Чрезмерная вовлеченность в приятную деятельность, связанную с опасностью возникновения неприятных последствий (напр., бесконечный и бессмысленный шопинг, необузданная сексуальная активность, неразумные денежные вложения).
При наличии меланхолических черт.
Неспособность получать удовольствие от какой бы то ни было деятельности.
Отсутствие реакции на стимулы, до того вызывавшие положительную реакцию (не чувствует никакого улучшения, даже временного, если происходит что-то хорошее).
Преувеличенное или ни на чем не основанное чувство вины.
Среди проблем, вызываемых данной патологией, следует также назвать пропуск школьных занятий, снижение успеваемости, профессиональной эффективности, разводы и эпизодическое асоциальное поведение».
— А были психические расстройства, которые вы отказались внести в справочник? — спросил я Шпитцера.
Он задумался на мгновение.
— Да, — сказал он наконец, — одно я припоминаю наверняка. Атипический детский синдром.
— Атипический детский синдром?.. — повторил я.
— Проблема заключалась в определении его характеристик. Я спросил: «Каковы симптомы?». И человек, внесший предложение, ответил: «Их очень трудно определить, так как все дети атипичны». — Шпитцер помолчал. — Мы также собирались включить в справочник мазохический синдром, но против этого яростно выступила группа феминисток.
— Почему?
— Они считали, что это приведет к стигматизации больных.
— И как же вы поступили?
— Мы изменили название на «пораженческий синдром» и включили его в приложение.
Я всегда задавался вопросом, почему в «DSM» нет упоминаний о психопатиях. Шпитцер мне все объяснил. Как оказалось, существовал длительный закулисный конфликт между Бобом Хейром и женщиной-социологом по имени Ли Робинс. Она была твердо уверена, что клиницисты не обладают надежным инструментарием для оценки таких личностных черт, как эмпатия. И предложила убрать их из «DSM», оставив только объективно демонстрируемые симптомы. Боб со всей присущей ему энергией возражал ей. Комитет по составлению «DSM» встал на сторону Ли Робинс, психопатия была исключена из справочника и вместо нее там появилось «асоциальное личностное расстройство».
— Роберт Хейр, наверное, на нас очень обижен, — заметил Шпитцер.
— Думаю, да, — отозвался я. — Полагаю, он считает, что вы украли у него методику и опубликовали, не упомянув о его авторстве.
(Позднее я узнал, что Боб Хейр, возможно, все-таки удостоился упоминания. Один из членов комитета по подготовке пятого издания «DSM», Дэвид Шаффер, сообщил мне, что они собираются изменить название асоциального личностного расстройства — оно звучит слишком негативно. Есть предложение назвать его «синдромом Хейра». В настоящее время члены комитета обсуждают эту идею.)
В 1980 году, после шести лет, проведенных в Колумбийском университете и посвященных разработке справочника, Шпитцер почувствовал, что настало время для публикации. Но прежде всего ему хотелось апробировать свои диагностические опросники. А их было довольно много. Первое издание «DSM» состояло из шестидесяти пяти страниц. Второе было несколько больше — 134 страницы. Третье издание — «DSM» Шпитцера — включало уже 494 страницы. Дэвид перевел описания симптомов в вопросительную форму и разослал исследователям по всем штатам Америки с просьбой опросить по присланным материалам в общей сложности несколько сотен тысяч человек методом случайной выборки.
Как выяснилось, большая часть опрошенных чувствовала себя ужасно. И в соответствии с новыми опросниками более 50 процентов людей страдали теми или иными психическими расстройствами.
«DSM-III» стал сенсацией. Вместе с дополнительным переработанным изданием справочник разошелся тиражом более миллиона экземпляров. При этом число справочников, приобретенных непрофессионалами, намного превосходило количество экземпляров, раскупленных врачами и психологами. Количество проданных книг в несколько раз превосходило число психиатров и психологов. По всему западному миру люди стали использовать опросники с целью самодиагностики. Для многих он стал настоящим подарком судьбы. Те, кто давно чувствовал, что с ними что-то не в порядке, теперь знали, как их проблема называется на медицинском языке. Выход «DSM-III» произвел настоящую революцию в психиатрии. Для фармацевтических компаний он стал золотоносной жилой: они получили возможность создавать лекарства для лечения сотен новых заболеваний, а также миллионы новых пациентов.
