Из Арланды она поехала прямиком в Каролинскую больницу. Джейн и Хесус сидели в палате Альберта, держа в руках каждый свою книгу. Джейн поднялась, встретила Софию долгим сердечным объятием.
Альберт все еще находился в бессознательном состоянии. Ноги у Софии подкосились, она вынуждена была присесть. Лицо сына казалось таким спокойным, и она подумала, что, возможно, ему снятся красивые сны. Это было единственное, на что она могла надеяться в тот момент. Взяв его за руку, София долго сидела так, забыв о времени. Тысячи мыслей, проносившиеся у нее в голове в последние дни, на самом деле содержали в себе одно-единственное желание: чтобы с Альбертом все каким-то образом обошлось.
София просидела рядом с ним, кажется, несколько часов. Затем встала и вышла из палаты. Проходя по коридору, она увидела коротко стриженного мужчину с козлиной бородкой, который сидел на стуле, прислонясь к стене. Он посмотрел на нее, она остановилась.
— Я друг Йенса, — тихо проговорил он, не дожидаясь ее вопроса. — И я продолжаю следить за тем, чтобы с твоим сыном ничего не произошло.
Он отвел глаза, словно их разговор на этом закончился. София не знала, что сказать, но ей все же хотелось найти для него слова, и в конце концов она прошептала: «Спасибо».
Отворив дверь в свой дом, София вступила в холл. Ее встретила невыносимая тишина. София вошла в кухню, остановилась посредине. Ей так хотелось окликнуть сына, сообщить, что она пришла, чтобы он ответил с дивана перед телевизором в гостиной или из своей комнаты на втором этаже, ответил сердитым голосом, хотя и в шутку, а она принялась бы разбирать продукты… или накрывать на стол… или просто уселась бы на стул полистать только что купленный журнал. Он спустился бы вниз и начал шутить с ней. Она спросила бы, сделал ли он уроки, добавив, что ему пора бы постричься. Он не ответил бы, и ее это ничуть бы не расстроило.
Но… в доме не слышалось ни звука. Никого, кроме нее самой. София чувствовала, что сейчас случится нервный срыв, но не хотела этого, сопротивлялась всеми силами, пытаясь найти какую-нибудь опору в себе самой.
Они пришли в семь, как обычно приходят гости.
Соня, Лежек, Эрнст, Дафни и Терри собрались у нее в гостиной. Лежек занял наблюдательный пост у окна, оглядывая сад и дорогу. Эрнст рассматривал картину на стене, остальные смотрели на фотографии на комоде и переговаривались вполголоса.
София взглянула на них из кухни, где заканчивала приготовление ужина. Пестрая компания, однако теперь это ее компания, ее люди. Друзья? Нет, вовсе нет. Недруги? Тоже нет. Ей было одиноко, она ощущала себя так, словно просто играет отведенную ей роль. Вероятно, остальные делали то же самое.
Они ужинали и беседовали ни о чем. Все были единодушны в одном: надо затаиться, выждать и посмотреть, что будет с Гектором. Ханке должны умереть — вопрос только в том, как и когда.
29
Ларс выехал из отеля, расплатившись частью наличных, найденных в сейфе у Гуниллы.
Покинув город, он прибыл в центр Бергшёгорден поздним вечером. Его приветствовали двое сотрудников лет пятидесяти, мужчина и женщина. Спокойные, приветливые, нормальные. Почему-то он ожидал чего-то другого — скорее противоположного.
Они попросили разрешения осмотреть его багаж, он не возражал.
Ларс оплатил месячный курс реабилитации из оставшихся денег Гуниллы, и на следующее утро уже сидел в кругу с одиннадцатью другими мужчинами разного возраста, приехавшими из разных концов страны. Они представлялись, называя только свои имена, сбивчиво рассказывали, почему оказались здесь. Практически все сидели на сильнодействующих препаратах или других наркотиках. Все нервничали и с опасением ожидали, что будет дальше.
Первый день прошел хорошо. У Ларса осталось ощущение, что он попал в нужное место, что здесь ему помогут. Во второй половине дня он беседовал с куратором. Получился очень откровенный разговор — во всяком случае, со стороны куратора. Его звали Даниэль, он сам в прошлом злоупотреблял препаратами, работая страховым агентом где-то в Смоланде. Он сказал, что понимает, через что Ларсу пришлось пройти, и заверил, что в центре Ларс получит помощь, если только он готов изменить свою жизнь.
Ларс немногое понял из этого разговора, но у него возникло чувство, что он попал в хорошее, доброе место, где действовал своего рода коллективный разум, — а именно разум он и хотел себе вернуть.
