— Ну вот ты и вернулась!
Беллмен плакал от счастья.
На протяжении трех месяцев Беллмен не мог думать ни о чем, кроме своей дочери. Ради поддержания ее жизни он напрочь забыл о собственной. Но теперь, когда она была вне опасности и на пути к выздоровлению, пришло время и ему вернуться в этот мир.
Мэри вымыла окно в кабинете и оставила его открытым, дабы проветрить помещение. Она вынесла во двор и хорошенько выбила пропылившийся ковер, натерла воском мебель, почистила каминную решетку, поправила подушки кресла и наполнила чернильницу.
В десять утра Беллмен вошел в кабинет и уселся за письменный стол. Мощным выдохом очистив застоявшиеся легкие, он заполнил их свежим апрельским воздухом. Затем с удовлетворением провел ладонью по поверхности стола. Впереди были дни, которые только и ждали, чтобы он пробудил их к действию. У него вновь появилось будущее, которое ждало лишь его прикосновения, чтобы стать реальностью.
Он достал из кармана блокнот в кожаной обложке и бегло пролистнул страницы, заполненные медицинскими показателями. С этим уже покончено. Он отделил эти страницы закладкой-ленточкой, как привык отделять мертвые вчерашние записи от планов на сегодняшний и последующие дни.
А тут еще что такое? Торопливые каракули вкривь и вкось, строки наползают одна на другую. Ах да, припомнил он. «Побочный продукт» отцовских бдений у постели больной дочери. Ночные игры воспаленного разума…
Но какое-то слово привлекло его внимание, и он прочел всю фразу, затем еще…
При виде того, как Беллмен со все возрастающим интересом просматривает полузабытые записи, посторонний наблюдатель мог бы заключить, что они оказались куда более занимательными, чем ожидал сам автор. Он медленно переворачивал страницу за страницей, разбирая собственные каракули и стараясь не упустить ни единой подробности. Иногда он возвращался на несколько страниц назад, сверяясь с прочитанным ранее, а местами делал пометки или вставлял краткие примечания.
Порой вещи, о которых человек вроде бы совсем не думает, сохраняются и потихоньку вызревают в его подсознании. Именно так идея, не имеющая никакого отношения к первостепенным заботам и тревогам Уильяма, однажды ночью поселилась у него в голове, без ведома хозяина питаясь его энергией и жизненными соками. А к тому времени, когда у него появилась возможность заняться другими делами, идея уже созрела и была готова явиться на свет дня.
Закончив чтение, он с минуту глядел в пространство, собираясь с мыслями, а потом начал писать с чистой страницы — и так писал целый час: быстро, уверенно, почти без остановок. Цели, возможные препятствия, сроки, расценки, расходы, планы, стратегия действий. Покончив со всем этим и отложив ручку, он помахал раскрытым блокнотом в воздухе, чтобы просушить чернила, и на лице его появилась улыбка человека, сунувшего руку в карман за медной монеткой и вдруг нашедшего там целую пригоршню золотых соверенов.
— Чудесная идея! — воскликнул он. — Какая перспектива!
Последнее слово эхом отозвалось в его сознании, вдруг пахнув сырой кладбищенской землей. Необходимо найти того человека в черном и заключить с ним договор по всем правилам. Он был заранее согласен пойти на уступки. Идея представлялась настолько многообещающей, а незнакомец подарил ее Беллмену таким щедрым жестом, что торговаться теперь было бы просто неприлично. Разумеется, узнав его условия, Беллмен хотя бы для проформы выдвинет встречные — так оно принято, бизнес есть бизнес, — но он был готов дать компаньону все, что тот затребует. Он мог себе это позволить: при столь обширном поле деятельности никто не останется внакладе.
Итак, задача: найти человека в черном. Легче сказать, чем сделать… Кажется, в какой-то момент разговора собеседник назвался Блэком, однако Беллмен очень смутно помнил события той ночи. Впрочем, внешность у него весьма своеобразная, не так ли? Как-нибудь в свободную минуту Беллмен сядет, подумает — и лицо этого человека непременно всплывет в памяти. А дальше достаточно будет навести справки. Правда, он и раньше пытался отыскать этого Блэка, но те попытки не в счет: он действовал наугад, бессистемно. Он обращался не к тем людям. Теперь все будет иначе. Взявшись за дело с толком и расстановкой, он своего добьется. Такой подход всегда приводил его к успеху.
Правильный подход и верно выбранный момент.
