и не появлялись пока.
– Ну, спасибо, коли так.
Значит, дома никого. Вот и славно!
Не робей, болван кретинский, все еще можно исправить! Главное – успеть повиниться перед зайцерыбом первым.
Заходить в квартиру Алексей не стал, было слишком больно. Там спокойно спала атмосфера счастья и покоя. Вскарабкались друг на друга, словно котята, туфельки Ники, вальяжно раскинулся на пуфике шелковый шарфик Анны, обиженно сопел возле зеркала тот самый «Катеринин бант».
Бросив у порога сумку, Алексей взял с пуфика шарф и, прижав его к лицу, втянул запах любимых духов зайцерыба. Он сам когда-то подарил их Анне, в первую годовщину свадьбы, и с тех пора жена пользовалась только ими. Так что проблем с выбором милых презентов по поводу и без у Алексея не было.
Он зачем-то сунул шарфик в карман джинсов и захлопнул дверь квартиры.
Теперь – на дачу, быстрее!
Хорошо все-таки, что за рулем был Виктор. Невозмутимый, спокойный, абсолютно не реагирующий на возмущенные вопли Майорова:
– Ну что ты тянешься в этом ряду? Перестраивайся в крайний левый и – по газам! Обходи его, обходи!… с ним, что по встречке, проскочим! Быстрее, быстрее!
И так почти всю дорогу до дачи.
Не успел Виктор заглушить двигатель, а Алексея в машине уже не было. Он буквально на ходу выскочил из «мерса» и, отперев калитку, вбежал во двор.
– Никуська! Аннушка! Вы где? Я приехал!
Голос Майорова то затихал, когда он забегал в дом, то снова звенел на весь участок. И так продолжалось довольно долго, он явно не хотел поверить в очевидное.
Их здесь нет.
ГЛАВА 21
Виктор устало опустился обратно на сиденье, хотя больше всего ему сейчас хотелось сбросить с себя пропотевшую одежду, нырнуть в бассейн и проплыть метров пятьсот, смывая напряжение. А потом плюхнуться в шезлонг и расслабиться на часок-другой.
Но это, к сожалению, осталось в стране грудастых длинноногих красоток, катающихся на розовых слонах. В стране фантазий. Где все всегда происходит так, как того пожелает создатель. В данном случае создателя звали Витей.
А в реальности все было препаскуднейше.
Из ворот вышел бледный Майоров и молча уселся рядом с приятелем:
– Поехали.
– Дом-то хоть запер?
– Что? – Алексей непонимающе посмотрел на Виктора. – Какой дом?
– Твой, бестолочь, – тот тяжело вздохнул, вытащил из вялой ладони Майорова связку ключей и вышел из машины.
Разумеется, и дом, и гараж (он что, думал, что жена и дочь решили спрятаться в гараже?), не говоря уже о калитке и воротах, – все было нараспашку. Даже надвапашку.
Виктор прошелся по владениям друга, проверяя и закрывая все, что можно. М-да, судя по небольшому слою пыли, непохоже, что отсюда сорвались в последний момент, здесь никто не жил больше недели.
Это, похоже, понял и Алексей.
Он снова и снова набирал номера жены и дочери, выслушивал вежливую рекомендацию позвонить позже, шипел, словно брызги воды на раскаленном утюге, и начинал все сначала.
– Да прекрати ты терзать несчастный мобильник! – не выдержал наконец Виктор. – Разрядится ведь раньше времени! Понятно ведь – их телефоны отключены.
– Не отвлекайся, на дорогу смотри, – огрызнулся Майоров и, в очередной раз услышав цивилизованный вариант ответа «пошел на…», зашвырнул телефон назад и заорал: – Что за дурацкая манера исчезать, не поговорив! И ладно бы сама, так ведь и дочку забрала! Она вообще думает, что творит?!
– А ты? – саркастически усмехнулся Виктор. – Ты думал, что творил? Или ты считаешь свою жену сладкой дурочкой, которая ничего не замечает? А Ника? Ты забыл о способностях своей дочери?
– Так ведь их больше нет, – растерянно проговорил Майоров.
– Ты уверен? Ты в этом абсолютно уверен? А если на минуточку допустить, что твоя девочка по-прежнему связана с тобой, как раньше, что она чувствует ВСЕ?!
– Господи… – Алексей в одно мгновение словно выцвел и, вцепившись ладонями в лицо, глухо произнес: – Только не это! Пожалуйста, только не это! Моя родная малышка, если она… Нет, не может быть, она бы не вела себя так спокойно, когда я уезжал!
