Ларс написал на стене: «Мужчина 35–40 лет, швед, вооружен, спокоен». Соединил его линией с Софией. Снова отступил назад, перечитал свою запись, попытался вспомнить. Знаком ли ему голос, услышанный в машине? Его взгляд остановился на фотографии мужчины, с которым София встречалась на Страндвеген. Мысли беспорядочно вертелись в голове. Время утекало между пальцев, сосредоточиться не удавалось. Он снова потерял нить.
Ларс пошел в ванную, приготовил себе очередную дозу. На этот раз ему, кажется, удалось смешать коктейль, улучшающий мыслительную деятельность. Проглотив таблетки, он посмотрелся в зеркало, лениво напевая себе под нос «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Ларс был бледный и вялый, с желтыми прыщами вокруг рта — однако собственное отражение в зеркале в данный момент доставляло ему удовольствие.
Снова к стене. Ларс продолжал работать, думать, искать. Он почесывал прыщи, ноги не могли устоять на месте, зубы скрежетали, как у лося. Где же закономерность, которой он не видит? Какой же код зашифрован в его записях на стене? Словно он сам подсознательно создал шифр, скрывающий объяснения всему, что пока кажется непонятным… Возможно, так оно и есть. Тот благословенный ответ на все вопросы — может, он кроется среди всего этого хаоса на стене? Или существуют другие ответы? Ларс почувствовал, как подхлестнутый таблетками мозг заработал было в турборежиме, но тут все оборвалось. Словно Инго Юханссон сошел с картины, прислоненной к стене, и решительно нанес ему правый боковой.
Ларс замер на стуле в неудобной позе, будучи не в состоянии ни думать, ни пошевелиться. Это был умственный нокаут, мозг окутал морфиновый туман. Из уголка рта потекла слюна. Ларс посмотрел на свои ноги, увидел зеленые пятна травы на коленях… как в детстве! Ларс рассмеялся этой мысли — пятна травы на коленях! Доза оказалась слишком велика. Усталость легла непреодолимой тяжестью на затылок и плечи, начала спускаться вниз по телу — в грудь, живот, ноги, стопы, пока не захватила каждый уголок его существа. Ларс соскользнул со стула и оказался на коленях, упал лицом вперед, упершись руками. От такого приземления ладони и запястья пронзила боль.
Под письменным столом он увидел одинокий шнур, ни к чему не ведущий. Ларс смотрел на этот шнур. Целый сонм смутных ассоциаций промелькнул в сознании.
Он добавил «Кетогана» и бензодиазепинов… и чего-то еще. Была не была!
Однако вторая доза не дала желаемого состояния. Вместо этого ему начало казаться, что давление снаружи вот-вот расплющит его. Он не мог пошевелиться, не мог думать — его тело стало тяжелее, чем центр взорвавшейся звезды. И тут снова появился Инго. На этот раз он отпустил какую-то гётеборгскую шуточку, вынес вперед левую руку, сделав обманное движение, и закончил однозначным правым апперкотом. Все погрузилось в темноту.
Телефонный звонок вырвал его из полного беззвучного мрака. Ларс посмотрел на время — похоже, он пробыл в отключке много часов. Телефон зазвенел снова, настойчиво и надрывно. Ларс поднялся на колени. Телефон продолжал орать. Опершись о стол, он тяжело поднялся, на ватных ногах пересек комнату, ощущая боль в спине и коленях.
— Алло!
— Ларс Винге?
— Да.
— Меня зовут Гуннель Нурдин, я звоню из «Счастливой лужайки». С прискорбием вынуждена вам сообщить, что сегодня утром ваша мать умерла.
— А-а… Грустно…
Ларс положил трубку и пошел на кухню, сам не зная зачем. Вероятно, он что-то искал. Телефон зазвонил снова. Он озирался, пытаясь вспомнить, что именно искал. Телефон надрывался. Ларс посмотрел на потолок, затем на пол, поискал там, где стоял, затем повернулся на триста шестьдесят градусов. Телефон продолжал звонить. Нет, он никак не мог вспомнить, что именно искал, хотя мозг работал на полную мощность.
Звонки продолжались. Он снял трубку.
— Алло?
— Это снова из «Счастливой лужайки», Гуннель Нурдин.
— Да-да? — Ларс посмотрел на свои ноги.
— Я не уверена, что вы восприняли мое известие.
— Да нет, вы сказали, что мама умерла.
Щека зачесалась, словно его только что укусил комар. Он с раздражением поскреб ее ногтями.
— Вы не хотели бы приехать сюда? Увидеть ее перед тем, как ее увезут?
