Войска трех советских фронтов избежали окружений, подобных киевскому или харьковскому, но начиная с 28 июня потеряли 568 тысяч человек (из них 370 тысяч безвозвратно), 2436 танков, 13 716 орудий и минометов, 783 боевых самолета, почти полмиллиона единиц стрелкового оружия. Безвозвратные потери Вермахта за месяц боев на всех ТВД составили 37 тысяч солдат и офицеров (на всем Восточном фронте – 22 тысячи), 393 танка и штурмовых орудия.
Стратегический рубеж Красной Армии на юге оказался прорванным на глубину 150–400 км, что позволяло противнику развернуть наступление в большой излучине Дона на Сталинград. Однако в этот момент, как гром среди ясного неба, грянула директива № 45 «О продолжении операции «Брауншвейг».
Гитлер убедил самого себя, что теперь уж русские точно находятся на пределе своих сил, и счел возможным изменить план кампании.
Основополагающим пунктом операции «Блау» (с 30 июня – «Брауншвейг») являлось стремительное наступление групп армий «Б» и «А» на Сталинград и окружение отступающих советских войск. Вслед за этим должно было начаться наступление на Кавказ. Однако Гитлер так торопился захватить грозненскую и бакинскую нефть, что решил провести эти операции одновременно. Вопреки возражениям Гальдера фюрер перенацелил обе танковые армии на южное направление и забрал у Паулюса 40-й танковый корпус. Из подвижных соединений в 6-й армии осталась только одна моторизованная дивизия.
Гитлер опасался, что, бросив основные силы на Сталинград, он нанесет удар по пустому месту и зря потеряет время. В подписанной 23 июля директиве он утвердил «роковое решение»: вместо первоначально предусмотренных эшелонированных операций приказал провести два одновременных наступления по расходящимся направлениям – к Волге и на Кавказ.
Войска получили новые задачи, новые сроки и никаких подкреплений. Более того, посчитав, что имеющихся сил вполне достаточно для окончательного разгрома русских на южном крыле, фюрер две моторизованные («Адольф Гитлер» и «Великая Германия») и две пехотные дивизии из состава группы армий «А» перебросил во Францию и группу армий «Центр», две танковые дивизии (9-ю и 11-ю) – в группу армий «Центр». Армия Манштейна отправлялась штурмовать Ленинград. Всего к концу июля с главного направления было снято 11 немецких дивизий. Наконец, командованию армии резерва надлежало как можно быстрее укомплектовать и направить на Запад три новые пехотные дивизии – в ущерб пополнению Восточного фронта.
Если 28 июня в составе группы армий «Юг» на фронте протяженностью 800 км было сосредоточено 68 немецких дивизий и 26 дивизий союзников, то к 1 августа для выполнения новых задач имелось 57 немецких и 36 союзных дивизий. Линия фронта на этот момент составляла уже около 1200 км. Номинально общее число соединений осталось неизменным, однако сами немцы вполне резонно считали боевую мощь итальянской, румынской или венгерской дивизии равной половине немецкой. Этим силам предстояло теперь захватить и удержать полосу в 4100 км. Не говоря о трудностях подвоза и снабжения, которые должны были неизбежно возникнуть, стратегическая цель уже никоим образом не соответствовала наличным средствам.
«23 июля, – пишет генерал Дёрр, – по-видимому, можно считать днем, когда главное командование германской армии ясно показало, что оно не следует классическим законам ведения войны и вступило на новый путь, который был в большей степени продиктован своеволием и нелогичностью Гитлера, чем рациональным реалистическим образом мыслей солдата».
Генерал Гальдер открыто выступил против очередного «гениального озарения». Взаимоотношения между Верховным Главнокомандующим и начальником Генерального штаба ОКХ накалились до предела. Как всякий диктатор, Гитлер не доверял генералам, имевшим привычку самостоятельно мыслить и «не обученным безоговорочному повиновению», особенно в таком важном деле, как ведение войны. Конкретно Гальдера, постоянно встревавшего в большую стратегию со своими предостережениями и академическими суждениями, он за глаза обзывал тупицей, а его штаб – «гнездом заговорщиков и предателей». Гальдер стойко ненавидел фюрера и не раз мысленно примерял на него «деревянный бушлат». В конце концов генерал высказал все, что думал об умении фюрера руководить военными действиями, а Гитлер в бешенстве велел ему заткнуться. Повышенную раздражительность участников спора придворный доктор Морель объяснял вредным для здоровья континентальным климатом Винницы.
