Его злоупотребление таблетками выявила школьная медсестра. Она занялась обследованием состояния ученика, всерьез поговорила с ним, скрывая свое возмущение за четкими интонациями: объяснила ему, что таблетки, которые он принимал, являлись очень сильным средством, вызывающим зависимость. И если Ларс принимал эти сильнодействующие препараты в таких количествах в пубертатном возрасте, то ему следует всю оставшуюся жизнь проявлять большую осторожность при обращении с лекарствами и другими субстанциями, влияющими на психику, — его нервная система уже выработала зависимость, которую можно сдерживать только за счет полного воздержания. Ларс кивнул, хотя ни слова не понял из ее проповеди. Он всегда кивал, когда кто-нибудь обращался к нему.
В семнадцать лет он перестал принимать те белые таблеточки. У него начались проблемы со сном и резкие перепады настроения, его мучили приступы страха и жуткие сны в те немногие часы, когда ему удавалось сомкнуть глаза. Зависимость не отпускала хватку. Он вертелся на мокрых простынях, изнывая от беспричинной тревоги, тоски и страха.
Через несколько лет абстиненция перешла в ровное чувство пустоты. Тяга к препарату ослабла, дрожь и перепады настроения потихоньку исчезли. Однако чувство тревоги не уходило, и бессонница тоже. Они стали частью его повседневной жизни.
Ларс припарковал машину перед залом для боулинга, где продавались вино и пиво. Нашел столик с видом на дорожки. Там играла группа пенсионеров. Ларс перевел взгляд на свою ладонь, где лежало шесть таблеток — по три из каждой упаковки.
Положив таблетки в рот, он запил их красным болгарским вином. Через несколько минут почувствовал, как тяжесть, сдавливавшая грудную клетку, отпустила, и смог расслабиться. Откинувшись на стуле, он следил за играющими — испытывал радость, когда они мазали, и неприятное чувство, когда они попадали в цель.
— Привет!
Возле его стула стояла Сара. Ларс с удивлением посмотрел на нее.
— Откуда ты узнала, что я здесь?
— Я ехала за тобой.
— Откуда?
— От поликлиники.
Ларс снова отвернулся к дорожкам, отпил глоток вина из своего бокала. Сара села за его столик, пытаясь заглянуть ему в глаза:
— Ларс, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, а что?
Сара тихонько вздохнула:
— Ларс, дорогой мой, мы можем поговорить?
Ларс изобразил удивление, хохотнул:
— По-моему, мы именно этим и занимаемся. Разве нет? Ведь наши губы шевелятся…
Он улыбнулся, но улыбка вышла какая-то странная. Сара опустила глаза, разглядывая свои руки.
— Меня все это очень огорчает, — прошептала она.
Ларс смотрел на катившиеся шары, опрокидывающиеся кегли.
— Тебя просто как подменили, ты все время сердишься и ничего не объясняешь… Я что-то не так сделала?
Он фыркнул.
— Ларс, я хочу помочь тебе, если это в моих силах.
Она не сводила с него глаз, пытаясь понять, доходят ли до него ее слова.
— Ларс, ведь такое с тобой уже случалось раньше, — снова прошептала она.
Он избегал ее взгляда.
— Когда мы с тобой познакомились… до того, как мы решили жить вместе — когда ты начал работать в Западном округе. Тогда с тобой происходило нечто подобное… Это продолжалось несколько недель… Потом, когда тебе удалось выйти из этого состояния, ты рассказал мне про таблетки, которые тебе давали в детстве…
— Ты несешь вздор.
Видно было, что его слова задели ее, но Сара усилием воли сдержалась.
— Вовсе нет, — возразила она.
Тощий старичок в спортивном костюме залепил «страйк» и попытался скрыть довольную ухмылку, когда повернулся к своим друзьям.
— Ведь нам было хорошо вместе, Ларс! — продолжала Сара. — У нас были прекрасные отношения — без ссор, без недоразумений. Мы давали друг другу свободу, но все же держались вместе… У нас были общие интересы, общие ценности… Что-то нас связывало…
Он отпил вино, упорно избегая встречаться с ней глазами.
— Что же произошло, как ты думаешь? — спросила она.
— Ничего не произошло, просто у тебя паранойя. И еще — ты некрасивая.
Сара попыталась скрыть обиду:
— Тогда давай разъедемся.
Ларс снова улыбнулся странной кривой улыбкой:
— Так ведь мы уже разъехались, разве нет?
Грустное выражение на лице Сары сменилось гневом, она поспешно поднялась и пошла прочь. Ларс смотрел ей вслед, потягивая вино. Он видел, как толстая старая тетка покатила по дорожке свой шар. Возвращаясь к своим друзьям, она постаралась сделать радостное лицо, словно показывая, что главное — не выиграть, а хорошо провести вместе время. Как бы не так!
