Теоретически отсюда до бывшего американского посольства было не так уж далеко, если взять по прямой на северо-запад. Только вот на руинах постъядерной Москвы расстояния имели свойство здорово искажаться. О том, чтобы идти напрямик, не могло быть и речи: на это намекали, как минимум, непроходимые завалы, перегородившие все направления. Огромные баррикады возникли не случайно — это свидетельства многочисленных осад Кремля и его окрестностей, предпринимаемых мутами с переменным успехом в течение долгих лет. Многие завалы успели порасти жуткой мутировавшей растительностью, и заросли эти были ненамного гостеприимнее вражьего плена. Дружинники не любили это направление, и рейды сюда совершали редко.
— Как же мы пройдем? — растерянно вглядываясь в даль, спросил Книжник.
Вест не ответил. Он как раз входил в узкую расщелину между грудами битого кирпича и разломанными бетонными плитами. Прищурившись, огляделся, оценивая место, наверное, на предмет точки привала. Это было основной тактикой перемещения по опасной местности — от убежища к убежищу. Можно было бы предположить, что вест хорошо знает обратную дорогу, которой только что пришел в Кремль. Но подобная логика не всегда работает: новый путь зачастую безопаснее знакомого. Хотя бы потому, что по следам путника всегда движется всякая плотоядная нечисть.
— У тебя, вообще, есть какой-то план? — продолжал Книжник — Или мы просто пойдем напролом?
Чужак замедлил ход, будто этот простой вопрос выбил его из заданного самому себе ритма. Книжник поравнялся со спутником, осторожно пытаясь понять его эмоции. И, похоже, уловил некоторую растерянность — которая, впрочем, тут же исчезла за маской невозмутимости. Семинарист решил развивать успех — и продолжать взламывать психологическую оборону попутчика. В конце концов, следовало знать, с кем идешь на смертельный риск.
— Я, конечно, не воин, — заговорил парень, небрежно поправляя холщовую сумку, — но слышал, что у любого рейда должен быть план. Я так думаю, что спасение твоего народа — это, как минимум, рейд. А по сути — боевая операция. Может, я ничего не понимаю в тактике, но у такой серьезной цели должны быть промежуточные задачи и средства их осуществления. Я, конечно, всего лишь слуга, но, если даже мне приходит в голову, что нужно использовать все имеющиеся ресурсы, — как это не приходит в голову воину? Кстати, под «всеми имеющимися ресурсами» я имею в виду себя. Можно, конечно, не посвящать в суть дела жалкого «прислужника», но, по-моему, это, как минимум, расточительно. К тому же, когда речь идет о спасении целого народа…
Книжник и сам не заметил, как оказался спиной на груде щебня с лезвием кинжала, приставленным к горлу. Показалось, что его просто смело порывом ураганного ветра. Вест нависал над ним, придавив грудь коленом и хрипло дыша. Во взгляде его сверкала злоба.
— Не смей… о моем народе! — прорычал он в лицо оторопевшему парню. — Заткнись и иди молча — понял?!
— А… кх-х… — Книжник с трудом сглотнул — мешал передавивший горло металл. — П-понял…
Внезапно выражение лица чужака изменилось — настолько резко, что Книжник мигом забыл про угрозу быть убитым в порыве гнева. Взгляд веста метнулся в сторону, лицо застыло. Еще тревожнее стало, когда он ощутил, как тихо ушла с груди тяжесть — будто вест неожиданно растворился в воздухе. Сразу пришло понимание — вокруг творится что-то неладное. Книжник резко перекатился на живот, что было крайне болезненно на этих каменных обломках. Быстро огляделся — веста нигде не было. Вокруг торчали невысокие куски невесть как сохранившихся стен, и уже вдалеке, в дымке призрачно маячили кремлевские башни.
