– Не вмешивайтесь, Алиса Михайловна! – сказал он. – От этих тварей нужно держаться подальше. Тем более такой женщине, как вы.
* * *Ночью он опять плакал во сне. И вновь проснулся, испытывая крайнее раздражение, искренне считая эти слезы постыдными.
В его сне худенькая девушка с усилием встала с холодного кафельного пола и подошла к окну. Почему-то оно не было закрыто решеткой, как у нее в палате, как во всех остальных помещениях, где она успела побывать. Наверное, потому, что это был этаж исключительно для персонала. Что-то типа общежития, куда поселяли медсестричек, окончивших училище и не захотевших возвращаться в родные деревни. Глупые… Там у них был шанс остаться людьми, а не превратиться в червей.
Дверь за спиной дернулась. Девушка обернулась, почувствовав острую, привычную и почти что сладкую волну ужаса. Они нашли ее. Они пришли за ней, чтобы не дать ей вырваться на свободу. Эта тварь, которая втянула ее в жаркий, колышащийся, кишащий червями ужас, никогда не оставит ее в покое.
Во сне, словно наяву, он видел, как дрожащими руками она открыла шпингалет на трухлявой деревянной раме. Створки со скрипом распахнулись, открывая бездну высотой в двенадцать этажей. Бездна. Без дна. Когда-то ей так нравилось играть со словами. Она тогда не знала, что такое бездна. И что значит все-таки найти в ней дно. С размаху упасть на него. В грязь, в смердящую жижу, и в самый последний момент мимолетно удивиться, что она бетонно-твердая, а не жидкая.
В какой-то глупой книжке, которую заставляла читать глупая учительница литературы Маргарита Ивановна, какая-то глупая героиня спрашивала, почему люди не летают, как птицы. Потому что не верят, что это возможно – оттолкнуться от дна и взлететь. Взлететь, оставляя бездну позади.
Дрожащими от слабости ногами девушка встала на подоконник. Туалетная дверь снова дернулась, и она, оттолкнувшись со всех сил, взлетела ввысь в отчаянной попытке убежать, избежать, оставить позади мрак последнего года своей жизни.
Бездна, хлюпая жирной мертвой грязью больничного двора, как будто смеясь, потянула ее к себе – вниз, а не вверх. Там, пусть не наверху, а внизу, но все-таки была спасительная свобода, за чертой которой остались боль, страх и кислота отчаяния.
* * *В ту ночь я практически не спала. Разговор с Шаповаловым не шел у меня из головы. Я вертелась на подушке, каждые десять минут переворачивая ее холодной стороной вверх. Казалось, у меня сейчас взорвется мозг.
Стоило задремать, как мне начинали сниться изможденные девушки, протягивающие ко мне исколотые руки. Я убегала от них и в ужасе просыпалась. Но под утро все-таки ненадолго уснула. Мне снился Сережка, совсем маленький, новорожденный. У него была непропорционально большая голова и синее личико. Я пыталась приложить его к груди, но он вырывался и кричал. Пришла медсестра, забрала ребенка и приложила к большой соске в виде шприца. Она уносила его от меня по длинному коридору, а я ползла за ней по холодному коричневому линолеуму и умоляла не отбирать у меня сына.
Проснулась я с лицом, мокрым от слез. Даже в уши натекло. О том, чтобы идти на работу, не могло быть и речи. Я чувствовала себя разбитой на тысячу маленьких Алис, каждая из которых была колючей, холодной и шершавой. Отправив целого и невредимого Сережку в школу, я предупредила Леночку, что сегодня не приду, и забралась обратно под одеяло.
Часов в одиннадцать утра меня разбудил телефонный звонок. Это был Павел.
– Поздно гуляете, девушка, – с нервной веселостью заметил он. – Разлагаетесь морально, посещаете злачные заведения. Назавтра на работу не ходите.
– А ты откуда знаешь? – удивилась я.