Когда боулинг-клуб закрылся, Ларс разыскал паб; его с таким же успехом можно было бы назвать ирландским, как «Макдоналдс» — финским. На стене висели громадный телеэкран, электронные мишени для игры в дартс, корзины для мини-баскетбола с идиотскими мячиками. А в довершение всего — иранец-бармен, отвратительно говоривший по-английски и называвший Ларса mate.[14] Однако Ларсу до всего этого не было дела. Он пришел, чтобы напиться, и ему удалось достичь цели. Он беспробудно пил до самого закрытия, а на следующее утро проснулся в своей машине с запотевшими стеклами. Мир за окнами уже давно проснулся и завертелся.
Ларс сел прямо, протер глаза, почесал в макушке, разворошив свалявшиеся волосы, и допил початую банку пива.
Затем он завел машину и поехал к Дандерюдской больнице. Там он весь день просидел в припаркованной на стоянке машине — грыз ногти, принимал таблетки, пил пиво на обед и ждал.
Увидев, как София выходит из больницы, Ларс снова пришел в прекрасное расположение духа.
Он держался позади нее, когда она ехала на велосипеде домой, затем обогнал ее и поступил как всегда — выбрал место на ночь, надел наушники и стал слушать звуки ее повседневной жизни.
Все это уже становилось и его жизнью, остальное не имело значения. Он слушал ее шаги, когда она проходила мимо микрофона, пытался угадать, чем она занимается; до него доносились звуки из-за обеденного стола, когда она в полном одиночестве ужинала, потом — ее разговоры с Альбертом.
В одиннадцать Ларс переключился на микрофон, стоявший в спальне, услышал, как она откинула перину, лежавшую на кровати. Он догадывался, что она спит не накрываясь, — он никогда не слышал, чтобы она натягивала на себя одеяло. Перед его глазами стоял ее образ — как она лежит на белых простынях, рассыпав волосы по подушке, как мягко и легко дышит, возможно, видя его во сне. Его желание быть рядом с ней разрывало его на части — он не понимал своего состояния и никак не мог обуздать его. Ларс налил себе еще стакан, таблетки скользнули в горло — и все стало естественным, в том числе и его влечение к Софии.
Когда в доме уже три часа стояла тишина, когда София и Альберт крепко спали в своих постелях, Ларс вышел из машины и тихонько прокрался в сад. Летняя ночь была тихой и теплой. Чувствуя себя спокойным и счастливым, он остановился у веранды с задней стороны дома, огляделся и осторожно поднялся по ступенькам. Вскрыв отмычкой замок, медленно открыл дверь. Петля на двери чуть слышно скрипнула. Бесшумно войдя в гостиную, он напряженно прислушался.
Там, наверху, спала она. Ощущение близости опьянило его. Ларс прокрался в кухню, осторожно открыл холодильник, заглянул в него, дал волю фантазии — представил себя хозяином дома, который встал среди ночи с кровати, чтобы спуститься вниз и съесть что-нибудь.
Ларс выставил на стол хлеб, масло и сыр, уселся за кухонный стол, съел бутерброд. Вот он улыбается сыну, спускающемуся по лестнице, встает со своего места и целует Софию, когда та выходит в кухню, показывает ей, что уже приготовил завтрак. Она улыбается, тоже целует его. Он произносит что-то остроумное, София и сын смеются.
Винге вышел из дома, остановился у калитки, помахав своей маленькой несуществующей семье, и под покровом ночи вернулся к машине.
Дома он принял еще парочку таблеток и заснул как младенец, несмотря на неудобный матрас.
Колени упирались в спинку переднего сиденья. Михаилу сиденье самолета было маловато. Рядом с ним сидел Клаус — сорокалетний, жилистый, в прошлом чемпион по культуризму. Волосы на голове у Клауса поредели, и отовсюду выпирали мышцы — даже на лице, украшенном роскошными усами. Он был человеком жестким, умевшим всего понемножку, — человек на все случаи жизни, редко отказывавшийся от подвернувшейся работенки. Им уже доводилось пару раз работать вместе, когда Ральф посылал их к кому-нибудь домой. Клаус оказался отличным напарником — совести у него не имелось ни грамма.
Они вылетели из Мюнхена, направляясь в стокгольмский аэропорт Арланда. Стюардесса разносила кофе, где-то позади них капризничал ребенок, старички в пиджаках разгадывали судоку, а женщины среднего возраста составляли презентации в своих ноутбуках. У Клауса уши были заткнуты наушниками, из которых вырывались звуки «Би Джиз». Клаус качал головой в такт музыке и постукивал ладонью по колену.