Итак, основные усилия были нацелены на завоевание Кавказа. Но уже 26 июля армия Паулюса в первый раз завязла в обороне Сталинградского фронта. Еще через пять дней Гитлер приказал вернуть 4-ю танковую армию группе армий «Б». С этого момента две примерно одинаковые немецкие группировки наступали под прямым углом друг к другу. В дальнейшем фюрер перебрасывал войска по своему усмотрению. Словно буриданов осел, он никак не мог сделать выбор между двумя «охапками сена». Перманентные изменения утвержденных планов дезорганизовывали и без того нелегкую работу служб снабжения.
Дальнейшее известно: немецких сил, вкупе с союзниками, не хватило ни на одном из направлений. Гитлеру пришлось бросать все новые дивизии под Сталинград, но русские делали это быстрее. В итоге Паулюс втянулся во «всепоглощающую воронку», в которой погибла вся его армия. Клейст застрял на Кавказе, а чуть позже еле унес оттуда ноги. Русские выиграли гонку за время, хотя все висело на волоске.
Но, честно говоря, непонятно, как можно было продуть Сталинградскую битву. Можно предположить, что фюрер был агентом влияния Коминтерна. Ведь все было просчитано до мелочей, просчитано верно, это подтвердили три безукоризненно проведенных этапа летней кампании. Сталинград лежал буквально на блюдечке. Надо было только продолжать выигрывать в темпе или, как сформулировал Гальдер еще в период планирования, «русские должны бросать свои силы вдогонку нашим». Все могло быть совсем по-другому. Примерно так.14 июля в пятом часу пополудни Гитлер допил любимый ромашковый чай с кнедликами, откинулся на спинку стула и очень интеллигентно сказал: «Знаете, Франц Максимилианович, вы меня убедили. Давайте не будем форсировать события».
Утром 15 июля 4-я танковая армия (24-й, 48-й танковые, 4-й армейский корпуса), вернув 40-й танковый корпус в подчинение генерала Паулюса, из района северо-восточнее Миллерово начала движение на восток, к Сталинграду. Впереди до самого горизонта лежала выгоревшая степь, изрезанная балками и речушками, – и никаких признаков русских. Севернее, в том же направлении, не встречая сопротивления, прикрываясь с левого фланга Доном и заслонами 29-го армейского корпуса, со средним темпом 30 км в сутки, пылили колонны 6-й полевой армии. «Сегодня 50 градусов жары, – записывал унтер-офицер артполка 297-й пехотной дивизии Алоиз Хеймессер. – Вдоль дороги в обмороке лежат пехотинцы, на протяжении километра я насчитал 27 человек». Танковый корпус Швеппенбурга, втихомолку поругивая штабных стратегов, снова развернулся на 90 градусов. 1-я танковая армия (3-й танковый, 44-й, 51-й армейские корпуса) продолжала катиться на юг, глубоко охватывая правое крыло Малиновского. В левое крыло, от Таганрога, ударили 57-й и 14-й танковые корпуса.
В ночь на 16 июля войска Южного фронта начали отход на указанный Ставкой рубеж. Днем армия Клейста заняла Тацинскую. Альфред Риммер, солдат мотопехотного полка 16-й танковой дивизии, писал в дневнике: «В 6 часов выступили. Проехали 170 километров. Дорога отступления русских, по которой мы ехали, ясно показывает бесплановое дикое бегство их. Все, что было для них обузой в бегстве, они бросили: пулеметы, минометы и даже «адское орудие» с 16 зарядами калибром в 10 см, которое заряжается и стреляет электричеством». 40-й танковый корпус (3-я, 23-я танковые, 29-я моторизованная, 100-я егерская дивизии) форсировал реку Чир у станиц Боковская и Чернышевская и вступил в бой с передовыми отрядами русских. Сутки спустя 48-й (24-я танковая, мотодивизия «Великая Германия») и 24-й (14-я танковая, 3-я, 16-я моторизованные дивизии) корпуса 4-й танковой армии достигли реки Цимла в ее верхнем течении.
К этому времени в излучине Дона, совершив от Сталинграда 100-км марш в пешем строю, успела развернуться только 62-я армия под командованием генерал-майора В.Я Колпакчи. Рубеж обороны для нее был выбран неудачно: на открытой танкодоступной местности без учета естественных преград, которые можно было бы усилить инженерными заграждениями и сделать их труднодоступными для наступающей стороны, «позиции были размещены в голой степи, открыты для наблюдения и просмотра их как с земли, так и с воздуха». Впрочем, ни мин, ни иных средств заграждения в наличии не имелось, потому бойцы просто копали в чистом поле ямки, называемые одиночными стрелковые ячейками. В состав армии, имевшей общую численность 81 тысяча человек, входили 6 стрелковых дивизий, 4 курсантских полка военно-пехотных училищ, 6 отдельных танковых батальонов (250 танков), восемь артиллерийских полков РГК. Пять дивизий первого эшелона растянулись в нитку с севера на юг от Клетской до Нижнесолоновского на фронте почти в 130 км, далее – до Верхнекурмоярской зияла 50-км дыра. Одна стрелковая дивизия находилась во втором эшелоне у железной дороги на Сталинград. По одному стрелковому полку со средствами усиления было выделено от каждой стрелковой дивизии в передовые отряды, выдвинутые на удаление 60–80 км от главных сил с целью найти и «прощупать» противника.
