– Так точно, Алексей Алексеевич. Разрешите объявить батальонные сборы, пока не рассредоточились? – обратился Павлов.
– Действуйте. Барон, проследите. По пути к исходным рубежам наверняка часть машин поломается. С богом, господа. Опыт, как не надо действовать, для нас также полезен, тем паче на чужой шкуре.
Офицеры разошлись, и около танковой вереницы поднялась суета. Командиры вытаскивали разомлевших в тени унтеров и стрелков, собирая их в строй «трижды три». Так бронеходчики окрестили состав своей части. Тройка танков составила взвод, а три взвода – роту, которую вчерашние конники упорно именовали сотней по казачьему обычаю. Наконец три роты составили батальон. Понятно, что из-за поломок ни в одном из батальонов двадцати семи полагающихся машин не набралось.
Играя в детстве в «казаки-разбойники», мы не задумываемся, что боевые действия составляют ничтожную часть времени на военной службе, основное наполнение которой – долгий, кропотливый и ничуть не романтичный труд по поддержанию боеготовности к решающей минуте. Команды бронеходов не предавались праздности ни на борту кораблей до Гуанчжоу, ни в пути по железной дороге. Они постоянно учили языки, включая сотню-другую слов на китайском, непрестанно лазили на железо, изучая его до последней гайки. После разгрузки с платформ на станции с непередаваемым названием западнее Чанчжоу беспокойная жизнь танкистов превратилась в ад кромешный. День пытались двигаться к японским позициям, сгубив несколько моторов, поймавших клин от перегрева. Потом две ночи ползли в относительной прохладе, а днем под немилосердным солнцем устраняли огрехи в двигателях и ходовой, чтобы сберечься от напастей в следующую ночь. Круглые сутки офицеры были с унтерами и рядовыми. Не сравнить со спокойной службой в тылу, когда золотые погоны лишь изредка сверкают на плацу и в казарме.
В сентябре ближе к Шанхаю обычно не жарко, ветер с Восточно-Китайского моря снижает температуру. Как назло, ныне припекало, что летом, а в танковом чреве палило, как в русской печи. Даже ночью двигались со снятым верхним броневым листом, дабы раскаленный тринклер отдавал тепло китайцам, а не в отделение управления, где изнемогал водитель, он же – командир танка.
Крайне простое управление машинами позволило быстро подготовить и послать в Поднебесную два десятка кавалерийских офицеров на должность командиров команд или, как теперь модно говорить, экипажей. Ясно, что прошедшие крещение огнем молодые люди не проведут остаток дней за рычагами. Задача та же, о которой Брусилов говорил комбатам, – набираться опыта, чтобы к новой войне командиры рот не понаслышке знали, как ведет себя бронеход в настоящей битве.
Жаль, что среди кавалеристов мало технически подкованных людей. Выпускник реального училища, а потом и Горного института в Санкт-Петербурге ротмистр Петр Николевич Врангель был счастливым исключением. Он без восторга воспринял приказ отправиться в Китай, где воевать надо не в седле, а следя за здоровьем неотлаженных боевых механизмов, однако смекнул, что на сем поприще у него нет соперников в продвижении по службе. Если, конечно, бронеходные войска получат продолжение и развитие.
Барон женился незадолго до китайской компании, оттого супругу вспоминал часто. Оленька, Ольга Михайловна, сказочный ангел из Санкт-Петербурга, чай скучаешь по мужу, уплывшему на другой край глобуса? Не думала, сердешная, что молодой ротмистр из парадного лейб-гвардейского конного полка, обреченный, казалось бы, на синекуру до отставки, вдруг умчится за тридевять земель на войну, хоть Россия и не воюет ни с кем. Пусть труден характер конногвардейца, а без кутежей, попоек и амурных походов никак нельзя – другие офицеры засмеют, признайся, душа моя, тоскливо без Петеньки? А не дай бог кто-то из питерских хлыщей вокруг тебя увивается, ему не пережить моего возвращения.
Молись за меня, Оля. Судьба офицера – странная штука. Штаб-ротмистр Востряков из того же конного полка погиб безо всякой войны возле Нарвской заставы, разгоняя январский бунт пятого года. Его нашли на каких-то задворках с простреленной головой, а коня украли. Непременно узнаю убийцу – нашинкую тонкой стружкой.
Ротмистр вынырнул из мыслей о питерской жизни и проводил взглядом танки, с натужным грохотом моторов и бряканьем гусениц расползающиеся по намеченным исходным, и неторопливо закурил. Паровые котлы тягачей Т-1 только начали прогреваться. Минут через сорок можно выдвигаться за танками, оказывая помощь обездвиженным. Невдалеке он увидел Брусилова, что-то энергически втолковывающего британскому генералу.