Ларс посмотрел на свои руки, увидел кровь под ногтями.
— Нет-нет, не нужно, увозите ее.
Некоторое время Гуннель Нурдин молчала.
— Тем не менее мне придется просить вас приехать, чтобы завершить кое-какие формальности. Подписать бумаги, забрать личные вещи Рози. Сможете подъехать на неделе?
— Да… смогу.
Ларс продолжал бродить по квартире в поисках чего-то.
— Я должна сообщить вам еще одну вещь.
— Да-да?
— Рози… ваша мать покончила с собой.
— Ага… хорошо.
Он снова положил трубку. Что же он искал, черт побери?
Открыв холодильник, Ларс почувствовал приятное дуновение холода. Так он простоял довольно долго — сам не знал, сколько именно. Снова зазвонил телефон, на этот раз еще громче и настойчивее. Ларс стоял и смотрел на холодильный агрегат внутри холодильника, прислушивался к его пощелкиванию.
Телефон орал, буравил ему мозг, нарушал его душевный покой. Ларс услышал свой собственный крик — дикий, звериный вопль ярости. Его удивило, что он может кричать подобным образом — такого с ним ранее не случалось.
— Да!
— Ларс, что произошло вчера? — В трубке звучал голос Гуниллы.
— Вчера? Ничего, насколько мне известно.
— Твоя машина сгорела.
— Моя машина?
— «Сааб», стоявший в Стоксунде, сгорел сегодня ночью.
— Как это случилось?
— Пока не знаем. По показаниям свидетелей, она взорвалась. Когда ты уехал домой?
— Около одиннадцати.
— А оборудование?
— Осталось в «Саабе». А где он теперь?
— Его забрали, он стоит на спецпарковке полиции Тебю. Они намерены его осмотреть, но ты сам знаешь, какая это долгая история.
Об этом он ничего не знал.
— Кто мог это сделать, Ларс?
Он изобразил удивление и растерянность:
— Понятия не имею… Фундаменталисты, подростки… Не знаю, Гунилла.
— Сколько записанного материала пропало?
— Ничего ценного. Я все пересылал в своих отчетах.
Некоторое время начальница еще держала трубку, потом отключилась.
Йенс пытался продолжать спать, но телефон не унимался. Потянувшись за трубкой, он уронил свой будильник, который покатился по полу, и краем глаза заметил положение часовой стрелки. Учитывая тот факт, что из окна струился яркий свет, можно было сделать вывод, что уже давно настал день.
— Да.
— Я тебя разбудила?
— Нет-нет, я давно проснулся.
— Мы можем поговорить?
Йенс пытался собрать мысли в голове.
— Ты звонишь с той трубки, которую я дал тебе?
— Да.
— Я тебе сейчас перезвоню.
Откинув большую белую перину, он спустил ноги на мягкий ковер, покрывавший весь пол. Спальня у него была светлая, создавалось ощущение нахождения внутри кучевого облака. Все белое, кроме картины, нарисованной в приглушенных темных тонах: мастерская копия с его любимого полотна Марка Ротко.[29] Йенс потянулся, поднялся и вышел из комнаты. Почесал затылок, еще раз потянулся. На нем был только один предмет одежды — белые трусы из натурального хлопка, широкие и просторные, с пуговицами, пошитые на заказ вручную в Турции. Он заказал тогда портному двадцать пар и считал это самой своей удачной покупкой из области одежды.
Дойдя до кухни, Йенс открыл ящик, выудил из него новуюсим-карту, разорвал пластиковую упаковку и вставил карту в свой телефон, затем позвонил Софии.
— Сегодня ночью неподалеку отсюда сгорела машина, — сообщила она с места в карьер.
Он остро ощутил, что еще не до конца вырвался из объятий сна.
— Сгорела? В каком смысле?
— Около половины первого я проснулась от взрыва. Мы с Альбертом пошли туда. Там горела машина — «Сааб». Потом приехали пожарные и потушили пламя.
— «Сааб»?
— Да.
— Странно.
— Да уж, ничего не скажешь. Ты имеешь к этому отношение?
— Нет.
Йенс обдумал события вчерашнего вечера.
— Я был там, но за несколько часов до того. Ты все знаешь, я тебя предупреждал.
— Что произошло?
— В этом «Саабе» сидел мужчина, полицейский. Я предполагал подойти поближе, сфотографировать его — сделать это тихо и незаметно для него. Таков был мой план.
— И что?
— Но плану редко удается следовать.
— Так что?
— И что?
— Но плану редко удается следовать.
— Так что?
— Я увидел у тебя в кухне Гектора. А потом в квартале от твоего дома появился Арон. Он шел прямо на мужика в «Саабе».