На второй день пошло немного сложнее — во всяком случае, поначалу. Нужно было написать свою историю злоупотребления. Ларс испытал некое внутреннее сопротивление, однако оно значительно уменьшилось, когда он послушал рассказы других. Атмосфера была открытая, эмоциональная и честная.
Вечером Ларс сидел и писал, и это дало ему чувство освобождения и благодарности. Чем больше он писал, тем отчетливее становилась картина. Он все острее понимал, что хочет ее изменить. С настоящего момента все в его жизни будет по-другому.
В ту ночь он прекрасно спал, видел в своих снах нечто узнаваемое и приятное и проснулся с мечтой о завтраке.
Вечером третьего дня подступила абстиненция, началось отрицание. Ларс забыл о том положительном чувстве, которое возникло в начале. Даниэль заметил это и попытался снова настроить его на работу, но на лице у Ларса Винге повисла насмешливая улыбочка. Даниэль и другие мужчины вдруг стали его врагами. Он сравнивал себя с ними. Теперь все они показались ему полными идиотами и сектантами. У него не было с ними ничего общего. Они слабаки, им просто промыли мозги — и пусть засунут свою «высшую силу» себе в задницу. Его охватило желание бежать. Оно крепчало, и ночью он вылез в окно комнаты, добрался до парковки и своей машины. Он уедет домой, несколько дней попринимает таблетки, а потом снова бросит, никаких проблем. Теперь он знает, что есть такой центр, они никуда не денутся. Кроме того, он ведь вправе сам решать, как ему строить свою жизнь? Ведь он никому не приносит вреда.
Ларс приехал в свою квартиру, влил в себя весь алкоголь и принял все таблетки, какие нашел. Мозг стал вязким, Ларс ползал по полу, ища муравьев и других насекомых, чтобы поболтать с ними. Потом его вырвало в раковину, это было приятное чувство очищения. Затем он принял горсть «Гибернала». Он знал, что это такое — химическая лоботомия. Таблетки подействовали именно так, как надо. Ларс сидел на полу, уставившись в одну точку, и в его душе не было никакого намека на чувства. Он просто сидел неподвижно — Ларс Винге, ничего не чувствующий, ничего не ожидающий, ни к чему не стремящийся. Огромное ничто, звенящая пустота. Потом, как обычно, все погрузилось в темноту.
На следующее утро он проснулся на полу в кухне с неприятным холодком между ног. Пощупал рукой — да, джинсы были мокрые и холодные, он обмочился во сне.
Рядом с ним на полу зазвонил мобильный телефон, он потянулся и взял его.
— Привет, парень!
Это был голос Томми. Ларс вытер слюну, стекающую из уголка рта.
— Привет, — хрипло проговорил он.
— Ты уже вернулся?
Ларс попытался собрать воедино свои мысли.
— Откуда ты знаешь?
— Я в курсе того, как дела у моих людей. Ты мог сказать мне, Ларс. Мы заботимся друг о друге. Ты не так одинок, как тебе кажется. Как ты себя чувствуешь?
Ларс почесал под носом указательным пальцем.
— Даже не знаю. Кажется, нормально.
— Я заеду к тебе, — сказал Томми.
Ларс не успел ничего возразить.
Томми приехал полчаса спустя, принес ему еду: пшеничную булку и две бутылочки апельсинового лимонада. Они сидели в гостиной и беседовали, как старые приятели — Ларс в кресле, Томми на диване. Томми сказал, что Ларсу стоит попробовать еще раз, что должность за ним останется, что он, Томми, как начальник, может оплатить реабилитацию. Ларс внимательно слушал. Томми стал расспрашивать Ларса о его зависимости — какие препараты он принимает, откуда их берет, какие из них наиболее сильнодействующие. Ларс отвечал как мог. Еще раз рассказал свою историю о том, как попал в зависимость еще в подростковые годы, как воля изменила ему, когда он вновь начал принимать относительно безвредные препараты. Томми слушал и качал головой.
— Досталось тебе, парень, — негромко произнес он.
Винге не мог с ним не согласиться.
— Но эту ситуацию мы исправим, — проговорил Томми, хлопнул себя ладонью по колену, поморгал, поднялся и пошел в туалет.
Ларс сидел один, позевывая и потягиваясь.
Возвращаясь из туалета, Томми прошел за спиной у Ларса. Тот ничего не понял, когда на него обрушился мощный удар. Он по-прежнему ничего не понимал, когда Томми схватил его за руки, заломил их за спину и повалил его на пол. Ларс больно ударился лицом об пол, придавленный тяжестью Томми. Янссон был тренированный старый полицейский, Ларс — с таблеточного похмелья. Борьба была неравной. Ларс стал протестовать, но Томми велел ему заткнуться, достал пару наручников, висевших на поясе, и надел их на запястья Ларса.