— Эй, вест! — робко позвал Книжник. — Я это… Правда, извиняюсь! Не буду больше про твой народ болтать. И вообще молчать буду…
За спиной хрустнул щебень. Книжник обернулся со словами:
— Я просто хотел…
Слова застряли в горле. Прямо перед ним, на фоне опасно накренившейся стены, на кривых лапах с клочьями серой шерсти стояло уродливое и одновременно жуткое существо. Таких он видел — но только мертвыми, когда их головы напяливали на шесты и выставляли на стены — чтобы им подобным неповадно было. Это был нео — мерзкая смесь человека и животного, изрыгнутая уродующей мясорубкой мутагенного излучения.
Вид живого врага заставил Книжника оцепенеть от ужаса да еще — от удушающего стыда. Он так рвался в битву и вот, встретившись лицом к лицу с врагом, понял, что, оказывается, кишка тонка. Это вам не воображаемые сражения, выцарапанные стилом на бересте.
— Сейчас кушать будем! — осклабившись, странным гортанным голосом произнес нео. — А, хомо?
В непропорционально длинной лапе сверкнул кривой нож, выточенный из обрезка стальной полосы, и парню стало ясно, что слова мута — отнюдь не приглашение к трапезе. Взгляд невольно наткнулся на обугленный череп в грязном углу разрушенного этого строения. Проклятие! Положившись на самонадеянного чужака, он совсем перестал думать самостоятельно. И совсем позабыл, что эти места — вотчина мутов, кружащих вокруг Кремля, как гиены вокруг львиных прайдов.
Нео протянул вперед лапу — и эдак обыденно, запросто ухватил Книжника за шкирку — так, что треснула крепкая ткань рясы. После чего преспокойно потащил за собой добычу, не обращая внимания на вялое сопротивление человека. Будто он безошибочно угадал, что перед ним вовсе не дружинник, а обыкновенное двуногое мясо. Похоже, все к тому и шло, потому как мут, волоча пленника, словоохотливо делился своими соображениями:
— Рыг тебя вкусно приготовит. Брюхо вскроет, кишки вытащит. А вместо них горюн-травой набьет. Это, значит, чтобы мясо получилось сочным и пахло вкусно. Главное, чтобы ты не сдох, хомо, пока обжариваться будешь. Это уметь надо — чтобы мясо живое оставалось до румяной корочки! И чем громче мясо орать будет — тем вкуснее выйдет. Но ничего, брат Рыг умеет хомо на углях жарить. Вот увидишь…
Как ни странно, эти гастрономические рассуждения человекоподобного монстра заставили Книжника выйти из ступора. Он принялся лихорадочно соображать. Мысли о том, куда делся чертов вест, отмел сразу — они никуда не вели. Разве вызвали раздражение и злость, и это несколько прибавило сил. Все, что сейчас действительно было нужно, — так это дотянуться до волокущейся в пыли сумы: там оставалось его единственное, ни разу не опробованное оружие — ворох остро отточенных, сдобренных ядом стилосов. По злой иронии судьбы, они болтались в сумке, прямо перед носом, но дотянуться до них не представлялось никакой возможности. Не было сил сопротивляться этой горе покрытых шерстью мускулов, руки напрасно хватали воздух в попытке зацепить ремень сумки. Оставалось бессильно скрипеть зубами от досады на самого себя: как можно было не догадаться закрепить оружие на теле, спрятать в сапог на худой конец — как это делают дружинники!
А нео все волок его, как беспомощного щенка, прямо через кирпичные завалы, через какие-то извилистые проходы в руинах, сквозь заросли растений-мутантов, норовящих ухватить цепким ростком-щупальцем, вцепиться в живую плоть.