София ждала продолжения.
— Так что я вынужден был убрать оттуда этого полицейского. Заподозри Арон неладное, а тем более обнаружь он прослушивающее оборудование в машине — сама догадываешься, что произошло бы дальше.
— Так что же случилось?
— Я запрыгнул в «Сааб» и заставил его отъехать.
— А потом?
— В нескольких кварталах от твоего дома я выпрыгнул из машины и вернулся в город.
— Только это и больше ничего?
— Да, больше ничего. Я узнал его имя, — добавил Йенс.
— И как же его зовут?
— Ларс Винге.
— Как он выглядит?
— Минуточку…
Йенс вышел в прихожую, достал удостоверение Ларса Винге, положил на столик, сделал снимок без вспышки и переслал ей.
Некоторое время оба сидели молча. Он слышал ее дыхание. Потом в ее телефоне раздался сигнал о получении сообщения.
— Это он. Я видела его вчера в толпе, он стоял среди зевак, пока горела машина.
Ответ поразил Йенса.
— Ты уверена?
— Да. Именно он преследовал нас на «Вольво» в тот вечер, когда пропал Гектор. Я видела его и еще где-то… А он тебя видел?
— Нет, я лежал позади водительского сиденья… — Йенс задумался. — Скорее всего, он сам поджег свою машину.
— Зачем?
— Возможно, почувствовал себя проигравшим, когда я отобрал у него его вещи.
— Что ты у него взял?
— Телефон, бумажник и магазин от пистолета… ключи от машины. Все, что было ему так дорого.
— Йенс, что теперь будет?
Он услышал тревогу в ее голосе.
— Теперь полиция стала еще опаснее?
— Может быть, нам повезло.
— В каком смысле?
— Он решил замести следы, этот твой полицейский Ларс. Скрывает от коллег — возможно, ему просто стыдно, что его облапошили. Поэтому и спалил машину.
— Или наоборот, — тихо произнесла она. — Возможно, твое вчерашнее выступление все испортило, особенно Альберту. Ты думал об этом?
— Думал. Но я сопоставил это с тем, что твои связи с полицией станут известны Арону и Гектору. Это было бы куда хуже.
Йенс слышал, как она шагает по асфальту. Сидел с трубкой в руках и не знал, что еще сказать.
— Что ты будешь делать сегодня? — вырвалось у него. Едва произнеся эти слова, он пожалел о них.
— Сегодня я работаю.
Он пытался найти еще какие-нибудь слова, но так и не нашел.
— Пока, София!
Она отключила трубку.
19
Сара караулила в кафе на другой стороне улицы, откуда хорошо просматривалась дверь подъезда, и видела, как Ларс вышел из дома. Она проводила его взглядом, когда он двинулся прочь по улице. В нем что-то изменилось, движения стали скованными, походка — неуверенной. Вид у него был нездоровый.
Сара дождалась, пока он скроется из виду, поднялась, вышла на тротуар, бросила быстрый взгляд в обе стороны и пересекла проезжую часть. В лифте она сняла солнцезащитные очки, оглядела свое отражение в зеркале. Синяк от удара покрывал всю правую часть лица и ухо. Местами синева начала немного зеленеть. Выглядела она ужасно.
Отперев дверь собственным ключом, Сара вошла в квартиру. Старая нераспечатанная почта лежала горой на полу, тут же стоял стул, заставленный кастрюлями. В квартире повис затхлый несвежий запах.
Она прошла в кабинет. Шторы задернуты, полный беспорядок, неопрятный матрас на полу. Простыня съехала на паркет. Тут же валялась подушка без наволочки, одеяло тоже небрежно сброшено на пол. Тарелки с засохшими объедками, грязные стаканы, скомканные куски хозяйственной бумаги… О боже!
А работа? Повсюду разбросаны бумаги и фотографии… и стена, вся испещренная надписями. Глубоко вздохнув, Сара придвинула к себе стул, уселась на него, озирая весь этот хаос. Внезапно ее охватило чувство скорби — скорби о человеке, который ей когда-то так нравился и который теперь совсем сбился с пути. Его жизнь в полном упадке. Однако грусть была недолгой. Ей хотелось испытывать сострадание к нему, но у нее не получалось — ненависть к нему за то, что он сделал с ней, заслоняла все остальные чувства. Сара посмотрела на снимок женщины, которую, судя по надписи, звали София, и на снимок мужчины по имени Гектор. Еще имена и фотографии — Гунилла, Андерс, Хассе, Альберт, Арон… Еще один мужчина без имени, сидящий на скамейке на набережной. И текст — везде, где только нашлось место, мелким почерком, местами перечеркнут — маниакально перечеркнут. Другие надписи — большими, извивающимися буквами, словно Ларс писал в разном душевном состоянии.