64-й армия, которая перебрасывалась из района Тулы (отчего-то без сформировавшего ее командарма), едва приступила к выгрузке на нескольких станциях вдали от линии фронта. Как вспоминает заместитель командующего В.И. Чуйков, 17 июля он получил от штаба фронта директиву в течение двух суток развернуть армию на фронте от Суровикино до Верхнекурмоярской, сменив здесь левофланговые дивизии генерала Колпакчи, и встать в жесткую оборону:
«Задача, поставленная директивой, была явно невыполнимой, так как дивизии и армейские части еще только выгружались из эшелонов и направлялись на запад, к Дону, не боевыми колоннами, а в том составе, как они следовали по железной дороге. Головы некоторых дивизий уже подходили к Дону, а их хвосты были на берегу Волги, а то и в вагонах. Тыловые же части армии и армейские запасы вообще находились в районе Тулы и ждали погрузки в железнодорожные вагоны.
Войска армии нужно было не только собрать после выгрузки из эшелонов, но и переправить через Дон, преодолев пешим маршем 120–150 километров…
Я зашел к начальнику оперативного отдела штаба фронта полковнику Рухле и, доказав невозможность выполнить директиву в установленный срок, попросил его доложить Военному совету фронта о том, что 64-я армия может занять оборонительный рубеж не раньше 23 июля.
Срок занятия оборонительного рубежа был исправлен с 19 на 21 июля.
Но и к 21 июля войска 64-й армии занять линию обороны, указанную штабом фронта, не могли».
При такой плотности построения у советской стороны не было никаких шансов выдержать сильный удар противника, тем более удар подвижных соединений. Абсолютное большинство личного состава резервных армий не имело боевого опыта. Тем не менее «настроение в штабе 62-й армии было приподнятое». Дело в том, что командование Сталинградского фронта, довольно оптимистично оценивая ближайшие перспективы, полагало свое направление вспомогательным и в донесении в Генштаб прогнозировало, что главный удар «противник будет наносить в нижнем течении р. Дон с целью прорыва на Северный Кавказ».
С утра 18 июля корпус фон Швеппенбурга из района Перелазовский нанес удар по правому флангу 62-й армии. Сутки спустя танки разгромили штабы 192-й и 184-й стрелковых дивизий в районе Верхне-Бузиновки и вышли к Дону у Каменской. Немецкая авиация, обеспечивая действия наземных войск, абсолютно господствовала в воздухе. На левом фланге соединения 4-й танковой армии развеяли по ветру 196-ю стрелковую дивизию, вышли к устью реки Чир и захватили плацдарм на северном берегу. 20 июля «клещи» сомкнулись, западнее Калача образовался «котел» для четырех советских дивизий и 40-й танковой бригады. Их остатки, бросая артиллерию и технику, мелкими группами просачивались из окружения на восток.
Путь на Сталинград фактически был открыт. Однако дальнейшее продвижение затруднялось нехваткой горючего и значительным отставанием пехоты. Следующие четыре дня немцы потратили на зачистку территории в малой излучине Дона, накопление запасов и перегруппировку сил.
В полосе группы армий «А» армия Руоффа 17 июля захватила Ворошиловград и развивала наступление на Ростов. Пехотные корпуса Клейста отразили деблокирующий удар 24-й армии на рубеже Северского Донца, а 3-й танковый корпус (22-я, 16-я танковые, 60-я моторизованная дивизии) генерала Маккензена 20 июля переправился через Дон южнее Цимлянской. 24 июля пал Ростов, 26-го, форсировав реку, 125-я и 73-я пехотные дивизии после ожесточенных боев захватили Батайск, рядом, у Аксайской, еще один плацдарм создали 13-я танковая и 198-я пехотная дивизии.