Беллмен снова взял ручку, чтобы сделать дополнение к своим записям: «Найти Блэка». Но перо только скребнуло бумагу — чернила на нем уже высохли. А на полпути от листа к чернильнице ручка неуверенно зависла. Не упустил ли он что-то важное? Все ли принял в расчет? Он думал десять, пятнадцать секунд. И обнаружил, что мысли его блуждают в каком-то лабиринте. Он сердито поморщился. Не однажды он замечал это в других людях: внезапно возникшие сомнения заводили их в тупик. Ясно видя цель и уже будучи близки к успеху, они вдруг начинали колебаться, раздумывать, отвлекаться на всякие мелочи и, вконец запутавшись, проваливали все дело. Чтобы этого не случилось, необходимо концентрироваться на самом важном, а второстепенные вопросы разрешатся или отсеются сами собой.
Беллмен не стал делать приписку. Просто в этом не было нужды: такое он забудет вряд ли.
Он потер руки, предвкушая новое начинание, и с нежданно разыгравшимся аппетитом принюхался к кухонным ароматам в предвкушении второго завтрака.
— Ты слышала весь этот шум, который мы устраивали? — спросила Мэри у Доры, когда они остались в комнате вдвоем. — Рояль, гонг, кастрюли?
Дора покачала головой:
— Единственное, что я слышала, были крики грачей. Их я слышала постоянно. А потом я проснулась. — Она помедлила, прежде чем продолжить: — Только не говори про грачей моему папе.
3
В первый вторник мая Уильям Беллмен объявился на фабрике. Уже по характеру знакомых фабричных шумов он определил, что работа идет в нормальном ритме. В общении с людьми присутствовала некоторая неловкость: он видел по лицам, что подчиненные находят его сильно изменившимся. Что ж, он и сам находил себя таковым. Он обошел цеха в сопровождении Крейса, кивками приветствуя рабочих и пожимая руки мастерам, узнавая массу новостей и задавая короткие, конкретные вопросы. С фабрики он ушел рано.
В среду он занимался в конторе с Недом. Заказы, счета, ведомости. Все оказалось в порядке. Он ушел рано.
Четверг он провел в своем домашнем кабинете, тщательно и всесторонне оценивая состояние дел на фабрике, и пришел к выводу, что в его отсутствие дела эти шли очень даже неплохо. Он отправил Мэри с запиской, и четверть часа спустя вызванные Нед и Крейс явились в особняк. Для начала Беллмен описал, какими он видит их нынешние обязанности, — в целом это не выходило за рамки того, чем оба занимались в последние несколько недель. Далее он поинтересовался, в каких рабочих вопросах они считают необходимым его, Беллмена, непосредственное вмешательство и руководство. Они назвали пару таких вопросов, от себя он добавил еще пару, и они согласно кивнули. Со всем остальным они могли справиться без него.
— Хорошо, — заключил Беллмен.
«К чему он клонит?» — гадали Нед и Крейс. Только-только после долгого отсутствия Беллмен вернулся к работе — деятельный и энергичный, как в прежние времена, — и вдруг выясняется, что у него есть какие-то новые планы, опять же предполагающие самоустранение от фабричных дел.
— Как долго продлится такой расклад? — спросил Нед. — Если больше месяца или двух, не мешало бы поднатаскать кого-нибудь из младших клерков, чтобы я мог переложить на него часть обязанностей.
— Начинайте прямо сейчас, — согласился Уильям. — Такой расклад отныне будет постоянным.
Его помощникам потребовалась немалая пауза, чтобы в полной мере осознать смысл сказанного.
Когда Крейс наконец обрел дар речи, он задал вопрос:
— Но кто же тогда будет управлять фабрикой?
И он вновь утратил этот дар, услышав ответ:
— Вы двое.
Нед был шокирован. Фабрика без Беллмена? Он и Крейс будут ею управлять? Это немыслимо! Он сделал глубокий вдох, готовясь возразить, но, пока воздух наполнял легкие, ход его мыслей изменился. А так ли уж это немыслимо? Беллмен был незаменим как организатор и генератор идей, но сейчас, когда процесс отлажен до мелочей…
Нед выдохнул.
Это было возможно.
Всю следующую неделю Уильям посвятил фабрике. Он сидел в конторе, куда поочередно вызывали мастеров и клерков для обсуждения их будущего статуса и новых обязанностей. По настоянию Беллмена собеседования проводили Нед и Крейс, а сам он лишь наблюдал за действиями новых управляющих, изредка задавая вопросы или высказывая свое мнение, когда его об этом просили. Поначалу оба робели, ожидая, что он привычно возьмет на себя ведущую роль, но вскоре поняли, что теперь все решения должны принимать они сами. Они беседовали с кандидатами, совещались между собой, делали выбор и только потом смотрели на Уильяма. Его одобрительного кивка было достаточно. «Раз вы решили, пусть так и будет», — означал этот кивок.