— Фармацевты страшно обрадовались выходу «DSM-III», — вспоминал Шпитцер, и становилось понятно, что его самого это тоже радовало. — Я с удовольствием слушаю признания родителей: «С ним было невозможно сладить до тех пор, пока мы не начали давать ему медикаменты. Тогда наконец мы смогли вздохнуть с облегчением». Разве не приятно такое слышать человеку, участвовавшему в создании «DSM-III»?
Но потом все вдруг изменилось к худшему.
Гари Мейера, того самого психиатра из Оук-Риджа, который изобрел уроки для психопатов с пересказом собственных сновидений и совместным произнесением мантр и который в конце концов был уволен за то, что ввел ЛСД двадцати шести психопатам одновременно, представители нескольких фармацевтических компаний недавно пригласили на званый обед. В настоящее время он работает в тюрьме для особо опасных преступников в Мэдисоне, штат Висконсин, в отделе, где незадолго до его прихода приняли решение не поддерживать отношения с фармацевтами. И вот элита этой отрасли промышленности пригласила его, чтобы выяснить причину подобного поведения медицинского персонала названной тюрьмы.
— Там были две очаровательные женщины и очень приятный молодой человек, — рассказал мне Гари.
— И о чем же они говорили? — спросил я.
— Если вы поищете мое имя в Интернете, то найдете очерки, которые я писал об индейских могильных курганах, — ответил он. — Это мое хобби. Обе женщины большую часть обеда задавали мне вопросы о них. Они просили меня сделать зарисовку кургана на скатерти.
— И что потом? — спросил я.
— Потом они перешли к основному вопросу — почему я не пользуюсь их продукцией. «Вы, ребята, — наши враги, — сказал я. — Вы захватили нашу территорию. Вас интересует только продажа лекарств, а не лечение пациентов». Они, естественно, стали на меня нападать. Но я не отступал. Потом нам принесли счет. И мы уже собирались расходиться, когда самая привлекательная из двух присутствовавших женщин спросила: «О! А вы не хотели бы попробовать нашу «виагру»?»
Мейер замолчал. И после паузы злобно добавил:
— Как самая пошлая уличная торговка.
Мы вернулись к обсуждению опросников.
— Хороший опросник очень полезен, — сказал Гари. — Но в настоящее время мы буквально увязли в них. Их можно найти даже в развлекательных журналах.
А избыток опросников в сочетании с наглыми и циничными рекламщиками фармацевтической продукции, по словам Мейера, дает очень опасную смесь.
Есть такая детская книжка в картинках под названием «Брэндон и биполярный медведь», написанная некой Трейси Англада. В ней рассказывается о маленьком Брэндоне, который впадает в ярость при малейшей провокации. Когда он не озлоблен, его тошнит и у него кружится голова. Мать ведет мальчика и его игрушечного медведя к врачу, который говорит, что у Брэндона биполярное расстройство. Брэндон спрашивает у врача, поправится ли он когда-нибудь. Врач отвечает утвердительно и добавляет, что в настоящее время есть много хороших лекарств, которые помогают мальчикам и девочкам от биполярного расстройства, и Брэндон может начать их принимать прямо сейчас. Он просит Брэндона дать обещание, что он будет принимать таблетки всякий раз, когда его мама напомнит ему об этом. Если бы Брэндон был реальным ребенком, то скорее всего можно было бы сделать вывод, что ему — как и многим другим детям — поставили ошибочный диагноз: «биполярное расстройство».
«В Соединенных Штатах существует достаточно устойчивая тенденция ставить более серьезный диагноз, чем это необходимо в соответствии с объективными данными, и детское биполярное расстройство — самый свежий и, вероятно, самый серьезный пример, если принимать во внимание возможные последствия».
Йэн Гудайер — профессор детской и подростковой психиатрии в Кембриджском университете. Он, подобно практически всем неврологам и детским психиатрам, работающим за пределами США, и большому их числу, работающему в США, просто не верит в объективное существование такого заболевания, как детское биполярное расстройство.
— В клинических исследованиях не было получено данных, свидетельствующих о существовании так называемых биполярных детей, — сказал мне Йэн. — Это заболевание возникает в старшем подростковом возрасте. Крайне, крайне маловероятно, что вы обнаружите его у детей младше семи лет.
— В клинических исследованиях не было получено данных, свидетельствующих о существовании так называемых биполярных детей, — сказал мне Йэн. — Это заболевание возникает в старшем подростковом возрасте. Крайне, крайне маловероятно, что вы обнаружите его у детей младше семи лет.