– Высоко сижу, далеко гляжу. Потому и знаю, – мрачно отозвался он. – Что это тебя в «Павлин» потянуло? Красивой жизни захотелось?
– А если и так, – парировала я. – Девушка я свободная. К семье вечерами не привязанная. Так что могу и в ночной клуб сходить.
– С поклонником, – уточнил Павел. Опачки, мы уже и про поклонника знаем!
– А хоть бы и с поклонником. Кроме того, было бы странно, если бы я пошла в ночной клуб одна.
– Ты могла бы мне сказать, что хочешь развеяться, – укоризненно заметил Павел.
– Захочу развеяться, обязательно скажу, – пообещала я. – А пока у меня была деловая встреча.
– Ну, если на деловую встречу ездят на лимузинах, то ты уже почти Филипп Киркоров, – поддел меня он. Интересное дело, он уже и про лимузин в курсе.
– Да хоть бы Алла Пугачева, – ответила я. – Захочешь конструктивно пообщаться, звони. – И бросила трубку.
До конца дня я бездумно слонялась по квартире. Попыталась приготовить тушеную рыбу и сожгла ее в духовке. Отмывая сковородку, выплеснула жирную воду на пол. Вытирая лужу, стукнулась об угол стола.
Пришедший из школы Сережка быстро пообедал и убежал на тренировку. Вечером, сделав уроки и поужинав, он налил себе чаю в большую кружку, прислонился к кухонной двери и искоса посмотрел на меня.
– Мам, ты заболела?
– Нет, сынок, просто настроение плохое.
– Ты и на работу из-за этого не пошла?
– Да, из-за этого. Ты не волнуйся, такое бывает. Особенно весной. Авитаминоз, наверное.
– Мам, ты с Пашей поссорилась? – неожиданно поинтересовался сын. К моему роману с Павлом он относился по-взрослому философски.
– Нет, с чего ты взял? – удивилась я.
– Ну, просто он вчера позвонил, когда ты уже ушла, а я язык вытянул, что ты в «Павлине». И мне показалось, что ему это не понравилось.
– А про то, что я на лимузине уехала, тоже ты рассказал? – спросила я.
– Нет, – искренне поразился Сережка. – Я откуда знал, на чем ты поехала. А за тобой что, правда лимузин приезжал?
– Правда, – призналась я.
– Эх, жаль, что я не видел, – расстроился мой ребенок. – Я бы хотел посмотреть, какой он внутри.
Откуда Павел узнал про «Павлин», стало ясно, а вот вопрос с лимузином остался открытым. Но особо зависать над ним я не стала. В конце концов, какая разница.
В эту ночь я уже спала совершенно спокойно. Вызванные рассказом Шаповалова кошмары больше не возвращались, поэтому в четверг я пришла на работу вовремя и свеженькая, будто майская роза.
В приемной меня ждал небольшой вытянутый ящик, обитый атласом.
– Что это, Леночка? – спросила я у секретарши.
– Ой, Алиса Михайловна, это вчера курьер принес, – прощебетала она, не отрываясь от процесса размножения анкет на ксероксе.
Я аккуратно открыла ящик и обнаружила в нем бутылку коллекционного французского шампанского и письмо от Шаповалова.
«Уважаемая Алиса Михайловна!
Вынужден принести вам свои глубокие извинения за то, что позволил себе вас расстроить. Ваша тонкая душевная организация заслуживает гораздо более бережного обращения. Извините меня, что я не понял этого раньше. Я вынужден уехать из города по делам. Меня не будет примерно неделю. Надеюсь, что по возвращении вы позволите мне принести вам извинения еще раз. Мне хотелось бы сделать это лично.
Е. Н.»Признаюсь, мне был приятен этот знак внимания, хотя мысль, что я не буду общаться с Шаповаловым целую неделю, показалась еще более приятной.