— Глупый хомо, один из Кремля вылез. Да еще и хилый такой, — благодушно вещал мутант, протаскивая вяло сопротивляющегося пленника через очередную расщелину в руинах. — Чего дома не сиделось? Хорошо, что к Рыгу попал, — у Рыга-то мясо не пропадет почем зря… Рарги умные, не то что Крагги, в одиночку на чужую территорию не лезут. Вот вы, кремлевские, взяли — да и убили Крагга.[2] И не просто убили — с позором. А чего ж не убить — когда он один к вам попер да умнее всех себя ставил. Глупо вышло, смешно, да? А наш Рарг молодец, хитрый воин, в прошлую луну на Кремль не пошел — и сам живой, и клану хорошо. А Краггам теперь нового вождя выбирать! Вот драка будет — полклана перекалечится! То-то Рарги смеются!
Из смысла сказанного Книжник понял лишь то, что нео считает его одиночкой, а значит, понятия не имеет про веста. А чужеземец тоже хорош — сбежал при первой опасности, бросил товарища, скотина! Кремлевский ему, видите ли, не товарищ — слуга! Да чтоб он подох, вражий потрох!
Между тем вокруг стало темно — его явно волокли в какое-то подземелье.
— Эй, Рыг, что это у тебя? — приглушенно донеслось из-за камней.
— Это мое! — немедленно прорычал нео, еще сильнее вцепившись в добычу. — Рыг делить будет!
— О, хомо! — радостно воскликнул тот же голос, только уже ближе. Отчетливо потянуло отвратительным звериным смрадом. — Только хилый какой-то.
— Какой есть. А ну пропусти, хромой, не то ногу вырву!
Вонь между тем нарастала, становилось все жарче, и вскоре темноту рассеял свет открытого огня. Здесь палили костер, в котором явно сгорало что-то химическое. Зловоние становилось просто невыносимым.
Пленный кубарем полетел в дальний угол обширного подземелья. С трудом встал на четвереньки, огляделся. Новый приступ страха сжал сердце, лишая способности нормально соображать: здесь было полно этих чертовых мутов — и все они разом уставились на него. Довольно пялились, предвкушающе. Как на еду. Несмотря на этот отупляющий страх, мозг быстро отметил: здесь не только крупные самцы — воины. Здесь были и самки, и даже детеныши. Что характерно, маленькие муты, при всем своем уродстве, не выглядели столь устрашающе. Напротив, в других обстоятельствах можно было бы даже умилиться этим забавным мохнатым крохам, которые сейчас с любопытством пялились на пленника.
— Какой есть. А ну пропусти, хромой, не то ногу вырву!
Вонь между тем нарастала, становилось все жарче, и вскоре темноту рассеял свет открытого огня. Здесь палили костер, в котором явно сгорало что-то химическое. Зловоние становилось просто невыносимым.
Пленный кубарем полетел в дальний угол обширного подземелья. С трудом встал на четвереньки, огляделся. Новый приступ страха сжал сердце, лишая способности нормально соображать: здесь было полно этих чертовых мутов — и все они разом уставились на него. Довольно пялились, предвкушающе. Как на еду. Несмотря на этот отупляющий страх, мозг быстро отметил: здесь не только крупные самцы — воины. Здесь были и самки, и даже детеныши. Что характерно, маленькие муты, при всем своем уродстве, не выглядели столь устрашающе. Напротив, в других обстоятельствах можно было бы даже умилиться этим забавным мохнатым крохам, которые сейчас с любопытством пялились на пленника.
— Еда! — рассматривая бледного пленника, радостно воскликнула маленькая тощая девочка, поросшая бледной шерсткой. И вдруг подбежала поближе, дернула за волосы, вырвав небольшой клок. Отскочила назад. Среди юных мутов тут же началась драка за «трофей», которую парой крепких ударов прервала хмурая, жирная «мамаша».
Книжник, сжав зубы, молча стерпел боль. Похоже, ему «повезло» оказаться в самом натуральном вражьем логове. Краем сознания Книжник ощутил даже особый интерес исследователя — ведь никому из кремлевских еще не удавалось описать настоящее логово нео. Наверное, просто потому, что никому не довелось вернуться из него живым.