Ларс сидел один, позевывая и потягиваясь.
Возвращаясь из туалета, Томми прошел за спиной у Ларса. Тот ничего не понял, когда на него обрушился мощный удар. Он по-прежнему ничего не понимал, когда Томми схватил его за руки, заломил их за спину и повалил его на пол. Ларс больно ударился лицом об пол, придавленный тяжестью Томми. Янссон был тренированный старый полицейский, Ларс — с таблеточного похмелья. Борьба была неравной. Ларс стал протестовать, но Томми велел ему заткнуться, достал пару наручников, висевших на поясе, и надел их на запястья Ларса.
— Что ты делаешь? Что я тебе сделал? Томми!
Тот повернулся и вышел из гостиной. Ларс лежал пластом на животе.
— Томми! — крикнул он. Ответа не последовало. Ларс прислушался, услышал, как Томми открыл входную дверь, как она снова захлопнулась. Неужели он ушел?
— Томми, не уходи!
Ларс лежал со скованными за спиной руками, прижавшись щекой к холодному полу, изо всех сил пытался думать.
— Томми! — снова позвал он через некоторое время, почувствовал свое собственное дыхание, отдавшееся рикошетом от паркета.
Теперь до Ларса донеслись неясные звуки из кухни, словно там перешептывались два человека…
— Томми, пожалуйста! Я хочу тебе кое-что сказать…
Голос Ларса звучал глухо. Он лежал лицом в пол. Время шло. Он не знал, как долго пролежал так, но внезапно в дверях ему почудился чей-то силуэт. Это был не Томми, это была женщина. Прищурившись, он узнал ее — Гунилла… Она стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку, с сумочкой через плечо.
И тут он начал понимать то, о чем до этого даже не решался думать. Дыхание стало тяжелым, он несколько раз вздохнул, закашлялся, когда страх сдавил сердце в груди.
— Что ты здесь делаешь? — проговорил он наконец.
Томми протиснулся мимо Гуниллы и вошел в комнату. В руке у него был пистолет с длинным глушителем. Ларс снова закашлялся, задыхаясь от страха смерти, еще раз обмочился, попытался было сесть, но со связанными за спиной руками это не удавалось. Вместо этого он извивался на холодном скользком полу, как тюлень на суше. Он пытался уговорить Томми, но слова звучали жалко и непонятно. Он пытался объяснить что-то Гунилле, сказать, что все несколько преувеличено, что он не должен умереть, ведь это не соответствует тому, что он сделал. Однако она тоже не обратила никакого внимания на его слова.
Томми встал за спиной у Ларса, потянул его вверх, посадил и поднес глушитель к его виску. Взглянул на Гуниллу, она кивнула. Ларс попытался что-то сказать, но получилось лишь шипение, когда из его легких вырвался воздух, пропитанный черным и душераздирающим страхом смерти.
Томми нажал на курок — раздалось «плюх, дзинь», словно кто-то кого-то сильно толкнул. Пуля прошла насквозь через голову Ларса и ударилась в стену чуть в стороне. Из левого виска Ларса вырвалась короткая струя крови, тонкая, но под большим давлением. Гунилла не сводила с него глаз. Ларс как мешок осел на пол. Томми осторожно сделал шаг назад, стал действовать методично и быстро. Присел на корточки, отстегнул наручники, вытер то место, на котором стоял.
Гунилла испытывала нечто противоположное тому, чего ожидала. Ей казалось, что будет приятно увидеть, как он умирает, что она испытает облегчение, будет чувствовать себя отмщенной за то, что он сделал с Эриком. Но вместо этого на душе у нее было грустно и пусто. Она попросила Томми умертвить Ларса именно так — чтобы он до последнего видел ее и понял, что никогда не сможет ее победить, это предрешено. Может быть, он это понял, может быть, и нет, но ее чувства в любом случае сильно отличались от того, как она себе это заранее представляла. Ей чудился какой-то трагизм в том, что неудачная и нелепая жизнь Ларса оборвется именно таким образом. Она устала от всего, что связано со смертью.
— Спасибо, Томми, — тихо проговорила она.
Он посмотрел на нее.
— Как ты себя чувствуешь?
Гунилла не ответила. Томми поднялся, держа наручники в одной руке, пистолет в другой, заглянул ей в глаза.
— Мне так не хватает Эрика, — проговорила она.
Томми вздохнул. Они смотрели друг на друга. Он поднял пистолет. Не целясь, нажал на курок. И снова короткий жесткий звук, отдача, подбросившая глушитель вверх под углом в пятнадцать градусов. Пуля попала в правую половину лба Гуниллы.