Рабочий день потянулся своим чередом. В нем не было ничего необычного. Пожалуй, некоторое оживление в рутину внес визит писателя Самоходова, появившегося в моем кабинете примерно в половине первого.
Всегда пунцовый от волнения, сегодня Самоходов был вдобавок покрыт пурпурными пятнами. Состояние, в котором он находился, представляло собой нечто среднее между праведным негодованием и паникой.
– Вы что, Алиса Михайловна, – фальцетом закричал он, – вы издеваться надо мной вздумали?! Надо мной, вашим постоянным и самым преданным клиентом! Эта дама, к которой вы меня отправили вчера, это же типичное не то! За два года нашего с вами сотрудничества вы еще ни разу не были так далеки от идеала! Вы же знаете, что типаж женщины-вамп мне категорически не подходит! Я очень разочарован и боюсь, что не смогу дальше пользоваться вашими услугами.
От изумления (я никогда не слышала, чтобы Самоходов говорил иначе, чем полушепотом) я долго не могла взять в толк, о чем это он. Но потом вспомнила, что накануне вечером у него было назначено свидание с Лорой.
– Аркадий Николаевич, голубчик, опомнитесь, какая женщина-вамп? Это моя одноклассница, на которую в школе никто не обращал внимания. А с тех пор, смею вас заверить, она совсем не изменилась!
Но Самоходов не успокаивался. Несколько раз прокричав, что ноги его больше не будет в моем агентстве и что он не позволит издеваться над собой, уважаемым человеком, он громко хлопнул дверью.
Из кабинета я слышала, как он требует у Ируськи уничтожить его анкету. «Вот идиот, – подумала я. – Ну как было можно увидеть в серой незаметной Лоре женщину-вамп! Да у него с головой просто не все в порядке, а я-то, дура, два года пыталась найти ему подходящую жену, когда он просто морочил нам голову! И куда психолог смотрела, как же она сразу не поняла, что он относится к тем людям, которым всегда «жемчуг мелок»! Ни за что больше не буду иметь с ним дела. Ушел – и скатертью дорога!»
Повинуясь больше чувству долга, чем интересу, я позвонила Лоре и спросила у нее, как прошло вчерашнее свидание. Оказалось, что ей кандидат в мужья тоже совершенно не понравился.
– Ты с ума сошла? – спросила она у меня с надменной усмешкой в голосе. – Он похож на облезшего от старости павиана. У него руки влажные и взгляд затравленный. Меня от него чуть не вытошнило.
«Тоже мне, королева красоты, – рассердилась про себя я. – Чаще надо на себя в зеркало смотреть».
Но вслух ответила, как герой бессмертной советской кинокомедии: «Будем искать». Я тут же дала Ируське соответствующее задание. Для этого пришлось собственноручно заполнить за Лору анкету и набросать ее психопортрет. Исполнительная Ируська пообещала к вечеру подобрать еще какой-нибудь вариант и созвониться с Лорой.
Глава 5
Мечта на пороге
Помни: для здоровья женщин восхищенные взгляды мужчин важнее, чем калории и лекарства.
Франсуаза СаганВ субботу мы с девчонками созвали большой сбор. Как всегда, он состоялся на моей территории. Сережка, отсидев в школе положенные по субботам четыре урока, чмокнул меня в щеку и благополучно отбыл к бабушке с ночевкой.
Павла в пределах видимости тоже не наблюдалось. Накануне во время обеденного перерыва мы встретились с ним в небольшом кафе напротив его риелторской конторы, помирились, а потом заехали ко мне – за кувшинками. Сережка был на тренировке, так что мы все чудненько успели.
Слегка очумев от любовных игр, я поинтересовалась, откуда он все-таки узнал про лимузин. А услышав ответ, чуть не упала с кровати.
Оказалось, что мой в обычных условиях неповоротливый любовник, узнав от Сережки, что я в «Павлине», наврал что-то жене, бойко прыгнул в машину и поехал смотреть, что я там делаю.