Они вылетели из Мюнхена, направляясь в стокгольмский аэропорт Арланда. Стюардесса разносила кофе, где-то позади них капризничал ребенок, старички в пиджаках разгадывали судоку, а женщины среднего возраста составляли презентации в своих ноутбуках. У Клауса уши были заткнуты наушниками, из которых вырывались звуки «Би Джиз». Клаус качал головой в такт музыке и постукивал ладонью по колену.
Михаил старался продумать операцию. У него не было четкого плана, он просто разработал несколько стратегий и мысленно взвешивал их достоинства и недостатки. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу — наносить удар надо жестко и сконцентрированно. Роланд побывал в Стокгольме двумя днями ранее, вернулся с ухмылкой на губах.
— Теперь у нас есть человек, который обеспечит вам встречу с Гектором, — сказал он…
В салоне запищал сигнал, загорелась табличка, призывающая пристегнуть ремни безопасности. Женский голос что-то объяснял из динамика на каком-то скандинавском языке, которого Михаил не понимал. Самолет стал заходить на посадку и угодил в сильную тряску. Клаус схватился за поручни, инстинктивно отрывая ноги от пола при каждом крене.
— Ненавижу летать! — пробормотал он. — Правда, терпеть не могу!
Задул боковой ветер. Клаус побелел. Самолет завалился влево, чтобы тут же уйти вправо. Клаус схватился за руку Михаила.
— Scheisse![15]
Самолет приземлился, двигатели смолкли. Клаус перевел дух.
Взяв напрокат машину, они добрались до Стокгольма и поселились в отеле в самом центре, затем вышли в город. Вечерело, они поужинали в ресторане, сидя на открытой веранде. Здесь было жарко — жарче, чем в Мюнхене.
— Насколько мне известно, у него трое парней, будем исходить из этого. Двое из них профессионалы: телохранитель Гектора и этот поляк. О третьем мне ничего неизвестно.
Клаус слушал, быстро поедая свой ростбиф: ловко нарезал его кусочками, необычным образом держа нож и вилку.
— В городе у него есть офис, но там он бывает редко. В последний раз, когда я приезжал сюда и следил за ним, он проводил много времени в ресторане — там мы и нанесем удар. У нас есть свой человек, он все обеспечит.
— Меня такой план устраивает, — с чувством ответил Клаус и поманил рукой официанта, указывая на свой пустой бокал.
Выйдя из ресторана и снова сев в машину, они набрали на экране навигатора название улицы — Страндборгсвеген.
— Развернитесь, — сказал голос в навигаторе по-немецки. Клаус послушно развернул машину.
Пробравшись сквозь сплошной поток машин в центре города, они выбрались на южную оконечность, переехали мост Юханнесховсбрун, держась в левом ряду.
— Как огромный мяч для гольфа, — проронил Клаус, когда они миновали «Глобен-Арену».[16]
Машина остановилась возле неприметной виллы. Они позвонили в дверь, и им тут же открыл мужчина среднего возраста с залысинами и выступающим животом, одетый в немодную рубашку с нелепо коротким галстуком. Словно он только что вернулся с работы — какой-то очень несовременной работы.
— Wilkommen… meine herren.[17] — Мужчина сам улыбнулся тому, что заговорил по-немецки.
Вслед за ним они спустились в подвал. Мужчина открыл железную дверь, показывая жестом, чтобы они вошли. Войдя, Михаил заметил в комнате множество оружия — на одной стене висели револьверы и автоматы, на другой — дробовики и скорострельное оружие.
Улыбаясь, мужчина заговорил о своих любимцах с радостным возбуждением, словно в телерекламе. «Помешанный», — подумал Михаил. Он прервал поток рекламной болтовни, указав на стену:
— Дайте мне один «Sig» и две дубинки.
Мужик снял со стены оружие, дал русскому коробку с патронами, снова начал болтать о том, что патроны привезены из Швейцарии: о том, сколько они весят и для чего подходят. Затем выдвинул какой-то ящик, достал из него две дубинки. Михаил протянул автомат Клаусу, а мужику дал пачку евро.
Выйдя из подвала, они покинули дом, не попрощавшись с хозяином. В машине Клаус ввел в навигатор адрес. Михаил набрал на телефоне номер, полученный от Роланда Гентца, нажал на зеленую клавишу. В трубке ответил мужской голос:
— Карлос? Я должен был позвонить тебе. Делай то, что тебе велели. Мы будем на месте… — он наклонился вперед, взглянув на экран навигатора, — через двадцать минут.