Тем временем знакомый нео, почесываясь, важно стоял у костра, посередине логова: добытчик, несомненно, автоматически становился героем дня. Хотя, черт его разберет, может, это был другой мут — все-таки все они были на одно лицо — жуткое подобие человеческого.
— Рыг его добыл! — заявил нео, постучав себя в плоскую серую грудь. — Это мое!
Теперь он потрясал отобранной у семинариста сумой. Правда, недолго — пока к нему не приблизился здоровенный верзила — раза в полтора массивнее первого. Не говоря ни слова, забрал суму и отодвинул обиженного сородича в сторону. Книжник успел отметить очевидную иерархию в логове мутов. Этот здоровяк, похоже, здесь главный. Ближе к костру сидели другие самцы-воины. Во втором круге, за их спинами — самки с детьми, чуть дальше — немногочисленные седые нео. Судя по кислым минам стариков, их доля была ненамного лучшей, чем у пленного врага: говорят, у мутов принято пожирать старшее поколение. Но, конечно же, сейчас они предпочтут молодое мясо.
Главарь тем временем вытряхивал содержимое сумы. Недоуменно повертел в руках и отложил в сторону толстый берестяной блокнот. Тугой сверток с целебными травами обнюхал — и брезгливо отбросил. Куда больше его заинтересовала краюха хлеба и припасенный на первое время кусок сала. Недолго думая, главарь принялся жрать под завистливыми взглядами соплеменников, продолжая копаться в нехитрых трофеях. А вот остро отточенные стилосы его заинтересовали.
Книжник завороженно следил за тем, как нео вертит в непослушных пальцах сверкающие острые предметы, и вздрогнул, когда мут вдруг зашипел, уколовшись. Главарь поглядел на скрюченный, узловатый палец, на котором вспухала капля темной крови, перестал вдруг жевать — и с застывшим недоумением на морде повалился на спину. Некоторое время муты с тупым любопытством наблюдали, как трясется в судорогах и обильно пускает ртом пену их непрошибаемый с виду вожак. И когда тело застыло окончательно — наступила зловещая тишина.
Яд тайницкой цикуты — травы-мутанта из Тайницкого сада — вещь убийственная и страшная. Выделить его было непросто — пришлось из подручных материалов по старинным чертежам соорудить дистиллятор и перегонный куб — предмет насмешек со стороны сверстников и недоумения наставников. И вот надо же — сработало. Правда, с совершенно непредсказуемыми последствиями.
Трудно было даже предположить — насколько. Никому из мутов и в голову не пришло связать неожиданную смерть главаря с пленником. Про него, похоже, вообще забыли — в связи с более актуальной проблемой.
— Рваг помер! — с радостным удивлением воскликнул коренастый мут с уродливым шрамом через всю морду. Обвел сородичей хитрым, с прищуром, взглядом и заявил: — Теперь я главный! И его баба — моя!
В одну секунду в подвале стало тесно. Муты бросились друг на друга, словно по отмашке невидимого судьи, воздух наполнился свирепым рычанием. Одновременно с воинами в драку пустились самки: похоже, им тоже было что делить.
Книжник лихорадочно шарил глазами в поисках выхода. Темный провал двери мелькал за спинами дерущихся, прорваться туда не было никакой возможности. Зато удалось осторожно подползти и дотянуться до рассыпавшейся охапки ядовитых стилов — как раз под застывшей рукой сдохшего главаря. Книжник успел схватить несколько опасных металлических предметов, когда почувствовал, что его настойчиво тянут за ноги. Обернувшись, увидел, что это «детишки», решившие, очевидно, взяться за него «под шумок». Книжник принялся отчаянно отбрыкиваться, но без толку: муты-подростки были куда сильнее его.
В руках тощего, но жилистого «мальчугана» мелькнуло длинное кривое лезвие:
— Череп — мой!
