— Ну конечно же!
Конечно же, Блэк не придет в церковь! Он появится на кладбище, у могилы! Разве не так он поступал в прежних случаях?
Хоронить Кричлоу должны были не на этом церковном кладбище, где давно уже не осталось ни одного свободного места, а на окраине города, в тихом и зеленом месте. Срочно туда!
— Извините! — нетерпеливо бормотал он, пробираясь вдоль ряда и не обращая внимания на отдавленные ноги скорбящих.
По центральному проходу он уже почти бежал. Дверь открылась с пронзительным скрипом, и он оказался на улице.
Ни спортсмен, идущий на рекорд, ни вор, убегающий от погони, не смогли бы преодолеть эту дистанцию быстрее Беллмена. Все взгляды прохожих были прикованы к солидному джентльмену, который стремглав мчался по улицам. С багровым лицом, тяжело дыша, он достиг ворот кладбища. Место захоронения было ему хорошо известно — он сам его выбрал.
Вот и могила. Расположена лучше некуда — на зеленой лужайке в окружении развесистых деревьев. Скоро здесь появится надгробный памятник, также выбранный Беллменом: скульптурная композиция, составленная из трех ангелов, скрижалей с описанием семейных и гражданских добродетелей покойного, а также маленького спаниеля — копии пса, которого Кричлоу очень любил в молодости. Это будет смотреться великолепно.
Но пока здесь была лишь глубокая яма.
И ни единой души поблизости.
— Он придет! — бормотал Беллмен. — Непременно придет!
Он обследовал ближайшие аллеи, пройдя по сотне шагов в каждом направлении. Вернувшись к могиле, заглянул вглубь — на всякий случай. Заметил неподалеку высокое надгробие и решил на него взобраться для лучшего обзора, но в спешке сорвался, ободрав ладони и лишившись пары пуговиц на сюртуке. Стал отряхивать брюки, но лишь добавил к грязи пятна крови, сочащейся из рук. Вторая попытка оказалась успешной; с надгробия хорошо просматривался весь участок вокруг могильной ямы. Людей видно не было.
— Блэк! — позвал он громко. — Я здесь! Я жду тебя! Покажись!
Послышался шорох в кустах, затем раздвинулись ветви и — у Беллмена замерло сердце — на дорожку шагнула мужская фигура. Но, увы, это был всего лишь оборванный чумазый парень, садовник или могильщик, отсыпавшийся в зарослях и разбуженный его криками. Он зевал и тер кулаками глаза, а когда заметил Беллмена на вершине надгробия, испуганно попятился, потом развернулся и припустил по аллее к выходу с кладбища.
Беллмен тяжело вздохнул и присел на каменную плиту. У него сильно болела рука, — должно быть, повредил ее, когда падал с надгробия. Боль вызвала слезы, вытирая которые он размазал по лицу грязь, травяную зелень и кровь, смешавшиеся с потом.
«Еще есть время. Блэк не ожидает, что я приду сюда раньше остальных», — подумал он. Похоронная процессия прибудет через полчаса, и тогда для Блэка наступит самый подходящий момент. Меж тем Беллмен совершенно обессилел. Все, что он сейчас мог, — это сидеть на камне и лелеять хрупкую надежду на появление Блэка. А время шло неспешно. Он достал часы из нагрудного кармашка и обнаружил, что они остановились. Покрутил завод и поднес часы к уху. Тишина.
Машинально он потянулся за своим блокнотом, но не нашел его на обычном месте, — должно быть, остался в офисе. Сил не хватило даже на то, чтобы удивиться: как он мог забыть о вещи, с которой до сих пор не расставался ни при каких обстоятельствах? Обескураженный и опустошенный, он застыл, как манекен в торговом зале «Беллмена и Блэка», и оставался недвижим вплоть до прибытия процессии.
Заметив Беллмена, Энсон отделился от провожающих и подошел к нему:
— Что случилось, друг мой?
Он дотронулся до плеча Беллмена, и тот вздрогнул, как от резкой боли, хотя прикосновение было очень легким.
— Позвольте проводить вас домой. Я вижу, вы нездоровы.
Однако Беллмен не выказал намерения подняться с камня; он даже не взглянул на Энсона и, похоже, не расслышал его слов. Его почти немигающий взгляд был прикован к похоронной процессии. Энсон был свидетелем неуместно эксцентричного поведения Беллмена в церкви и про себя отметил, что здесь он — при всей неприглядности облика и неестественном напряжении — хотя бы держится тихо и никому не мешает. И он счел за лучшее, не тревожа Беллмена, побыть с ним до завершения погребальной церемонии, а потом уже доставить беднягу к врачу.