Явно ничего не добившись, Алексей Алексеевич сделал поворот кругом и зашагал к ремонтникам, зло сплюнув на пересохшую землю. Англичанин дернулся. Он счел плевок личным оскорблением, будто брызги полетели в его физиономию, но не стал связываться. Что возьмешь с русского хама? Врангель усмехнулся. Он прекрасно понимал, что его командир едва сдержался, чтобы не заехать островному коллеге в морду.
– Не для чужих ушей, Петр Николаевич, но я предпочел бы иметь в союзниках микадо, а не этих… – Генерал дернул головой в сторону штабных палаток британского корпуса. – Всего-навсего попросил два десятка конных вестовых, чтобы оповещали, где наш танк застрял или сломался. Знаете, барон, что мне ответил заморский выскочка? У них, представьте себе, есть поважнее дела, чем русские зеленые коробки. Зла не хватает. Поставили бы надо мной какого-нибудь лорда-пэра с родословной от динозавров, особо за танки ответственного, нас за людей хоть бы держали.
– Они не хотят понять, что одним только разрывом проволочных заграждений мы сбережем тысячи людских душ в наступающих рядах, – поддержал барон, понимавший, что Брусилову просто необходимо выговориться.
– Людских?! Окстись, дорогой Петр Николаевич. Китайцев они к человечеству не причисляют. По крайней мере к такому, о коем следует волноваться. Дважды воевали с ними в прошлом веке за право беспрепятственно скармливать местным опиумную дурь. Тогда десятки миллионов от опия умерли! Что им сотня тысяч подстреленных на японской проволоке.
– А мы просто учимся на их крови… Алексей Алексеевич, сие действительно надо России или только опыт набираем в практических действиях?
– Скажу по секрету, о коем многие догадываются, за помощь императрице в изгнании японцев Россия требует признания Маньчжурии не во временной аренде, а в вечном нашем пользовании. То бишь Россия тем краем прирастет навсегда, с постоянным незамерзающим портом в Желтом море. Поэтому сжимаем зубы и терпим, Петр Николаевич.
– Да, Порт-Артур навечно – знатный приз. Скажите, Алексей Алексеевич, а с чего англичане так взъелись на японцев? Раньше дружили, торговали, армия микадо сплошь британским вооружена.
– Тоже секрет полишинеля. Они чаяли натравить союзничков на Германию и отбить Шаньдунский полуостров с Циндао, дабы у кайзера здесь не осталось колонии. А японцы подумали и решили – китайцев бить сподручнее, нежели германцев. Вот Лондон и рассвирепел. Как же, обманули нас желтозадые макаки. Так что воюем за русскую Маньчжурию и британское уязвленное самолюбие.
С осознанием высокой миссии Врангель забрался на трактор около водителя и приказал неспешно выдвигаться на север, где час назад осела поднятая танковыми гусеницами пыль. До утра барон ни разу не сомкнул глаз. Невзирая на высокое происхождение, он самолично работал гаечным ключом, подтягивая траки до нужного натяжения, орал на китайских воинов, мешая местные, русские и немецкие ругательства, не менее двух раз облазил каждый бронеход на исходной позиции. Несмотря на его усилия, количество годных к бою машин уменьшилось на две. Когда темное звездное небо подернулось серой предрассветной дымкой, барон сел на землю у трактора, уронил голову на ленивец и отключился. Рев тринклеров и близкая артиллерийская стрельба не проникли через барьер изнеможения.
Поручик Виктор Эдуардович Бетлинг, также почти не отдыхавший ночью, не мог себе такого позволить. Когда карманные часы показали приближение времени «Ч», он обменялся взглядами с усатым британским сержантом, который тоже оказался на ногах и выглядел образцово, будто выспался минуток шестьсот, а потом принял ванну и выкурил сигару. Члены экипажа, наскоро облегчившись и умыв лица скверно пахнущей водой, полезли на броню. С юга закашлял мотором невидимый в рассветной дымке бронированный собрат. При дальности полкилометра танки друг другу ничем не помогут.
Звонкие хлопки воздуха из систерны высокого давления сменились ревом тринклера, пространство за кормой наполнилось дымом плохо сгоревшего соляра. Бетлинг убедился, что сержант согнал роту за танком, последний раз глянул на часы и нырнул в люк на место водителя, опустив крышку над головой и заперев смотровую щель. В темноте на ощупь ткнул рукой механика – унтера.
– С богом, Семен!
– С богом, ваше благородие.