— Дашь поиграться? — шмыгнув носом, заклянчил какой-то карапуз.
— Хотите посмотреть, как сердце в руке прыгает? — с любопытством разглядывая человека, поинтересовался еще один юный хирург. Не очень умело примерился своим кошмарным тесаком в районе грудной клетки.
— А я печенку люблю! — с обезоруживающей непосредственностью улыбнулась Книжнику тощенькая девочка с шерстью на голове, заплетенной в подобие множества афрокосичек.
Наверное, именно иллюзия того, что перед ним — обыкновенные человеческие дети, остановила семинариста от того, чтобы швырнуть в маленьких монстров по ядовитому дротику. И эти потерянные секунды наверняка стоили бы ему жизни. Но произошло что-то необъяснимое: с воплями ужаса маленькие нео бросились врассыпную.
Книжника накрыла широкая тень.
— Жив? — коротко бросил знакомый голос.
— Я… — начал было парень, но тень уже исчезла.
И подземелье наполнилось звуками схватки. Откуда только взялись силы: Книжник перекувырнулся, мельком осматриваясь, до боли сжав пальцами стилосы. Знакомая фигура была теперь в самом центре свалки, и всю свою ярость муты переключили на природного врага — человека. Хотя количественно нео просто подавляли, хладнокровный вест, видимо, решил, что внезапность на его стороне. Пожалуй, первые секунды схватки так оно и было, о чем свидетельствовало несколько порубленных, корчащихся в агонии тел. Но муты были неплохими воинами и даже без вожака быстро организовались и взяли веста в кольцо, не давая тому пользоваться своим главным преимуществом — мощным, всерубящим клинком. Теперь у нео были неплохие шансы улучить момент и достать врага ударами длинных корявых пик в спину.
Что-то новое включилось в душе Книжника, захватило его, прогоняя страх, придавая сил, подталкивая к действию.
— Эй, твари!!! — заорал парень, вскакивая на ноги.
Десяток искаженных злобой морд разом повернулись в его сторону.
— Кто на меня, слабаки?!
Книжник сам обалдел от собственной наглости. Особенно когда от толпы, наседавшей на веста, отделились четверо и подались в его сторону. Это был критический момент, тот самый, когда надо побороть ватное, непослушное тело — и совершить действие.
— А-а!!! — заорал Книжник, вкладывая всю свою невеликую силу в единственный мощный бросок.
Три стила из ладони ушли веером. Один воткнулся ближайшему муту в плечо, два — эффектно вошли в глаз и в лоб тому, что был по центру. Останавливающее действие этого оружия невелико — нео с торчащим из плеча металлическим стержнем продолжал надвигаться, не заметив попадания, успел даже замахнуться массивной заточкой из куска арматуры, когда почувствовал действие яда. Призадумавшись, опустился на цементный пол, вытаращился в пустоту перед собой — и тихо издох. Одновременно с ним, хрипя, повалился средний — все еще пытаясь выдернуть железный стержень из глазницы. На двоих оставшихся происшедшее не произвело должного впечатления: они продолжали надвигаться на пленного, один — вращая палицей, сооруженной из куска водопроводной трубы, другой — поигрывая железным шаром на ржавой цепи.
В потной ладони семинариста оставался лишь один отравленный стилос, который он и швырнул в ближайшего мута. Тот умудрится сбить его на лету коротким движением палицы, и Книжник в ужасе вжался спиной в холодную бетонную стену. И когда оскалившийся от злобного удовольствия нео уже бешено крутил свою цепь, чтобы метко выпустить железный шар в лоб беззащитной жертвы, голова его вдруг съехала на бок, не теряя застывшего на ней выражения. Пальцы выпустили цепь, и шар с треском врезался в потолок, куда мигом позже из артерий ударили брызги горячей крови. Обладатель палицы не успел удивиться участи соплеменника, так как был занят сбором своих рассыпавшихся по полу потрохов.