– Не мерь свою дочь обычными мерками, она другая, и ты это знаешь.
– Да обычная она теперь, обычная, – заорал Майоров. – Только способная очень, развитая девчонка, но их, таких способных, целая школа набралась!
– Ну да, детей-индиго рождается на Земле все больше.
– Да плевать мне на детей-индиго, я хочу найти свою дочь! И свою жену! – трясущимися пальцами, все время ошибаясь, он все-таки набрал нужный номер и торопливо заговорил: – Алло, Сергей Львович? Да, я приехал. Нет, не поговорил. Почему? Да потому что эта упрямая ослица сбежала! Исчезла! Испарилась! Да, вместе с Никой. Их нет нигде – ни дома, ни на даче. Записка? Нет, на даче никакой записки не было, да и их там не было. В смысле – вообще. Анна уехала сразу после моего возвращения на съемки, вот только куда? Куда, черт побери! Хорошо, я поищу в квартире, а вы пока, очень вас прошу, постарайтесь узнать – не выезжала ли она с Никой за рубеж. Ее машина? Тоже не смотрел, я в паркинг не заходил. А меня Виктор возит. Хорошо, я все осмотрю, а потом вас наберу.
Но то, что Алексей увидел дома, облегчения не принесло. Скорее наоборот.
Машина Анны спокойно стояла на своем месте в подземном паркинге, а вот дорожного чемодана и большинства летних вещей жены и дочери в шкафу не было.
Как не было и письма. Да что там письма – хотя бы коротенькой записки!
Ни-че-го.
Он обзвонил всех друзей и знакомых, узнав о себе много любопытного и порой завораживающего (яйцеголовый (Саша Голубовская) – это еще полбеды, но когда тебя называют вышедшим из-под контроля результатом эксперимента по вживлению в похотливого самца гориллы розового, светящегося в темноте, вибратора (Таньский), становится как-то совсем уж неуютно), но никто ничего не знал. Или не хотел говорить.
А потом он совершенно неожиданно дозвонился до Анны.
Вот только результат оказался нулевым. Вернее, минусовым.
Но ничего, главное – они живы и здоровы. А там – посмотрим еще, кто кого переупрямит!
Алексей попробовал набрать номер дочери. Но Ника свой телефон так и не включила. А может, она вообще его дома оставила?
Майоров прошел в комнату дочери и осмотрелся. Нет, не видно. Если только она его не спрятала куда-нибудь. Но копаться в ее вещичках Алексей не стал, в их семье право на личную жизнь соблюдалось безоговорочно, никто никогда не устраивал обысков, не копался в записях, в телефонных книжках, не обшаривал шкафы.
Потому что верили друг другу.
Стало совсем кисло. А тут еще бесконечные звонки неугомонных журналистов, жаждущих интервью или хотя бы пары слов! Самым разумным было бы отключить телефон, но…
Вдруг зайцерыб все же позвонит? Или Ника?
Они не позвонили ни завтра, ни послезавтра. И если на следующий день телефон Анны еще работал, отвечая длинными гудками, то с послезавтра он снова нудно посылал в астрал.
Немного утешало только одно – пределы страны они не покидали, генерал Левандовский это гарантировал. Ни Анна Лощинина, ни Ника Майорова не брали билеты на самолет и на поезд, не пересекали ни один из приграничных пунктов пропуска.
А если они в России, они обязательно найдутся. Сергей Львович обещал.
Все чаще звонил Хасбулатов, требуя вернуться на съемочную площадку, потом позвонил продюсер и вкрадчиво поинтересовался – готов ли господин Майоров заплатить гигантскую неустойку за срыв съемок?
И Алексей решил вернуться. Не потому, что испугался финансовых потерь, просто торчать одному в Москве, изнывая от неведения и тоски, больше не было сил. Ни душевных, ни физических, ожидание выматывало.
Об Изабелле в эти дни Майоров думал меньше всего. Правильнее будет сказать – совсем не думал. И не ломало его, и не тянуло. Слишком уж большую цену пришлось заплатить за сей сомнительный наркотик.
Но, стоило ему вернуться на съемки и оказаться рядом с этой женщиной, как все началось по новой. Буквально через пару дней после возвращения. Снова выворачивало наизнанку без нее, снова физически ломало, он даже на какое-то время забыл о пропавшей семье.