Беллмен наблюдал. В толпе у могилы разглядеть Блэка не удавалось, — значит, он объявится чуть позже. Когда все провожающие уйдут, там останется одинокая фигура, и это будет Блэк…
Его взгляд беспрестанно скользил по толпе. Каждое движение, каждый поворот головы тотчас привлекали его внимание. В любой миг он ожидал увидеть то самое лицо — уж его-то он непременно узнает! Возможно, Блэк сейчас точно так же высматривает его среди людей, собравшихся у могилы. Беллмен был наготове. Блэк и опомниться не успеет, как он уже будет стоять рядом с ним.
Церемония подошла к концу. Последовали рукопожатия, соболезнования родным, обмен участливыми фразами. Беллмен досадовал, что они сгрудились так плотно, — поди разбери, кто есть кто.
Затем люди парами и небольшими группами потянулись в сторону кладбищенских ворот. У могилы остались только самые близкие. Блэка среди них не было. Беллмен сидел и ждал.
— Вы идете? — спросил его Энсон и осторожно положил руку на плечо Беллмена, который на сей раз даже не шелохнулся.
Тогда Энсон взял его под локоть, чтобы вывести на аллею.
— Я отвезу вас домой, — предложил он и тут же вспомнил, что у Беллмена не было своего дома как такового. — Думаю, вам стоит на несколько дней уехать из Лондона, проведать дочь…
С неожиданно громким и яростным воплем Беллмен отбросил его руку. Энсон инстинктивно шарахнулся в сторону. Последние скорбящие у могилы с тревогой посмотрели в их сторону, а затем поспешили прочь, опасливо оглядываясь на странного мужчину с окровавленным лицом и дико блуждающим взором.
Оставшись наедине с Беллменом, Энсон быстро обдумал свои дальнейшие действия. Пожалуй, стоит позвать кладбищенского сторожа, решил он. Вдвоем им будет легче сопроводить Беллмена до кеба, чтобы затем отвезти его к врачу. И он пошел за подмогой, оставив своего друга глядеть на могилу и обливаться слезами, словно в ней была погребена его собственная душа.
А когда он вернулся в сопровождении дюжего помощника, Беллмена там уже не было.
30
Рабочий день в «Беллмене и Блэке» подошел к концу. Последняя покупательница удалилась, провожаемая сочувственным поклоном Пентворта, который уже закрывал за ней дверь, когда заметил знакомый силуэт, возникший из вечерних сумерек. Мистер Беллмен. Пентворт снова распахнул дверь. Выглядел его босс весьма странно, однако Пентворта это не касалось, и он сделал вид, что ничего особенного не заметил…
Когда открылась дверь приемной, Верни быстро поднял голову от бумаг. Совсем недавно здесь побывал мистер Энсон с совершенно невероятной историей о случившемся на похоронах. Верни поверил ему лишь отчасти. Он допускал, что в ходе церемонии имело место какое-то недоразумение, однако в рассказе Энсона оно было явно преувеличено… Но одного лишь взгляда на вошедшего Беллмена оказалось достаточно, чтобы развеять его сомнения.
— Все данные на вашем столе… — начал было Верни, но Беллмен жестом велел ему замолчать.
Даже не взглянув на секретаря, он проследовал в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.
Если он будет нужен, Беллмен его позовет, решил Верни и продолжил прерванное занятие. Однако он уже не мог сосредоточиться — танцующие в воздухе пальцы то и дело «спотыкались», и ему приходилось начинать вычисления заново.
Несколько раз в приемную заглядывали люди из числа руководящего состава, которые, как обычно, задерживались в магазине после закрытия.
— Мистер Беллмен уже вернулся? Мне нужно…
И каждый раз Верни отрицательно качал головой:
— Зайдите в другое время.
Прошел час. Он не осмелился постучать в дверь Беллмена. Еще полчаса он потратил на всякие необязательные дела, а когда и после этого из кабинета не донеслось ни звука, надел пальто и покинул офис.
А в кабинете Беллмен по инерции просмотрел месячный отчет, оставленный секретарем на его рабочем столе. Объемы продаж падали — уже третий месяц подряд, — хотя четкие цифры Верни на аккуратно разграфленных листах и пытались создать видимость порядка и гармонии. Показатели снижающихся доходов и растущих убытков выстраивались в ровные ряды, а колонки цифр давали однозначный итог, в каком порядке их ни складывай. Но это было слабым утешением: потеря прибыли, пусть даже отображенная на бумаге с таким искусством и тщанием, оставалась потерей прибыли. Беллмен тяжело вздохнул при мысли об ожидавшем его долгом и безрадостном вечере. «Я брошен на произвол судьбы», — подумал он. Тот, кого он разыскивал, так и не нашелся. Что теперь делать? Как жить дальше?