В дальнейшем Беллмен постепенно сокращал время своего ежедневного пребывания на фабрике. Одного его присутствия было достаточно для того, чтобы вселить в людей уверенность, и передача управления проходила гладко, без эксцессов. То, что было изначально ясно ему одному, теперь стало ясно всем: Беллмен отнюдь не бросал предприятие на произвол судьбы, ибо здесь в неизменности сохранялась созданная им система со всеми традициями и правилами. Подобно часовщику, подогнавшему, почистившему и сбалансировавшему все шестерни и пружины в механизме, он мог спокойно передать его другим людям, от которых требовалось лишь регулярно заводить часы. В его личном присутствии теперь не было особой нужды, и он постепенно отходил от дел.
Через полгода после того, как эпидемия покинула город, Беллменская фабрика продолжала исправно работать уже без участия ее владельца.
Когда вечером особняк затихал, гасли все свечи, а ступеньки и половицы переставали скрипеть под ногами домочадцев, Дора принимала сидячее положение в постели и размещала вокруг себя подушки, как безмолвных собеседников. Дневная возня завершилась. Мэри и ее мама спали. Наконец-то никто не лез к ней с градусником, не справлялся об аппетите, не донимал взвешиваниями, обмерами и прочими проверками. Только сейчас она могла свободно предаться воспоминаниям.
Устремив взгляд в глубину темной комнаты, она воскрешала в памяти прежние дни: на фоне тьмы возникали краски, звуки и движения — сцены из ее навсегда утраченной жизни. И с каждым разом эти сцены становились все более яркими и живыми. Уход от настоящего и воссоединение с прошлым давались ей легко, без всяких усилий.
Она всегда начинала с одного и того же эпизода: вечер четверга, папа приносит с работы красные фетровые мешки, а ее братья оглашают дом веселыми криками. Она видит и слышит, как деньги со звоном сыплются в чашу, она ощущает тяжесть объемистой бутыли, чувствует запах уксуса, льющегося на монеты. И этот запах останется на руках Фила всю ночь, сколько бы он ни тер их мылом перед отходом ко сну.
За этим могло последовать любое из множества других событий — очень свежо и отчетливо, как в те дни, когда они происходили. Перескакивая со дня на день, с эпизода на эпизод, прошлая жизнь возникала перед ней как наяву, будто она проживала ее заново. Дора видела выражения лиц, встречала любящий мамин взгляд, развлекала своих братьев, вдыхала кисловато-сладкий запах своей маленькой сестренки. Ее ночи воспоминаний были наполнены живой энергией, и пролетали они незаметно. А дни ее были долгими и утомительно скучными.
Когда сквозь шторы просачивался первый утренний свет, она прекращала грезить, перекладывала подушки в изголовье кровати, ложилась и закрывала глаза. Недолгое время спустя появлялась Мэри с чаем на подносе и, склонив голову набок, пытливо вглядывалась в ее лицо.
— Мм-да, — говорила она, не впечатленная увиденным. — Ты не кажешься мне хорошо отдохнувшей.
— Подними шторы, пожалуйста, — просила Дора. — Скоро уже прилетят грачи.
&
Грачи на редкость неприхотливы в еде. Они могут питаться насекомыми, ракообразными, животными покрупнее (чаще в виде падали), желудями, фруктами, яйцами. Если уж говорить о предпочтениях, то больше всего они любят дождевых червей и сочные белые личинки комаров-долгоножек. А вообще грач поедает почти все, что ему удается найти или украсть.
Бедняжка-лазоревка так быстро теряет тепло, что должна практически все время бодрствования посвящать поискам пищи. То же самое кайра, чьи крылья непропорционально малы по сравнению с телом, и ей приходится подолгу кормиться в море, чтобы накопить достаточно энергии для полета. В отличие от них, грач, как существо высшего порядка, затрачивает на пропитание лишь пару часов в сутки, а остальное время волен заниматься чем хочет.
И чем же грач занимается в свое свободное время?
1. Травит байки и сплетничает.
2. Создает простые и удобные инструменты — как правило, одноразового пользования.
3. Осваивает чужие языки — грач способен имитировать человеческий голос, скрип лебедки или звон разбитого стекла; а если ему вздумается пошутить, он может подозвать к себе вашу собаку, в точности скопировав ваш свист.
4. Читает стихи и философствует.
5. Штудирует историю грачиного племени.