Успел он как раз к тому моменту, когда Шаповалов усаживал меня в лимузин, чтобы отправить домой. Лимузин, дополненный моим неземным обликом, представительным видом самого Шаповалова и большим букетом, произвел на бедного Павла неизгладимое впечатление. В общем-то, я его понимала.
Я дала три честных-пречестных слова, что это была деловая встреча, после чего, не совсем прощенная, была отпущена смягчившимся Павлом на работу. Его собственническое поведение меня, признаюсь, слегка позабавило. И с чего это, интересно, его так торкнуло? Раньше за ним подобных глупостей не наблюдалось.
Вечером позвонил Шаповалов.
– Здравствуйте, Алиса Михайловна, – пророкотал он, словно заводя тихий, но мощный мотор иномарки. Я почувствовала, что у меня по спине поползли мурашки.
– Здравствуйте, Евгений Николаевич, – проблеяла я. – Как командировка, удачно?
– Да, благодарю вас за внимание.
– Нет-нет, что вы, это вам большое спасибо за шампанское.
– Не стоит благодарности, Алиса Михайловна. Я бы хотел узнать, не обидел ли я вас нашим разговором. Вот уже несколько дней я не могу отделаться от мысли, что совершил непоправимую ошибку, рассказав вам о своих проблемах. Мне бы не хотелось, чтобы вы начали меня презирать.
Я абсолютно искренне заверила своего собеседника, что испытываемые мною чувства скорее можно назвать жалостью. Мне действительно было его очень жалко. Того, что ему довелось пережить, я бы не пожелала даже злейшему своему врагу.
– Вы чудесный человек, Алиса Михайловна, – воскликнул Шаповалов. – Мне приятно, что я в вас не ошибся. На следующей неделе я вернусь, и тогда мы с вами все обсудим.
Я не успела спросить, что именно мы должны обсудить, потому что в ухо мне ударили короткие гудки.
Субботний сбор начался, как всегда, с шутейной переклички. Я, как вы знаете, Стрельцова. У Лельки от ее третьего мужа, с которым она недавно благополучно развелась, осталась фамилия Молодцова. Наташка – Удальцова. Тоже по мужу. Несколько лет назад, затевая какую-то постоянную рубрику в своей газете, Инка, чтобы не отставать от нас, придумала себе один из псевдонимов – Холодцова. И только Настя у нас Романова. Когда мы встречаемся «больше трех», то обязательно устраиваем перекличку.
Все, что случилось со мной за минувшую неделю, я выложила своим подругам сразу после того, как выяснилось, что все «стрельцы – удалые молодцы» на месте. Подруги охали и вздыхали.
– Везет же тебе, Алиска! – возбужденно орала Настя, единственная из нас, кто так и не сходил замуж. – Миллионер за тобой на лимузине гоняется. Так еще и холостой. Бросай ты своего Павла, это судьба!
– Он не холостой, а разведенный, – уточнила я. – И у него трое детей, двое из которых больны.
– Ты этих детей даже не увидишь, – отвергала мои возражения Настя. – Ты тут, они в Бельгии. Впрочем, если будешь вести себя по-умному, то тоже сможешь жить где-нибудь в Швейцарии.
– Девчонки, а может, он все наврал? – спросила я.
– А смысл? – резонно поинтересовалась Лелька.
– Ну, чтобы на жалость бить. Интерес к себе вызвать.
– Да нет, – задумчиво произнесла Инка, с которой я в начале разговора взяла слово, что она не будет использовать мой рассказ в своих репортерских интересах. – Мы журналистское расследование проводили по поводу подростковой наркомании, и я такие истории, когда молодяшка идет в проститутки, а ей за услуги наркотиками платят, слышала. И девчонки попадаются сплошь из хороших семей. Так что мог он в такую историю влететь запросто.