Сара включила его компьютер — пароль помнила наизусть еще с тех пор, когда они работали на нем по очереди. Нажала на клавишу «ввод». Ожидая, пока запустится система, выдвинула верхний ящик стола. Все вперемешку, без всякой логики. В нижнем ящике стола она отыскала большой конверт, на котором кто-то нарисовал цветок. Сара открыла конверт. Распечатанные фотографии в формате А4 — на всех одна и та же женщина. Обернувшись, она посмотрела на стену. София. Сара продолжала перелистывать содержимое папки. Сотни фотографий Софии в различных ситуациях. София на велосипеде, София в кухне — снимок сделан через окно с улицы. София идет по улице, София работает в своем саду. София входит в большие стеклянные двери — кажется, в больницу… София за рулем и… София спит. Какого черта!.. Ее спящее лицо крупным планом. Снимок явно сделан у нее в спальне с близкого расстояния. Это просто болезнь, какая-то одержимость…
Продолжая рыться в ящиках, Сара нашла две пары шелковых трусиков — они были дорогие и фирменные, явно принадлежали не ей. Положив их на место, женщина достала блокнот, пролистала его. Стихи. Почерк Ларса. Убогие стихи, банальные клише: летний луг, глубокий родник любви, твои прекрасные волосы, сметающие все зло мира… мы с тобой, София, против всего мира…
Сара смотрела на все это с отвращением. Тем временем компьютер загрузился. На рабочем столе виднелось множество папок, помеченных датами. Она открыла одну из них. В папке оказалось огромное количество аудиофайлов. Сара кликнула на первый попавшийся — звуки потекли из колонок компьютера. Поначалу — ничего особенного, потом шаги по паркету, где-то открылась дверь, через некоторое время кто-то включил телевизор и хорошо знакомый голос женщины-диктора где-то вдалеке начал зачитывать новости. Оставив файл воспроизводить эти бессмысленные звуки, Сара поднялась и стала рассматривать лица на стене.
Она знала, что Гунилла — начальница Ларса, а вот остальные… Андерс и Хассе — кажется, его коллеги…
Все вертелось вокруг Софии. Сара проследила за стрелочками, прочла записи Ларса. В ее сознании начала складываться картина…
— Альберт, иди ужинать!
Сара вздрогнула от неожиданности — ясный женский голос, донесшийся из колонок, прозвучал совсем близко. Сара стала слушать дальше. Услышала, как кто-то — София? — достает из шкафа тарелки. Далее последовала тишина, потом файл закончился. Сара подошла к компьютеру, выбрала другой файл, услышала телефонный разговор — София разговаривала с кем-то хорошо знакомым, смеялась, задавала короткие вопросы. Похоже, сплетничала с подругой об общем знакомом, опозорившемся на вечеринке. Сара кликнула по другому файлу. Здесь София проверяла у юноши уроки — задавала вопросы по поводу Второй мировой войны. Тот уверенно ответил на все вопросы, споткнулся лишь на пакте Молотова — Риббентропа. На стене Сара увидела фотографию подростка. Альберт. Вид у него был бодрый и довольный. Она выбрала очередной аудиофайл — музыка, играющая где-то в доме. Новый файл — Альберт с приятелем жуют бутерброды, грубые подростковые шуточки, взрывы смеха. Еще один файл. Сначала тишина, потом звук пощечины. Разговор между парнем и Софией. Сара различила такие слова, как «изнасилование», «доказательства», «полиция», «Центральный округ», «допрос»… Сара внимательно слушала, потом еще и еще — прокрутила этот файл пять раз. Господи боже…
Она перекопировала как можно больше файлов на флешку, достала из кармана телефон и сфотографировала стену, фотографии, стихи…
Прежде чем уйти, Сара постаралась скопировать как можно больше.
Он забрал свой «В70». Автомобиль стоял там, где он его оставил неделю назад, — на парковке в районе Аспудден.
Машину Ларса слегка занесло у дома престарелых «Счастливая лужайка». Он резко затормозил, с удивлением оглядел длинный тормозной путь. Очевидно, он ехал куда быстрее, чем ему казалось. Потеря ощущения скорости — в центре города? Въехав на гравиевую дорожку, Ларс едва успел остановиться в нескольких сантиметрах от припаркованной впереди машины. Двое подростков, проходящих мимо, с одобрением показали ему большой палец. Ларс колебался слишком долго. Если бы он тоже поднял большой палец, его ответ последовал бы с большим опозданием.