6. Рассуждает о геологических процессах — геологию грач знает куда лучше нас с вами, но, поскольку эти знания дошли до него через многие поколения предков, он относится к ним скорее как к семейным преданиям.
7. Прибегает к мифологическим ассоциациям, магии и колдовству — по этой части он большой дока.
8. Участвует во всевозможных ритуалах (его любимое занятие).
По сути дела, именно обладание ключом к мировой кормушке снабдило грача досугом, чтобы спокойно размышлять, а также цепкой памятью, чтобы хранить знания, и мудростью — чтобы смеяться над всем и вся.
По-латыни грач именуется corvus frugilegus, что означает «собиратель пищи», — из-за его умения быстро и эффективно удовлетворять свои пищевые потребности.
4
В большом доме на изрядном удалении от Оксфорда мистер Кричлоу, состоятельный торговец галантереей, уселся в кресло с высокой спинкой перед растопленным камином и вскрыл конверт специальным серебряным ножичком. Не будучи с юных лет приобщен к удобным креслам у камина и серебряным ножичкам для вскрытия писем, он получал от того и другого удовольствие несравнимо большее, нежели какой-нибудь высокородный граф или принц.
Автор письма — Уильям Беллмен — был известен ему лишь понаслышке. Само послание было довольно кратким: вежливое обращение — и сразу к делу. Это вполне соответствовало тому, что он слышал о Беллмене. Человек энергичный и напористый, тот всегда бил прямо в цель и не тратил время попусту.
— Что ты знаешь об Уильяме Беллмене? — обратился мистер Кричлоу к своей супруге.
— О фабриканте из Уиттингфорда? — Она задумчиво склонила голову набок. — Кажется, у него умер ребенок от этой ужасной лихорадки. Или то была его жена? А что ему от тебя нужно?
— Деньги.
— А своих у него разве не навалом? И потом, мы с ним даже не знакомы.
— Если человек предпочитает заниматься делом вместо поездок по гостям и пустой болтовни на вечеринках, это еще не повод отказывать ему в кредите. Как раз наоборот.
Кричлоу был заинтригован. Он написал ответ, пригласив Беллмена к себе.
Сутки спустя, перед тем же самым камином, Уильям изложил галантерейщику свой план, включая предварительные расчеты затрат (строительство, материалы, оплата рабочей силы, складирование), сроки, ассортимент, предполагаемый спрос и систему снабжения.
— Я вижу, у вас все продумано, — сказал Кричлоу. — А как насчет прибыли?
Беллмен передал ему бумагу с соответствующей таблицей.
— Это за первые три года.
На самом деле Беллмен ожидал более высокую доходность, чем значилось в проекте, и полагал эти ожидания вполне обоснованными. Однако он был достаточно искушен в таких делах, понимая, что осторожного инвестора скорее отпугнет, чем привлечет обещание чрезвычайно высоких прибылей. Лучше предложить что-то весьма заманчивое, но не экстраординарное. Поэтому он скорректировал цифры в меньшую сторону.
Кричлоу придвинул к себе листок, взглянул на цифры и быстро поднял глаза на Беллмена:
— Вы в этом уверены?
— Трезвомыслящий бизнесмен ни в чем не может быть уверен полностью. Любой подсчет будущих прибылей — это не более чем догадка. Скромный подсчет — это скромная догадка. Но смерть — надежный поставщик, который никогда не подведет.
Кричлоу вытер рукою рот и еще раз просмотрел записи. Догадки такого человека, как Уильям Беллмен, стоили внимательного изучения.
— Сколько денег вам нужно?
Беллмен назвал сумму:
— Я вкладываю в дело четверть этого, а на остальные три четверти ищу компаньонов.
— Кого-нибудь уже нашли?
Уильям назвал имена других инвесторов, с которыми он вел переговоры. Кричлоу кивнул. Он знал их как людей солидных и осмотрительных.
— Идея интересная. Дайте мне время ее обдумать.
— Тогда встретимся завтра?
— Вы, я вижу, не любитель тянуть кота за хвост. Хорошо, до завтра.
Уильям забрал свои бумаги и, попрощавшись, покинул комнату. Кричлоу откинулся на спинку кресла и уставился в пламя камина.
«Смерть никогда не подведет», — повторил он про себя.
Они встречались еще дважды. Уильяму были предложены бренди и виски; он сидел перед горящим камином; он углублялся в детали проекта; он передавал хозяину листки с цифрами. Каждая из этих встреч продлилась не более часа.
К себе домой Уильям отбыл в уверенности, что долго ждать ему не придется. И он оказался прав.