– Вот я и говорю, надо брать мужика за жабры! – снова включилась в разговор Настя. – Эх, мне бы такого экземпляра надыбать…
– Хочешь, я тебя с этим экземпляром познакомлю? – огрызнулась я. – Мне от него ничего не надо. Ни цветов, ни детей, ни лимузинов. Мне на этой неделе совсем другой мужик понравился. Так пропал куда-то, зараза. Даже на собеседование к психологу не пришел.
– Так значит, не надо тебе другого! Бери, что дают, – кипятилась успевшая слегка поднабраться Настя.
– Слушай, а где эта, убогая? – вдруг поинтересовалась Наташка. – Ты говорила, что сегодня ее пригласишь для трогательного воссоединения братских народов.
– Лора? – уточнила я. – Так у нее сегодня свидание.
Я рассказала подругам про глупого Самоходова, а также про то, что на сегодня у Лоры назначена встреча со вторым клиентом из Ируськиного списка – стоматологом Альметьевым. Я очень надеялась, что с ним у нашей с Наташкой одноклассницы все получится. Стоматолог мне нравился.
Вскоре разговор свернул в привычное русло. У этого русла даже есть свой слоган. Все мужики козлы. Наташка привычно плакала из-за мучающего ее Развольского, Инка драматически повествовала о непростой жизни с любимым мужем-хоккеистом. Настя пьяными слезами жаловалась на то, что вечерами ей приходится возвращаться в пустую квартиру. Лелька горевала, что среди множества любовников нет ни одного, на кого она могла бы положиться.
Я старалась не пить. Во-первых, с алкоголем я вообще «на вы». Мои любимые напитки – виски и граппа, в небольших количествах и под настроение. Во-вторых, этого самого настроения у меня почему-то не было. То ли из-за Шаповалова, то ли из-за пропавшего Корчагина.
На часах было около девяти вечера, когда раздался звонок в дверь. «Это не может быть Павел, – успела подумать я, пока шла по коридору. – Наверное, соседка».
Открыв дверь, я еще секунд тридцать ничего не понимала. Потом тихо охнула, прижала руку к губам и отступила в глубь квартиры.
На пороге стоял Александр Петрович. Шутливо приложив руку к дурацкой клетчатой кепке (надо будет обязательно ее с него снять), мужчина моей мечты сказал:
– Разрешите обратиться?
* * *Мой неожиданный гость прекрасно вписался в атмосферу нашей девичьей вечеринки. Не прошло и получаса, как он уже вовсю шутил с Лелькой, обсуждал с Инкой армейскую дедовщину, отмахивался от Наташкиных расспросов о своей личной жизни и отражал слегка агрессивные атаки нетрезвой Насти.
Я в этой вакханалии участия не принимала. Я была слишком ошарашена его визитом, чтобы вести светскую беседу с гостями. То и дело я ловила на себе внимательные взгляды Петровича (нам пятерым было велено называть его именно так). Я посылала ему безмолвные вопросы, он тихо давал мне понять: «Все потом. Позже».
Под предлогом приготовления кофе я периодически скрывалась от гама на кухне. Впрочем, привести мысли хотя бы в какое-нибудь подобие порядка мне все равно не удавалось. Да и надолго оставлять гостей было невежливо.
Вернувшись в очередной раз с кофейником в гостиную, я застала своих гостей хохочущими над Лелькиным рассказом о том, как в ее салоне недавно проходили практику две молоденькие финки.
Областная торгово-промышленная палата какого-то беса заключила договор с аналогичной организацией в финском городе-побратиме на обмен парикмахерскими кадрами. Чтобы не ударить в грязь лицом, с нашей стороны для обмена были отобраны самые лучшие специалисты. Естественно, из Лелькиного салона.
Целый месяц две мастерицы, отложив ножницы, занимались с репетитором английским. За Лелькин счет, разумеется. Остальные мастера салона, сжав зубы, работали «за себя и за того парня», вернее, «за ту девку», надеясь, что приехавшие финские девушки освободят их от лишней нагрузки.