Его заявление звучит очень странно. Если верить статистике, в США этим заболеванием страдает огромное количество детей дошкольного возраста.
По словам Йэна Гудайера, не исключено, что многие из таких детей больны, некоторые из них больных очень серьезно, но не «биполярным расстройством».
После того как Роберт Шпитцер ушел с поста редактора «DSM-III», его пост занял психиатр по имени Аллен Фрэнсис. Он продолжил традицию Шпитцера по включению в справочник возможно большего числа новых психических расстройств вместе с диагностическими опросниками. Четвертое издание «DSM» вышло уже на 886 страницах.
И вот теперь, направляясь из Нью-Йорка во Флориду, доктор Фрэнсис признался мне по телефону, что они допустили несколько чудовищных ошибок.
— В психиатрии очень легко запустить ложную эпидемию, — заметил он. — И мы, пусть и совершенно неумышленно, многое сделали для возникновения трех таких эпидемий.
— Каких же? — спросил я.
— Аутизм, дефицит внимания и детское биполярное расстройство.
— И как же они возникли?
— Что касается аутизма, то в данном случае мы имеем дело с разновидностью синдрома Аспергера. Раньше аутизм выявляли у одного ребенка из двух тысяч, сейчас — у одного из ста. У многих детей, которых раньше просто назвали нестандартными, своеобразными, теперь диагностируют аутизм.
Я вспомнил свою поездку в Коксэки. И большой плакат на дороге рядом с Олбани: «каждые 20 секунд у какого-нибудь ребенка диагностируется аутизм».
Некоторые родители ошибочно полагают, что описываемая внезапная вспышка аутизма связана с вакциной против кори, эпидемического паротита и коревой краснухи. Подобную точку зрения распространяют врачи типа Эндрю Уэйкфилда и такие знаменитости, как Дженни Маккарти и Джим Кэрри. Из-за них часть родителей перестала вакцинировать детей. В результате появились случаи заболевания корью с летальным исходом.
Однако хаос, вызванный аутизмом, по словам Аллена Фрэнсиса, меркнет по сравнению с тем, что породило детское биполярное расстройство.
— Мы и представить себе не могли, как будет диагностироваться данное заболевание в США, — признался он. — У детей с симптомами сильной возбудимости, частыми переменами в настроении, склонностью к приступам гнева теперь чуть ли не в каждом случае диагностируют биполярное расстройство. Огромная вина за распространение данной эпидемии лежит на фармацевтических компаниях и группах влияния, пропагандирующих их точку зрения.
Как выяснилось, Трейси Англада, автор книжки «Брэндон и биполярный медведь», является руководителем группы влияния, связанной с распространением информации относительно биполярного расстройства у детей. Группа называется «Дети БП». На мой запрос она ответила электронным письмом, в котором писала, что желает мне успеха с моим проектом, но от любых интервью отказывается. Однако она добавила, что если у меня возникнет желание прислать ей завершенную рукопись моей книги на рецензию, она с удовольствием таковую напишет.
— Психиатрические диагнозы подходят все ближе и ближе к границе нормы, — заметил Аллен Фрэнсис. — Большая часть населения находится в пограничном состоянии. И именно эта большая часть состоит в группе риска.
— Почему? — спросил я.
— В обществе существует стремление к единообразию, — ответил он. — Отличия вызывают настороженное отношение. Поэтому многим людям становится легче, когда они получают некий ярлык. Он дает им ощущение надежды и возможность объединения с себе подобными. «Раньше надо мной все смеялись, дразнили, никто меня не любил, а теперь я могу поболтать с такими же, как я, в Интернете. Ведь у них тоже биполярное расстройство. И я больше не чувствую себя одиноким». — Аллен помолчал. — В прежние времена некоторым из таких людей ставились гораздо более мрачные диагнозы типа «поведенческое расстройство», «личностное расстройство» или «вызывающее оппозиционное расстройство». А расплывчатый ярлык «детское биполярное расстройство» спасает многих родителей от чувства вины за формирование патологического поведения у ребенка.
— Возможно, это не так уж и плохо, — заметил я. — Может быть, наличие такого диагноза, как «детское биполярное расстройство» — хорошая вещь.
— Нет, — отозвался Аллен, — определенно нет. И я могу вам объяснить почему.