Включив с места вторую передачу и не газуя, чтобы бегущая в выхлопе китайская пехота не отстала, прапорщик двинул машину к ближайшим холмам, за которыми затаились японские траншеи.
И воцарился ад.
Артиллерия противника накрыла выдвигающуюся роту с первого залпа. Даже на малой скорости танк кидало немилосердно, когда гусеницы проваливались в воронки от пристрелочных разрывов и свежих попаданий. Перекрывая грохот мотора, в корпус непрестанно стучали осколки фугасов, глухо падали земляные комья. Видимость в перископе тут же упала до нуля.
Поминая япону мать, Бетлинг выпустил рычаги, расстопорил люк и выглянул в узкую щель, примериваясь к промежутку меж залпами. Горячий шмель пребольно чиркнул по уху, сбил фуражку и, звякнув по крышке, улетел вглубь танка. Очень приблизительно уточнив направление, прапорщик опустился на сиденье и вновь прибавил газ, чувствуя, как кровь из ушной раковины течет за воротник.
– Семен!
Нет ответа. Командир ткнул кулаком в сторону сиденья механика.
– Ваше благородие?
Немудрено не расслышать в таком громе. Бетлинг прижался губами к уху унтера и заорал:
– Двигай в корму, осторожно глянь из люка – что с китайцами.
Чудо, если после артобстрела выжил хоть десяток. Кто в окопы полезет, Семен или пулеметчики?
– Так что бегут, ваше благородие. Дюжины две – точно, дальше в дыму не видать.
И то хлеб. Зато японцам они тоже не видны.
Снизу заскрежетало. Траки намотали на ходовую часть первое проволочное заграждение.
Танк вырвался из облаков пыли за полсотни метров до траншеи. Раньше, чем в перископе удалось что-то разглядеть, на лобовой броневой лист обрушился град пуль. Башенные стрелки ответили из «максимов». Хрен в кого попадут, подумал Бетлинг, в лучшем случае прижмут японцев, чтоб ниже бруствера головы держали, пока пехота не поспеет.
Когда в мутном и залепленном пылью перископе кое-как проступила укрытая мешками пулеметная позиция, водитель тиснул газ, ориентируясь прямо на злой огонек. Траншея метров двух шириной, центр тяжести у машины сзади. Надо успеть вцепиться ведущими катками и гусеницами в дальнюю стенку окопа, иначе передок ухнет вниз, и без трактора не выбраться. Двигатель взревел на максимальных оборотах. Машина разогналась верст до восьми в час и впечатала пулеметчика в Китай. Потом перемахнула через ров, задрав морду и уперевшись крюком в кровавое месиво за кормой.
Звездный час. Окопы прямые, до поворота метров пятьдесят–семьдесят, и это пространство густо заполнено японскими стрелками, яростно поливающими из винтовок стальные борта. Пулеметные башни развернулись, каждый из британских стрелков высадил по ленте одной очередью, рискуя вскипятить воду в рубашках охлаждения.
Даже попадание фугаса не произвело бы такое действие. Ураганный огонь в упор за секунды превратил десятки солдат в страшную смесь тел, крови, земли и разбрызганных мозгов. Уцелевшие и даже не раненые пришли в шок от неуязвимости бесовской машины и убийственного свинцового ливня. Немногочисленные китайские пехотинцы, спрыгнувшие на дно траншеи за танком, не встретили особого сопротивления, добивая живых штыками и в ярости не обращая внимания на пытавшихся сдаться в плен.
Как только стихли «максимы», а стрелки занялись перезаряжанием, командир включил первую передачу и степенно выбрался из окопа. Снова отправлять Семена поглядеть на китайцев он не рискнул – любое открытие люка чревато шальной пулей. По замыслу – на место отряда прорыва должна засесть пехота из резерва, а остатки роты бежать за танком.
Окутанный порванной колючкой огромный зеленый еж так же беспрепятственно прочесал пулеметами вторую и третью траншею. Чутье и здравый смысл подсказывали, что за танком никто не бежит. Да и японцы сориентировались. При нависании гусениц над очередным бруствером они разбежались, как тараканы от включенного света, поэтому собранная пулеметами кровавая жатва не получилась столь обильной.
После третьей линии бронеход внезапно выскочил к орудийной позиции из четырех полевых трехдюймовок. Его появление случилось столь же неожиданным и для расчетов, так как стволы подняты вверх для навесной стрельбы по предполью. Пулеметы, возможно, успели скосить нескольких канониров, но наводчики и командиры укрылись за щитами, обычными пулями не пробиваемыми.