На южном крыле советско-германского фронта назревала новая катастрофа. До Сталинграда немцам оставалось пройти по прямой примерно 70 км. На этом пути не было ни серьезных естественных преград, ни организованной обороны. На 200-км участке от Сиротинской до Верхнекурмоярской по левому берегу Дона у советского командования имелось шесть изрядно потрепанных, потерявших половину состава стрелковых дивизий 62-й армии, во главе которых был поставлен генерал-лейтенант А.И. Лопатин, а также четыре дивизии, две морские стрелковые и 137-я танковая бригады 64-й армии генерал-лейтенанта В.И. Чуйкова. В качестве средства оперативного реагирования их оборону «подпирал» восстановленный в новом составе 13-й танковый корпус (157 танков) полковника Т.И. Танасчишина – благо СТЗ продолжал бесперебойно поставлять на передовую новенькие «тридцатьчетверки». Северную дугу донской излучины от устья реки Медведица прикрывала завеса из шести дивизий 64-й армии генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова, растянувшихся на 300 км (с шириной полос для каждой дивизии от 40 до 100 км), южную – четыре стрелковые и две кавалерийские дивизии 51-й армии генерал-майора Н.Я. Кириченко.
В резерве фронта имелись две стрелковые дивизии (18-я и 131-я), две танковые бригады (133-я, 131-я) и 3-й гвардейский кавалерийский корпус. 22 июля было принято решение о формировании на базе управлений 38-й и 28-й общевойсковых армий двух танковых армий смешанного состава – 1-й под командованием генерал-майора К.С. Москаленко и 4-й под командованием генерал-майора В.Д. Крюченкина, – в состав которых должны были войти 13, 28, 22, 23-й танковые корпуса, отдельные танковые бригады и стрелковые соединения. В городе находилось на переформировании еще 6 танковых бригад. Под Сталинград спешно перебрасывались резервы Ставки. В Саратове, Вологде, Горьком грузились войска 8, 2, 9-й резервных армий. С Дальнего Востока мчались эшелоны с 204, 126, 205, 321, 399, 422-й кадровыми стрелковыми дивизиями, правда, их прибытие ожидалось не ранее 27–28 июля. В связи со стремительно ухудшающейся ситуацией городской Комитет обороны принял постановление о подготовке к проведению спецмероприятий – минированию и уничтожению промышленных предприятий, узлов связи, энергетического хозяйства, водопровода и других объектов.
Поражения и бесконечные отступления деморализовывали советские войска, подрывали их веру в победу, в способность военачальников дать отпор немцу. Особые отделы и отделения военной цензуры фиксировали рост пораженческих настроений и антисоветских высказываний со стороны бойцов и командиров: «Командовать не умеют, дают несколько приказаний, а потом их отменяют…», «Нас предали. Пять армий бросили немцам на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт, и положение безнадежное», «Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии. Нам немцев не победить», «Тимошенко плохой вояка, и он гробит армию». 23 июля маршал С.К. Тимошенко, которого с мая 1942 года преследовали сплошные неудачи, был отстранен от командования Сталинградским фронтом. Его место не вовремя и не по способностям занял генерал-лейтенант В.Н. Гордов, прославившийся своим «матерным управлением». В этот же день появился сталинский приказ № 227: «Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн стали в ход. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону…»
Тем временем Паулюс основные силы 6-й армии (40-й танковый, 8-й, 17-й армейские корпуса) сосредоточил у Вертячего, для форсирования Дона в самой восточной части излучины. Справа, у Калача, должна была наносить вспомогательный удар 71-я пехотная дивизия. Главные силы 4-й танковой армии (48-й, 24-й танковые, 4-й армейский корпуса) изготовились к атаке в районе Верхнечирской, южнее железной дороги на Сталинград, на стыке 64-й и 62-й армий. План действий группы армий «Б» был прост: обе армии – 4-я танковая южнее, а 6-я армия севернее Сталинграда – наносили удар в направлении Волги, у реки поворачивали соответственно налево и направо и брали в «клещи» весь район Сталинграда с оборонявшимися в нем войсками.
Но первой 24 июля с плацдарма у Цимлянской перешла в наступление 1-я танковая армия, имевшая в своем составе две танковые, одну моторизованную и 6 пехотных дивизий. Главный удар Клейст наносил восточнее железной дороги Сальск – Сталинград с задачей выйти к Волге в районе Красноармейска. Немцы с легкостью разметали оборону 51-й армии и двинулись на северо-восток. Одновременно на линии Романовская – Ремонтная фронтом на юго-запад разворачивались четыре пехотные дивизии 6-го румынского корпуса. Уже 25 июля 22-я танковая дивизия овладела станцией Котельниково, а сутки спустя вышла к реке Аксай у станции Жутово. На юго-западном фасе Сталинградского оборонительного обвода советские части отсутствовали.
Для защиты этого направления было принято решение выдвинуть 13-й танковый корпус и две стрелковые дивизии со штабом 57-й армии. Танковые армии Москаленко и Крюченкина получили приказ нанести мощный контрудар в общем направлении на Верхнебузиновку, разгромить левое крыло армии Паулюса и отбросить его за Чир.