За окном, над крышами домов по Риджент-стрит, беспокойно метался грач, как будто не находя себе места. Беллмен повернулся к окну спиной — предстояло еще одно малоприятное дело. Он обмакнул перо в черные чернила, приблизился к настенному графику и поставил крестик, отмечая месячный уровень продаж. Кривая на графике приобретала до странности знакомые очертания. «Должно быть, я предвидел такое падение спроса, — подумал он, но тотчас отверг эту мысль. — Да с какой стати? Ничего подобного мне и в голову не приходило». Одно было несомненно: точь-в-точь такая же дуга когда-то давно врезалась ему в память.
Теперь очередь за синими чернилами. Прогноз на следующий месяц. Надо подумать: от чего люди умирают сейчас? Вот Кричлоу — тот умер от старости. И таких, как он, были тысячи. Он подумал о Фреде, который жил, любил, пек хлеб и умер — в каком возрасте? В пятьдесят лет? И сколько еще таких, как он? Очень даже немало.
А ведь Фред был его ровесником, не так ли? Глядя на кривую графика, он вдруг сообразил, что они с Фредом родились с разницей всего в неделю или около того. Подумать только! И еще его кузен Чарльз. Бедный Чарльз. И тот рыжий мальчишка — Люк. Он же сам его потом вытаскивал… Давно это было.
Беллмен сморгнул слезу.
Он ясно видел всю траекторию кривой. Вот ее вершина. Здесь иссяк восходящий импульс. А теперь он мог предугадать и конечную точку. И он уверенно поставил крестик в этом месте. Он знал наверняка. Он уже видел это раньше.
Почему-то вспомнился грач, только что летавший над крышами. Где он теперь? Беллмен быстро подошел к окну. Небо сделалось густо-синим, но еще не настолько потемнело, чтобы на этом фоне нельзя было разглядеть птицу. «Но ведь грачи так поздно не летают, — подумал он. — Наверное, мне померещилось. Сейчас все они уже устроились на ночлег в кронах деревьев». Оглядывая небо, он вдруг испытал то самое ощущение: зуд в области шейных позвонков, как это бывает, когда кто-то пристально глядит на вас сзади…
Он обернулся и в тот же миг воскликнул:
— Вот ты где!
Удобно расположившись в кресле у камина, Блэк смотрел на него с мягкой улыбкой, которая нисколько не потускнела после упрека Беллмена:
— Куда ты пропал? Я искал тебя повсюду!
— Пропал? Я все время был здесь.
— Все время? — Беллмен решил, что ослышался.
Блэк ответил легким наклоном головы, без пояснений.
— Впрочем, это не суть важно. Главное, что сейчас ты здесь, — сказал Беллмен.
Блэк держался спокойно и естественно, глядя на Беллмена с таким видом, будто чего-то от него ждал. А Беллмен, похоже, напрочь забыл о тактике деловых переговоров, хотя он в этом основательно поднаторел за прошедшие годы.
— У меня составлен договор, — брякнул он сразу, без подготовки. — Он должен быть где-то здесь.
Он выдвинул ящик стола и начал перебирать его содержимое. Сколько же лет прошло? Помнится, не так давно он уже пытался его найти. Ага, вот пачка бумаг, относящихся примерно к тому периоду. Беллмен быстро просмотрел бумаги, но договора среди них не оказалось. Проклятье! Почему он не положил его в какое-нибудь особое место, отдельно от прочих документов? При просмотре следующей пачки у него начали трястись руки.
— Я знаю, он где-то здесь! Я его найду, дай мне минуту-другую. Это лишь вопрос времени.
— Разумеется.
Непринужденным жестом Блэк дал понять, что никуда не спешит.
— Возможно, пока я ищу, ты пожелаешь ознакомиться с документацией? — Беллмен снял с полки сразу несколько томов. — Здесь зафиксированы все сделки вплоть до сегодняшнего дня. Ничего не забыто!
— Так-таки ничего?
Что это, в голосе Блэка послышалась ирония?
Пересекая комнату, чтобы положить стопку гроссбухов на край стола рядом с гостем, он заметил одну особенность: чем ближе он подходил к Блэку, тем темнее казался его силуэт.
— Ни единой мелочи! Все учтено! Если хочешь, могу показать выписки со счета, предназначенного для тебя.
Он вернулся к полкам и уже потянул на себя папку с банковскими счетами, но вдруг прервал это движение, чтобы уточнить:
— По-твоему, я что-то забыл? Что именно?
Блэк не успел открыть рот для ответа, как Беллмен, внезапно исполнившись подозрений, задал новый вопрос:
— Кстати, а кто тебя сюда впустил? Верни?
Блэк откинулся на спинку кресла. Его лицо скрывала тень.
— Есть еще сейф… — вспомнил Беллмен, чувствуя такую сухость во рту, словно туда набились птичьи перья. — Я могу авансом выдать часть твоей доли. Прямо здесь и сейчас.