Бетлинг затормозил в пол, перегазовал и воткнул третью передачу, на грунт по наставлению не рассчитанную. Дал обороты и, рискуя сорвать главный фрикцион, резко тронул, набирая скорость прямо на ближайшее орудие, ствол которого неумолимо опускался к траектории стрельбы прямой наводкой.
Японский фугас угодил в правую башню. Оглохший от удара прапорщик почувствовал, как с этой стороны в плечо впились острые осколки. Перезарядить орудие канониры не успели, танк смял его ударом лобового листа. Траки утоптали землю в сантиметрах от зарядных ящиков, детонация которых неминуемо разорвала бы гусеницу…
Смелым иногда везет. Снова включив вторую передачу и развернув танк, Бетлинг с трудом различил сквозь грязь на перископе, что пушкари разворачивают станины трехдюймовок, направляя стволы в сторону бронемашины. Опять смертельная игра на опережение. Гусеница со звонким ударом впечаталась в щит, смяла его и перевалилась на лафет, утянув под себя замешкавшегося солдата. Расчет разбежался заранее, поэтому орудие превратилось в блин с особой аккуратностью. Повернув к оставшейся пушке мимо лужи растекшегося масла из откатника, Бетлинг не поленился прокатиться и туда, оставив на ней неизгладимый отпечаток траков, затем повернул на запад.
В траншеях продолжилась непонятная возня. Скорее всего, китайцы заканчивают выяснение отношений с японскими гостями. Танк, не снижая скорости, перемахнул через земляные укрепления и выкатился в тыл.
Поручик крикнул механику глушить мотор и левой рукой раскрыл люк. Лишь вывалившись наружу, ощутил, как ослаб от потери крови.
– Кажись ранены, ваше благородие?
– Чепуха. Как там Майк?
– Прими Господь его душу, – стянул фуражку Семен. – Аккурат в «максимку» угодило.
Потом фельдшер извлек из плеча Виктора Эдуардовича заклепку, выбитую взрывом из брони и порвавшую крупный сосуд, заклеил порванное ухо. Стрелку Майклу Хауэру размозжило голову и верхнюю часть туловища. Второй пулеметчик от такой картины перегнулся пополам, скрывшись за бронекорпусом, и обгадил опорный каток.
Лобовой лист вынес из боя десятки отметин от пуль и осколков. Правую башню фугас сорвал с погона, выбил пулемет из цапф. Барон только головой покачал.
– Прикажу перекинуть башню с другого танка. Авось еще бой выдержит.
Несмотря на повреждения, поход Бетлинга оказался самым удачным, считая раздавленную батарею. К орудиям прорвался и другой экипаж, однако бронеход подорвался на сложенных фугасах и остался там вместе с людьми.
На исходную выползли четырнадцать машин из сорока двух, начавших атаку на рассвете. Пятеро из-за потери ориентировки в пылевых облаках провалились одной гусеницей в траншеи или вспомогательные ходы, безнадежно застряв; одну из них японцы сожгли. Два танка совершили разворот для возврата к своим позициям и получили шрапнелью в корму, оставшись догорать на виду у японских батарей. Остальные замерли среди поля с порванными траками, сломанной трансмиссией, заглохшим и незапускающимся двигателем, оборванными опорными катками, один перевернулся от попадания в яму. Два брошены экипажами из-за гибели водителей, пытавшихся рассмотреть что-либо в приоткрытый люк. О судьбе трех ничего не известно – следы гусениц протянулись к японцам и пропали. Верно, водители потеряли ориентировку или не смогли развернуть танк к своим.
МакДугал остался вполне удовлетворен итогом боя. Солдат, подофицеров и офицеров главной нации на Земле погибло лишь восемнадцать, какое-то количество сотен или тысяч расходного китайского материала. Ах да, эти русские тоже… Но кто будет считать их поголовье?
– Мистер Брус, завтра на рассвете повторим атаку. Сколько ваших коробок осталось в строю?
– К утру будет готово семь, господин генерал.
– Семь? Вы издеваетесь! Семь из пятидесяти после одной атаки с занятием лишь одного рубежа обороны? – Если бы стоявший перед ним танкист принадлежал к Британской армии, генерал тотчас распорядился отдать его под трибунал. Танки оплачены казначейством Империи, стало быть – собственность короны. Русские дикари посмели превратить британское имущество в металлолом за час боя?!
– Если бы вы изволили придерживаться первоначально принятой тактики, танки с теми же потерями прорвали бы оборону японцев на всю глубину, – на скверном английском, но вполне понятно ответил Брусилов.
Штабисты замерли. Так сэру МакДуглу никто в лицо не хамил. Но британский сэр не может потерять лицо, даже когда на него летят брызги дерьма.