Потом, конечно, вспомнил. Но уже как-то без особой боли, привык, что ли. В конце концов, Анна сама виновата! Сбежала и отсиживается где-то!
Прошло уже почти десять дней с момента исчезновения Анны и Ники, связь Майорова с Изабеллой Флоренской утратила остроту сенсационности, жена Майорова никакого шумного раздела имущества не устраивала, скандальных интервью не давала, и папарацци постепенно переключались на другую грязь, благо, уж чего-чего – а смердящего белья в шоу-бизнесе хватало.
Последние пару ночей Изабелла даже оставалась ночевать в вагончике Майорова, перетащив туда свою зубную щетку и пару сексуальных халатиков, один из которых и был сейчас на ней. Вернее, был, но не совсем.
Девушка сбросила на пол и без того оскверненный мобильник, грациозно вытянулась на диване и распахнула халатик:
– Иди же ко мне, Лекс! – хрипло простонала она. – Я соскучилась!
Алексей склонился над роскошным телом и, едва касаясь, провел кончиком пальца по груди. Изабелла застонала и выгнулась навстречу мужчине…
И в этот момент с пола мстительно затренькал мобильный.
– Выключи его, пожалуйста! – задыхаясь, прошептала девушка. – Я хочу тебя!
– Погоди, а вдруг это важно, – Алексей опустил руку на пол, нашарил мобильник, взглянул на номер, высветившийся на дисплее, и вскочил с дивана: – Это звонок с моего домашнего! Вернулись наконец! Алло, алло, зайцерыб, это ты?! – радостно завопил он, совершенно забыв о голой роскоши на своем диване.
– Нет, это Катерина, – смущенно кашлянула трубка. – Ты извини, Лешенька, что так поздно звоню, но я просто очень волнуюсь. Я вернулась из Украины, гостинчиков тут привезла, черешни спелой для Никочки, персиков домашних, звоню на дачу – никто трубку не берет. Звоню Аннушке – телефон отключен. Ты не знаешь, что там у них, со связью проблемы?
– Да нет, Катерина, – разочарованно вздохнул Майоров, – их просто нет на даче.
– Как это нет, а где они?
Похоже, домоправительница ничего не знала о случившемся, и слава богу. Объясняться с обожающей его девчонок Катериной Алексею хотелось меньше всего.
– Они решили съездить отдохнуть в другое место.
– В какое еще место?
– Да какая разница? Уехали и все.
– Лешенька, – растерянно проговорила Катерина, – а как же они могли уехать без документов.
– Что?! Как это – без документов?!
– Так я тут прибиралась, как приехала, и паспорта Анечки и Ники видела на обычном месте, в секретере…
Она говорила еще что-то, славная и добрая Катерина, но Майоров нажал кнопку отбоя, чтобы набрать номер генерала.
А потом он снова уехал в Москву, разругавшись с режиссером, и снова обзванивал друзей. И, когда дозвонился до Таньского, та дрожащим голосом рассказала ему правду.
Потому что срок путевки у Анны и Ники закончился вчера. А они не приехали. И не звонили все это время.
Таньский не раз пробовала дозвониться до Михаила, знакомого Хали, который должен был опекать Анну с Никой, но у нее тоже ничего не получилось. Телефон гида молчал.
На следующий день в Турции высадился усиленный генералом Левандовским десант, туда рванули все: Алексей, Артур, Виктор, Хали Салим и даже Винсент Морено, друг Саши Голубовской и по совместительству – полевой агент ЦРУ.
Но никаких следов Анны и Ники найти не удалось. Марина Луговская с дочерью Вероникой вышли из отеля и больше не вернулись. Вещи, документы (качественная подделка, ничего не скажешь) – все это осталось в номере.
Михаил Исмаилов? Наш гид? А вы не знаете?
Он в реанимации, вот уже почти неделю. Состояние крайне тяжелое, обширная черепно-мозговая травма. Его жена, бедняжка, совсем ослепла от слез, и немудрено – сразу и брат, и муж! Они ехали в одной машине и разбились, сорвались со скалы прямо в пропасть! Брат погиб, а муж чудом выжил, но надежды мало.
Тебе стало скучно? Ну что ж, веселись!
ЧАСТЬ 3
ГЛАВА 22
Ника не могла угомониться допоздна, строя планы спасения «русалки». Но планы эти, составленные из радужных мыльных пузырей, лопались от малейшего вторжения скучной реальности.