Несколько мгновений она стояла неподвижно. Казалось, она настолько ошеломлена, что сила этого изумления поддерживает в ней жизнь. Но потом ее ноги подогнулись. Она упала, где стояла, как марионетка, у которой кукловод разом отпустил все веревочки. Ее глаза смотрели в потолок, из отверстия во лбу тоненький струйкой лилась кровь.
Янссон тяжело дышал, сердце сильно билось в груди, во рту пересохло. Он изо всех сил боролся с навалившимися на него чувствами, старался собраться, отогнать лишнее, бормотал себе под нос, что он должен сделать. Он заранее составил план, никакие случайности не должны испортить дело. Томми посмотрел на Гуниллу, перевел взгляд на Ларса. Внушил себе, что это всего лишь два неодушевленных предмета.
Томми открутил глушитель, засунул в карман, положил пистолет на пол, достал из маленького полиэтиленового пакета кисточку и легко провел ею над курком, где находились невидимые следы пороха, а потом — по правой руке Ларса в мягкой складке между указательным и большим пальцем. Затем вложил пистолет ему в руку, проверил его положение, как если бы произошло самоубийство Ларса Винге. Наручники он оставил в спальне. Криминологи обнаружат легкие, почти невидимые следы на его запястьях, и наручники в спальне наведут их мысли на то, о чем думают все, когда видят подобное в спальне.
Присев на корточки рядом с Гуниллой, Томми обследовал содержимое ее сумочки, выискивая малейший намек на что-либо, связанное с расследованием. Он знал, что она не носит с собой ничего такого, — в этом вопросе она всегда проявляла предельную осторожность, как и он сам.
Он связался с ней, когда просмотрел и прослушал материалы, полученные от Ларса при встрече на Мария-торгет. Делать из этого большого скандала он не стал — просто заявил, что ему известно, чем они с Эриком занимались, и что он хочет получить свою долю. Поскольку они не первый день знакомы, она спокойно спросила сколько. Половина, предназначавшаяся Эрику, его вполне устроит. Она ответила: «О’кей».
После того как самоуверенный Ларс Винге рассказал ей на похоронах, что дал ее брату умереть, она добавила в договоренность еще один пункт — ей хотелось самой решить, как умрет Ларс. Это не вызвало больших проблем. Однако ее саму он застрелил с тяжелым сердцем, ибо чувствовал некое единение с Гуниллой. Впрочем, других вариантов все равно не было, Томми слишком хорошо знал Гуниллу. Через некоторое время она в любом случае отобрала бы все обратно, такая уж она. Ему пришлось бы постоянно оглядываться через плечо, ожидая подвоха. Между тем главной причиной являлось то, что Томми увидел в бумагах, полученных от Ларса, определенные суммы. В тот момент он понял одну вещь, которой не мог пренебречь. Его жена Моника. Деньги умеют спасать жизнь. С такими деньгами он сможет положить ее в платную клинику, удлинить ее жизнь, может быть, даже вылечит ее. Существовал и еще один аспект — маленький, но столь весомый. Смутное ощущение, что, открывая холодильник с желанием напиться, он находил там лишь пару бутылок пива. Чувство дефицита. Иначе он, пожалуй, закрыл бы на все глаза. Все или ничего. Но, получив сумку с материалами от Ларса Винге, просмотрев их в тот же вечер, Томми увидел профицит. Профицит, который был почти у него в кармане, — только руку протянуть. В эту секунду дальнейший путь нарисовался четко и однозначно. Все стало ясно как день.
Эва Кастро-Невес находилась в Лихтенштейне. Ей было дано задание поступить определенным образом с деньгами, полученными от Гусмана. Но теперь, когда сделка сорвалась, у нее появились другие задачи. После разговора с Гуниллой она перевела деньги на счет, с которого Томми мог снимать их по своему усмотрению. Теперь Томми позвонит Кастро-Невес и скажет, чтобы она перевела на его счет и деньги Гуниллы, оставив себе десять процентов. Если она начнет упрямиться, он свяжется с Интерполом, который выкопает ее из-под земли. У него целая сумка доказательств, где ее имя фигурирует на каждой второй странице. Эва Кастро-Невес не станет спорить, в этом он был уверен.
Томми сделал еще круг по квартире Ларса Винге, убедившись, что нигде нет ничего, связанного с расследованием. Похоже, все чисто. Он продумал все, что могло заинтересовать криминологов. Он знал, как они работают, — иногда они бывают совершенно невыносимо педантичны, когда нужно что-то найти.
Почувствовав, что все под контролем, Томми оставил Гуниллу и Ларса, вышел на улицу, сел в свой «Бьюик Скайларк GS» и завел его. Он вдавил педаль газа левой ногой, перевел рычаг в положение «D». Мощный мотор завыл, вся машина затряслась, когда сцепление переключилось на нужную передачу.