Михаил положил трубку.
— Развернитесь, — снова сказал электронный женский голос в навигаторе.
— Да заткнись ты! — буркнул Клаус.
Антиквариаты на Руслагсгатан, лавочки для туристов в Старом городе и на Дротнинггатан, все крошечные магазинчики в районе Сёдер и на острове Кунгсхолмен; все, что подпадало под рубрику «этническое искусство», «антиквариат» или просто «магазин new age», — все обыскал Йенс в поисках Терри. На самом деле у него была одна-единственная зацепка — интерес парня к каменным статуэткам из Южной Америки… Шансов столкнуться на улице с Ароном или Лежеком было почти ноль, хотя Йенс и колесил по городу уже несколько дней подряд.
Меньшей известностью пользовались магазинчики на Вестманнагатан. Когда-то давно Йенс купил себе там глобус из цветного стекла. Тогда тамошние лавочки больше специализировались на всяких диковинках и предметах быта пятидесятых годов. Начав от площади Норра Банторгет, Йенс двинулся к площади Уденплан. К усталости примешивалось чувство фрустрации. Однако ему оставалось только продолжать свои поиски, другого выбора у него не было. Он заходил в один магазин за другим, спрашивал, торгуют ли они южноамериканским искусством, знают ли человека по имени Терри. И каждый раз — одно и то же недоумение на лицах.
Пройдя пять кварталов, Йенс миновал магазинчик, где двадцатью годами раньше купил себе глобус. Все там осталось по-старому, только на ценниках в витрине добавилось нулей. Через два подъезда от него — маленький магазинчик, который он мог бы и не заметить, если бы не смотрел во все глаза. В маленькой темноватой витрине стояло лишь несколько предметов: цветастые пледы, маски, щиты и копья. Йенс вошел. Прозвонил колокольчик, подвешенный над дверью.
Помещение магазина было заставлено и завалено редкостями со всех уголков света — ты словно вступал в несколько эпох и несколько частей света сразу. Йенс почувствовал, что у него просто глаза разбегаются. Впечатления были весьма разнообразны. Старинные произведения искусства, ткани, мебель, украшения, статуэтки. Все здесь было такое красивое и необычное, манило и дразнило воображение. В уголке в стеклянной витрине он разглядел каменные статуэтки — миниатюрные копии той, которую он видел на корабле в руках у Терри.
За спиной у него послышались шаги. Из-за занавески, отделявшей торговый зал от внутреннего помещения, вышла красивая молодая женщина. У нее была красивая круглая прическа и гордая осанка. Йенс подумал, что она родом из Восточной Индии.
— Привет, — сказал он.
Она молча ответила на его приветствие улыбкой.
— А… Терри? — спросил Йенс, интуитивно чувствуя, что нашел то, что искал.
Женщина помедлила, затем повернулась и снова исчезла за занавеской.
Йенс почувствовал, как сердце забилось чаще. Вышедший из подсобного помещения мужчина несколько секунд рассматривал Йенса, потом изумленно воскликнул:
— Ты?!
Терри позвонил Арону. Кратко изложил суть дела, дал трубку Йенсу.
Арон сказал, чтобы он вышел на улицу, прошел пару домов и зашел в ресторан.
Терри придержал дверь, указывая направление:
— Тебе туда, он ждет тебя.
Йенс двинулся в указанном направлении. Происходящее все более напоминало театр абсурда. Каковы шансы, что все получится? Об этом ему даже не хотелось думать.
На небольшой табличке красовалось название ресторана «Трастен». Войдя, Йенс направился к бару, отметив про себя, что за столиками сидит человек десять. Заказав себе тоник, он оглядел зал.
Через пару минут из дверей кухни в зал вышел Арон. Заметив Йенса, он сделал ему знак следовать за ним.
Пройдя вслед за Ароном сквозь кухню и небольшой коридорчик, Йенс вошел в тесное помещение офиса.
Офис представлял собой одну небольшую неопрятную комнату. Письменный стол с компьютером, переполненные пепельницы, кипа газет, старый дорожный указатель, прислоненный к стене: «Парковка запрещена». Пустые чашки из-под кофе и календарь двух-трехлетней давности. Судя по всему, этим помещением пользовались несколько человек — видимо, только мужского пола. Мужчины, которые мечтали о заповедной зоне — таком месте, где никто ни за что не отвечает.
— Садись, если найдешь стул.
Стул Йенсу удалось найти. Он сел.
— Ты здесь работаешь? — спросил он.
Арон отрицательно покачал головой:
— Нет. — Он уселся за письменный стол. — Ну, рассказывай, с чем пришел, — проговорил он легким тоном.