Цифровой замок сейфа проворачивался туго, и прилагаемые усилия помогли ему справиться с дрожью в руках. Наконец дверца распахнулась; за ней плотными рядами лежали фетровые мешки с дневной выручкой. Схватив пару мешков, Беллмен перенес их в кабинет и стал высыпать звонкие монеты на стол, при этом говоря без умолку:
— В последнее время продажи шли на убыль, но это временное явление. Сейчас звучат призывы к удешевлению похорон, но скоро традиции возьмут свое, и мы снова поднимемся. Смерть никогда не подведет. Нет на свете поставщика надежнее!
Он и сам понимал, что все это пустая болтовня, способная убедить лишь новичков и дилетантов. Но за молчанием Блэка таилось множество вопросов, на которые он не имел ответов и предпочел бы от них уклониться. И потому он продолжал разглагольствовать о новоявленной кремации, которая суть не более чем замена одного ритуала другим.
— Люди всегда будут нуждаться в утешительном обряде. Есть вещи, которые не изменятся ни при каких обстоятельствах!
Торопясь, он опорожнял над столом один мешок за другим. Гора денег росла и становилась все круче, так что верхние монеты начали соскальзывать, а некоторые падали на пол и раскатывались в разные стороны.
— Взгляни! Даже при нынешнем спаде — разумеется, временном — дела идут неплохо. Никто не сможет назвать наше предприятие убыточным. Да ничего подобного!
Монеты катились по полу — одни быстрее, другие медленнее. Они достигали двери, попадали под шкаф и под кресла.
— Двадцать пять процентов — вот мое предложение. Это сделает тебя богачом. Но я готов обсудить и другие условия, если тебя это не устраивает. Я трезво смотрю на вещи и не намерен умалять твои заслуги. Если ты рассчитываешь на пятьдесят процентов, изложи свои доводы. Буду рад их услышать.
Блэк хранил молчание. Сердце Беллмена колотилось все быстрее, он с трудом переводил дыхание.
— Хорошо, пусть будет пятьдесят. Я же сказал, что готов на уступки. Ну как, сойдемся на этом?
Он сел за стол и обмакнул перо в чернильницу.
— Я могу сейчас же составить новый договор…
Взяв чистый лист, он не увидел на столе свободного места, где можно было бы его пристроить, и широким взмахом расчистил часть столешницы. Вновь на пол полетели монеты; некоторые из них покатились в сторону Блэка. Одна ткнулась ему в ботинок, и Блэк высунул руку из складок просторного плаща, чтобы ее подобрать. Беллмен испытал некоторое облегчение при мысли, что хотя бы мизерная часть его долга таким манером возвратится Блэку. Какое ни есть, а все же начало.
Но, уже склонившись над бумагой, он краем глаза заметил, что Блэк с безразличным видом положил поднятую монету на стопку гроссбухов, ни один из которых он так и не удосужился открыть.
Насколько он мог рассмотреть в полумраке, Блэк выглядел смущенным. Или опечаленным. А может, этот легкий изгиб его губ предполагал незлобивую насмешку над Беллменом, как над зеленым юнцом, не способным усвоить простую истину?
— Семьдесят пять процентов, — предложил Беллмен скороговоркой. — Мне не особо нужны эти деньги. Я и без того достаточно богат…
Когда ответа не последовало и на сей раз, у него сдали нервы.
— Восемьдесят?
Это было очень много, но для него куда важнее было решить этот вопрос раз и навсегда. Оно того стоило, хотя бы ради Доры. Оно стоило и большего.
— Девяносто? В конце концов, это ведь ты подал саму идею.
Чернила капали с кончика пера. На тот момент письменный договор представлял собой лишь кляксу на бумаге, могущую означать что угодно или ничего вообще.
— Идею? — переспросил Блэк.
— Ну конечно! Той самой ночью, когда мы договорились о сотрудничестве. Беллмен и Блэк! Ты не можешь этого не помнить!
Послышался мягкий шорох одежд, истолкованный Беллменом как пожимание плечами.
— Я счел это твоей идеей, — молвил Блэк.
— Да нет же! «Я вижу перспективу» — это были твои слова!
Блэк смотрел на огонь в камине.
— И ты решил, что я имею в виду это?
— А что же еще?
Беллмен почти не видел собеседника — тот оставался в тени и выглядел как темная бесформенная масса. Слабый отблеск на одежде мог означать, что откуда-то на него все же падает свет, но где находится источник этого света, было непонятно. Кроме того, в темноте поблескивали глаза Блэка; взгляд его был задумчив и — не сказать чтобы недобр — скорее непреклонен. Никогда еще Беллмен не чувствовал себя таким незащищенным, таким прозреваемым насквозь.