Где будет жить Лхара, девочка уже решила – на даче, в бассейне. Летом – в открытом, зимой, разумеется, в закрытом. Его нет на даче? Построим! Оставалось сделать всего ничего – спереть «русалку» из аквапарка и перевезти ее в Москву.
В общем, ребенку было чем заняться, и загнать ее в постель или хотя бы для начала в душ не получалось. Ну и ладно, сама пойду, а мой юный главнокомандующий пусть пока фортиции составляет.
Я пустила воду в ванной, стащила с себя изможденные зноем и духотой вещи и обнаружила, что забыла в комнате свой крем для тела. Воду выключать не стала, набросила халат и вышла из ванной.
Ники в комнате не было. Паника с готовностью облилась бензином и чиркнула спичкой, но легкое колыхание штор, закрывающих выход на балкон, погасило личинку пожара.
Поняв, что разгореться не получится, паника мрачно пробурчала что-то нелитературное и убралась.
Я бесшумно отодвинула штору и выглянула на балкон. Ника подтащила к ограждению пластиковое кресло, стала на него коленками и, вцепившись в бортик, пристально вглядывалась в темнеющую даль моря. Губы девочки шевелились, кажется, она что-то шептала.
Я прислушалась и слегка офонарела – дочь разговаривала на английском:
– Лхара, не волнуйся, мы с мамой обязательно что-нибудь придумаем! Завтра мы будем рядом с тобой, может, получится и к тебе заглянуть. Да найду я тебя, найду, не бойся! Скажи, а ты без воды долго обходиться можешь? Серьезно? Так это же здорово!
Вываливаться на балкон с кретинским «А че это ты тут делаешь, а?» я не стала. И так все понятно. Но от очередной демонстрации восстановившихся способностей ребенка-индиго особого восторга я не испытала.
Потому что эти способности принесли нам пока полные ведра горя и боли, пользы от них…
Не ври, голубушка, себе самой врать не надо. Ника спасла отца.
Ой, вот только не надо, мрачно сопя, бухтеть – и напрасно, раз он такой козел!
Не напрасно. Пусть живет, пусть любит, пусть будет счастлив.
Хотя он все-таки козел.
Я вернула штору на место, взяла с туалетного столика крем и вернулась в ванную, оставив своего ребенка общаться с новой знакомой.
Пусть поболтают девчонки. Ну а то, что одна из них – амфибия (наверное), которая находится сейчас за несколько километров отсюда в бассейне с дельфинами, никого не касается.
Когда я, отмывшись до скрипа и умастив скрип душистым кремом, вышла из ванной, дверь на балкон была закрыта, а Ника, высунув язык, что-то рисовала.
– И что у нас там такое? – поинтересовалась я.
– Великий Отец Нгеле, – деловито «пояснила» дочь.
– Кто?!
– Ну, он самый главный там, где родилась и выросла Лхара, типа бога, что ли. Лхара говорит, что он и другие боги, его помощники, очень похожи на нас. Вот я и решила нарисовать этого Нгеле, а вдруг его кто-нибудь узнает?
– Кто ж его узнает… – усмехнулась я, подходя к столу, за которым устроилась Ника, но продолжить фразу не смогла.
Потому что занята была. Челюсть собственную подхватывала, к полу устремившуюся.
Оказалось, что моя дочь еще и рисовать умеет! Причем так, что становилось немного жутко при взгляде на ее работу.
Нет, особого мастерства в рисунке не наблюдалось, линии кривоваты, пропорции не соблюдались, видно было, что рисовал ребенок.
Но в целом…
С белого листа бумаги на меня смотрело Зло. Равнодушно-холодное, невозмутимое, безжалостное Зло.
Оно очень комфортно чувствовало себя в глазах благообразного седого старика, высушенного временем до потери возраста. Умных и мертвых глазах. Душевно мертвых.
Ника очень точно передала внутреннюю суть этого неведомого Нгеле.
– Странно, – я склонилась над плечом дочери, всматриваясь в рисунок, – странно и непонятно.
– Что тут странного?
– Этот старик действительно похож на нас, то есть на людей европейской расы.
– Ну да, Лхара ведь говорила. Его помощники тоже такие.
– Тогда почему его зовут Нгеле? Согласись, это имя совсем не европейское.
– Не знаю, – пожала плечиками Ника. – Может, народ Лхары просто переделал европейское имя на более привычное им.
– Скорее всего, – я поцеловала пушистую макушку. – А ты у меня, оказывается, еще и художница! Да мы с тобой не пропадем, доча! Заработаем на хлеб с икрой сами!