Брайна Герберт живет на расстоянии двухсот миль от Роберта Шпитцера в Баррингтоне, штат Род-Айленд. Она была таким энергичным ребенком, что ей явно поставили бы диагноз «биполярное расстройство». «Я совершала массу всяких безумств, — вспоминает она. — Устраивала сальто-мортале на лестнице…»
Но ее детство прошло до выхода «DSM-III», и на нее смотрели просто как на слишком активного ребенка.
С собственными детьми Брайны все уже было совсем по-другому. Я сижу у нее в гостях в ее просторном и уютном доме. Четырнадцатилетний Мэтт разгуливает по комнате, наигрывая на гитаре «Дым на воде». Ханна выражает беспокойство по поводу того, что кое-какие из продуктов, которые она съела, были не совсем свежие. Джессика еще не вернулась из школы. Все представляется мне очень милым и абсолютно нормальным. Но мне говорят, что Мэтт принимает лекарства. И я пришел к Брайне потому, что, подобно своей подруге Трейси Англада, она написала книгу для детей под названием «Мои биполярные ощущения».
— Они всегда были очень энергичными детьми, — сказала Брайна. — Сложными детьми. Им нужно было постоянно двигаться. Они ползали уже в шесть месяцев. А в десять месяцев ходили. Учителя постоянно на них жаловались.
Брайна рассмеялась и покраснела. Она до сих пор сама очень энергичный человек, говорит очень быстро, слова и мысли льются из нее потоком.
— Мы приклеивали пеленки скотчем, так как они их сбрасывали во сне. Да, с ними было нелегко. Мэтт! Пожалуйста, прими лекарство.
Его лекарства выстроились в ряд на кухонном столе. Он выпил их все сразу.
Когда Мэтт был совсем маленьким, его прозвали «Мистер Маниакально-Депрессивный».
— Его настроение менялось постоянно и мгновенно. Вот он, бывало, сидит на своем стульчике, счастливый и неподвижный, как краб, а две секунды спустя уже разбрасывает по комнате вещи. Плачет, злится, и никто не знает — почему. Когда ему исполнилось три года, его поведение стало еще более сложным. Другие дети любили Мэтта, но и боялись, так как невозможно было предсказать, что он способен выкинуть в следующий момент. Он мог ударить другого ребенка и не почувствовать никаких угрызений совести. Мэтт страшно любил истории про вампиров. Вырезал кусочки бумаги, приделывал их к зубам и расхаживал, изображая из себя вампира. И шипел при этом. Ходил по улице. Подходил к незнакомым людям. Подобное поведение было очень странным и неприятным.
— И вы нервничали?
— Да. Мы садимся в машину, и вдруг Мэтт говорит, что видит здания в центре города. На расстоянии тридцати миль! Играя в «Короля Льва», он в прямом смысле становился Симбой. Приходил в маниакальное состояние. Правда, депрессии у него случались не очень часто. Но бывали. Время от времени Мэтт внезапно говорил, что не имеет права жить, но мыслей о самоубийстве у него никогда не было. И если уж на Мэтта находило подобное, то такое настроение у него длилось довольно долго. Как-то дома перед обедом ему вдруг захотелось сладкого печенья, а я как раз готовила обед и решительно запретила ему есть сладости. Тогда он схватил нож для резки мяса и стал мне угрожать. Я заорала на него: «Положи на место!»
— Сколько ему было лет?
— Четыре.
— И он положил нож на место?
— Положил.
— Это был единственный подобный случай?
— Да, это был, так сказать, эксцесс. Ну, если не считать, конечно, того, что однажды он ударил Джессику по голове и пнул ее в живот.
— Это она ударила меня по голове, — крикнул из противоположного конца комнаты Мэтт.
Брайна в очередной раз возмутилась его поведением, но быстро успокоилась.
По ее словам, именно после случая с ножом они решили отвести Мэтта к психиатру.
Педиатрическое отделение в их местной больнице в Массачусетсе возглавлял доктор Джозеф Бидерман, один из ярых приверженцев диагностики детского биполярного расстройства.
…
«Теоретические основы фармакологии в детской психиатрии находятся на таком примитивном уровне, а влияние Бидермана так велико, что стоит ему в ходе презентации просто упомянуть какое-то лекарство, как в течение года или двух этот препарат — один или в сочетании с другими медикаментами — начнут прописывать десяткам тысяч детей. Подобное происходит без какого-либо серьезного испытания эффективности таких средств. Их популярность в детской психиатрии есть результат рекламы, распространяемой среди 7 000 детских психиатров, работающих в США».